Леа Ри
№4
Красная дверь
К Дьяволу ежедневно попадали тысячи людей. Кого-то он принимал с распростертыми объятиями, кого-то – нехотя и лениво. У каждого из них было по одному или несколько грехов, которые Дьявол слышал уже миллион раз, подобно священнику. Кто-то регулярно воровал, кто-то кого-то убил, кто-то врал напропалую, предавал, хитрил, кто-то не мог не предаваться плотским утехам.
Дьяволу часто бывало скучно. Современный мир казался тоскливым, хоть и более подверженным его влиянию, но все равно не хватало какого-то настоящего развлечения. И наконец, он его придумал.
Работа по осуществлению задуманного длилась недолго. По приказу Дьявола в стене вырубили дверь. Почти сразу она обросла красными вьющимися растениями, по их жилкам будто текла кровь и пульсировала. Со всех стен к двери устремились вросшие в самое сердце ада души. Тяжелый замок и широкие кованые металлические стяжки, которые служили украшением, заросли мхом и покрылись плесенью. Массивная деревянная дверь казалась живой, она пугала обилием душ, которые успели врасти в нее.
Первый грешник, одетый в грубую мешковину без рукавов, перетянутую шпагатом на поясе, показался вдалеке. Он подошел к трону Дьявола с опущенной головой и приготовился услышать приговор.
– Что ж, я уже знаю про все твои грехи, можешь их не озвучивать. У меня к тебе предложение. Видишь вон ту дверь? – указал Дьявол узловатым пальцем с длинным красным когтем на адские врата.
Грешник кивнул.
– Так вот. Если ты пройдешь сквозь них, ты свободен. Если нет, то не обессудь.
Грешник нерешительно посмотрел на зловещую дверь, и Дьявол затаил дыхание с азартом в глазах. Пульсирующие красные жилки, лоснящиеся от выступившей крови, стекающей тонкими струйками вниз, тысячи костлявых рук, вросшие в стены и тянущиеся к кольцу-ручке, будто люди из гипса, которые преждевременно застыли.
Грешник сглотнул и повернулся к дьяволу.
– Я не пойду, – сказал он.
Дьявол разочарованно выдохнул.
– Что ж, каждый имеет право выбора, – он щелкнул пальцами, и грешник обратился в пепел.
Позади собралась уже солидная очередь, и следующий за бедолагой, которого только что испепелили, круглыми глазами наблюдал за происходящим. Он с интересом продолжал поглядывать на загадочную дверь и, когда Дьявол подозвал его, второй грешник с энтузиазмом встал на место предыдущего.
– А вы его убили? – поинтересовался он.
– Нет, отправил на переработку, – безразлично ответил Дьявол. – А ты? Попробуешь пройти в ту дверь?
Грешник нервно потирал руки.
– Да, я попробую.
Вся очередь, следующая за ним, выворачивала шеи. Кто-то приседал, кто-то отступал в сторону, каждый пытался найти лучший обзор.
Второй грешник осторожно подошел к двери. Стены пришли в движение, руки зашевелились, и из стены с трудом вылезла и отделилась голова со скорбным и чуть смазанным выражением лица, пытающаяся разглядеть человека.
Грешник протянул руку к двери и попытался схватиться за чугунное кольцо. Перебарывая отвращение к текущей крови, мертвенно бледным костлявым рукам и непонятным субстанциям, грешник потянул за кольцо. Дверь оказалась тяжелой, и тогда он схватился двумя руками. Со всех стен, потолка и даже пола, со всех кривых возвышающихся колон из камня и дерева, потянулись другие сущности с головой, руками и торсом без ног, будто они были скрыты под красным одеялом. Пытаясь доползти на руках и еще какой-то неведомой силой, они наперегонки старались достичь двери первыми. Проталкиваясь, опираясь на головы других, они не заметили, как поглотили человека, который пытался всего лишь открыть странную дверь. Грешник испугался и даже не попытался сопротивляться. Его накрыли с головой, закрыв на несколько минут дверь красно-белыми истерзанными телами, а когда души поняли, что ничего не изменилось, расползлись в разные стороны. На месте, где стоял второй грешник, не осталось ничего, только новые жилки устремились к таинственному выходу в неизвестность.
После этой жуткой сцены ни один из грешников не осмелился больше приблизиться к двери, и каждого из них Дьявол отправлял на заслуженное место. Кого-то – на переработку, кого-то – на один из уровней Ада.
В конце концов, осталась всего одна грешница. Субтильная босая девушка с длинными русыми волосами и зелеными глазами. Она подошла к Дьяволу и негромко сказала:
– Можно я попробую открыть дверь?
Дьявол, который уже успел забыть про новое развлечение, совсем разочарованный людьми, небрежно махнул рукой в сторону кровавого проема.
Девушка начала подходить к выходу и боковым зрением заметила, как души, вросшие в адские стены, насторожились и уже приготовились броситься за ней. Тут она сорвалась с места и едва не вырвала из двери чугунное кольцо. Жилки на стыке между стенами и дверью лопнули и вросли куда-то внутрь, а из проема забил яркий белый свет. Девушка открыла дверь настежь и отклонилась назад. Она остановилась, будто ждала, когда свет перекатится через нее, как волна, пройдет сквозь нее, сольется с ней, позволив войти в дверь. Девушка обернулась на Дьявола, он как-то умиленно и нехарактерно по-доброму улыбался, продолжая сидеть на троне в вальяжной домашней манере. Девушка смело вышла из Ада, направившись вверх по дороге из света. Дверь резко захлопнулась за ней, успев пропустить две другие души, которые все же смогли доползти на руках до спасительного выхода.
Вишневый домик
Серый котенок Шкет попал в новый мир только вчера. На одной из аллей он увидел огромную дугообразную табличку с круглыми буквами: "Аскольдия". Он в растерянности гулял по главным ярким аллеям, вдоль которых росли замысловатые деревья с листвой, будто из пластилина салатового цвета, мощеные дорожки, огромные бабочки. Ловить их не хотелось, Шкет только шел с открытым ртом и удивленно осматривал все, задрав голову вверх.
Шкету даже начинало нравиться здесь больше, чем дома. Его хозяйка, наверное, очень грустила, что он ушел, но, наверное, так было надо.
Аскольдия была словно игрушечная. То ли кукольный домик увеличили, то ли сняли пластилиновый мультик про Изумрудный город, который Шкет как-то видел в мультфильме по телевизору. Единственное, что заставило Шкета вспомнить о грусти, это отсутствие собеседника. Когда он жил с хозяйкой в любимой квартире, у него был друг – черный кот Бэкингем. Тот славился вредностью, но Шкета он не обижал, они даже дружили. У них были противоположные характеры, поэтому в отношениях царила гармония.
Рассматривая всю эту красоту, Шкет не заметил, как набрел на миниатюрный вишневый домик. Уютный двухэтажный дом вишневого цвета с витражными окнами из коричневого и белого стекол.
Котенок прижался к земле: мало ли кто там живет. Впрочем, наверное, в таком приветливом мире не может быть чего-то страшного, и Шкет робко стал подползать к крыльцу. Три ступеньки и дверца. Возможно, за ней и окажется долгожданный собеседник. Шкет совсем осмелел и к двери подошел уже на прямых лапах. Сел, подумал. Покрутил головой. Мяукнул. Никто не ответил. Тогда он робко поскребся когтями.
Наконец, услышал, как внутри что-то зашевелилось, отодвинулось (скорее всего, стул), и чьи-то шаги постепенно стали приближаться к запертой двери.
– Наконец-то! – сказал кто-то и открыл Шкету. Мужчина в белой рубашке и фланелевых бежевых брюках растерянно опустил голову под ноги, так как явно ожидал увидеть кого-то своего размера. Шкет даже немного обиделся: его совсем тут не ждали. – Привет, – мужчина присел на корточки перед котенком. – Меня предупредили, что теперь будет нескучно и что надо ждать гостей, но не думал, что это будет кот.
Шкет виновато смотрел в пол.
– Ну что? Как тебя зовут? – спросил незнакомец и взял котенка на руки. Он внес его в домик. Там оказалось уютно. Еще уютнее, чем снаружи. Мягкий свет в окна, кровать, печка, кухонный стол, лестница на второй этаж, но, скорее всего, там незнакомец почти не бывал, так как второй этаж походил больше на чердак, чем на комнату. – Хочешь кушать?
Незнакомец отпустил Шкета на пол и принес ему молока, тот с удовольствием все слопал.
– Меня зовут Аскольд, – представился незнакомец, все это время наблюдавший за кошачьей трапезой. – А ты, значит, Шкет.
Котенок удивился. Значит, это его мир? И он так легко узнал имя… Хотя… это место ведь такое удивительное.
– Добро пожаловать в вишневый домик. Теперь мы будем жить вместе, если ты не против. Я буду рад новой компании, а то совсем заскучал. Живу тут один уже очень давно.
– Почему? – вдруг вырвалось у серого котенка, и он удивился, что вырвалось это не на кошачьем языке и не на человеческом, но Аскольд все понял потому, что начал рассказывать:
– Я всегда был странным для людей. Дело в том, что у меня есть одна особенность – я никогда не запоминаю плохое. Помню только хорошее. И это не так, что просто не хочу вспоминать, а действительно не помню. Это куда-то девается из памяти, будто стирается. Заменяется новыми событиями, которые нравятся. Помню, когда сюда попал, мне сказали, что теперь уж точно никто не сможет воспользоваться моей странностью в своих целях, хотя не понимаю, что в этом плохого. Но так выразились, вероятно, чтобы я, наконец, что-то запомнил, – Аскольд усмехнулся воспоминанию, а потом весело добавил. – Вот, например, я выдумал язык, на котором могут говорить все подряд в Аскольдии, и учатся ему почти мгновенно.
И Шкет вспомнил, что тоже был странным котом. Его всегда называли "бабочкой". Особенно, хозяйка. Он любил грызть проросший овес, овощи, а типичная кошачья еда вроде мяса или рыбы ему не очень нравилась, не то, что Бэкингему, который готов был продать за нее душу.
– Ха-ха! – засмеялся Аскольд. – Да, мы с тобой два сапога пара! Кот-бабочка! Но ты теперь можешь рассказывать мне что-нибудь, чего я не могу помнить. Хотя не представляю, как запомню даже твои слова. Но без плохого как-то даже скучно, я не могу нормально работать потому, что придется выдумывать, но не получается толком, приходится пока писать совсем детские сказки, а потом посылать кому-нибудь мысленно в земное измерение, но выбирают все время что-то другое, что я не могу запомнить.
– Почему ты не напишешь для какого-нибудь другого измерения? Или для этого мира? Ты здесь один? – Шкету начинал нравиться новый универсальный язык. Он так и лился скороговоркой. И Аскольд ему тоже нравился.
– Дело в том, что чем больше я буду писать для Аскольдии, тем больше плохого будет происходить в других мирах, поэтому мне надо держать равновесие, делиться, ведь для меня именно поэтому создали вишневый домик и весь этот мир, сказали, что он стал необходим для земного мира. Правда, не помню, почему. А Аскольдия большая, но жителей тут пока очень и очень мало. Кажется, всего десяток.
– Считая бабочек?
– Нет. Они тут уже были, я имею в виду тех, кто сюда перемещается после жизни. Бегемот тут один есть симпатичный. И смешная девочка Карина. С остальными пока не встречался, но помню, что они есть.
"А коты, интересно, тоже есть?"
– Кажется, один был, – ответил Аскольд на мысль Шкета. – Но не знаю, где. Только он вроде старый, и слышал, что он любит петь песни на китайском языке.
– Наверное, хозяйка говорила на китайском, – предположил Шкет, и тут ему стало грустно. Он вспомнил свою хозяйку. Он так любил лежать у нее на коленях и сосать лапу, а она его гладила и звала разными ласковыми прозвищами.
– Не грусти. Ты можешь отсюда посылать ей какие-нибудь добрые сны или мысли.
– Правда? Я тоже могу? – поднял огромные глаза Шкет на Аскольда.
– Конечно! Аскольдия для этого и создана. Любой, кто сюда попадает, может сделать мир лучше, как делал его таким до этого, только в Аскольдии это происходит более масштабно. Ты дарил радость только нескольким людям, а теперь можешь подарить ее всем!
– Здорово! А можно моей хозяйке я чаще буду посылать что-то хорошее?
– Да, ты сам решаешь, кто нуждается в хороших мыслях больше всего. Ведь от них меняется и настроение, а потом и все-все остальное! Так и появляются на планете счастливые люди, которые делают счастливыми всех.
– А прямо сейчас можно?
– В любой момент, – улыбнулся Аскольд.
И только Шкет подумал о своей хозяйке, как радужная прозрачная ленточка закрутилась вокруг него, облетела весь домик и вылетела в окно.
– Ну вот, видишь, как просто. А теперь пойдем, я тебе все тут покажу, – и они со Шкетом вышли на улицу и отправились по дорожке из цветного кирпича навстречу новому миру.
Иллюзион
Будто замысловатые карты рассыпались передо мной, и я полетела кувырком за ними.
Я пришла к шаману вчера, и вот уже сутки он мучил меня образами. Я хотела дождаться ответа от него, но он сказал, что только я сама могу ответить на все свои вопросы. И тогда он предложил Иллюзион. Я должна была войти в него по доброй воле, я сама должна была решить, хочу я узнать правду о себе, об этом мире или нет. И я согласилась.
Мир крутился вокруг меня. Сейчас. Иллюзион сводил с ума. Я не успевала за образами, которые толкали меня друг к дружке.
Я летела в воздухе, цепляясь ногами за большие карты червонной масти, разложенные веером, за чьи-то длинные волосы, за дым, браслеты-кольца на смуглом запястье, какие-то тяжелые металлические шестеренки, напоминающие детали старого пулемета…
Волк. В темноте я, наконец, плавно перевернулась и встала на ноги перед смотрящим на меня волком. Я не чувствовала страха, я знала, что он не причинит мне вреда. Это мой проводник. Дымка окутала нас, волк пошел в противоположную от меня сторону. Мне нужно было идти за ним.
Я уже забыла, какие вопросы задавала. Меня увлек Иллюзион, я просто парила на образах сознания или параллельного мира. Не важно, что это было. Может, я уже даже была не на Земле. Я знала, что то, что происходит, откроет что-то новое.
Где-то остался мой седой шаман.
Волк остановился. Он принюхался к чему-то на земле, – это был кусок дырявого сыра, – и недолго думая, съел.
Вокруг угадывался темный лес, но мы шли по тропинке, лес был где-то далеко. Такое впечатление, что мы шли по поляне, и она постоянно двигалась вместе с нами потому, что лес никуда не девался, но и поляна оставалась той же. Я знала, что мы идем только по тому, как передвигались ноги, и менялся стелющийся туман. Над головой было темно. Хотелось увидеть звезды, но мне казалось, что мы идем под крышей, притом довольно низкой. Хотелось ссутулиться и идти, как высокий человек, который постоянно боится удариться головой.
Так в темноте волк вел меня за собой.
У меня никогда не было особой цели в жизни, и я всегда за кем-то шла. За кем-то наблюдала, становилась тем, кем не хотела быть, примеряла на себя чужие лица, характеры.
Это понимание возникло вдруг. Волк остановился. Просто остановился, не оборачиваясь на меня, а выжидая. Я уставилась на его свисающий серый хвост.
Наверное, мы бы так долго шли в никуда, если бы шаман не отправил меня в Иллюзион.
Это был первый ответ.
Волк переродился в стелющийся туман, который начал рассеиваться. Но темнота все еще не отступала. Оно и верно – я не знала, куда идти.
Я сделала шаг вперед. Светлее не стало. И я решила продолжить идти по тропинке, но уже одна. Без провожатого.
Тропинка начала петлять. Я знала, что это все теперь моя собственная жизнь, которую я должна вывести в прямую.
А надо ли? Прямая – это ведь так скучно…
Я посмотрела вверх. Воздуха стало больше. Сверху ничего больше не давило, и я увидела первую звезду.
Справа откуда-то появилась кухня. Три стенки без крыши и кафельный пол, плита, пара тумб и повар в белом фартуке и колпаке. Он держал сковороду в руке в стороне от плиты и виртуозно что-то на ней поджаривал. Я не поняла, включена ли плита или нет. Но, наверное, повару это не мешало. Ведь он повар-виртуоз.
Он широко улыбнулся мне, и я подумала, что он похож на итальянца.
Не всегда нужна плита, чтобы приготовить блюдо… И это был второй ответ.
Как всегда неожиданно я провалилась. Земля подо мной провалилась, как ветхие деревянные доски. Я закричала, не зная, куда падаю.
Я пролетела минимум два этажа потому, что передо мной промелькнули комнаты с красными узорчатыми обоями.
Приземлилась удачно. Осмотрелась. Комната. Довольно уютная. Два светильника с теплым персиковым светом, кровать, тумбочка рядом и две двери с одной стороны угла и с другой. Я приземлилась как раз лицом в угол.
Справа или слева. Деревянные двери смотрели на меня. Я не знала, что за ними. Возможно, я могу сама решить, что там будет. Я помнила это из снов. Когда уверенно идешь и представляешь, что ты увидишь, так и происходит. Но с другой стороны, мне было интересно, какую загадку задаст мне Иллюзион.
Я открыла правую дверь. Коридор с теми же красными обоями. Заворачивал дугой налево. И я зашла в левую дверь комнаты, из которой только что вышла.
Наверное, зря я подумала о снах. Иллюзион не хотел решать за меня. Наверное, по старой привычке я захотела опять за кем-то пойти, и ему это не понравилось.
Я снова встала напротив угла и взялась руками за края двух дверей, пытаясь сдвинуть их в угол. Через пару секунд усилий двери поддались и подвинулись, как на рельсах. Они дважды стукнулись друг об дружку и слились в одну. Угловая дверь или дверь в виде угла. С изогнутой кованой ручкой слева.
Я распахнула ее. Комната потеряла один угол, и я пошла вперед. В неизвестную темноту. За дверью было ничто. Я шла по твердому черному полу в такую же черную пустоту.
Я могу сделать даже то, что другим покажется невозможным. Любой может, и любому любой покажется сумасшедшим, идущим в никуда.
Вокруг гулял ветер. Стало прохладно. Мне казалось, что вокруг меня в темноте пространство все увеличивалось. Стало страшно. Я совершенно одна посреди пустоты, и я не знала, как вернуться к шаману.
Но нет. Я же могу все!
Я закрыла глаза и решила представить обстановку, которую хочу увидеть.
Я услышала, как что-то разбилось и рассыпалось. Мир вокруг меня? Мои мысли? Сознание?
Я с опаской открыла глаза.
– Со страхом еще надо поработать, но в целом неплохо, – сказал шаман.
Он сидел напротив меня по-турецки с трубкой в руке, окруженный подушками. Я снова была в его вигваме, и костерок перед нами все так же грел ноги.
Мне оставалось только сказать спасибо. Два дня назад я пришла с мелочными вопросами, которые, скорее всего, вызывали у него смех, а, может, не вызывали… Может, ему вообще было все равно, сижу я здесь или нет… Снова эта планета и привычное тепло, люди… Может, он живет в этом Иллюзионе вечно. В нем все так зыбко и изменчиво… и хорошо. Может, ему все равно даже, есть ли он сам или нет… А он меня видит? И по-прежнему ли это я?
О боже! Что же он со мной сделал?..
Странный парнишка Блу
Он всегда любил аквамарины, поэтому его прозвали Блу. Ему казалось, они таят в себе другие миры, переплетающиеся иллюзионы, лабиринты, коридоры с загадками, и ему очень хотелось разгадать тайну чарующего синего камня. У него дома собралась огромная коллекция аквамаринов разной величины, и в каждом заключалась своя маленькая вселенная. Злобный великан, который остался совсем один потому, что сожрал всех остальных; непонятные перетекающие разноцветные капли, изменяющиеся в полете, Блу был уверен, что это тоже кто-то живой; гномики-шахтеры, забавно шагающие по тропинкам из дома к шахтам и обратно; девочка, разговаривающая со странным исчезающим котом и гусеницей, которая курит трубку…
Блу любил перебирать камни, вглядываясь внутрь, угадывая новые грани, новые ходы, замечая новых каменных жителей, они его не замечали. Они тихо жили внутри аквамаринов, любили, ходили на работу, ели, суетились, а может, тоже разглядывали свои маленькие камни, которые нашли в подземельях аквамаринового мира. Это было невозможно в реальности, но Блу мог фантазировать вместе с камнями.
У Блу было мало друзей, никто не понимал его странностей. Он был неразговорчив, не понимал шуток, а только глупо улыбался, думая о своем. В конце концов, Блу решил, что не стоит выходить из дома, только за любимым молоком и маковым сладким кренделем. А другие продукты он закупал на неделю. Блу решил, что теперь можно исследовать и другие камни, наверняка он найдет в них что-то новое.
Блу уже давно сидел в кухне за столом с горстями необработанных разноцветных камней. Вокруг царил кавардак, по углам образовалась паутина, ползали тараканы, но Блу их не замечал. Он забыл даже о маковых кренделях. И все потому, что увидел ее.
В розовом кварце неправильной угловатой формы он увидел девушку. Она виртуозно каталась на коньках, выписывая фигуры и расчерчивая камень подобно циркулю. Она так самозабвенно каталась, что Блу зачарованно смотрел на нее не отрываясь. Она гипнотизировала танцем. Ее легкое розовое платьице колыхалось на резких поворотах, оно следовало за хозяйкой вслед танцу.
Блу так хотелось, чтобы девушка его заметила, чтобы хотя бы узнала, что он есть и смотрит на нее с восхищением. Но как только он это представлял, ему сразу же становилось не по себе: как она отреагирует, что где-то живет великан подобно тому, что сожрал всех своих соплеменников, который следит за ней, а сама она живет в замкнутом холодном камне, одном из тысяч на планете, названия которой она даже не слышала?
Потому он смирился с тем, что не мог познакомиться с ней, и просто смотрел на танец. Иногда она спала, но почти всегда танцевала. Она тщательно зашнуровывала коньки, маленькие коньки, которые Блу мог раздавить одним ногтем, становилась на лед и начинала движение.
Они застряли во времени. Он – в своей квартирке, темной, запущенной, она – в аквамариновом мире, в котором был только танец на ровной поверхности розового кварца. Каждый жил в своем камне.
Но когда-нибудь девушка все-таки прорежет камень насквозь одним коньком или двумя сразу и выйдет наружу. И, возможно даже, такого же роста, как Блу. Может, аквамарин просто консервировал в себе нормальных людей, и их нужно выпустить?
А ведь есть камни вообще непрозрачные, сквозь них даже нельзя разглядеть, что есть другие миры, кто-то, кто есть снаружи и видит тебя!
У Блу был шанс – девушке нужно было всего лишь посмотреть сквозь камень. Но она была так занята танцем, что шанс был почти ничтожный. Нужно было отвлечь ее. Блу тряс камень, осторожно стучал по нему молотком, боясь вызвать землетрясение внутри и покалечить виртуальную подругу, он говорил, наклонившись совсем близко к камню, шептал в него, грел в руках дыханием, но девушка по-прежнему танцевала.
Летели дни, месяцы, годы. Блу казалось, что он старик. Он похудел, отрастил бороду. Вся его жизнь сузилась до розового шершавого камня с ладошку ребенка, ничего его не интересовало, все камни вокруг покрылись пылью. Девушка никогда не посмотрит на него. Возможно, она вообще не настоящая, и это просто кино, которое так любили смотреть его ненастоящие смешливые друзья.
Блу поднялся после сна и решил в последний раз посмотреть на любимый камень на кухонном столе.
И тут он замер.
Девушка не танцевала. Она сидела посреди своего танцевального поля в коньках, подпирая руками голову, и смотрела нахмуренно в одну точку. Она о чем-то мучительно думала. Сердилась или грустила. Что-то было не так.
Блу подумалось, что она могла почувствовать, как кто-то за ней наблюдает, и попытался снова подать ей знак. Наверное, за это мгновение он помолодел обратно.
Девушка убрала руки от лица и огляделась. Она заинтересованно рассматривала мир вокруг. Блу не знал, что она видела – матовые полупрозрачные стенки кварца, его силуэт или что-то еще. Она что-то искала глазами. Она поднялась и вновь начала танец. Другому бы показалось, что девушка и правда танцует, но Блу твердо знал, что это совсем не тот танец, который он обычно наблюдал. Девушка почти истерично щупала стенки своей каменной тюрьмы, суетливо, но беспощадно разрезая ее коньками снизу. Девушка прощупала все грани, результат ее не удовлетворил, и она продолжила поиск, крутясь на одном месте.
Как же Блу хотелось хоть что-то сделать! Как-то помочь, протянуть ей руку! Но он не знал, как. Он перепробовал все, что только мог придумать.
И тут его озарила догадка. Если нужно что-то кардинально изменить, нужно изменить саму структуру. Из обычного куска металла не сделать меч, если его не выгнуть и не обработать, из муки не сделать крендель, если не добавить яиц и не закрутить тесто в нужную форму, из камня не сделать драгоценность, если его не огранить, отколов все ненужное. Блу так боялся повредить камень девушки, что не подумал о возможной помощи именно таким способом. Она сама захотела выйти наружу, и теперь что бы ни произошло, нужно попробовать, иначе они оба будут жалеть об этом всю жизнь. Разрушение казалось варварством, но из хаоса может родиться что-то грандиозное. Если разрушить тишину, получится звук, и это уже много.
Блу взял молоток – тот самый, которым он когда-то осторожно стучал по камню. Решив начать с краю, Блу ударил. Камень не поддался, а только отскочил.
Девушка по-прежнему металась внутри в поисках выхода.
Блу принес еще несколько инструментов и принялся за дело. Наконец, от камня отскочил кусок.
Девушка замерла. Она смотрела испуганными глазами и вроде даже открыла рот в крике. Она не кричала от страха, она звала. Кого, сама не зная, но с уверенностью, что ее кто-то слышит.
Маленький кусочек не вызволил девушку из кварца, надо было разломить тюрьму пополам. Блу боялся этого. Ведь если ничего не получится, он может убить девушку или отправить ее в неизвестность и никогда больше не увидеть. Но делать было нечего. Она взывала о помощи, и нужно было попытаться.
Блу положил кварц на пол и ударил так сильно, как только мог. Камень раскололся надвое.
И в тот момент, как камень развалился на две половинки, в дверь Блу позвонили. Он будто очнулся ото сна и посмотрел в сторону двери безумными глазами. Он не захотел открывать, ему был важен только камень и исход всей этой истории. В дверь позвонили еще раз. Камень не подавал признаков жизни, девушки внутри больше не было. Бросив взгляд на розовый повергнутый идол, Блу поспешил открыть, чтобы быстрее избавиться от незваного посетителя и вернуться к горестной утрате.
Дверь открылась со скрипом.
– Здравствуйте. Простите, я только сейчас переехала в дом напротив и решила познакомиться с соседями.
Самая улыбчивая девушка в мире стояла совсем рядом, и Блу сначала не понял, в чем дело.
– Меня зовут Мэри, – протянула она руку, глядя широко распахнутыми глазами на Блу. Блу невнятно пожал ее.
– М… Здравствуйте… – промычал он, оглядываясь на разбитый камень.
– Если Вы сейчас заняты, прошу прощения. Если хотите, приходите сегодня на мое выступление, я буду кататься на коньках в семь часов. У нас целая команда, – и Мэри протянула Блу билет.
Он растерянно посмотрел на незнакомку, на билет, снова на незнакомку. Он представил ее в том легком платьице, тщательно зашнуровывающую коньки, и эти чистые аквамариновые глаза…
Он не знал, почему был так растерян. Это наверняка была она, но он не думал, что она появится вот так… обычно. Глядя на него искренне и по-детски, протягивая билет. А он стоял в дверях сутулый, бледный, с впалыми щеками и молотком в руках.
– Придете? – живо спросила девушка. – Если не придете, я буду очень грустить, – и она еще раз широко улыбнулась.
– Да, хорошо, – все еще неуверенно ответил Блу, взял билет и уставился на него. Девушка попрощалась, Блу закрыл дверь, все еще разглядывая врученную бумажку с черными отпечатанными на ксероксе буквами, и вернулся к разломанному камню.
Кварц лежал на полу все в той же покалеченной позе, вокруг были мелкие розовые осколки и песок. В камне больше никто не танцевал и никто не отражался.
Блу положил билет на стол, посмотрел на камень и задумался. О том, что надо бы побриться, убраться в квартире, сходить за молоком и маковыми кренделями и начать изучать новые камни.
