Леда Высыпкова
Кеаль
IX
Умей ценить того, кто без тебя не может, и не гонись за тем, кто счастлив без тебя!
Габриэль Гарсия Маркес
Далестора искренне хотел найти слова поддержки, но не мог. Сентиментальность его слегка заржавела в военных походах, так что он больше слушал. Кея обладала безграничной наивностью, и вместе с тем, была ранима как ребёнок.
– Но ведь ты знаешь правила даже лучше меня. – покосился он на неё, наклоняя чайник над сливником, – Нельзя привязываться к людям. Они слишком мало живут. Нельзя вторгаться в их повседневность со своей моралью. Для них свободомыслие губительно. Ну что за радость – жить с пониманием того, что ты безвинный узник в маленьком и слабом теле, да ещё в бесперспективном мире? Боюсь, ты первая разбила сердце этому юноше.
Чай приветливо задымился в маленькой пиале, облитой голубой глазурью. Кея покачала головой и вздохнула, ничего не ответив.
К легату она пришла за душевным равновесием, в котором тот разбирался лучше других. Его дом хранил покой как скала в любой шторм. Да и хозяин обладал редкой невозмутимостью. С ним рядом можно было часами молчать или читать, не теряя нити общения.
Он был доволен приходом Кеи, хоть и не надеялся ни на что. Торопить её было бы кощунством. Они знали друг друга давно, но слишком долго играли неудобные роли.
– О, ну только не плачь!
– Я не плачу. – сказала демоница и моргнула, – Просто такое ощущение, что весь Срединный меня гонит.
– И правильно делает. Чего тебе здесь не хватает? Ты очень нужна в Чертоге. Недавно обрушился один из древних закатных балконов, комендант с ног сбивается, разыскивая реставраторов, зодчих и прочий персонал. Проекта по-прежнему нет.
– Мне кажется, я только испорчу бумагу в таком состоянии.
Инкуб раздосадованно рыкнул и растёкся в кресле.
– Работа – лучший способ отвлечься от…
Дей прикусил язык, чуть не сказав «глупостей» или «сердечных неудач». Он так и не понял, что связывало Кею с художником, но очень надеялся на невинный интерес.
– Можно я буду иногда оставаться здесь? Из Чертога до лаза далеко. Я всё-таки хочу закончить начатое и воплотиться.
Он помолчал, криво улыбаясь.
Приказывать получалось лучше, чем уговаривать, но как приказывать этой нимфе, забравшейся с ногами в его кресло и бесшумно потягивающей чай, обнажив острые локотки из-под широких рукавов?
– Оставайся, когда захочешь. Ты неизлечима.
Хрестоматийная охотница. Как ей удалось? Ходит с мыска на пятку, сидит скорчившись, умеет сливаться со стенами и мебелью, ещё и обоняние наверняка феноменальное. Астерот, конечно, заметил её, когда встречал выпускников после гонки. Не подал виду, не приблизился, а будь она доледе, то обязательно сказал бы пару тёплых слов. Природа подарила ей цвет волос полководца, свидетельствовавший о частице его крови. В придачу наградила безумным упорством, таким знакомым для Далесторы, чьим воспитателем Астерот и был когда-то.
«Интересно, умеет ли она резко становиться хладнокровной под стать своему предку?».
– У тебя примерно два часа.
Кея удивлённо посмотрела на легата.
– До того как ты потеряешь сознание от голода.
– Ах, это да…
– Почему инкубы тебе противны?
– Мне они не противны! Я люблю братьев! – нахмурилась демоница.
Дей хлопнул себя по лбу. Когда их общение затрагивало определённые темы, Кея проявляла поразительную недогадливость и вызывала смесь мучительной неловкости с умилением.
Она поставила пиалу на столик и вздрогнула, словно укушенная насекомым. Дей осторожно вытягивал из неё щупы, обвив своими.
– Могу обеспечить один глоточек ликвора. Или два. Или три.
***
Слава каждый вечер выглядывал на улицу. По крышам и стенам иногда гуляли тени, но все они были чужими. С одной стороны, ждать Кею было абсурдно. Своё обещание она давно выполнила, шанс на объяснения вряд ли даст. С другой, он не верил, что потерял её навсегда и каждый вечер зажигал свечи на подоконнике. Хотя бы просто для былой атмосферы.
Прошло всего несколько недель, и он услышал болтовню за окном. Не со двора, а совсем рядом, как будто жил на первом этаже, а не на десятом.
– Тут есть чем поживиться, чувствуешь?
– Да-а-а, определённо.
– Идём?
Сразу двое демониц, держась за шторы, спрыгнули на пол.
– Надо запомнить эту комнату. Как уютно!
Рано или поздно должно было случиться что-то подобное.
– Я тебя вижу, рыжая. И тебя, красотка. – усмехнулся Слава.
Фера и Лестра потрясённо переглянулись.
– Как?
– Секрет.
Чтобы окончательно сбить с толку незваных гостей, Слава щегольнул знаниями:
– Как дела в Тарто, серые лапки? Или вы уже закончили учёбу?
Демоницы нервно рассмеялись.
– Нет, у нас последний цикл. Но как, как?!
– Я увидел суккуба в детстве. И поверил.
– Как опасно! – расстроилась Фера, —Получается, нас уже многие замечали.
– Заметить – одно, а поверить – другое. Меня зовут Ярослав. И я всегда вам рад служить.
– Старорайское имя? Интересно. Легко будет запомнить.
– Я всё хотел спросить: почему ад один, а рая два? Что случилось со старым?
Лестра залезла на стол и закинула ногу на ногу.
– Хочешь побеседовать? Никогда раньше не общалась с людьми… Что ж, валяй. В старом живут боги. Это родина Князя, которую он давно покинул. А новый – Арциния. Цветущий маленький мирок с запашком тирании и утопии. Зачем тебе эта информация?
– Интересуюсь. Больше некого спросить. Вы бы знали, какие сказки здесь про вас сочиняют! Могу тоже рассказать.
Светская беседа затянулась до поздней ночи. Слава раздобыл для Феры ягод из морозилки, их привозили из деревни. Затем, под неодобрительное ворчание подруги налил ей молока в блюдце.
– Иногда можно. – смущённо сказала она, смахивая с носа белые капли.
Приближался рассвет. Поразительно, но суккубы не притрагивались к новому знакомому, хоть и были в поисках пищи. Слава не ощутил подвоха и списал всё на увлечение разговорами. Он ждал уже знакомых чёрных прутьев в теле и был не против, ведь они, как выяснилось, не доставляют боли и не калечат, но даже бойкая и эмоциональная Лестра не пыталась запустить в него щупы.
Сон сморил Славу как-то внезапно, и он провалился в изощрённый чёрный кошмар, к которому совершенно не был готов. Всё в теле, казалось, распахнулось настежь: каждая жила, каждый орган, а перед глазами мелькали сладкие и бредовые образы. Он видел горы лопающихся и истекающих соком фруктов, переплетающихся хвостами и длинными телами полудраконов в безжизненной пустыне. Невыносимо горячий звёздный свет резал глаза, выбивал струйки пота из висков, тело сковало единой судорогой страшной силы и его бросало то в агонию, то в невыносимое физическое блаженство, близкое к эпилепсии. В ту ночь он понял Данте, Босха и средневековых богословов. Ад разверзался не под землёй, он был прямо в голове и только в ней, проклятая черепная коробка накопила в себе предельное количество дикого ужаса, а тело просило ещё мучений и ещё боли. Он не мог ни умереть, ни очнуться несколько часов подряд.
Пробуждение было не менее бурным. В дверь колотили и на лестничной клетке стоял гул голосов.
– Убили! Уже убили ребёнка!
–… Как слышно? Предположительно, криминал.
Слава вскочил с кровати, но тут же упал на колени – подкосились ноги и потемнело в глазах. Когда зрение вернулось, он стянул с себя насквозь промокшую одежду. Дотянулся до шкафа, обрушил на пол стопку белья, покопался в ней и вынул первое, что попалось. С трудом переодевшись, он открыл входную дверь.
Кого только не было за ней! И соседка в пыльных розовых тапках, и угрюмый невыспавшийся фельдшер с белым чемоданом, и полицейские в бронежилетах.
– Я вас не вызывал! – ошарашенно проговорил он.
– Славочка! Господи, живой! – взвизгнула соседка, – Это ты кричал?
– Нет, я спал.
– Да тут ор стоял, как будто быка резали. Хотели дверь уже ломать. – пробасил полицейский и оттёр молодого человека к стене, пробиваясь в квартиру.
Не обнаружив следов насилия, полицейские ретировались. Фельдшер лениво осмотрел Славу и спросил, не стоит ли тот на учёте в наркологии или психдиспансере. Удовлетворившись объяснением про кошмарные сны, он тоже уехал. Соседка, охая, пошла к себе.
«Кея не стала бы со мной так поступать, – думал Слава, садясь на край кровати, – но ладно. Хорошо что матери опять нет дома. Всему своя цена».
Стопка с набросками пополнилась двумя новыми типажами.
Лето погибло быстро. Измученная природа остыла, бросила на произвол судьбы переросшую зелень. Слава закончил несколько пейзажей и даже съездил на пленэр в деревню. Вдыхая запах масляных красок, он успокаивался и погружался в работу.
«Врубелю можно, а мне нельзя. В этом весёленьком небе не хватает чёрных крыльев, на крышах – тёмных фигурок охотников. Разве я виноват, что вижу больше других?».
Интернет предоставлял ему море любимой музыки. И Еву, конечно. Она как будто забыла тот инцидент с инкубом. Теперь они пересекались на концертах и иногда ходили в бар. Сайты продавались неплохо, особенно с готовым дизайном.
Учёба началась с невыносимо скучных, но полезных отрисовок. Тяжелее всего было добираться до академии вовремя и сажать своё тело за мольберт в половину десятого утра. Особенно, когда опять всю ночь ждал, что качнётся створка окна и…
После того, что сотворили с ним охотницы, Слава изменился. Стал более спокойным, открытым и терпимым, как будто разом перегорели все нервы. Правда, одиночество часто терзало его и он ощущал себя лишним. В этой семье, в этой академии, в искусстве. Люди как будто чувствовали безразличие, коснувшееся его в детстве и тоже игнорировали. Не всегда здоровались, а переведя на него взгляд, делали каменные лица.
Он еле дожил до того момента, когда начались портреты. Сонные натурщики со слипающимися глазами предоставляли свои головы и руки, чаще всего, совершенно пресные и бесхарактерные. Их наряжали в нелепые тряпки из фондов академии, крутили из драпировок тюрбаны. Весь этот дешёвый театр вылизывал акварельные кюветки до дна, жадно грыз карандаши и пастель. На пике отчаяния Славу вызвали к ректору.
Это был известный человек со связями, умевший и главное – учивший делать деньги. Студенты уважали его.
– Ярослав, а нет желания сделать персональную выставку? У вас уже полно работ. Хоть бы в конкурсах участвовали, а то ни грамот, ничего…
– Персональную? Прямо в академии? – опешил Слава.
– Мероприятия нужны. До праздников далеко, залы простаивают.
– А что от меня требуется?
– Вы напишите несколько работ на классические темы. Библейские, античные. Мы их вперёд повесим, сфотографируем, хорошо получится. Вы же понимаете, без этого никак… А ваших женщин и суровые пейзажи куда-нибудь вглубь.
Нужно было соглашаться. Славу день за днём всё сильнее губила издевательская пошлость учебных постановок. Не было уже того воодушевления, которое не отпускало его из-за работы днями и ночами. Уехать подальше и абстрагироваться было бы лучше всего, но учёба намертво приковывала к режиму и месту. Он чувствовал себя стариком, теребящим порножурнал в надежде испытать былое. А вот выставка могла дать то, за чем он гнался со школы: возможность себя выразить и показать. Создать пространство своих смыслов и взглядов. Пускай ненадолго, на пару дней, но он почувствует себя художником по-настоящему.
Нужно было соглашаться…
X
Крыша над головой, окна, стены и запирающаяся на ключ дверь. Верхний свет, чайник, удобные стулья, пара подиумов и кушетка впридачу. Несколько дней Слава не мог поверить своему счастью. Академия была новой и по большей части пустовала, но своя, личная мастерская… Он заходил в неё несколько раз, просто побыть. Договорился с охранником, что будет иногда ночевать. Он привёз с собой колонки и почувствовал, что окончательно обжился. Воображение разгулялось от перемены обстановки и выдало несколько неплохих многофигурных композиций, годившихся для довольно крупных форматов. «Хотят библейские мотивы – получат», – думал Слава, пряча улыбку. Утром он покорно отрисовывал задания вместе со всеми, а вечером занимался подготовкой к выставке.
Казалось, месяц не прошёл, а его нагло украли. Вытащили из кармана, где он тихо лежал, грея сердце. Слава украл этот месяц у себя сам, потратил чёрти на что. Успел только наметить карандашом самую крупную работу. Нужны были модели. Он помнил об этом с самого начала, но всё медлил, подозревая, какую цену заломят ему демоны, а расплатиться с людьми он и подавно не смог бы. Как минимум, придётся снова испытать кошмары. Он не понимал, как они работают, но догадывался, вспоминая слова Кеи про отличие страха от ужаса.
Он остался ночевать в квартире. Мать с отчимом за стеной усложняли задачу. Слава очень надеялся, что шуметь в этот раз не будет. Он налил в блюдце жирных сливок и поставил перед окном. По привычке погасил свет и затеплил дешёвую парафиновую свечку.
Снаружи уже через пару часов кто-то заскрёбся по отливу.
– О, привет! – помахала рукой Лестра и перелезла в комнату.
– Без подруги? – удивился Слава.
– Готовится к балу. Да и сытая она. Послушай, мы немного перестарались в прошлый раз. Извини. Чёрт, я уже устала извиняться, но уж таков мой нрав, не умею себя сдерживать. До сих пор на кончиках пальцев прогоревшие следы. Я клала их тебе на виски, пока ты спал.
– Ерунда. – махнул рукой Слава и вздрогнул, вспомнив несколько секунд той ночи.
– Кея не делала с тобой такого?
– Нет, она всего один раз воткнула в меня эти чёрные штуки. Только когда я с ней накосячил.
– Вот дура. Полная дура! – оскалилась демоница и тряхнула головой.
– У меня тут есть одно предложение… Мне нужны фигуры для картины. Вы подходите. Если сможете позвать ещё кого-нибудь человекоподобного, будет здорово. За это я готов платить чем скажете.
Лестра хмыкнула, перекинула на плечо свои чёрные волосы, окутывавшие её как плащ и деловито уселась в кресло.
– Интересно. А ты не можешь устроить вечеринку? Для нас так удобнее всего.
– Мне некого позвать. Есть одна девушка, но она не должна пострадать.
– Не пострадает. Кошмары это наш максимум. – беспечно пожала плечами демоница.
Славе не понравилось то, как она погасила взгляд. Евой он рисковать не мог. Представил вцепившихся в неё инкубов и сразу отринул мысль о вечеринке.
– Согласен на кошмары и что-нибудь ещё из провизии. А вы сможете прийти ночью в другое место?
– Нужны координаты.
Сделка была заключена, хоть Слава и не верил Лестре. Она пугала как удар ножом в кишки, заставляла вздрагивать от любого своего движения. Кея выглядела почти доброй феей по сравнению с этим дьяволом. Долгие тяжёлые взгляды, раздвоенный язык, останавливающийся в уголке рта, когда она внимательно слушала, злые и презрительные улыбки невпопад – всё заставляло сжиматься в комок перед ней.
По ночам в мастерской происходило то, о чём никто больше не знал и не мог знать. Слава крутил и так и этак, менял свет, поругивал нетерпеливых демонов, бегал в круглосуточный за блистерами кофейных сливок. Глаза приходилось срисовывать всякий раз из пособия. Мало того что у демонов были горизонтальные козьи зрачки, от сливок они ещё и асимметрично смещались. Ближе к рассвету модели расходились и Слава валился спать, завернувшись в пыльную драпировку и перевязав себе рот захваченной из дома наволочкой. Дело шло неплохо, но совсем не так, как он хотел. Всё машинально, академично. На виски ложились прохладные пальцы и несколько часов мучительного сна он орал до хрипоты. Странным и неуместным был слабый женский голос, иногда звучавший прямо над ухом. «Хватит, пожалуйста! Не надо! Отпусти меня, я не могу так! Никому ничего не скажу!» – слова вызывали жалость, но он никогда не видел произносившую их.
***
Кея нашла заброшенную пятиэтажку под снос, годившуюся для эксперимента как нельзя лучше. Ей нужно было полное одиночество. Трактат о воплощениях советовал проявлять всю возможную осторожность. Длинные обгорелые коридоры бывшей коммуналки были усыпаны битым стеклом, и Кея заметила как оно похрустывало под ногами. Она набирала вес.
В одной из тесных комнат она остановилась. С потолка свисал провод от вырванного светильника, норовил тронуть за плечо оголёнными жилами. Пришлось завязать его в узел, похожий больше на петлю. Кея собралась с духом и стала потихоньку вытягивать себя в посещаемый мир. Сначала на стене напротив окна появилась её тень. Затем, она увидела на просвет свои руки: кровеносные и ликворные сосуды, мышцы, кости и связки. Она смогла довести процесс до впивающихся в стопы осколков бетона, холодка на тонкой коже, её стеклянное тело стало мутнеть, но на этом пока стоило закончить. Кея остановила воплощение. Новое тело всё чесалось и ныло. Она вышла из разбитого подъезда на улицу, под мокрый снег, который стал скапливаться на плечах и тут же таять, даря прохладу. Всё-таки Срединный любил её и принимал, хоть и медленно. Вскоре волшебство закончилось, исчезли тени и пора было возвращаться.
На верхних этажах Чертога всегда селилась молодёжь. Потом жильцы перебирались в отдельные дома, крайне редко кто-либо решал остаться. Кея забралась в одну из самых дальних комнат, привлечённая полуовальной формой помещения и громадным окном. Она отыскала это убежище на третий день после выпускного. Кровати тогда не было, зато между модулями книжного шкафа висел гамак, выглядевший очень привлекательно. В комнате царил мёртвый запах камня и пыли. Видимо, предыдущий хозяин покинул её очень давно. Пришлось прибраться и разжиться столом для черчения. Гильдия зодчих стала заваливать её работой с первых же дней, но задания были однотипными, простыми и Кея быстро заскучала. Охота и прогулки были для неё на первом месте.
Далестора иногда находил повод зайти. В Тарто он приезжал из дома, всегда в светском, а в остальное время носил военный кафтан и был при оружии. Кея даже не сразу узнала его, когда он в первый раз появился на пороге. Легат ей не надоедал, быстро рассказывал какую-нибудь новость и уходил. Это действовало лучше, чем навязчивое присутствие и демоница не заметила как он занял львиную долю её мыслей. Когда сама Кея забиралась к нему в дом, до или после охоты, они не сталкивались.
Так проходила неделя за неделей, пока не разразился гром.
Однажды она открыла дверь гвардейцам. У демонов был приказ привести её в тронный зал, что они и сделали. К тому моменту на месте уже были знакомые лица. Двое неразлучных охотниц переминались с ноги на ногу, ещё несколько суккубов и инкубов мрачно переглядывались. Под потолком, намотав своё тело на балки и свесив к полу кончик хвоста, дремал чудовищно огромный белый змей.
Все ждали, что приведут кого-то ещё, но он никак не появлялся.
– Начнём без Лектана, – послышался голос из ниши в стене.
Оказалось, там с самого начала сидел никем не замеченный Белиал. Его побаивались. Никто не знал доподлинно, сколько у него осведомителей и кто они, но ему было известно всё и обо всех. Древний доледе был полноправным светским судьёй.
Две меры пресечения существовали для обитателей Тартара: внушение и смерть. Внушение действовало всегда, но если в сознании существа был неисправимый и глубокий дефект, следовала смерть. Передача порочного опыта могла отравить не одно поколение, такую возможность искореняли самым радикальным методом.
Кея оглянулась на гвардейцев, стоявших на дверях. Прежним этот зал не покинет уже никто… На неё обрушилось чувство горькой вины. Князь обращался змеем только когда нервничал. Иначе сходили с ума магнитные поля, сыпались искры из оплавляющегося тут и там металла, бились током серьги в ушах и пряжки ремней. Обратной стороной гнева была досада, гнездившаяся под каждой чешуйкой. Он страдал не душой, а всем своим существом сразу.
Кея разменивала тщательно созданный для таких как она мир на спонтанно менявшийся и враждебный. Мир без справедливой логики, дикий и безумный. Она никогда не стремилась стать частью Срединного, принять его правила и отбросить свою природу, наоборот. Оставаться собой среди его страстей, безмолвным зрителем ей было приятнее всего. Однако, она слишком долго дарила заботу человеку вместо собрата. Тартар не желал ею ни с кем делиться. То же относилось и к прочим ходокам.
Белиал неспеша вышел в центр круга, образованного теми, кого привели в зал.
– Ситуация следующая: в Срединном обнаружено пятно кошмаров необыкновенного размера. Оно заняло почти половину немаленького здания. Вы ведь прекрасно знаете, что ваши забавы оставляют очень яркие следы, так? В том числе, на вас самих. В этом месте вчера умер человек. Правила вам известны: убивать запрещено, в том числе, без умысла. Здесь присутствуют те, кто к этому может быть причастен. Охотники, облюбовавшие район.
Земля ушла у Кеи из-под ног.
– Место, где произошла смерть – нечто вроде высшего учебного заведения, связанного с живописью. Сейчас прошу всех показать руки.
Нескольких тут же отпустили, не найдя отметин. У Лестры и Феры на дрожащих пальцах проступали яркие точки. Кея пользовалась снами редко, но совсем недавно она пускала в ход этот приём.
– Продолжаем. На теле нет следов насильственной смерти. Покойный – не старик. Вероятно, он знал или догадывался о существовании суккубов. Кто из вас был знаком с людьми?
– Я. – тихо сказала Кея, – Но никогда не испытывала на нём кошмары. Ими сейчас владеют единицы. Найти виновного будет нетрудно.
Белиал повернул голову в её сторону.
– Кажется, я знала погибшего. Вряд ли это совпадение.
Змей проснулся и медленно заскользил по балкам, словно затягивающийся в узлы канат.
– Хочешь сказать, ты непричастна к его смерти?
– Не знаю. Мы были близки, расстались на плохой ноте. Но кошмары – не моих рук дело. Создавать их могут только те, кто хорошо изучил вопрос.
Она старалась не смотреть на Феру и Лестру. Суккубы молчали.
– Ты была ему ближе всех из нас, – наконец сказала Лестра, – Да, мы тоже с ним общались. Но мельком. Это твой подопечный. Твой ручной человечек. Как же так, Кеаль?
Гвардейцы впустили едва держащегося на ногах инкуба. Он был таким потрёпанным и измождённым, что ему сразу дали стул. Белиал кратко пересказал суть дознания.
– Я убил его. – сразу сказал Лектан, – Извёл кошмарами. Наверное, лопнул сосуд в голове. Я знаю как его звали, как он выглядел, что рисовал. Девчонки не виноваты. Кончики пальцев у меня прогорели, как видишь, напрочь. Угощал их и перестарался, парень умер.
– Вообще-то ты врёшь. Забыл, кто перед тобой?
– Известное дело. Ты у нас всевидящий. Да только смотри внимательнее: я уже мертвец. Во мне эфиры гуляют как хотят. Меня спасёт лишь трибунал. Точнее, прикончит.
Змей свесил голову, изогнулся над полом и посмотрел Лектану прямо в глаза. Тот затрясся и стал хватать ртом воздух, но всё же прошептал одними губами:
– Прости меня!
