Юлия Латынина
Земля войны
Вот на следующий день Джамалудин проснулся, и увидел, что в палате, кроме него, лежат еще двое свежих раненых, и около них хлопочет Жанна.
В раскрытых окнах бывшего санатория ветер раздувал занавески, солнечные лучи рассыпались по комнате, как сноп золотистой соломы, и когда Жанна наклонилась над Джамалудином, он словно впервые увидел ее тугие молодые бедра и беззащитные серые глаза. Волосы у Жанны были густые и темно-русые, чуть вьющиеся у концов, и тонкие ровные брови очертаниями напоминали ласточкино крыло. У нее были удивительно красивые руки, с длинными, узкими пальцами, и лепестками покрытых матовым лаком ноготков, и в этих руках она держала судно.
– Это как ты здесь оказалась? – спросил Джамалудин.
– Фатима Михайловна заболела, – сказала Жанна, – и в штабе отрядили меня ухаживать за ранеными.
В этот миг дверь отворилась, и в палату вошел Арзо. Широко улыбаясь, он поставил на койку рядом с Джамалудином пакет со снедью. Девушка вспыхнула и вышла вон.
Арзо поглядел ей вслед, засмеялся и сказал:
– Да ты счастливчик, брат.
– Это ты о чем? – сказал Джамалудин.
– Это я о том, – сказал Арзо, – что из-за этой девочки у меня в отряде трое чуть не перестреляли друг друга, и никому из них она даже пальчика не подала. А тебе она готова выносить утку. Что с тобой, брат? Или ты ничего не видишь, кроме войны?
Тут Джамалудин покраснел до кончиков ушей, и внизу живота ему почему-то стало очень жарко, – наверное, из-за воспалившейся раны.
* * *
Через две недели, вернувшись в отряд, Джамалудин с удивлением обнаружил, что его дожидается какой-то секретный пакет. До сих пор Джамалудин сроду не видел секретных пакетов. На этой войне не было секретных пакетов, да и приказов никаких толком не было. Каждый командир воевал в меру своего кругозора. Один видел до ближайшего окопа, а другой на два окопа вперед. Арзо видел на три окопа, а дальше видеть было совершенно бесполезно. Черт знает что можно было себе нафантазировать, если видеть дальше чем на три окопа.
Джамалудин вскрыл пакет и с изумлением увидел там предписание прибыть в штаб Объединенного Фронта. Оно было подписано каким-то полковником Сапроновым. Джамалудин и не подозревал, что у них есть штаб фронта, и что им командует полковник Сапронов.
Джамалудин связался по рации с Арзо и спросил:
– Слушай, Арзо, ты не получал секретного пакета?
– Получал, – сказал Арзо.
– И в нем приказание прибыть в штаб фронта?
– Именно так, – сказал Арзо.
– И что ты собираешься делать?
– Давай сначала навестим штаб, а там посмотрим.
Как выяснилось, штаб фронта располагался на российском аэродроме в Гудауте, и там их ждал приятный сюрприз. Начальник ХОЗУ аэродрома встретил их у ворот и предложил ехать прямо к транспортному самолету на рулежку и забрать оттуда столько оружия, сколько им было надо.
Даже сейчас, через полгода боев, оружие в Абхазии было в страшном дефиците. Чтобы решить проблему с оружием, Арзо и Джамалудин устроили посты, и на этих постах они отбирали все машины, на которые у хозяев не было документов. Понятно, что таких машин было большинство, потому что все, кроме абхазов, убегали из освобожденных районов, а абхазы составляли только пятую часть населения республики. Но даже те машины, которые раньше принадлежали абхазам, вовсе не обязательно сохранили владельцев, потому что перед тем, как абхазы вырезали всех грузин, грузины постарались вырезать всех абхазов.
Словом, если хозяин не мог предъявить документы на машину, Арзо и Джамалудин забирали эту машину и меняли ее на оружие в Гудауте, а там уж машину разбирали на запчасти и отправляли в Россию. Это дело попахивало мародерством и не очень нравилось обоим командирам, но другого способа получить оружие просто не было.
И вот теперь тот же самый начальник ХОЗУ, который торговался с ними из-за каждого ржавого «Жигуля», улыбался, что твой медный чайник, и просил забрать столько оружия, сколько надо.
Как выяснилось, самолет прилетел из Приднестровья, а до этого оружие принадлежало Западной Группе войск. Арзо и Джамалудин пригнали грузовики и опростали транспортник в два счета. Их люди просто зарылись в ящики, как девицы в магазине зарываются в контейнер с кружевными чулками.
После этого Арзо и Джамалудин пришли на заседание штаба и увидели там кучу русских военных. Один военный был такой широкий, что его ляжки свисали по обе стороны стула. Как выяснилось, это и был полковник Сапронов.
Кроме Арзо и Джамалудина, на заседании штаба было человек пятнадцать. Та м был еще один молодой чеченец по имени Шамиль, крупный и чернобородый, который все время учил Джамалудина молиться, один кабардинец и три абхаза. Все остальные были русские, и ни одного из них Джамалудин не знал в лицо. Добровольцы настороженно глядели на русских офицеров. Арзо вытащил из кобуры свежий «стечкин», которым он разжился на взлетке, погладил его, как любимую девушку, и сказал по-чеченски Шамилю:
– Наживка была хороша. Теперь посмотрим на крючок.
Тут полковник Сапронов откашлялся, поднялся и стал говорить, тыча пальцем в разостланную на столе карту. Как выяснилось, он излагал план атаки на Гагры.
Он говорил довольно долго, и в конце концов Джамалудин перебил его:
– Так мне где наступать? – сказал Джамалудин.
– Еще раз повторяю, – сказал полковник, – абхазы наступают вот здесь, а твое незаконное вооруженное формирование – по пляжу.
И ткнул пальцем на участок, который, как Джамалудин совершенно точно знал, простреливался и с гор и с моря, и вдобавок был хорошо укреплен.
Джамалудин вспыхнул и сказал:
– Если я – незаконное формирование, то у тебя вряд ли есть право указывать мне, где наступать.
– И каков же твой план?
Джамалудину не хотелось выглядеть трусом, который отказывается наступать в лоб, и прежде чем он успел сообразить, что он говорит, он ткнул пальцем в карту и выпалил:
– Мы высадимся вот здесь, с моря! И ударим им в тыл!
Русские переглянулись, и полковник Сапронов сказал:
– Хорошо. Будет достаточно, если вы пошумите. Создайте у врага впечатление, что он окружен.
У Джамалудина было два катера: большой, в который влезло семьдесят человек, и маленький, в который влезло двадцать. Остальных своих людей Джамалудин отдал Арзо и кабардинцам.
Они вышли за час до рассвета, и надобно ж было такому случиться, что на море началась сильная качка, а у большого катера заглох движок. Все горцы, бывшие с Джамалудином, сползлись к борту и блевали, и когда стало ясно, что мотор нельзя починить, один из бывших с ними абхазов посоветовал отложить высадку.
– У нас есть только маленький катер, – сказал он, – и вдобавок совсем рассвело. Фактор внезапности утерян, а людей у нас немного, да и оружие все на большом катере.
Джамалудин представил себе, как он будет отчитываться перед новым штабом о сегодняшней вылазке, и ему не захотелось опозориться.
– Мы продолжаем высадку, – сказал он.
Было уже девять часов утра, когда маленький катер приплыл к берегу в назначенном месте. Бой за Гагры уже начался: вдали, как швейные машинки, стрекотали автоматы.
День был ясный, и солнце катилось над морем, как яичный желток по раскаленной сковородке. На белой дороге между морем и скалами стоял автобус, и люди, высыпавшие из него, смотрели, как катер с добровольцами подходит к берегу. Потом автобус опомнился, люди попрыгали в него и уехали.
Джамалудин понял, что времени у них ровно до той минуты, пока автобус доедет до грузинского поста.
Та к оно и случилось. Люди его только-только попрыгали на пляж, как увидели, что к ним едут две бээмпешки.
Джамалудин высадился довольно удобно. В этом месте в море впадала какая-то речка, перегороженная бетонным коробом, а за речкой начинались камыши. Джамалудин послал людей в камыши, чтобы они обошли машины и ударили по ним с тыла, а сам засел за коробом.
Бээмпешки приближались довольно резво и палили вовсю. Гранатометчики, которых Джамалудин послал в камыши, выстрелили по задней бээмпешке, и хотя граната разорвалась рядом, БМП почему-то стала как вкопанная. Видимо, в нее напихали каких-то новобранцев.
Между тем вторая БМП стала поливать камыши огнем и подстрелила несколько людей Джамалудина. Гранатометчик выстрелил в нее, но не попал. Второй гранатометчик выстрелил и тоже промазал. У Джамалудина в отряде был старый дед-абхаз, который знал местность. Собственно, это он подсказал им место для высадки. Джамалудин не думал, что дедок будет воевать, но дед притащил с собой гранатомет, и так как по местным понятиям это была его личная собственность, никто не имел у него права его отнять.
– Стреляй, – закричал Джамалудин деду, а тот перепугался и не знал, что делать.
Джамалудин выхватил у деда гранатомет и увидел, что он заряжен осколочной гранатой. Надежды подстрелить БМП такой штукой было мало, но лучше мало, чем ничего: Джа-малудин высунулся из-за бетонной плиты, прицелился и выстрелил.
Ему так повезло, что граната угодила точно в стык броневых плит. Передок у БМП отодрался и взлетел в воздух, а двигатель загорелся. БМП стала сдавать назад и наткнулась на другую машину. Из горящей БМП повалили фигурки людей, и бойцы Джамалудина стали их расстреливать.
В этот момент завелась первая БМП, и Джамалудин увидел, что она снова едет вперед. Джамалудину стало ужасно досадно, потому что впервые в жизни вчера он набрал вдоволь оружия. И вот теперь из-за поломки большого катера все это оружие болталось в море, а он опять сидел с одним автоматом против БМП и ничего не мог с этим поделать.
Тут Джамалудин с удивлением увидел, что первая БМП развернулась и поехала прямо к морю. Он снова подумал, что водитель, наверное, впервые в жизни сел за рычаги боевой машины, потому что БМП умеет плавать только в кино. Точнее, она умеет плавать и в жизни, но для этого надо возиться с ней целую неделю, чтобы законопатить все дырки. БМП заехала в море по башню и, разумеется, заглохла, а потом из нее стали выбираться грузинские ополченцы. Их было, наверное, человек восемь. Пятеро из них попытались уплыть, но были расстреляны прямо в воде, а трое сдались, и Джамалудин потом узнал, что их расстреляли вечером в штабе.
Люди Джамалудина побежали вперед, к линии фронта, и так как грузины не могли себе представить, что отряд, высадившийся с моря, насчитывает всего двадцать человек, они решили, что это по крайней мере целый батальон. Они убрались с позиций с такой быстротой, что Джамалудин, наступавший с моря, и Арзо, наступавший с гор, чуть не перестреляли друг друга.
Они взяли Гагры, и больше ничего интересного в этот день не произошло.
Утром Джамалудин добыл в соседнем хозяйстве трактор и поехал вытаскивать БМП из моря, но когда он доехал до пляжа, то оказалось, что он опоздал. От БМП остались только глубокие колеи, да яма в том месте, где ворочался на песке трактор. Джамалудин плюнул и поехал в лагерь, и на обратном пути ему попался Арзо на свеженькой БМП. Он был в камуфляжных штанах и влажной от пота майке, и на поясе у него был десантный нож.
– Эй, Арзо, – окликнул Джамалудин, – это не та бээм-пешка, которая вчера заехала в море?
– Та самая, – сказал чеченец, – а тебе что, нужна БМП?
Джамалудину было немного досадно, что Арзо его опередил.
Он вообще уже относился к этой БМП как к своей. В конце концов, вчера она стреляла в него, а не в Арзо, а это в каком-то роде создает право собственности.
– Мне бы она не помешала, – сказал аварец.
– Там у детского сада стоит еще одна, – засмеялся Арзо, – если хочешь, езжай за ней, пока ей никто не разжился.
В конце концов получилось так, что Арзо велел своему бойцу ехать на БМП дальше, а сам вместе с другом пошел к детскому саду.
БМП и в самом деле оказалась на месте. Она стояла прямо посереди площадки с качелями и песочницей. Ее бросили, так и не сделав ни единого выстрела, и у нее был полон даже топливный бак. Джамалудин залез в БМП и начал там возиться, а Арзо Хаджиев зашел в детский сад.
Никаких детей там, разумеется, не было, равно как и воспитателей. Арзо вообще сомневался, что в этом саду скоро заведутся дети. Ведь абхазские дети сбежали отсюда еще давно, когда пришли грузины, если, конечно, грузины их не перерезали. А вчера отсюда сбежали грузинские дети, если конечно, их не перерезали абхазы.
Здание было совершенно неповрежденным, что изнутри, что снаружи; в спальнях стояли заправленные кроватки. В комнате, где играли дети, по полу были разбросаны игрушечные танки и бронетранспортеры, а рядом на столике стоял пластиковый волк из мультфильма «Ну, погоди!». Волк был в разорванной рубашке и с голым серым пузом.
Надо сказать, что Арзо, когда в детстве смотрел «Ну, погоди», всегда сочувствовал волку. Ему казалось неправильным, что в этом мультфильме заяц побеждает волка. Он вообще считал, что это такой античеченский мультфильм, и вдобавок – полное вранье. Арзо не понимал, зачем авторы этого мультфильма так глупо врали. Ведь в жизни так не бывает, что заяц круче волка.
Чеченец пожалел волка и сунул его в карман. Вряд ли это можно было счесть мародерством.
Арзо выглянул в окно и тут услышал где-то за кустами возню и сдавленные крики. Арзо выпрыгнул во двор и побежал к кустам. Он совсем забыл, что, кроме ножа, у него нет оружия.
В кустах было трое мужчин и одна девушка. Девушка лежала на земле с задранной юбкой, и один из мужчин копошился со спущенными штанами возле ее ног, а другой держал ей у горла нож. Третий сидел рядом с автоматом.
При виде Арзо автоматчик вскочил и побледнел, и Арзо узнал его. Его звали Хамзат, и он приехал в отряд совсем недавно, недели две назад. Арзо вообще не нравились люди, которые стали приезжать в Абхазию последний месяц. Они слишком напоминали тех, других людей, которые выстилали окопы коврами и использовали транспортные вертолеты для эвакуации роялей и «жигулей», оставляя абхазам собственных раненых.
Арзо положил руку на нож и сказал:
– Отдай оружие.
Хамзат передернул затвор.
– Не подходи! – заорал он.
Двое насильников отскочили от девушки. Тот, который с ножом, при виде Арзо весь затрясся.
– Она сама! – заорал он, – сама дала, Арзо, клянусь Аллахом!
Арзо шагнул вперед, и Хамзат выпустил очередь в песок под его ногами. Первый насильник, со спущенными штанами, был похож на пингвина. Пистолет в кобуре был прицеплен у него к поясу, а пояс свалился до колен со штанами. Мародер пытался нашарить пистолет, но не мог оторвать взгляда от Арзо.
– Стреляй, – отчаянно заорал он Хамзату, – стреляй, он же нам не спустит!
– Извини, Арзо, – сказал Хамзат.
В следующую секунду над ухом Арзо взревел двигатель, и во двор, сминая кусты, въехала БМП. Ее пулемет недвусмысленно уставился на Хамзата.
То т побледнел и поднял руку с автоматом вверх.
– Туда, – сказал Арзо, и двое насильников, повинуясь его жесту, подошли к Хамзату.
Девушка встала на четвереньки и быстро-быстро поползла к Арзо. Она была похожа на слепого котенка. Арзо было не очень приятно дотрагиваться до нее, но он помог ей подняться и толкнул куда-то за кусты.
– Брось оружие, – приказал Арзо, – все трое, лицом к стене.
– Да это шлюха армянская, – заорал Хамзат, вздергивая автомат, – она из борделя, она…
В следующую секунду пуля из КПВТ ударила ему прямо в живот, и Арзо увидел, как он разлетается фонтанчиками кишок и мяса. Грохот, наполнивший маленький дворик, был такой, словно здесь шел настоящий бой. Тяжелые пули калибра четырнадцать с половиной миллиметров прошивали людей насквозь и разбивали за ними стену.
Через секунду все было кончено. Из БМП выпрыгнул Джамалудин с автоматом в руке, и только тут девочка опомнилась и истерически зарыдала. Чеченец заметил, что ей лет тринадцать, не больше. Один из кирпичных осколков, брызнувших из-под выстрелов, довольно глубоко оцарапал Арзо щеку.
– Ты чего не стрелял? – спросил Джамалудин, кивком головы показывая на оттопыривающийся карман Арзо.
Арзо сунул руку в карман и вытащил оттуда пластмассового волка.
Они с Джамалудином поглядели друг на друга и засмеялись, сначала тихо, а потом все громче и громче, а потом Джамалудин с хохотом сел на теплый песок и заржал:
– Ну не могу! А я еще думал, что это у тебя в кармане!
В вышине ослепительно горело солнце военной Абхазии, ни облачка не было над горами, обоим им на двоих едва было сорок лет, и центральная улица Гагр была завалена телами их врагов.
Это была первая в их жизни большая победа.
* * *
Прошло четыре года.
Доходы Заура Кемирова росли и росли. «Уралы», правда, стали продаваться несколько хуже, зато водка – значительно лучше. Заур обзавелся рынком в центре Бештоя, а его пищевое подразделение, кроме конфет, теперь производило молоко и сыры. Кстати, они больше не рекламировались под иностранным названием «Рикки-Тикки-Тау». На Северном Кавказе молоко Заура продавалось под брендом «Фатима», а в Краснодаре и Ставрополе – под брендом «Наташенька».
Магомед-Гусейн стал проректором Торбикалинского университета, а Магомед-Расул стал начальником железной дороги, и так как он был необыкновенно глупый человек, то Зауру приходилось руководить еще и железной дорогой. В результате железная дорога еще и приплачивала фирме «Кемир», когда возила ее грузы.
Как-то в 1996-м году к Зауру пришел знакомый чеченец по имени Анди. В это время в Торби-кале судили банду, и один из подсудимых был брат Анди, Асланбек. Его обвиняли в пяти убийствах и двадцати семи грабежах. Анди был готов заплатить любые деньги, чтобы его выпустили под подписку о невыезде.
Заур пошел к знакомому судье Верховного Суда и спросил, сколько стоит решить вопрос, и судья ответил:
– Сто тысяч.
Заур передал эти слова чеченцу, и тому не очень понравилась эта сумма. Он ушел от Заура и две недели пытался зайти к прокурору республики. Когда он зашел, прокурор сказал, что это будет стоить двести.
Вот, через две недели, чеченец пришел к Зауру и сказал:
– Как ты держишь свое слово? Ты мне обещал решить вопрос, а до сих пор не решил! Если мой брат сядет, я спрошу с тебя по миллиону за каждый год, который он проведет в тюрьме!
Заур ответил:
– Перестань колотить понты и дай сто тысяч; как только судья получит эти деньги, твой брат выйдет на свободу.
Заур и Анди договорились, что они встретятся в девять у здания суда, и Анди даст ему сто тысяч, а Заур передаст их судье. Но вместо того, чтобы приехать в девять, Анди приехал в одиннадцать, и спросил, почему его брат до сих пор не освобожден.
– Потому что ты не привез вовремя денег, – ответил Заур.
– При чем здесь деньги? Какие могут быть деньги между друзьями? – возмутился чеченец, – Ты мог бы отдать за него судье, а я тотчас же отдал бы тебе! Это ты виноват, что мой брат в тюрьме!
Заур повернулся и сказал:
– Это наш последний разговор. Иди и решай свой вопрос сам, и больше никогда не подходи ко мне ни с одной просьбой.
Тогда чеченец плюнул и отдал Зауру сто тысяч, а тот в перерыве отдал их судье. Судья сказал, чтобы Анди не волновался, и что после двух его брата выпустят под подписку.
Вот наступило дневное заседание суда, и все семь подсудимых сидели в клетке, а в зале были их родичи. Караул в зале был не очень строгий, подсудимым разрешалось принимать передачи от родичей, и жена одного из них за пять минут до начала заседания передала в клетку буханку черного хлеба и банку с молоком.
Вот судья заслушал еще двух свидетелей и как раз хотел уже кивнуть адвокату Асланбека Адиева, и в этот миг один из подсудимых, по имени Вахит, попросился в туалет. Судья не особенно насторожился, потому что ведь все вопросы были решены, и сказал:
– Отведите его в туалет.
Вахита вывели из клетки и повели в туалет через комнату для совещаний, мимо судейского стола, и когда до двери оставалось два метра, Вахит поскользнулся и упал. Пока он падал, он ударил одного конвоира стопой по колену, так, что сломал ему ногу, а когда он выпрямился, у него в руках был пистолет. Этот-то пистолет он и приставил к голове судьи.
– Не шевелиться! – сказал Вахит.
В этот же момент один из подсудимых одной рукой зацепил охранника, стоявшего около клетки, и прижал его к прутьям, а другой рукой вырвал чеку из гранаты и показал ее охраннику. То т застыл и стоял, не сопротивляясь, пока третий участник банды отбирал у охранника ключи.
Ту т все зрители бросились вон из зала, кроме, разумеется, судьи, который не мог никуда сбежать, потому что к его голове был приставлен пистолет. А бандиты выскочили из клетки, разоружили охранников и затолкали их в ту самую клетку, в которой сидели. Правда, всего участников банды было девять человек, а из суда бежали только семеро. Двое обвиняемых поразмыслили и остались в клетке вместе с охранниками.
А те, кто бежал, выволокли судью в коридор, прыгнули в машину ГАИ, которая ждала их снаружи, и уехали.
Происшествие это было по тем временам из ряда вон выходящее, потому что не каждый день подсудимые, сбежав из клетки, забирают с собой судью Верховного суда. Все дороги из Торбикалы были перекрыты, на всех перекрестках, как угри на коже, повылезали гаишники, и машину с подсудимыми обстреляли у поворота в Южный микрорайон. Та к случилось, что она перевернулась, шлепнулась в канаву и загорелась.
Подсудимые выскочили из машины и захватили другую. Судью они снова взяли с собой, хотя после первой перестрелки он получил пулю в голову.
Но надобно было такому случиться, что и вторую машину обстреляли через несколько минут. Машина разбилась о стену пятиэтажки, а подсудимые выскочили из машины и побежали в дом. На этот раз они оставили судью в машине, потому что он был совсем плох, а вместо судьи они разжились какой-то старухой, сидевшей на лавочке.
Ничего старуха не помогла: троих из сбежавших застрелили при штурме, а еще четверых убили два дня спустя в Халинском районе.
Асланбек Адиев был среди этих четверых. Что же до судьи, он помер в больнице.
Вот прошла пара месяцев, и чеченец по имени Анди снова приехал к Зауру и потребовал с него деньги, уплаченные за брата, и еще столько же за моральный ущерб.
– Ты что говоришь? – возмутился Заур. – Асланбеку достаточно было остаться в клетке вместе с охранниками, и он бы вышел на свободу! А он вместо этого затеял таскать судью в заложники! Эти деньги вы сгубили собственной глупостью, да вдобавок они были с судьей, когда его тащили в «жигули»! Уж не знаю, сгорели ли они вместе с машиной или их украли менты!
– Ты украл деньги, которые я дал тебе для судьи, – сказал Анди, – и от этого погиб мой брат. Клянусь, ты за это заплатишь.
– Вышвырните его вон, – ответил Заур.
Через три дня после этого разговора Заура Кемирова украли.
* * *
С тех пор, как Джамалудин отправился за рулем «Урала» в Грозный, не доделав урока по тригонометрии, братья ни разу не виделись. Даже когда Зауру сказали, что его брат ранен, он промолчал. Спустя два месяца ему сказали, что Джамалудин женился на красавице-абхазке, и что Ардзинба подарил молодым танк. Заур промолвил:
– Что ж, будет теперь чем грабить свадьбы.
Поэтому Джамалудин узнал о похищении брата только через три недели. Он приехал в Бештой на следующий день, и с ним были его друзья.
В Бештой уже съехались все родичи, и так как новый дом Заура еще стоял недостроенный, они все собрались в офисе Кемирова, расположенном в обшарпанном заводоуправлении завода нефтяного оборудования.
Двоюродный брат Заура, Аслудин, прилетел из Москвы на собственном ТУ-134.
– Я решу эту проблему, – сказал Аслудин, – я уже поднял на ноги всех. Сам глава ФСБ России занимается этой проблемой, а министр внутренних дел посылает сюда двух своих замов. Такого не будет, чтобы моего брата воровали, как белье с веревки.
Другой двоюродный брат Заура, Шапи, прилетел из Турции на чартерном «Челленджере», зафрахтованном черкесской общиной.
– Со мной сюда прилетели два представителя нашей общины, – сказал Шапи, – они этнические чеченцы. Каждый из них очень уважаемый человек в Турции, и у каждого из них бизнес на сто миллионов долларов. Они уверены, что вернут брата за два дня.
Шурин Заура, Магомед-Салам, приехал на совещание на черном «Мерседесе» с мигалкой. Заур недавно сделал его коммерческим директором фирмы, и Магомед-Салам очень гордился своей машиной.
– Это беспредел, – сказал Магомед-Салам, – мы что, зайцы, что ли? Вот мы сейчас поедем в Чечню и потребуем вернуть Заура. Вот я поеду, Шапи поедет, Вали поедет…
– Езжай, – сказал Джамалудин. – Та м как раз сейчас ребята с «калашами» на «Жигулях» ездят. Твой «Мерс» им пригодится.
Что же касается двух братьев Заура, Магомед-Гусейна и Магомед-Расула, то Магомед-Расул оказался в больнице с инфарктом, а Магомед-Гусейна отправили за ним присматривать, потому что было известно, что это хорошие люди, но проку от них немного.
* * *
Через три дня после приезда Джамалудина чеченец по имени Анди выходил от своей любовницы, когда возле него затормозила машина, и выскочившие из нее тени сунули Анди в мешок, а мешок – в багажник.
Его привезли в лес, и когда мешок с головы Анди сняли, он увидел, что стоит на мягком, засыпанном листьями склоне, а рядом стоят Джамалудин и еще три человека с автоматами. Джамалудин бросил чеченцу лопату и сказал:
– Копай.
Чеченец выкопал в земле яму в половину своего роста, и пока он копал, ему чудилось, что ветви в лесу читают над ним похоронную молитву. Когда могила была готова, Джамалудин спросил:
– Где мой брат?
– Не знаю, – ответил Анди.
Джамалудин приставил ствол к мизинцу чеченца и выстрелил.
– Где мой брат? – повторил вопрос Джамалудин.
– Я не знаю, – закричал чеченец, – меня уже таскали в ментовку, все ваши думают на меня, но я клянусь, что я пальцем его не трогал!
Джамалудин выстрелил снова и отшиб ему безымянный палец.
– У тебя еще восемнадцать пальцев, – сказал аварец.
Чеченец заплакал и сказал:
– Я отдам тебе весь мой бизнес и перепишу на тебя две мои квартиры, но я клянусь Аллахом, Джамалудин, я не трогал твоего брата и никому его не продавал!
Джамалудин достаточно долго воевал, чтобы понять, что пленник не врет. Поэтому чеченца перевязали и отвезли в родное село Кемировых, чтобы он исполнил свое обещание.
* * *
Вот прошло еще три дня, и Джамалудин Кемиров уехал в Чечню. В доме, куда он приехал, его уже ждали. Возле дома толклись «Нивы» и джипы, а возле джипов стояли люди с густыми, как ельник, бородами.
Во дворе дома за дощатым столом сидели пять или шесть очень известных командиров, и Джамалудин по-дружески обнялся с Арзо Хаджиевым и еще с одним человеком, с которым он воевал в Абхазии.
– У меня украли брата, – сказал Джамалудин, – тот, кто это сделал, пошел против шариата. Разве он украл русского или еврея? Он наследил в собственном доме, считайте, что он украл брата Арзо.
Полевые командиры поглядели на Арзо. То т помолчал и сказал:
– Мы воевали вместе, и если бы не ты, меня бы похоронили у детского садика в Гаграх. Но когда мы взяли Гагры, получилось, что мы сделали это для Москвы. Скажи, будешь ли ты воевать против России?
– Сначала отдайте Заура, а потом будем разговаривать, – ответил Джамалудин.
– Что ж, – сказал Арзо, – люди, которые украли Заура, сделали работу, а за всякую работу полагается платить. Договаривайся сам об оплате, сюйли.[2]
– В Гудауте ты не звал меня «сюйли», – сказал Джамалудин. – Тогда ты звал меня «брат».
– Кто не говорит «да», говорит «нет», – ответил Арзо. – Тот, кто не воюет против Москвы, мне не брат.
Помолчал и добавил:
– Я и все мои друзья попросим, чтобы все было быстро и хорошо.
* * *
На следующий день после возвращения Джамалудина из Чечни в доме Кемировых раздался телефонный звонок. Междугородный оператор сообщила, что их вызывают из Гудермеса, и когда Джамалудин поднял трубку, на том ее конце раздался голос с чеченским акцентом.
– Три миллиона долларов, – сказали по ту сторону трубки.
– Перед тем, как я заплачу деньги, я должен встретиться с моим братом, – ответил Джамалудин, – откуда я знаю, что товар у вас?
– Я пришлю тебе его палец в доказательство, – ответил посредник.
– Мало ли у кого ты отрежешь этот палец? – возразил Джамалудин, – сейчас в Чечне столько трупов и столько пальцев, что можно продавать эти пальцы, как деликатесы, папуасам. Вы отрежете палец у покойника, а скажете, что это братний. Я хочу увидеть брата. Без этого разговора не будет.
– Хорошо, – сказал посредник.
* * *
Спустя два дня машины Джамалудина подъехали к Ровенскому кругу. Тогда это еще не было такое знаменитое место, как впоследствии, когда на кругу каждый день продавали и покупали людей. Но все-таки круг был самым очевидным местом для встречи на границе Чечни и Аварии, и когда Джамалудин подъехал к этому месту, он увидел, что по ту сторону блокпоста стоят два черных джипа.
Машины Джамалудина остановились по эту сторону, и Джамалудин пошел через блокпост один. В это же самое время из машин, стоявших по ту сторону блокпоста, тоже вышел человек и пошел ему навстречу. Он должен был оставаться с людьми Джамалудина в качестве заложника, пока Джамалудин осмотрит товар.
Когда они одновременно проходили мимо солдат на блокпосте, Джамалудин повернул голову, и увидел, что это Арзо Хаджиев.
– Ты станешь богатым человеком, нохчи, – сказал Джамалудин, – если продашь каждого своего брата по три миллиона.
– Я не в доле, – ответил Арзо, – это все, что я мог для тебя сделать.
Джамалудин отвернулся и пошел дальше.
Его везли довольно долго, часа три, усадив между двумя боевиками и напялив мешок на голову, и когда Джамалудина наконец вывели из машины, было уже совсем темно. Они стояли на небольшой площадке, отбегавшей в сторону от дороги между двух скал. Горы вокруг были как складки покрывала, которое бросил Аллах, прежде чем навсегда покинуть эту землю, и прямо под правым колесом джипа темнел треугольный рот минной воронки.
Один из сопровождающих Джамалудина показал рукой на «Ниву», стоящую по ту сторону воронки, и сказал:
– Говори только по-русски.
Джамалудин сел на заднее сиденье «Нивы», и когда человек, сидевший там же, повернул голову, Джамалудин спросил у него:
– Где мой брат?
Человек молчал несколько секунд, как будто не понимал, что его спрашивают. Он был очень худ, – килограмм на тридцать меньше, чем весил Заур, когда Джамалудин видел его последний раз; у него было серое, как пемза, лицо, опутанное свалявшейся паутиной бороды, и глаза покойника.
– Заур? – сказал Джамалудин.
Человек неожиданно улыбнулся, так, что его лицо от морщин сложилось гармошкой, и сказал:
– Знаешь, я как раз собирался поехать в Дубай, чтобы похудеть. Бешеные деньги это должно было стоить. Похоже, я сильно сэкономил на диете.
– Как с тобой обращаются? – спросил Джамалудин.
– Я не жалуюсь.
Человек, наблюдавший за ними с переднего сиденья, едва заметно хмыкнул, а Джамалудин обнял брата и сказал:
