Юлия Латынина
Ниязбек
Солнце било по шоссе прямой наводкой; далеко в море плыла белая лодка, и из раскрытых окон «жигулей», стоявших под стеной, метрах в пяти справа от Рустама, радио возвестило о времени дневного намаза. Рустам нахмурился. Это был большой грех – пропускать в пятницу время молитвы.
Машины показались спустя пять минут. Их было две. Одна – бронированный «Мерс» черного цвета, другая – серебристый «Лендкрузер» сопровождения.
Когда первая машина замедлила ход на переезде, Рустам нажал на кнопку.
***
Министр МВД уже завершал доклад, когда за открытым окном что-то далеко ухнуло, и с потолка упало несколько белых чешуек.
Панков завертел головой. Спикер парламента Хамид Абдулхамидов, сидевший по правую руку от него в президиуме, обеспокоился и вышел. Он вернулся через минуту и положил на трибуну докладчику белый листок.
Министр МВД ознакомился с запиской, глубоко откашлялся и доложил:
– Товарищи! Как я уже сказал, наше министерство добилось решительных успехов в борьбе с терроризмом! За истекший период задержано сто сорок пять участников незаконных вооруженных формирований. Изъято двести килограммов подрывной литературы. Тем самым предотвращено не меньше ста сорока терактов! Но враг не дремлет! Только что террористами, сеющими кровь и ненависть в нашей республике, совершено новое злодеяние! Среди бела дня, на Бакинском шоссе, на дороге из аэропорта, ими подорван заряд взрывчатки, уничтоживший пять проезжавших машин!
***
Возле трассы в аэропорт, на перекрестке проспектов Ленина и Шамиля, стояла новая мечеть на пять тысяч человек, и, как всегда по пятницам, она была полна народу. В метре от входа молился высокий человек в синих джинсах и белой рубашке с длинными рукавами.
Взрыв раздался в трех километрах от мечети, и многие выбежали наружу, но человек даже не повернул головы. Спустя минуту к нему подошел его друг по имени Джаватхан и сказал:
– Твоего брата убили.
Человек продолжал молиться.
– Твоего брата убили, – повторил Джаватхан.
Тогда, между ракатами, человек повернул голову и сказал:
– Но ведь Аллах жив.
И продолжил намаз.
***
Когда полпред приехал на место взрыва, вонь от сгоревшей стали и плоти еще висела над дорогой. С обеих сторон шоссе скопилась немерянная пробка, и министр внутренних дел республики, трясясь от усердия, доложил полпреду, что машину террористов нашли, брошенную, возле старой мечети. Ее тоже подожгли.
Владислав Панков пробежал вперед.
Взрывная волна взрезала бронированный «Мерс» пополам, как консервную банку, и отшвырнула две половинки друг от друга. Обугленный людской мусор вылетел из машины вместе с сиденьями и двигателем. Игорь Маликов был высокий человек, почти два метра ростом. От него осталась метровая головешечка. Она лежала поперек асфальта, как большая черная кукла, и Панков не мог понять, лежит она затылком вверх или вниз.
Переезд был перерезан трехметровой воронкой, и чуть дальше догорали «Лендкрузер» охраны и какой-то беленький «Москвич». Возле джипа валялись горки камуфляжа.
Панков опустился на колени перед трупом и увидел, что Маликов умер не только от ожогов: порванный взрывом кусок броневого листа рассек ему шею и до сих пор торчал из раны.
Прошла целая вечность, прежде чем русоволосый москвич поднял голову. Машина охраны уже догорела, и солнце передвинулось чуть ближе к морю. За спиной Владислава стоял человек в синих джинсах и белой длинной рубахе. На боку его висел автомат на широкой брезентовой ленте, перекинутой через плечо, как сумка почтальона. Панков смотрел на него снизу вверх, и оттого человек казался очень высоким, еще выше, чем девять лет назад. Сильные пальцы с белыми лунками ногтей небрежно придерживали магазин автомата, из-под длинной, несмотря на жару, рубашки на запястье сверкнули дорогие часы. У него было правильное лицо с густыми черными бровями и плоским, словно бы перебитым носом, и на гладко выбритой коже выделялись полные влажные губы. Лицо его стало не старше, а скорее грубее и жестче, и на шее, чуть ниже крепкого, как капкан, подбородка, появился длинный шрам, нырявший под ворот рубашки.
Вокруг стояла звенящая тишина, и все сотрудники органов, набившиеся на теракт, отошли на два метра от трупа, полпреда, и человека с автоматом.
– Ты хотел назначить его президентом? – спросил Ниязбек.
Его горский выговор ничуть не смягчился: он вбивал согласные друг в друга, как молотком.
– Нет.
– Вся республика знала, что он твой друг. Вся республика знала, что ты написал представление. Об этом сплетничали даже овцы в горах.
– Он отказался. Категорически.
Ниязбек смотрел русскому прямо в глаза, и Владислав сделал удивительное открытие. Они были такого же цвета, как глаза Арзо. Не совсем черные: скорее темно-коричневые, как камень оникс, и где-то в глубине этих глаз, как в километровой толще океана, посверкивали красные искры.
– Ты убил его, – сказал Ниязбек, – я спас твою шкуру, а ты убил его не меньше, чем те, которые заплатили киллеру. Жаль, что ты не пополнил гербарий Арзо.
Повернулся и пошел прочь.
***
Ибрагима Маликова хоронили в горах, рядом с отцом и дедом: так распорядился Ниязбек. Тело увезли сразу. По мусульманскому обычаю его надо было похоронить до захода солнца, а до села было сто двадцать километров скверной горной дороги.
После короткой перебранки со службой охраны Панков прилетел в село на вертолете. Единственная улица была забита автомобилями, и по дороге вилась настоящая пробка. Ибрагим не был в республике двадцать лет, и, видимо, дело было не столько в нем, сколько в его младшем брате.
К удивлению полпреда, ни одна из машин, которых он видел, не была бронированной. Уже потом ему объяснили, что в горах на броне ездить почти невозможно. Почти все влиятельные люди республики, отправляясь в горы, отъезжали на своих бронированных лимузинах километров на пятьдесят, а потом пересаживались на джипы. Панков прикинул, что было б, если б Маликова хоронили в городе, и понял, что дело вполне могло кончиться беспорядками.
Вместе с другими мужчинами Панков поднялся на кладбище и стоял там, неловко спрятав руки, пока другие прощались с покойником под арабскую скороговорку имама. Разглядывая могилы, Панков невольно заметил, что на надгробиях нет фамилий. Только отчества. С кладбища, расположенного сверху села, были видны вершины соседних гор и столы на площади у мечети.
Уже потом Панкову сказали, что пока он был на кладбище, к селу подъехал кортеж с президентом республики. К президенту вышел Ниязбек со своими людьми и велел ему ехать обратно. «Клянусь Аллахом, это не я», – сказал президент, и Ниязбек ответил: «Уезжай, или я буду стрелять». Президент уехал.
После кладбища Панков пошел в дом Маликовых. Дом стоял на отшибе: новый, каменный, с оградой, похожей на стену крепости и с неожиданно скромным двухэтажным особняком внутри. В доме было тихо и пусто, вся толпа была снаружи. Только у входа русоволосый москвич заметил двух крепких ребят, скучающих у стойки для автоматов.
Панков прошел мимо них в гостиную, застеленную красно-зелеными коврами, и увидел Ниязбека. Тот молился, обратившись лицом к Мекке. Рядом, на покрытом ковром топчане, валялся «калашников» с широким серым ремнем. Стол в гостиной был полностью заставлен нехитрой едой: лепешками, зеленью, краснобокими помидорами и тарелками с большими вареными кусками мяса.
Ниязбек кончил молиться, встал, сложил коврик и надел носки. Потом молча сел на топчан.
Панков сел напротив.
– Ты его любил? – спросил Владислав.
– Он мой старший брат, – ответил Ниязбек, терпеливо, словно русский задал какой-то ребяческий вопрос. Подумал и добавил, – он меня вырастил. Он был на семь лет старше.
– Ты часто с ним виделся?
– Последний раз – девять лет назад. Я был у него на новоселье. В Москве. Там были его друзья и директор его института, и мой брат начал стыдить меня при всех. Он сказал, что он депутат, что у него вот есть квартира и водитель, и что институт, в котором он раньше работал, платит ему пятьсот долларов в месяц только за консультации. «Можно жить достойно и не убивать людей», – сказал он.
Ниязбек помолчал, и Панков увидел, как шрам у него на шее вдруг вздулся, как капюшон кобры.
– Я вышел из квартиры с директором института. Когда мы спустились площадкой ниже, я ударил его, как собаку, и сказал: «Я даю тебе две тысячи, почему ты передаешь брату пятьсот долларов? Я тебя потеряю».
– И что было дальше? – спросил Владислав.
– Брат вышел на лестницу, чтобы проводить этого директора. Они ведь дружили. Он слышал, как я его бил. Он спустился вниз и спросил: «Квартира тоже от тебя?» «Да», – ответил я. Через месяц он уехал в Америку. Больше я его не видел.
– И сильно ты побил директора? – спросил Владислав.
– Меньше, чем он заслуживал.
Они молчали несколько секунд. За окном в честь покойника трещали автоматные выстрелы.
– Начальник УФСБ клянется, что его убили боевики Вахи Арсаева. И даже мои… эксперты не исключают подобной возможности, – наконец проговорил Владислав.
Ниязбек усмехнулся.
– Убийцы бросили оружие – раз. Они сожгли машину – два. Зачем Вахе бросать оружие? Его менты знают в лицо. Его поймают, его живым десять сантиметров не протащат. Оружие – это возможность выжить. Зачем Вахе сжигать машину? Что, у ментов его отпечатков нет? Бросать оружие – это почерк киллеров, а не ваххабистов. Ваха бы оружие забрал и машину тоже. У него лишних денег нет.
– Но…
– У тебя есть иллюзии? Ибрагим Маликов – твой друг, а его брат спас твою шкуру. Что должен думать президент, когда тебя назначают полпредом? Что он должен думать, когда он предлагает тебе поужинать, а ты спрашиваешь: «Где здесь столовая?». Что хочет каждый человек, Владислав?
– Сохранить свое место? – спросил чиновник.
Ниязбек, против воли, расхохотался.
– Каждый человек хочет жить. Президент Асланов понимает, что после того, как его снимут, он не проживет и месяца. А дети его не проживут и дня. Не обманывай сам себя, русский. На Кавказе это стоит жизни.
Скрипнула дверь, и на пороге гостиной появилась девушка, закутанная так, что из-под черного платка были видны только лицо и узкие руки. Она поставила на стол перед мужчинами большую фарфоровую миску, в которой в бульоне плавали белые рожки хинкала.
– Поешь, – сказал Ниязбек, и Владислав внезапно понял, что он очень голоден. Последнее, что он ел, был какой-то вчерашний салат из свеклы в столовой дома правительства. Он бы с удовольствием еще и выпил, но по какой-то причине спиртного на столе не было.
Хинкалы оказались вкусными и горячими, и Владислав съел целую миску, и напоследок еще закусил жесткой вяленой колбасой.
– Тогда, девять лет назад, я очень долго болел, – сказал Владислав, – ты будешь удивлен, но у некоторых людей есть такая штука – нервы. Я просидел в подвале три дня, а лечился полгода. Потом я два года был в США. Представитель России при Мировом Банке. Когда я попытался найти человека по имени Ниязбек, мне сказали, что тебя убили.
Ниязбек рассеянно гонял вилкой кусочек хинкала.
– Врачи сказали мне забыть о Кавказе, – сказал Владислав, – и я забыл. Когда меня назначили полпредом, я узнал забавную вещь. Я узнал, что ваш новый президент был избран в 98-м. Через пять месяцев после того, как ты вытащил меня из подвала. И что его сыновей зовут Гамзат и Гази-Магомед. Мне сказали, что Гамзат и Гази-Магомед много занимались бизнесом, и делали это грязно. Что они все время влетали в проблемы. Забывали платить долги. Что если бы не их друг по имени Ниязбек, они бы никогда не выжили, а президент Асланов никогда не стал бы президентом, потому что именно люди Ниязбека с автоматами в руках обеспечивали ему правильный подсчет голосов. Еще я узнал, что через неделю после того, как президент Асланов победил на выборах, машину Ниязбека разорвало фугасом. Чтобы, значит, не отдавать долги. Что ты собираешься делать, Ниязбек?
Горец поглядел на него своими темно-коричневыми глазами и ответил:
– Ничего такого, о чем бы я хотел рассказать полпреду президента Российской Федерации.
Владислав молчал несколько секунд, собираясь с духом, но в этот момент громко хлопнула дверь, и в гостиной показались несколько человек. Крепкие, черноволосые, кто в черных рубашках, кто в камуфляже. Все они по очереди начали обниматься с Ниязбеком, а потом горец обернулся и представил первого:
– Джаватхан.
Джаватхан обладал удивительно простодушной оливковой физиономией, обрамленной короткой черной бородой, и мог, по местным меркам, с одинаковым успехом быть как министром, так и бандитом, или и тем и другим сразу.
– Хизри.
Хизри шел, опираясь на плечо Джаватхана, и Панков вдруг сообразил, что вместо ноги у него протез. Он был болезненно худ. Черные, как засвеченная фотопленка, глаза сверкали на сером землистом лице.
– Ваха.
Вахе было около сорока. Он был гибкий и крепкий, как цепь, с курчавыми полуседыми волосами и неожиданной для горца синевой жестких глаз.
Четвертый гость повернулся, чтобы поздороваться, и рука Панкова непроизвольно отдернулась, словно он сунулся в домну.
Это был Арзо Хаджиев.
Полевой командир постарел довольно сильно. Морщины на чисто выбритом лице были такие частые, словно его бросили на раскаленную сетку, и левый, пустой, рукав камуфляжной куртки был пристегнут к поясу. На погонах Хаджиева красовались три звездочки. Панков знал, что пять лет назад Хаджиев перешел к русским; сейчас он командовал спецгруппой ФСБ «Юг», а брат его представлял Чечню в Совете Федерации. Полпред президента понимал, что рано или поздно его встреча с Хаджиевым неизбежна. Но сейчас он замер и испуганно смотрел на Хаджиева, словно ожидая, что тот ударит его.
Чеченец засмеялся, показывая крепкие желтые зубы, и обнял полпреда здоровой правой рукой.
– Мне пора ехать, – сказал Владислав.
Его никто не задерживал, и Панков понял, что он поступает правильно. Этим пятерым надо было поговорить, и даже если они будут говорить по-русски (а они будут говорить по-русски, потому что Арзо чеченец), то все равно ни один русский не поймет того, о чем они говорят.
В прихожей Панков столкнулся с девушкой в черном. Она несла кастрюлю с мясом, и Панков сказал:
– Помочь?
Девушка испуганно оглянулась, и Панков внезапно увидел правильное, удивительной красоты лицо, с темными пушистыми бровями, такими же, как у Ниязбека, и черными озерами глаз. Даже мешковатая одежда не могла скрыть гибкой и стройной фигурки. Девушка посмотрела сначала на сероглазого русского в костюме, пошитом на Sevillе Row, потом на вооруженных людей в прихожей (их стало значительно больше), и промолвила еле слышно:
– Нет-нет. Вы не должны. Вы же мужчина.
И проскользнула в дверь гостиной. Владислав глядел ей вслед.
Когда вертолет поднялся в воздух, было уже темно. Пробка на горной дороге сияла фарами. Полпред закрыл глаза, перебирая в уме состоявшийся разговор, и вдруг вскинулся, как от удара током.
– Что такое, Владислав Авдеевич? – перепугался начальник охраны.
Владислав прикрыл глаза рукой и снова, как наяву, увидел лица зашедших к Ниязбеку мужчин. Шок от встречи с Арзо выбил из головы все мысли, а зря. Кто такие Джаватхан и Хизри, Панков не знал, впрочем, кажется, он видел Хизри на экономическом форуме. Но вот лицо человека, представившегося как «Ваха», Панкову было знакомо. Они никогда не встречались, да и не могли, но именно это лицо глядело на Панкова с уголовного дела, заведенного на главного террориста республики Ваху Арсаева еще в 1997-м году, когда он в компании семи вооруженных до зубов головорезов захватил рейсовый самолет «Торби-кала-Москва».
***
На следующий день после похорон Игоря Маликова Панков собрал совещание руководителей силовых структур. Из девяти человек, сидевших за столом, шестеро были родственники президента республики, восьмой был сам Панков, а девятый был замглавы УФСБ полковник Шеболев.
Это была личность легендарная в своем роде. Десять лет назад карьера Шеболева началась с того, что он лично отправился на переговоры с Вахой Арсаевым. И лично застрелил двух террористов, подав тем самым сигнал к началу штурма. Вскоре после этого Шеболев уехал из республики, а вернулся три месяца назад: назначение его лоббировал тот же человек, что и способствовал назначению Панкова. «Держитесь вместе», – порекомендовал он.
Полковник Шеболев был высокий, довольно крупный человек с мясистым лицом и повадками носорога. Он плохо переносил жару, и то и дело промакивал розовый лоб и раннюю лысину, обрамленную венчиком желтоватых волос. Перед началом заседания Шеболев подошел к Панкову и вполголоса осведомился:
– Говорят, вы были на соболезновании. Что говорит Ниязбек?
– А вас там почему не было?
– Меня бы не пустили. Вы недооцениваете, Владислав Авдеевич, тот факт, что вас туда пустили. Вы там видели кроме себя хоть еще одного русского?
– Спросите, что там было, у Арзо, – посоветовал Панков, – он же теперь ваш. Вы его хозяин.
Ответ полковника последовал без промедления:
– Мне Арзо волка подарил. На день рождения. Сидит теперь в клетке, и я его хозяин. Но что у волка в голове творится, я не знаю, и разговаривать с ним не умею.
– А чего вы его тогда держите? – спросил Панков.
– А чтобы в клетке был. А не в лесу.
Главным докладчиком на совещании был руководитель парламентской комиссии по расследованию обстоятельств гибели Игоря Маликова. Это был ни кто иной, как депутат ЗАКСа, председатель совета директоров «Аварского национального банка» и глава службы безопасности президента Гамзат Асланов.
– Подрыв машины полномочного представителя президента РФ в Кавказском федеральном округе, – сказал Гамзат, – был осуществлен с помощью ФАБ-250. Это фугасная авиабомба с массой взрывчатки в двести пятьдесят килограмм. Взрыв осуществлялся по проводам. В момент подрыва над бомбой находился багажник «Мерседеса». Машину вывернуло наизнанку, и все находившиеся в ней погибли мгновенно. Джип сопровождения был практически уничтожен тем же взрывом. Двум охранникам удалось выбраться, но их добили автоматным огнем. При взрыве серьезно пострадали еще три машины. Разрушено десять метров железнодорожного полотна, в стаде, пасшемся неподалеку, убита корова.
Панков сидел, уперев глаза в полированный стол. Ниязбек был прав. Это расследование с самого начала превращалось в фарс. Гибель потенциального президента республики расследовал сын президента нынешнего.
– Это самый мощный взрыв в республике за последние пять лет, – продолжал Гамзат, – не считая попытки взрыва здания «Авартрансфлота» с помощью грузовика, груженного полутонной тротила. Наиболее важен тот факт, что подобную бомбу нельзя установить за час или два, особенно на оживленной трассе. Согласно предварительным данным следствия, бомба была зарыта на глубине тридцать сантиметров во время ремонта переезда. Было это, по данным свидетелей, около двух недель назад.
Панков поднял голову. Эти слова были для него неожиданностью.
– Есть данные, – спросил он, – откуда взялась бомба?
За Гамзата ответил начальник УФСБ республики генерал-лейтенант Разгонов.
– Мы проверяем все места, – сказал Разгонов, – говоря по правде, их всего два. Больше всего подозрений у нас вызывает авиабаза в Барго. Сейчас там идет сплошная проверка.
– Следует заметить, – добавил министр МВД Ариф Талгоев, – что взрыв оказался, видимо, сильнее, нежели рассчитывали террористы. Взрывная волна обрушила бетонную стену, за которой прятался подрывник. Возле его лежки мы нашли кровь, лоскутья кожи, одежды, и брошенный автомат. Террорист был ранен, и, возможно, контужен. Его товарищи помогли ему скрыться. Что же до машины, на которой они уехали – это белая «шестерка» с госномером П327ЗА. Хозяин «Шестерки» задержан и сейчас дает показания.
Панков помолчал.
– Убийство Игоря Маликова, – сказал он, – это беспрецедентный теракт. По размаху, по дерзости, по количеству жертв. Теракт, который свидетельствует о кричащих недостатках власти в республике. Как вышло, что комиссию по расследованию этого теракта возглавляет сын президента республики?
Все присутствующие переглянулись.
– Гамзат Ахмеднабиевич, – сказал прокурор Махриев, – опытный и уважаемый в республике человек. Хороший юрист. Блестящий работник. Мы надеемся, что с учетом его влияния, его…
– Не надо, – негромко сказал Гамзат, и прокурор осекся.
– Владислав Авдеевич, – продолжал сын президента, – имеет в виду, что это убийство могло быть выгодно нашей семье. Так ему сказали враги нашей семьи. Нашего рода. Так вот. Бомба, которая убила Ибрагима, была заложена под рельсы две недели назад. Тогда, когда никто не знал, что Ибрагим приедет в республику. Когда никто не знал, что в республику приедете вы, Владислав Авдеевич. Клянусь Аллахом, ни я, ни мои родные не имеем к этой бомбе никакого отношения. Для меня дело чести доказать, что я не виноват в этой смерти. Это дело безопасности моей семьи. Вот почему я возглавляю эту комиссию и не скрываю этого.
Панков молча смотрел на Гамзата. «А если он прав?» – подумал Владислав.
***
Когда совещание закончилось, Панков сделал Шеболеву знак остаться.
– Что вы думаете про эту комиссию? – спросил Панков.
Шеболев набулькал себе в стакан минералки.
– Думаю, что ей будет трудно найти правду.
– Вы тоже считаете, что сын президента замешан в этом теракте?
– У меня не такая должность – считать, – ответил полковник, – моя должность – знать. Вот я знаю, например, что на авиабазе в Барго со склада пропали бомбы, а когда мы захотели поговорить с начальником склада, то оказалось, что пропал и он.
– Давно пропал? – спросил Панков.
Шеболев промокнул пот со лба и снова наполнил стакан минералкой.
– Авиабаза в Барго, – сказал он, – это место, где все пропадает. Просто бермудский треугольник какой-то. Мы вот со вчерашнего дня там проводим проверку, и решили посмотреть топливо. Оно у них хранится в таких здоровенных хранилищах на две тысячи тонн каждое. И что же вы думаете? По документам четыре тысячи тонн на месте, а на самом деле какие-то умельцы приварили в центре емкости трубу до самого низа, туда комиссия щуп запускает – топливо есть. А на самом деле его давно нету. То есть некоторые вещи, которые на базе быть должны, их там нет. А некоторые лишние – есть.
– И какие это лишние вещи?
– Например, подпольный водочный цех.
Панков вскинулся.
– Вы шутите, – сказал он.
– Ничуть, – сказал Шеболев. – Более того, я вам скажу, что как только мы взяли за жабры человека, который этим цехом руководил, мне позвонил депутат парламента, которому он приходится двоюродным братом. А когда я этого депутата послал, мне позвонил министр финансов, который с ним родственник по жене. А уж когда мы взяли начальника склада ГСМ, то моему начальнику позвонил сам председатель правительства, потому что начальник склада ГСМ – его внучатый племянник, и это обстоятельство должно обеспечивать ему дипломатическую неприкосновенность.
– Все-таки ваше дело – кража бомб, а не производство водки, – сказал Панков.
– Несомненно. И про водку я рассказываю по двум причинам. Во-первых, чтобы объяснить, что бомбы со склада мог вывезти любой. Например, тот, кто приехал за водкой. Или тот, кто приехал за левой горючкой. А начальника склада, которого мы ищем, – может, его давно утопили где-нибудь на Каспии и сейчас все хотят списать на него, потому что местные менты дальше печки мышку не ловят. А во-вторых, я хочу вам сказать, что Гамзат Асланов не может расследовать эту историю, даже если это не он взорвал Маликова. Как он будет ее расследовать, если у каждого человека, который попадает под подозрение, есть брат, дядя, дедушка и троюродный свекор со стороны матери? Я не бросал своих связей с этой республикой, Владислав Авдеевич, я знаю, что говорю.
Шеболев сидел перед полпредом, шумно дыша, как большой бело-рыжий сенбернар, страдающий от жары, и Панков заметил, что кожа на его руках, торчащих из рукавов короткой форменной рубашки, обгорела и покрылась белой шелухой.
– Хотите, я вам приведу простой пример? – продолжал русский полковник, – Так получилось, что Арсаева восемь лет назад поймал именно я. Ваха был из хорошей семьи, его отец чеченец-аккинец, он руководил Первым медицинским, а здесь никуда не поступают без взяток. Мне предлагали, чтобы отмазать Ваху, полмиллиона. Потом миллион. А потом Ваха получил двадцать пять лет и поехал в колонию в отдельном купе с двумя конвоирами. Оба холостые, в здешних местах женитьба стоит дорого, молодые люди не могут себе позволить жену. На первой же остановке оба конвоира вышли попить чайку, а Ваху они оставили непристегнутым. Ваха вышел из вагона, сел в подъехавшие «Жигули» и был таков. А оба конвоира вскоре женились.
Панков помолчал.
– Если вы действительно хотите бороться с терроризмом в республике, – сказал Шеболев, – то вы должны создать особую группу при ФСБ. Группу, которая никому не подотчетна. Группу, которая имеет все полномочия забирать тех людей, которых она сочтет нужным, и делать с ними все, что сочтет нужным, не взирая на звонки и угрозы.
– Такую, как группа «Юг»? – уточнил Панков.
Шеболев ощерился и вдруг сжал правый кулак, словно натягивая воображаемый поводок.
– Арзо, – сказал Шеболев, – сидит у нас на цепи, и не дай бог этому волку раскрыть пасть не в ту сторону и вцепиться не в ту курицу. Порву.
***
Министру строительства Магомедсалиху Салимханову очень не нравилось, что он сидит в СИЗО по статье «попытка убийства», и еще больше ему не нравилось, что дело, ввиду его особой значимости, расследует лично прокурор Правобережного района Багаудин Арифов.
Дело в том, что три года назад Магомедсалих Салимханов убил сына Арифова.
Убийство это произошло при следующих обстоятельствах.
Магомедсалих, Али Арифов и еще несколько человек, входивших в окружение Ниязбека, занимались нефтью. Нефть забирали бензовозами прямо с узлов переработки и везли через Бараний туннель на территорию сопредельной Южной Аварии. Обратно через туннель возили спирт. Иногда нефть забирали не с узлов переработки, а из врезок в трубопровод, но так или иначе, вся нефть была без документов.
Это был такой популярный промысел в республике, что двести километров горной дороги, которая шла до Бараньего туннеля, даже расширили и заасфальтировали, но все равно через каждые два километра в ущелье валялся сгоревший бензовоз, потому что водители засыпали за рулем или лихачили.
Однажды на узел нефтепереработки, с которого забирали нефть, нагрянула прокурорская проверка. Магомедсалих не счел это дело за серьезное и пошел к Али. «Помоги, – сказал Магомедсалих, – если надо, мы заплатим». Дело действительно закрыли: стоило это сто пятьдесят штук, и для друзей это были немалые деньги.
Спустя некоторое время накрыли еще парочку бензовозов, заправлявшихся у трубопровода. Это были бензовозы их друга Сергея. У Сергея не оказалось денег, чтобы закрыть дело, и Али сказал, что сам все уладит, но что за это часть доли Сергея перейдет ему.
Таких случаев произошло пять или шесть за год, а потом как-то раз взяли друга Магомедсалиха по имени Мурад. Его обвинили в убийства бурового мастера. Магомедсалих пришел к сыну прокурора просить о закрытии дела, и тот сказал, что это будет стоить двести тысяч. «У него нет таких денег», – ответил Магомедсалих. «Так что ж я могу сделать, – последовал ответ, – он же его убил! Он сам всем рассказывал! Если у него нет денег, пусть отдает бизнес. У него пять бензовозов, пусть отдаст два».
Магомедсалих вернулся домой сильно озадаченный. Дело в том, что Мурик действительно убил бурового мастера, потому что тот завел собственные бензовозы, но он никогда об этом не трепался. Единственный раз, когда Мурик проговорился, был, когда они сидели вместе, пьяные в ночном клубе, и в их компании был сын прокурора. Али Арифов был не так пьян, как другие, и Магомедсалих вспомнил, как он расспрашивал Мурада о покойнике.
Магомедсалих поразмыслил еще и понял, что всякий раз, когда менты брали бензовозы, они точно знали, где они будут, так, как будто их кто-то наводил. Еще Магомедсалих понял, что в результате этих проверок доля его и его друзей в бизнесе сократилась до сорока процентов, а доля Али возросла до шестидесяти.
После этого Магомедсалих взял ствол, сел в машину и поехал к Али Арифову. Было три часа ночи; Али отворил ему, отчаянно зевая. Он был в шлепанцах, и поверх его бедер было замотано полотенце. Они прошли в кухню, и через раскрытую дверь Магомедсалих заметил, что в спальне спит пьяная проститутка. Магомедсалих сказал Али все, что он о нем думает, и потребовал, чтобы тот вернул бизнес и выпустил Мурада. Еще Магомедсалих потребовал триста тысяч долларов. Сто пятьдесят тысяч взамен тех, которые получил Али, и еще столько же за моральный ущерб. Али засмеялся:
– Ты бандит, а я сын прокурора. Как я решу, так и будет.
Магомедсалих вытащил из-за пояса пистолет и сказал:
– Клянусь Аллахом, ты вернешь все, и ты извинишься перед Муриком.
– Серьезный ствол, – ответил Али, – как ты думаешь, сколько ты получишь за него лет?
В следующую секунду Магомедсалих выстрелил.
Следствие так ни до чего и не докопалось, но прокурор Правобережного района знал, что его сына убил Магомедсалих, и все это знали. «Если бы это был не Магомедсалих, а Сергей или Хизри, – говорили все, – то они бы убили и проститутку, спавшую в соседней комнате. Только Магомедсалих мог в такой ситуации оставить женщину в живых».
***
Ниязбек приехал к полпреду спустя два дня после убийства брата. Панков молча смотрел из окна, как во двор пансионата заезжает колонна джипов, и как из них выпрыгивают черноволосые парни с автоматами.
В кабинет полпреда Ниязбек зашел вместе с тремя друзьями. Несмотря на жару, он был в рубашке с длинными рукавами. От него, как и в прошлый раз, пахло дорогим одеколоном, и только в лице что-то странно изменилось. Панкову понадобилось несколько минут, чтобы понять, что Ниязбек не брился два дня.
Двоих из спутников Ниязбека Панков узнал сразу. Это были хромец Хизри и смуглый чернобородый Джаватхан. Третий представился как Магомед-Расул.
Магомед-Расул оказался из какого-то ремонтного управления, Джаватхан был замминистра по налогам и сборам, а Хизри был просто Хизри.
– У меня к тебе просьба, – сказал Ниязбек, – отпусти Магомедсалиха.
– Исключено.
– Ты делаешь ошибку. Магомедсалих – мой друг.
– Я знаю, что он твой друг. Я не сомневаюсь, что у него были причины сделать то, что он сделал. Наверняка это были важные причины. Может, вице-спикер обозвал нехорошим словом его кошку, а может, мама вице-спикера когда-то не подала воды бабушке Магомедсалиха. Но мне нет дела до его причин. Человек устроил перестрелку на глазах половины парламента и трех телекамер! Если этого недостаточно, чтобы посадить человека, то что – достаточно?
