Сага Бауэр быстро бежала по мосту Скансбрун, сквозь сырые тени мостов повыше.
Мимо с грохотом проезжали тяжелые машины.
Одолев мост, Сага замедлила шаг.
Спортивная куртка на груди потемнела от пота.
Почти каждый день после работы Сага бегает в Гамла Эншеде, чтобы забрать из школы свою сводную сестру Пеллерину.
Подростком Сага перестала общаться с отцом, но теперь снова начала. И хотя самое тяжкое недопонимание разрешилось, Саге трудно было снова войти в роль дочери. Может быть, им с отцом никогда уже не вернуться друг к другу по-настоящему.
Теперь Сага бежала по гулкому проходу под Нюнесвэген и железнодорожными путями.
Подтянутая, как балерина, Сага была красива красотой, которая притягивала взгляд: длинные светлые волосы, заплетенные в косы с цветными лентами, неправдоподобно голубые глаза.
Сага Бауэр служила комиссаром Шведской полиции безопасности, но прошлой осенью шеф отправил ее писать отчеты и участвовать в скучных встречах, призванных содействовать успешному обмену полицейским опытом между Швецией и США[4]. Чтобы избежать открытого конфликта, а также критики изнутри, участники обмена дружно отзывались о сотрудничестве как о крайне плодотворном; Саге Бауэр и специальному агенту Лопес даже пришлось зафрендить друг друга на Фейсбуке.
Унылый спортивный комплекс, обширный парк… скоро покажется школа.
Над гравием футбольной площадки висела пыль, просачиваясь сквозь высокую ограду.
Пеллерине уже исполнилось двенадцать, но ей все равно не разрешали возвращаться из школы одной. Поэтому она оставалась на продленку и ждала, когда ее заберут.
Девочка, родившаяся с синдромом Дауна, имела еще и врожденную тетраду Фалло: четыре разные болезни сердца, объединившись, не позволяли крови доходить до легких. В возрасте четырех недель Пеллерина подверглась шунтированию, а еще одну операцию на сердце перенесла уже почти в годовалом возрасте.
У Пеллерины имелись проблемы с обучением, однако благодаря помощи тьюторов она ходила в обычную школу.
Пульс замедлился, и одышка улеглась; обойдя главное здание, Сага приблизилась к досуговому клубу “Меллис”, где располагалась школьная продленка. В окно первого этажа Сага увидела младшую сестренку. Пеллерина с довольным видом прыгала и смеялась вместе с двумя другими девочками.
Сага потянула входную дверь, разулась в гардеробе перед полоской скотча на полу. Из зала, где занимались танцами и йогой, слышалась музыка. Сага остановилась в дверном проеме.
С лампы свисала розовая шаль. От басов подрагивали на окне бумажные снежинки.
Сага узнала Анну и Фредрику – девочек из класса сестры, обе на голову выше Пеллерины.
Все были босы. Перекрученные носки валялись в пыли под стулом. Девочки выстроились в ряд посреди комнаты. Повиляв бедрами, они делали шаг вперед, хлопали в ладоши и поворачивались кругом.
Пеллерина танцевала с улыбкой на лице, не замечая сопли, свисавшей из носа. Сага заметила, что сестра сумела выучить все движения, однако чересчур старается, виляет бедрами сильнее, чем две другие девочки.
Анна, запыхавшись, выключила музыку, убрала за ухо прядь волос и захлопала в ладоши.
Стоя в дверях, Сага заметила, как девочки переглянулись над головой Пеллерины, и Фредрика скорчила глупую рожу, рассмешив Анну.
– Вы чего смеетесь? – пропыхтела Пеллерина и надела очки с толстыми стеклами.
– Просто радуемся, какая ты умная и красивая. – Фредрика подавилась смешком.
– Вы тоже умные и красивые, – улыбнулась Пеллерина.
– Ну, куда нам до тебя!
Пеллерина рассмеялась.
– Тебе стоит начать сольную карьеру, – объявила Фредрика.
– Как это? – Пеллерина поправила очки.
– Давай мы снимем на видео, как ты танцуешь…
Сага вошла в зал, и Фредрика сразу замолчала. Пеллерина подбежала к сестре, обняла.
– Как вы тут, веселитесь? – спокойно спросила Сага.
– Мы разучиваем танец! – сообщила Пеллерина.
– Все в порядке?
– Да-а-а!
– Анна? – Сага посмотрела на девочку. – Все в порядке?
– Да. – Та покосилась на подружку.
– Фредрика?
– Да.
– Вот и молодцы, – сказала Сага. – Продолжайте в том же духе.
В гардеробной Сага подождала, пока Пеллерина несколько раз обнимет свою учительницу-куратора, натянет комбинезон и соберет рисунки.
– Они самые крутые в классе, – рассказывала Пеллерина, пока Сага вела ее за руку через школьный двор.
– Но, если они попросят тебя сделать что-нибудь непонятное, отвечай “нет”, – напомнила Сага.
– Я уже большая.
– Я просто за тебя волнуюсь. – Сага проглотила комок в горле.
Держа сестру за руку, она думала о девочках, которые корчили рожи над ее головой. Вдруг они обманом запишут Пеллерину на видео, а ролик выложат в интернет?
Про такое потом говорят “невинная игра”, “дети расшалились”, но, когда люди кого-то обижают, они все прекрасно понимают. Тяжкое напряжение наполняет комнату, но они не останавливаются. Они продолжают.
Пеллерина с отцом жили в Гамла Эншеде, на Бьёрквэген, в каменном доме, покрытом ярко-красной штукатуркой, с красной черепичной крышей.
На старых яблонях и на траве поблескивал иней.
Пока Сага закрывала калитку, Пеллерина убежала звонить в дверь.
Ларс-Эрик Бауэр вышел им навстречу: вельветовые брюки и мятая рубашка с расстегнутым воротом. Подстричься отцу следовало еще месяц назад, но взлохмаченные, подернутые сединой волосы придавали ему располагающе эксцентричный вид. Каждый раз, встречаясь с отцом, Сага думала, как он постарел.
– Входи, – сказал он, помогая Пеллерине снять комбинезон. – Сага, останешься на ужин? Я буду рад.
– Не успеваю, – машинально ответила Сага.
Толстые линзы в очках Пеллерины запотели и сделались белыми. Девочка сняла очки и затопала вверх по лестнице, к себе в комнату.
– Я приготовлю макаронную запеканку – ты ее любишь.
– Любила в детстве.
– Скажи, что ты хочешь – я съезжу, куплю, – предложил отец.
– Перестань, – улыбнулась Сага. – Мне все равно, я съем что угодно. Запеканка – отлично.
Ларс-Эрик просиял и повесил куртку дочери на вешалку.
– Не нравятся мне две девочки из “Меллис”, – заметила Сага, поднимаясь вместе с отцом в комнату Пеллерины.
– В каком смысле?
– Мне кажется, они к Пеллерине не очень. Рожи корчили.
– Пеллерина не даст себя в обиду, но я с ней поговорю.
Будучи кардиологом, Ларс-Эрик купил профессиональный электрокардиограф, чтобы наблюдать за сердцем младшей дочери. Проблемы могли начаться вновь.
Пока Сага рассматривала новые рисунки сестры, отец присоединял к груди Пеллерины электроды. По груди девочки вертикально тянулся оставшийся после операции бледный шрам.
– Ну, иду готовить ужин, – сказал Ларс-Эрик и оставил их одних.
– Дурацкое у меня сердце, – вздохнула Пеллерина и снова надела очки.
– У тебя лучшее сердце в мире, – возразила Сага.
– Я – девочка с большим сердцем!
– Да, а еще ты лучшая в мире младшая сестра.
– Это ты лучшая в мире, ты совсем как Эльза, – прошептала Пеллерина и потрогала длинные волосы Саги.
Обычно Сагу раздражало, когда ее сравнивали с диснеевскими принцессами, но ей нравилось, что Пеллерина видит ее и себя сестрами из “Холодного сердца”.
– Сага! – позвал снизу Ларс-Эрик. – Подойди на минутку!
– Я скоро вернусь, Анна. – Сага погладила сестру по щеке.
– Хорошо, Эльза.
Когда Сага спустилась, Ларс-Эрик стоял у разделочного стола и крошил лук-порей. На кухонном столе лежал завернутый в фольгу пакет с приклеенной скотчем запиской “Моей дорогой Саге”.
– Подарочная обертка кончилась, – виновато сказал отец.
– Папа, мне не нужны подарки.
– Да это так, мелочь.
Разорвав фольгу, Сага смяла ее в блестящий комок и положила рядом с коробочкой в цветочек.
– Открой. – Ларс-Эрик широко улыбнулся.
В коробке, утопая в упаковочном наполнителе, лежал старинный фарфоровый гном – в ярко-зеленом костюмчике, с вытаращенными глазами и розовыми щечками. Гном радостно улыбался, прижимая к животу большой горшок.
Это же ее гном.
Его доставали каждое Рождество, а в горшок насыпали розовые и желтые леденцы.
– Искал я его, искал, – стал рассказывать Ларс-Эрик, – а вчера просто зашел в антикварный в Сольне – а он там.
Сага вспомнила, как однажды мать, разозлившись на отца, швырнула гнома на пол. Остались одни осколки.
– Спасибо, папа.
Поставив коробочку на стол, Сага вернулась к Пеллерине. Частота сердечных сокращений увеличилась, словно сестра только что бегала. Пеллерина, открыв рот, испуганно смотрела в телефон.
– Что случилось? – встревожилась Сага.
– Ничего. Не смотри! – Сестра прижала телефон к груди.
– Папа! – позвала Сага.
– Не смотрите!
– Ничего-ничего, дружок, – сказала Сага. – Просто скажи, что ты там увидела.
– Нет.
Ларс-Эрик торопливо поднялся по лестнице и вошел в комнату.
– Расскажи папе, – предложила Сага.
– Нет! – выкрикнула Пеллерина.
– В чем дело, Пеллерина? Я готовлю ужин, – требовательно сказал отец.
– Что-то в телефоне, – объяснила Сага.
– Покажи. – Ларс-Эрик протянул руку.
– Это нельзя показывать, – заплакала Пеллерина.
– Кто сказал, что нельзя?
– Так написано в письме.
– Я твой папа, мне можно.
Пеллерина отдала отцу телефон; Ларс-Эрик прочитал, нахмурился, но потом с улыбкой сказал:
– Милая, ты же понимаешь, что это чепуха?
– Я должна переслать его дальше, а то…
– Нет, не должна. В нашей семье никто не пересылает дурацкие письма другим.
– Письмо счастья? – спросила Сага.
– Да, глупость ужасная. – Отец снова повернулся к Пеллерине. – Я его сотру.
– Нет, пожалуйста, не надо!
Но Ларс-Эрик уже удалил письмо и вернул телефон Пеллерине.
– Ну вот, было – и нет! Забудем о нем.
– Я тоже как-то получила письмо счастья, – сказала Сага.
– А они к тебе приходили?
– Кто?
– Девочки-клоуны, – прошептала Пеллерина и поправила очки.
– Нет никаких девочек-клоунов, – вмешался Ларс-Эрик. – Их выдумал кто-то из ребят, приятелей пугать.
Он убрал электроды и выключил кардиограф. Сага отнесла сестру вниз и уложила на диван перед телевизором. Укрыла пледом и, как всегда, включила “Холодное сердце”.
На улице стемнело. Сага ушла на кухню, помочь отцу – тот уже поливал макароны смесью сливок, яиц и тертого сыра. Взяв две липкие прихватки, Сага поставила запеканку в духовку.
– Что было в том письме счастья? – тихо спросила она.
– Чтобы избежать проклятия, перешли письмо трем знакомым, – вздохнул отец. – Иначе, когда ты уснешь, придут девочки-клоуны и выколют тебе глаза. Примерно так.
– Понятно, почему она испугалась.
Сага зашла проведать сестру. Пеллерина уснула. Сага сняла с нее очки, положила на журнальный столик и вернулась на кухню.
– Она спит.
– Я разбужу ее перед ужином. Она ужасно устает в школе, каждый вечер засыпает.
– Ну, мне пора.
– И поесть не успеешь?
– Нет.
Отец проводил Сагу в прихожую, подал куртку и напомнил про гнома.
– Пусть живет здесь. – Сага открыла дверь.
Ларс-Эрик остался стоять в дверях. Свет падал на морщинистое лицо, взлохмаченные волосы.
– Я думал, ты обрадуешься, – тихо сказал он.
Если бы все было так просто.
В три часа дня белесое небо уже начало темнеть.
Вообще Йона не имел ничего против уличного патрулирования, но после встречи с Ноленом ему стало казаться, что мир вступил в опасную фазу.
Йона шел вдоль латунной ограды церкви Адольфа-Фредрика. У разверстой могилы собрались одетые в черное люди. Над парой надгробий надругались вандалы, разрисовали плиты свастиками.
За окном тайского ресторана на улице Улофа Пальме кто-то размахивал руками.
Пьяная женщина. Встала из-за столика и смотрит на Йону.
Когда он приблизился, она плюнула на стекло в его сторону.
Йона вышел на площадь Хёторгет, где, как всегда, шла торговля овощами и фруктами. Мысли то и дело возвращались к осквернителю могил из Осло. Надо получить из Норвегии череп Суммы и вернуть его на место. Йона не знал, рассказывать ли о случившемся дочери. Люми наверняка разволнуется.
Проходя мимо Концертного зала, Йона услышал агрессивные выкрики – кричал какой-то пьяный. Со звоном разбилась бутылка. Йона обернулся и увидел, как зеленые осколки рассыпаются между машинами.
А вот группка людей отхлынула от мужчины, который явно под кайфом. Небритый, в потертой кожаной куртке, светлые волосы как пакля. Промежность и штанина джинсов потемнели от мочи.
На мужчине ни обуви, ни носков; он порезал ногу, и по тротуару тянутся кровавые следы.
Мужчина грязно выругался на женщину, которая поспешила отойти, и теперь спокойно, с высокомерной миной, многозначительно тыкал пальцем в собравшихся вокруг людей.
– Раз, два, три, четыре… пять, шесть, семь…
Подойдя ближе, Йона увидел за спиной у потерявшего берега мужчины маленькую девочку. На грязном личике испуг, малышка вот-вот заплачет. В такой холод на ней был лишь розовый спортивный костюм.
– Давай поедем домой? – Девочка осторожно потянула мужчину за рукав куртки.
– Раз… два… три…
Мужчина пошатнулся и схватился за столб, чтобы не упасть. Пустой взгляд, зрачки стянуло в булавочную головку, из узкого носа текут сопли.
– Нужна помощь? – спросил Йона.
– Да, помогите, пожалуйста, – заплетающимся языком выговорил мужчина.
– Как вам помочь?
– Застрелите тех, на кого я укажу.
– У вас есть оружие?
– Я вам просто покажу, кого…
– Хватит, – миролюбиво перебил Йона.
– Ладно, ладно.
– У вас есть оружие?
Мужчина указал на парня, остановившегося рядом, и проходившую мимо женщину с коляской.
– Папа, – умоляюще сказала девочка.
Йона постарался успокоить ее:
– Не бойся. Но мне надо проверить, есть ли у твоего папы оружие.
– Ему просто надо отдохнуть, – прошептала девочка.
Йона велел мужчине положить руки на затылок, тот послушался. Но, отпустив столб, тут же потерял равновесие и качнулся назад, в тень синего фасада.
– Что ты принял?
– Немножко кетамина, немножко спидов – и все.
Йона сел на корточки перед малышкой, отец которой снова начал еле заметно указывать пальцем на прохожих.
– Сколько тебе лет?
– Шесть с половиной.
– Как думаешь, сумеешь присмотреть за мишкой?
– За каким мишкой?
Йона достал из сумки плюшевого медведя. Перед Рождеством полицейских снабдили такими медвежатами – раздавать детям, которым приходится несладко или которые стали свидетелями преступления. Для детей из неблагополучных семей эти мишки часто оказывались единственным рождественским подарком.
Девочка не сводила глаз с медвежонка в полосатой кофточке и с большим красным сердцем на груди.
– Присмотришь за ним? – улыбнулся Йона.
Девочка что-то застенчиво прошептала.
– Можешь взять его себе, если хочешь.
– Правда?..
– Но медвежонку нужно имя. – Йона протянул игрушку девочке.
– Соня, – сказала малышка, крепко обнимая медведя.
– Красивое имя.
– Маму так звали, – объяснила девочка.
– Твоего папу надо отвезти в больницу. Есть кто-нибудь, у кого ты пока можешь пожить?
Девочка кивнула и шепнула что-то медведю на ухо.
– Бабушка.
Йона вызвал “скорую”, связался со знакомой из социальной службы и попросил ее отвезти девочку по нужному адресу.
Не успел он все объяснить девочке, как подъехала полицейская машина. Синий отсвет скользнул по асфальту.
Из машины вылезли двое полицейских в форме.
– Йона Линна? Ваш шеф связался со мной по рации.
– Карлос?
– Он просит вас ответить на звонок.
Йона достал телефон и увидел, что звонит Карлос Элиассон, шеф Бюро расследований, хотя звонка не слышно.
– Прости, что вторгаюсь, но это очень важно, – заговорил Карлос. – С тобой хочет связаться комиссар немецкой полиции. Клара Фишер из Федерального уголовного ведомства. Это срочно.
– Зачем?
– Я обещал, что ты поможешь им с предварительным расследованием… В Ростоке, в кемпинге, смертельный случай, вероятно, убийство… Жертва – Фабиан Диссингер… Серийный насильник, его недавно выпустили из тюремной психиатрической лечебницы в Кёльне.
– Я отбываю условное наказание. Патрулирую улицы в ожидании…
– Фишер спрашивала именно о тебе, – перебил Карлос.
Сияло солнце. Йона ехал мимо бледно-зеленых полей и больших каменных домов, мимо асфальтированных подъездных дорожек, на которых стояли велосипеды и машины.
Самолет из Стокгольма приземлился в аэропорту Росток-Лаге час назад. Йона арендовал “БМВ” и теперь ехал на север по шоссе А-19.
Он все еще не знал, зачем понадобился комиссару Кларе Фишер. Знакомы они не были, а убитый в кемпинге человек не проходил ни по одному из расследований Йоны.
Клара Фишер не уточнила, чем Йона может ей посодействовать, но так как полицейские Швеции и Германии сотрудничали уже не один десяток лет, Карлос дал добро.
В самолете Йона успел прочитать отчеты по трем из присланных немецким Федеральным ведомством предварительных расследований, в которых фигурировал погибший.
Фабиан Диссингер был осужден за двадцать три особо жестоких изнасилования; он нападал и на мужчин, и на женщин в Германии, Польше и Италии. Судебно-психиатрическое заключение гласило: диссоциативное расстройство личности и садистские наклонности с психопатическими эпизодами.
Йона круто свернул влево и углубился в лес. Справа мелькнула глинистая дорожка для мотокроссов, а потом снова начался лес, который тянулся до самого кемпинга Остзеекамп-Ростокер-Хайде.
Оставив машину возле полицейского заграждения, Йона подошел к группе ожидавших его немецких полицейских.
Зимнее солнце освещало провода и параболические антенны на крышах трейлеров.
Комиссар Клара Фишер оказалась высокой женщиной с гордым и слегка обиженным выражением лица. Взгляд карих глаз при виде Йоны как будто стал резче. Короткие кудрявые волосы Клары слегка поседели на висках. Черная кожаная куртка доходила ей до бедер, а черные кожаные сапоги на низком каблуке сделались серыми от налипшей грязи.
Клара медлила, наблюдая за Йоной, словно малейшее изменение в выражении его лица имело колоссальное значение.
– Спасибо, что так быстро приехали, – сказала Клара, пожимая ему руку и не спуская с него глаз.
– Люблю кемпинги…
– Вот и отлично.
– Но все же не понимаю, зачем меня сюда вызвали, – закончил Йона.
– Уж точно не потому, что смерть Фабиана Диссингера – большая потеря для Германии. – Клара Фишер указала на домики.
Оба двинулись по асфальтовой дорожке, которая вилась через весь кемпинг. Холодное белесое солнце светило сквозь голые кроны деревьев.
– Не стану говорить, что он получил по заслугам, но будь моя воля, он просидел бы за решеткой до конца жизни, – спокойно сказала Клара.
– С этим трудно не согласиться.
Они миновали душевые и киоск. Столпившиеся за ограждением обитатели кемпинга снимали место преступления на мобильники. Красно-белая пластиковая лента трепетала на ветру.
– С этим трудно не согласиться, – повторила Клара, косясь на Йону. – На прошлой неделе кое-кто в берлинской полиции отказался от расследования… Известного педофила обнаружили в канаве возле школы – его утопили… я могу понять своих коллег: совсем недавно полиция прекратила следствие по делу об ограблении и убийстве молодой женщины в Спандау.
Пустая пивная банка прокатилась по песчаной площадке с контейнерами для раздельного сбора мусора. В солнечном свете сверкнуло разбитое стекло; большая целлофановая обертка застряла между двух контейнеров.
Йона с Кларой в молчании прошли мимо нескольких трейлеров более старой модели. Все на засове: не сезон.
Двое полицейских в форме, дежуривших возле внутреннего заграждения, почтительно поздоровались с Кларой.
– “Кебби-58”, 2005 года. – Клара кивнула на трейлер. – Самый дешевый во всем кемпинге. Его сдали Диссингеру на два месяца и четыре дня.
Угловатый трейлер помещался на массивном бетонном блоке. От крючковатой антенны на крыше стекала по стене красно-бурая ржавчина.
На гравийной площадке стоял столик с полотняной столешницей, за которым работали двое техников-криминалистов в белых комбинезонах; в землю были воткнуты номерки, отмечавшие места находок. Закопченную алюминиевую кастрюлю переполняла дождевая вода с дохлыми мухами.
– Полагаю, вы еще не успели заглянуть в высланные вам отчеты?
– Заглянул, но не во все.
Клара безрадостно улыбнулась.
– Не во все, – повторила она. – Мы обнаружили у него в компьютере гигабайты жесткой порнографии, с насилием… видимо, после одиннадцати лет принудительного психиатрического лечения в голове у него не прояснилось. Сидел себе тихонько в тюремной клинике, принимал лекарства… и все это время ждал, когда можно будет продолжить.
– Некоторые люди так устроены, – заметил Йона.
Один из криминалистов – высокий, в белом защитном комбинезоне – вышел из трейлера, чтобы освободить им место; он что-то сказал Кларе, Йона не понял его слов.
У открытой двери вместо ступеньки высилась табуретка.
Все это время Клара бесцеремонно наблюдала за Йоной. Она словно хотела задать какой-то вопрос, но сдерживалась.
На светло-коричневых ковриках лежали полупрозрачные пластины – по таким полагалось передвигаться на месте преступления. Пол поскрипывал под шагами полицейских.
На круглом диване с выцветшим голубым рисунком валялся коричневый пиджак с протершимися чуть не до дыр лацканами и запачканными кровью рукавами.
– Кто-то должен был слышать шум драки, – вполголоса заметила Клара.
Пробирки с биологическими образцами и пакеты с изъятыми предметами – кофейными чашками, пивными бокалами, столовыми приборами, зубными щетками, окурками – выстроились на стеклянной панели плиты.
– К Диссингеру кто-то приходил. Диссингер собирался действовать по старой схеме, но его время прошло. Он постарел, потерял форму… и его до смерти избил тот, кого он пытался изнасиловать.
Солнечный свет проникал в трейлер сквозь нечистые окна в подтеках и желтоватые, в пятнах, занавески. В оконных рамах подрагивали от сквозняка обрывки паутины: дверь так и стояла открытой.
– Его нашли двое подростков… Пару дней назад он пытался зазвать одного из них выпить.
– Я бы хотел поговорить с ребятами. – Йона рассматривал кровь на закругленном уголке шкафа.
– Они очень напуганы. Но не опоздай они к назначенному времени, им пришлось бы куда хуже.
Двуспальную кровать покрывали пятна крови; ночник, вырванный из стены, повис на проводах. Похоже, кого-то стащили с голого матраса, а потом снова швырнули на него; кто-то в попытке сбежать проковылял вдоль стены.
– Родственники не рвутся его хоронить, так что я оставила его повисеть до вашего приезда. – Клара указала на закрытую дверь туалета.
– Спасибо.