Лена Гурова
Иди ко мне…
По лицу боксёра, сто раз чемпиона и тысячу – победителя, прошла судорога. Он как будто боялся своего ответа, игра света и теней за одно мгновение изменила цвет его глаз несколько раз. Но на меня Исаев не смотрел. Я всегда была уверена, что буду бороться за своего любимого до последней капли крови, и никому его не отдам. Но то, что он молчал, не смотрел в глаза, не отпихивал свою подружку, а главное, не останавливал её, только подтверждало, что он добровольно находится в обществе Алины, оно ему нравится. А как же наша шальная ночь? А слова любви, жаркие поцелуи и объятия? Прощался со мной, что ли… Но, если так, что ж, насильно мил не будешь, измену я не прощу. Просто не смогу с ним жить, даже, если он… А что, если он? Он молчит. Может, и домой не собирается.
– Нечего сказать? А ты, оказывается, трус, Исаев! Вот бы никогда не подумала. Не расстраивайся, трусом жить даже легче, всунул голову в песок, и не видит никто, не слышит, не заставляет распитюкиваться. Вперёд, к новым достижениям!
– Что ты такая злая, Лизка! Ну, пожила в своё удовольствие, поделись с ближним, как Бог велел. Я тоже имею право на счастье.
– Бог не может ничего велеть, психованная ты моя. «Не укради» – здесь больше подходит. Не так ли? А быть счастливым может каждый, с той лишь разницей, что ты гребёшь чужое счастье лопатой, авось в твою копилку бриллиантик проскочит с кучей, тобой же «наваляхонной» грязи.
– Это ты кого кучей… – Она не успела договорить, остатки моего кофе грязными кляксами приземлились на её лице.
А меня покинули остатки воспитания. Я даже не удивилась. Краем глаза видела, как она подскочила, наверное, хотела разборок со мной. Но Мишка грубо опустил её на стул…
– Лиза, я в машине. – Сонька торчала из окна моего авто, подружка была уже под парами. – Куда едем? Дети у бабки? Лиза, отомри, никаких выводов, пока не поговоришь с Мишкой.
– Так он не разговаривает со мной.
– Он при ней не хочет, что тут непонятного.
– Чего не хочет, и почему при ней. Она что, лишит его наследства? Или своей постельки в наказание? Что это, Соня? Это со мной? Я, точно, сделана из бракованного материала, недаром родители не воспитывали меня, не видели смысла.
– Так, всякую чушь оставь для Сергеевой. А мне, подробненько, о последних событиях. Иначе, я сейчас взорвусь.
И я рассказала. Мне даже стало немного легче, что я не одна теперь несу эту ношу. Моя статуэточка подставляет своё плечо в самый нужный момент.
– Знаешь, поехали к нам. Это надо пережевать. Мама будет очень рада. Девчонок заберём, Олежка давно просит. И покумекаем. Я уверена, что сегодня ты не захочешь лицезреть своего прибитого. Ой, извини.
Так и сделали. Детвора сразу унеслась в игровую, а мама Аля накрыла на стол. И пошли кривотолки.
– Если б это рассказали не вы, я бы ни за что не поверила. Ничего не понимаю. Мишка же с тебя пылинки сдувает, видно невооружённым взглядом, что любит.
– Самое ужасное, что ему с ней не было неприятно, они получали удовольствие от общения. И я заметила, что эта профурсетка всё время гладит его по спине, по больным местам. Девочки, милые, что со мной не так? Что-то же его потянуло к этой зануде?
– Тихо, на проводе официант. – На лице Сонечки не отражалось ничего, вот кому надо было в разведчицы идти. – Понятно. Спасибо. Мы ваши и вашего кафе навеки. В общем, так. Мишка всё-таки спросил у него, как часто ты там бываешь и с кем.
– Соня, да мне…
– Подожди. Соберём всю информацию, может, поймём, хоть что-то. Так вот, он ответил, что не часто, но с одним и тем же мужчиной. Пусть помучается.
– Да зачем это? Детский сад.
– Ничего не сад, Мишку нужно подтолкнуть, пусть голову ломает. Ага, а вот и тётя Валя, соседка твоя. Алей! Понял, шеф. До созвона. Мишка дома, спрашивал, приезжала ли ты.
– Мамочка, папа звонил, он сейчас приедет. – Дианка кубарем скатилась с лестницы прямо ко мне в руки. – Я есть хочу.
– Зови всех, солнышко. – Мама Аля расплылась в улыбке. – У нас дежавю, надо отметить.
– Тихо, официант. Ага, так-так. Спасибо. Он забыл сказать, что Мишка отправил мадам на такси. Но перед этим она просила не бросать её, унижалась, цеплялась, противно смотреть. И, главное, он ей сказал, что бросать некого, ничего же и не было. Вот так.
– Что, вот так. – Передразнила я. – Всё ещё больше запуталось. И меня бросил, и её. Дурдом. Мостики мои, мы поедем… Куда-нибудь… В какой-нибудь отель, только бы не видеть эту гору лжи и трусости. Мои девчонки на фирме справятся пару дней без своей ополоумевшей начальницы.
Ко мне, со временем, перешли почти все турагенты Николаева. Дела его шли из рук вон плохо, сам болел, жена с сыном крутились около него. А Катерина? Всё пыталась пробраться в высшее общество, да рылом не вышла. Или не знаю, чем, но не вышла. Но Колька её любил и всё ждал, когда же она осчастливит его, родит сына.
– Ну, вот что, Лиза! Нечего детей таскать, езжай одна. – Мама Аля, тоном, не терпящим возражений, выдала своё решение. – Может, тебе и правда надо собраться с мыслями, подумать в тишине и одиночестве.
– Но дети мне никогда не мешали. Да и вам такая орава не по силам. Исаев, опять же, может забрать, а я не хочу этого сейчас. У меня в машине есть кое-что из одежды, перебьёмся. Девчонки, мы уезжаем.
– А папа?
– Он попозже, может быть.
Мы успели до приезда Мишки выскочить из посёлка и отправились туда, не зная куда… Я сразу свернула на второстепенную дорогу, отобрала телефоны, и моя банда, сначала надувшаяся и в негодовании, одна за другой отправилась в царство сновидений. Через пару часов мы добрались до симпатичного придорожного отельчика. За ним – поляна с детской площадкой и лесок. Нам понравилось, и мы остановились в удобном двухкомнатном номере в стиле русских народных сказок. Девчонки остались в восторге. Погуляли, наелись, на местном рыночке накупили у добрейшей бабули вязаных носочков, жилеток и пушистых мягких шарфов. Класс. Я немного отвлеклась, и даже посмеялась, когда моя гвардия увалилась спать во всём этом вязаном великолепии. Не удержалась, сфотографировала и отправила Соне. Но кто бы мог предположить, что Исаев будет в это время у них и увидит эту фотку. И вычислит нас на раз. Потом Соня расскажет, как он приехал, туча тучей. Как долго разговаривал с Алевтиной Сергеевной. Бывает же так созвучно хорошее и поганое: Алевтина Сергеевна и Алина Сергеева! Но о чём шёл разговор, Сонька так и не узнала, мать молчала, пообещав Исаеву не проболтаться. Но сестричка моя подсунула, таки, ему фотографию уютной посиделки в кафе. Он почернел, как описала это явление Соня.
– Ты знаешь, я даже перепугалась. Лицо в момент посерело, глаза чёрные, грудь ходором. Ну, всё, думаю, амбец ему пришёл. Уже хотела маму звать или скорую вызывать. Так он фотку порвал, а меня «похвалил» за мастерство. Так и сказал: «Класс, ас! Нужной дорогой идёшь, товарищ». А я психанула и парировала, что товарищ остался на порванной фотографии. Ещё от мамы получила. Не надо было показывать, да, Лиз? И он умотал. До вечера вас искал, а потом явился и опять к маме. А я телефон оставила на виду, он и увидел звонок, по аватарке догадался, что твой. Ты уж извини, я не сразу поняла, не успела предупредить.
– Сонь, хватит извиняться. Ты всё правильно сделала. Ну, приехал, ну что-то блеял, ну уехал. Всё, спокойной ночи. До завтра.
– Спокойной ночи, Лизок! Но сдаётся, что Исаев не домой вернулся. Всё, молчу.
Когда я услышала царапающие по двери звуки, сразу угадала Мишку. Он всегда так делал: не стучал, а скребся, тактичный мой. Внутри всё похолодело. Не готова я была встречаться, тем более, разговаривать. А смыв макияж, моё лицо представляло ещё и маску в весёленькую расцветочку. Не догадалась купить что-нибудь в аптеке, мысли другим были заняты. А о себе, любимой, потом, когда-нибудь, если захочется… Когда же я научусь любить себя? Сергеева кричит об этом на всех своих сеансах, а меня так просто заучила. А теперь ещё предоставила возможность и практикума! С этим пора кончать. Но завтра. А сейчас? Он не уйдёт.
– Что надо, господин Исаев? – В приоткрытую щёлку был виден только силуэт человека-скалы, в коридоре царил полумрак.
– Лиза, пожалуйста, надо поговорить. Ты сама всегда говорила, что …
– Я много чего говорила. А разговаривать со мной ты сам не стал. Сейчас не время, девчонки спят, и я очень устала. Спокойной ночи, Михаил Михай…
Он с силой дёрнул дверь, моя рука улетела вслед за ней. От нервного перенапряжения я вцепилась в ручку намертво, за что сейчас и пострадала.
– Да что ты делаешь? Сбрендил, Исаев? – Я схватилась за кисть, другой рукой пытаясь перекрыть вход.
Он заграбастал меня, ногой закрыл дверь и внёс в номер.
– Тихо, не ори!
Это я ору. Он мне вышиб сустав, и я ещё ору. От бессилия, вися на руках боксёра, я чуть не разрыдалась. Мишка, став моим мужем, никогда не показывал свою удаль молодецкую на мне, даже в мелочах. Он боялся меня «повредить». Тысячу раз извинялся за новогоднюю ночь на дороге… А тут! Что делать? И что дальше?
– Я не хочу, чтобы весь отель стал свидетелем наших раз…, недопониманий. – Заменив слово «разборки» на более мягкое, с его точки зрения, он раздул из искры пламя.
– Сейчас же поставь меня, истукан! Я тебя не приглашала! Ты выполнил на сегодня список добрых дел, иди, составляй на завтра. Дислокацию вам придётся сменить, вы сегодня здорово прокололись, дон Хуан Исаевский!
– У нас с Алиной ничего не было. Клянусь здоровьем своих детей.
– Не смей! У нас, видимо, разное понятие про «ничего не было». Детей не трогай и вали. Ты меня так и не понял, Исаев, не узнал, не прочувствовал. Ничего не говори, тебе с Сергеевой явно комфортнее, чем со мной: можно промолчать всю жизнь, благосклонно принимая её ласки. Ты об этом мечтал? Всё, уйди, я устала, как стая собак. Да и болит у меня всё, и внутри, и внешне. Господи, о чём я?!
Из последних сил, изображая храбрую портняжку, я пошла на него, подталкивая к двери грудью, самой приличной частью своего тела, в плане размеров. Мишка стал отступать, ну не драться же с матерью своих детей. Уже около выхода он вытащил пакетик.
– Это от синяков. До завтра.
Какая забота!? Но помогло, отёк и боль к утру уменьшились. Как раз, когда я уже смежила свои глазоньки.
Я люблю этого замечательного мужика! У него столько достоинств, он – настоящий, такого больше нет! Я разделяю его жизненную позицию целиком и полностью. Последнее время мы вообще жили душа в душу. Может, ему стало скучно? И чем же так развеселила занудная психованная моего мужа? Видимо тем, чего нет во мне. А чего нет во мне? Так я закопаюсь по самые гланды… Пол ночи пролетели… Пора Нобелевскую защищать на предмет «Закатывание себя, любимой, за плинтусом. Тридцать три способа». Единственное, что немного грело, это сознание того, что мне не в чем себя упрекнуть. Ну, не в чем! Переделываться я не буду, тем более, подстраиваться. Как говорил мой дед: «Полюбите меня грязненького, чистенького меня и так любят». Ведь быть всё время чистеньким – нереально. И непогода, и грязь, и не всегда положительные эмоции покажут тебя таким, какой ты есть. Это элементарно.
Дай бог нам мудрой тишины,
Закрой нам рты. Отверзи уши.
Из слов – лишь дай слова Любви,
Чтоб пробуждались наши Души.
Роберт Рождественский
– Ты любишь её? – Я выдавила из себя эти три слова, как будто на каждом было по пуду веса, ведь ответ определял мою дальнейшую жизнь.
– Кого?
Я вытаращила на него глаза. Мы стояли перед детской площадкой, как образцово-показательные родители. Весёлые дети резвились после завтрака, а их мама-папа обсуждали перспективы дальнейшего воспитания.
– Послушай, Исаев! Делать вид, что ничего не произошло, нет никакого смысла. И что ты относишься к этой… ну, не знаю, интрижке, связи, как к чему-то обыкновенному, ну было и было… – Каждое слово вываливалось тяжко, напряжение росло, заволакивая мозги чем-то вязким, не давая им трезво и правдиво оценивать ситуацию. – Я задала вопрос. Ответ ждать?
– Я люблю тебя. И ты это знаешь…
– Я отпущу тебя только тогда, когда буду уверена, что ты нашёл новую, лучшую долю для дальнейшей жизни, что разлюбил меня. – Я продолжала, как будто не слышала его последних слов, как будто шаг за шагом восходила на эшафот, делая себе всё больнее и больнее. – Не отрицай – с психомадамой тебе не было некомфортно, а очень даже наоборот. Я бы хотела разрулить эту ситуацию как можно быстрее. Это возможно, господин Исаев? Противно всё это…
– У нас ничего не было, Лиза. Только общение, ты же сама просила Алину помочь мне. После этих сеансов мы…
– Ой, нет, уволь! Вот что после, меня вообще не интересует. Я спрашиваю тебя последний раз, тебе хорошо с ней?
Исаев, большой, сильный, красивый мой Исаев растерялся. Это было такое унизительное зрелище, что смотреть на него я больше не могла. Он не знал, что ответить!? Паника в глазах просто верещала! Мишка сам боялся своего ответа, дрейфил боксёр. Получалось, что ответить честно у него не поворачивался язык, а обмануть он не мог, я бы сразу услышала фальшь. И куда уж дальше?
– Хорошо, не отвечай. Всё очень просто. Человек счастлив, когда любит, а когда не любит, ищет это счастье. Видимо, у тебя произошла разбалансировка. Отвези нас, пожалуйста, домой. Я плохо спала, и ты повредил мне руку. Сделаем паузу, жизнь сама подскажет. Но помни, что я очень люблю тебя. Но это ни к чему не обязывает, просто факт. – Что я говорю!?
Мы определили мою машину на стоянку, рассадили девчонок на заднем сидении в кресла, там было всё продумано для перевозки детей, а я решила изобразить дремлющую маму фею. Говорить не о чем, лицезреть этого растеряшку не было уже ни моральных, ни физических сил. Немного отъехав, дочечки запросили воды, за своими разборками мы забыли об этом. Мишка выскочил в придорожное кафе, зазвонил телефон. «Моя волшебница», номер Сергеевой. В прошлый раз я не обратила внимания на эту милоту, или её не было? Всё, мозги заволокло, сердце выпрыгнуло, кровь помчалась вскачь догонять его.
– Девчонки, я сейчас приду. Не баловаться. – И выскочила из машины, рванув на форсаже в лес, за какие-то строения.
Исаев вышел. Не найдя меня на месте, заволновался, нарезая круги вокруг машины. Опять зазвонил телефон, и по выражению физиономии стало ясно, что он говорит со своей чародейкой. Не очень вежливо. Так, мой выход. Я набрала его номер.
– Господин Исаев, отвезите, пожалуйста, детей к моей маме. Естественно, ничего не объясняя. Я сама позвоню. Скажете, я срочно умотала в командировку. И вы свободны. Привет вашей волшебнице.
– Лиза, всё не так… – Последнее, что я услышала из трубки, отключая телефон.
Быстро перебазировавшись, скрываясь за домиками, зашла, извинившись, в кафе через задний вход и уселась в углу за вешалкой. Но машину было видно. Мишка побегал-побегал, несколько раз залетал в кафе, когда я удачно распластывалась под столом. Хорошо, посетителей было много, и на меня никто не обращал внимания. И, наконец, уехал. Я позвонила маме, навешала лапшу на уши, ввергнув её в режим недоверия, вернулась на попутке за машиной и отправилась в Подмосковье, вспомнив о недоделанных проектах, отложенных до поры, до времени. Ну, вот, и пришло это время, я умела отрешаться от мира, решая свои деловые вопросы. Вот и сейчас мысли поскакали вперёд, в голове вырисовывались варианты, предложения, готовые решения. И так две недели. Вернулась, узнала, что Исаев в командировке, в этот раз без «психических атак». Сонечка доложила, что Сергеева за это время подобралась к Элеоноре, проводит ей сеансы возвращения совести. Пока меня не было, она даже не позвонила моей маме ни разу. Как справляется сваха, нужна ли помощь, этой бабушке было по барабану.
– Мы прекрасно живём, Лиза! Доделывай свои предновогодние дела и не волнуйся.
Как кстати. И я умотала ещё на месяц, так, плодотворно, ещё не работая никогда.
Когда у творческих людей спрашивают, в какие моменты их жизни создавались шедевры, многие отвечают, что в периоды острых негативных переживаний и тёмных эмоций. Кого-то бросила женщина, кого-то подсидели, кому-то отказали, предали, разрушили баланс между хорошим и плохим. Вот и у меня, простой хозяйки небольшой туристической фирмы, получился добротный пакет путешествий, круизов и небольших поездок. Можно сказать, шедевр. Пора возвращаться. Куда? Вернее, к кому? В семью или просто к детям? За это время я позволяла себе общаться только с мамой и с Соней, у которой сразу же укоротила язык, об Исаеве мы не говорили. Да и не о чем было, он тоже затягивал свою командировку, не торопился. Домой не торопился! Неужели я ему не нужна? Опять? Снова? Запретив ему даже звонить, я каждую секунду ждала этого звонка, а каждую минуту – его приезда. Но увы… Удержать бы крышу в таких десятибалльных умозавихрениях. Но я соскучилась по нему до такой степени, что каждую ночь стала ощущать телесное присутствие своего мужчины, мне снились эротические сны, а утром вкус Мишкиного поцелуя отчётливо проявлялся на губах. Такая реальная возможность потерять своего боксёра вызвала во мне целый калейдоскоп чувств и противоречивых умозаключений. Днём – куда ни шло, но ночи выматывали до основания, до донышка. Бессонница, подлой змеюкой подколодной влезшая в мою жизнь, творила бал по всем правилам. И как я ни старалась настроить себя на позитивное мышление, в своё время та же Сергеева проводила у нас в турфирме такой тренинг, именно из-за того, что опять всплывало её имя, получалось с точностью до наоборот. Но одно я усвоила чётко: буду бороться за него. Ну, не было у них ничего, тогда что было? И что это – «не было»? Не люблю, когда не по полкам, когда нужно додумывать, теряться в догадках. Буду искать правду. Вернее, не объявляя военных действий, возвращать в лоно семьи, забирать Мишку себе. Очень надеюсь, что не всё потеряно, что удастся разрулить, понять, расставить по местам. Но сокращая расстояние до дома, с каждым километром эта уверенность куда-то улетучивалась. А если он … Страшно даже подумать…
Из раздумий вывел звонок. Машинально схватив трубку, я услышала голос Гули.
– Привет, амазонка! Что у вас там опять происходит? У Мишки ничего не выведаешь, а Сонька к тебе отправила. Ну, ты её знаешь, умрёт, но не проболтается, партизанка. Короче, все в сборе. Только мой братик, Ромео, доморощенный дон Жуан и отважный гладиатор в одном лице, места себе не находит. Вам ещё не надоело?
– Ты для этого звонишь? Я давно не обсуждаю свою жизнь ни с кем, тем более, по телефону.
– О, Гроза Романовна, простите великодушно! Значит, точно не всё в порядке в доме Исаевых. – Гулька сменила тон на сухой и колкий. – У меня один вопрос. Можно?
– Перестань строить из себя… – Она не дала мне договорить.
– Если у тебя плохое настроение, то уж я точно в этом не виновата. А у меня, как раз, прекрасное, и я не дам тебе его испортить. Но не сказать не могу. Тебе, дурында, надо выслушать одного, очень хорошего человека, Карла Ивановича. Это я тебе, как друг советую. Меня он вытаскивал ещё и не из таких передряг, настоящий гуру и человек – кладезь знаний. Не возражай, моё дело сказать, твоё – принять или нет. Всё, пока.
Какой Карл Иванович? Он только проявился чуть ближе к моей персоне, и что? Лучше почитать энциклопедию в тишине библиотеки. Нажралась я этих карликов с лихвой, они и так нещадно потоптались по моей жизни! Нет, нет и нет. Это решение придало сил, я нажала на газ и понеслась домой.
Дорога к дому моих родителей проходила мимо посёлка Исаевых-Мостовых, потом через город и на другую сторону. Конечно, я загляделась на красивый дом, хорошо просматривающийся через облетевший лесок. И чуть не съехала в кювет, зацепив обочину, причём на полосе встречного движения. Как так? Не было времени анализировать, разбор полётов был оставлен на потом и, быстро развернув машину по ходу движения, притулилась на краю дороги. Может секунду назад я обозналась? Или увидела мираж? Но нет. В открытые ворота исаевского дома была видна живописная группа людей, одетых ярко и празднично, рассаживающихся по машинам. У них праздник. Причём, одним из участников является Алина Сергеева. Именно она усаживалась в одно авто с мадам Элеонорой. Ни Мишки, ни его машины видно не было… Который раз я пожалела, что до сих пор не сменила свою ярко-красную япошку на что-нибудь более приземлённое, деловое. Как прикажете проследить за этой вереницей машин, оставаясь незамеченной? По наитию, из расчёта, что они, вероятнее всего, двинутся в сторону города, мне пришлось протянуть немного до небольшого съезда и спрятаться. Я не ошиблась и тронулась за ними на приличном расстоянии, потом ещё и пропустив пару машин вперёд. Таким образом, и добралась до небезызвестного кафе «Бриз». Оставив машину на соседней улице, я не увидела королевский выход, все уже были в зале. Кроме Мишки. Да что у них тут происходит? А, не моё дело.
Отъехав на некоторое расстояние, навстречу попалась машина Исаева, всё-таки, пожаловал. Но за рулём сидела Гуля. Становится всё интереснее и интереснее. Но я так соскучилась по детям, что проигнорировала этот интерес и помчалась домой. На заднем сидении залежались всякие вкусности и подарочки, почти сутки трясущиеся в машине. Да и мама обзвонилась.
Во дворе сияла блестящими игрушками и разноцветным дождиком пушистая ёлка, для этого и посаженная в центре площадки. В сумерках уходящего дня мигающие лампочки и гирлянды чарующе подчёркивали контуры дома, окон и дверей. Я вытащила из машины большую коробку с детскими гостинцами. В детстве этим словом обозначалось счастье, гостинцы от бабушки приносили море радости и веру в исполнение желаний, в чудо, ведь она всегда угадывала мои мечты. Воспоминания поскакали вскачь вслед за нарисовавшимся новогодним настроением.
Так получилось, что бабушка была у меня одна, мамина мама. Дед, отличный реставратор, много работал, ездил по городам и весям, передавал опыт молодым. Наделив этого человека золотыми руками, гениальными мозгами и человеколюбием, природа забыла дать ему хорошего здоровья. Оставшись одна, всего на три года, моя бабуля посвятила себя своей внучке, т.е. мне, Лизаньке. Она научила свою девочку всему, чем владела сама. Ненавязчиво, играя и вызывая интерес. Именно поэтому, уборка в доме, вязание или шитьё, приготовление повседневной пищи или праздничных столов для меня не работа или обязанность, а стиль жизни. Вокруг должен быть порядок, просто чистота и уют. Мытьё полов сопровождалось выискиванием разложенных по всему дому копеечек. Их должно было быть сто, в сумме, разного достоинства. Можно, конечно, поспорить с таким методом, но итог говорит сам за себя, все углы в моей квартире сияют. И под паласами тоже. И грязной посуды не найти, и в холодильнике мышам раздолье. Причём, что самое удивительное, делается всё на автомате, не из великой любви к чистоте или готовке, а потому что надо. Утром проснулись, расставили приоритеты на день, и вперёд. И если затевается генеральная уборка, то дела распределяются параллельно, глажка с готовкой, мытьё полов со стиркой, блеск оконных стёкол перемежается с сиянием посуды в горке, как когда удобно. А вяжу и шью – перед телевизором, совмещая приятное с полезным. Как я благодарна бабуле за это! У меня никогда не возникает желание перенести что-то на завтра или вообще не делать. Просто, всё вокруг должно быть в порядке, сытно и уютно. Ничего сложного. Зато как приятно ходить по чистейшему полу босиком, а вечерком с удовольствием попить ароматного чайку на красиво вышитой скатёрке. Эти посиделки с разговорами обо всём и «обо вся» вспоминаются очень часто. Советы бабушки надо было записывать, честное слово, обошлось бы без многих ошибок и недоразумений. Как рано она оставила меня!
– Лиза, лиса моя Алиса, сколько можно объяснять, что всему есть предел. – Её голос до сих пор звенит у меня в ушах. – Посмотри, и варежки, и шарф и штаны можно просто поставить в угол, а потом, когда оттают, хоть выжимай.
Ну а как по-другому, если катание с горки доставляет столько удовольствия, что забываешь обо всём на свете. А впереди ещё все каникулы и Новый год. И гостинец от бабушки…
– Девушка, вы что тут? Вас так поразила наша ёлка? Она нам и самим нравится. А вы уже полчаса стоите вместе с коробкой. Доставка, что ли? Так проходите в дом, тяжело же.
Я и правда почувствовала, как устали руки, и опустила ношу на землю. Рядом стоял молодой человек с глазами моего мужа, исаевскими. Я сразу поняла, кто это. И, почему-то, заревела, сама собой, не стесняясь и не пытаясь остановить поток слёз.
Из дома летел Мишка.
– Лиза, что с тобой? Что случилось, Борька?
– Да не знаю. А это наша Лиза? – Удивлённый парень чувствовал себя не в своей тарелке. – Я же не знал. Такая молоденькая, маленькая, худенькая.
При словах «наша Лиза» водопад усилился, добавив ещё и вой.
– Успокойся, девочка моя. – Мой дорогой и любимый загрёб меня, прижимая и целуя. – Всё, всё, а то слёзы превратятся в льдинки, а ты превратишься в снежную королеву. Лизонька, придётся тебе взять себя в руки, иначе сюрприз, приготовленный детьми, не удастся, и они расстроятся. Пошли в баньку. Борька, домой. Ты никого не видел. О, кей?
Подхватив коробку и меня, Исаев, впрочем, как всегда, «в лёгкой и непринуждённой манере передвижения», как будто и не было ничего в его руках, домчал до небольшого сруба. Не успела закрыться дверь, как он развернул меня к себе лицом и впился в губы, одновременно раздевая, и обнимая, и успокаивая. Прерываясь только чтобы глотнуть воздуха, он нашёптывал слова любви, опять захватывая своими горячими, нетерпеливыми губами меня всю, целиком, ведь моя душа и тело отвечали ему каждой клеточкой.
– Миша…
– Ничего не говори, любимая моя, родная, единственная. Мне без тебя не жить. – И опять, и снова, как в первый раз!
В такие моменты забываешь обо всём на свете! Куда делась обида? Куда улетучился весь обычный мир, уступив место волшебным замкам и чудесным ощущениям? И как хочется, чтобы это блаженство длилось вечно…
– Лиза, почему ты молчишь? Неужели, разлюбила…
– Ты же сам сказал, не говорить ничего. – Я уже улыбалась во все тридцать два. – Так разлюбила, что ноги расставила в первую же секунду. Мишка, какой же ты вкусный, не надо никакого шоколада-мармелада, родной мой.
Он уткнулся в мою грудь и затих, посапывая и всхлипывая.
– Ты что, плачешь? – Это было настолько нереально, что я даже ущипнула себя, не сплю ли. – Миша!
Подняв повлажневшие глаза, Исаев, охватив моё лицо своими ладонями, жёсткими и нежными одновременно, окатил тёмной водой своих бездонных колодцев мою душу и сердце. Какая-то торжественность момента повисла в воздухе.
– Никогда, слышишь, никогда не бросай меня. Я без тебя слабею, превращаюсь в мальчика-одуванчика – всё равно куда дуют, если не в твою сторону. Я люблю тебя больше жизни, понимаешь?
– Даже больше бокса? – У Исаева в глазах вспыхнул трепетный огонёк. – Я шучу, чемпион. Это запрещённый приёмчик, знаю. И поэтому люблю тебя вместе с твоим чёртовым рукоприкладством.
– Мне столько всего нужно тебе сказать и показать. Но чуть позже. А сейчас нам надо разыграть небольшую сценку «Дети встречают маму». Так, я пошёл, а ты, вроде, как только приехала, за мной через пару минут. – Он опять зацепил меня своими жаркими губами, ой-ё-ё-й, я уплываю…
Не успев за этими душевными разборками спросить, что у них тут происходит, Лизонька поплелась в дом с коробкой, горящими щеками и опухшими красными губами. В гостиной царил полумрак. Я прошла, разложила подарочки и… чуть не грохнулась от взорвавшейся музыки пополам со вспыхнувшим освещением всех имеющихся в доме ламп. В гостиную влетели мои девчонки в костюмах феечек в сопровождении пажа-гусара Мишеньки Исаева, сына Гульнары.
– Мамочка, мамуля! – Вопили дети, заглушая громкую музыку. – Где ты так долго была? Мы тебя ждали, ждали!
И начались целовашки-обнимашки, раздача гостинцев, застолье и чаепитие. Дед с бабкой, счастливые, умиленно наблюдали, заранее всё подготовив и теперь только указывая порядок сменяющихся декораций. А я так устала без них, всех, моих родных, что всеми частями своего естества стала ощущать, как в меня проникает тепло любви и внимания, искреннее, по-настоящему, родное и будоражащее душу, заполняющее сердце живой водой, свежим кислородом. Как я люблю свою семью! И Мишку, самого лучшего человека на свете… И его брата, усевшегося со мной рядом, как будто мы давно знакомы, и нам есть, что сказать друг другу после небольшой разлуки. Так ощущалось…
Но вопрос с Алиной остался открытым. Эйфория первых минут встречи таяла на глазах, огонёк сомнения заползал в душу. А как уже было хорошо. Но голос Гули вернул меня в реальность, надо выяснить, наконец, что происходило в кафе.
– Привет, Елизавета! Хотя уже здоровались. – Сестра Мишки улыбалась во весь рот. – К вам гости напросились. Вернее, они ехали за мной, я не сразу поняла. Принимать будете?
– Если с миром и добром, пожалуйста! – Моя мамочка гостеприимно раскинула руки.
В гостиную вошла Элеонора, а следом и Сергеева.
– Михаил! – Голос прогремел в образовавшейся тишине, как разухабистый удар колокола. – Почему ты заставляешь себя искать? Почему не явился вовремя поздравить свою мать с юбилеем? Жён у тебя может быть сколько угодно, вон уже и четвёртая нарисовалась, а я – одна, единственная, любимая и верная своему сыну.
Мишка темнел глазами.
– На всех у тебя есть время, на своих и чужих детей, развёл тут татаро-монгольские ясли!
Гуля покатилась со смеху. У неё было прекрасное настроение, на удивление.
– Правильно, Элеонора Георгиевна! – Сквозь смешинки выдавила она. – Одна я нормальная, со своим пришла, даже трудиться не надо было. Чего бы ни жить и радоваться! Только Михаил по сей день не научился говорить женщинам «нет», синдром популярности засел глубоко: сначала девочки, потом поклонницы, фанатки. Ну и жёны. Причём, он только с Лизой научился воевать, а остальным везде у нас дорога. Даже мне. Не так ли, Исаев?
– Что ты несёшь? – Мама Элеонора взвилась, молнии и стрелы полетели в разные стороны, не щадя никого. – А ты что молчишь, очередная претендентка на моего сына?
– Мама, смею напомнить тебе, что ты не у себя дома. Я предупреждал, что сегодня приезжает моя жена. Ты не услышала, или не захотела услышать. Ничем не могу помочь! – У Михаила Исаева прорезался голос, да какой, гром среди ясного неба, мамин сын.
– Помочь? Да я забыла, что означает это слово. Ты умудрился подбросить мне свою очередную пассию, беременную, между прочим, и самоустранился. Но нет, дорогой, этот номер у тебя не пройдёт! Я не дам в обиду порядочную женщину, иначе…
