Lars Gert
Записки краеведа Кердика, естествоиспытателя Фантазии
– Вахъи-и-и! – Счастью этой детворы не было предела.
Почему-то именно сейчас я вдруг вспомнил себя молодого, тайно влюблённого в деву по имени… «Если бы мы жили лет на сто раньше, – шептал я про себя, – я боролся бы за тебя». Но мир стал меняться слишком быстро – все стали большими себялюбцами. Потому я, Кердик-романтик, махнул рукой и с тех самых пор всю жизнь занимаюсь наукой.
Кое-как пройдя весь Садум с запада на восток, я пришёл к выводу, что соседнее с ним хюсревство Гемлюр, преисполненное красно-бурыми почвами саванн, климатически ничем не лучше: очень недоброе, крайне пасмурное небо весьма контрастировало с раскалёнными до предела песками – которые, точно хамелеоны, меняют цвет от странной, непонятной синевы до огненно-красного.
В гемлюрской столице, шатре Абдуррахман я сел в лодку и собственноручно грёб в сторону острова Мирух, где располагался древний Гриффонис, и где находится единственный в Фантазии джамхурияд26.
Первая же проба показала наличие на юге острова (который мореплаватели именовали Пальмовым) коричнево-красных ферраллитизированных почв ксерофитных лесов и кустарников. В центре острова, к северу от истока реки Ивлют, в районе Кинжал-горы я обнаружил уже высокогорные, горные пустынные и степные почвы; на самом же севере я выявил красно-чёрные почвы саванн и пампы. Здесь, именно здесь я впервые почувствовал самое настоящее волшебство, ибо столкнулся с мёртвыми душами, тенями, эфириалами и прочей нежитью; здесь я встретил несколько пальмеров и одну горгулью, здесь взял со дна морского себе в ладонь офиуру и отпустил обратно. Конечно, я несколько лукавлю, ибо в Нордгарде я наткнулся на самого настоящего, живого снежного тролля, но то был единичный случай; видел я и пери, но это мог быть сон – таким образом, я хожу-брожу по Фантазии, но Фантазией её я назвать могу лишь с большой натяжкой: всё слишком обычно и реально.
По Внутреннему морю я доплыл до эмирата Хэбир и посетил дворец в Эйди-эн-Нахр. Не углубляясь сильно в материк, я двигался вдоль прибрежной зоны на юго-запад, пока не вышел к устью Потока амулетинского, реки Сония. Эта водная артерия, стекая со стороны далёкого Кровавого ущелья, делила массив Эж-Жэлдин и Хребет брошенных на две неравные части – первый, с горою Эв-Вяр, был моей целью и ориентиром на запад, тогда как второй, с пиком Аль-Дэр увёл бы меня слишком далеко на север, к границам Стерландии.
Так, идя всё время на запад – по всем землям древней Вампирии – я прошёл Хэджиджу, Бухаирию, Нахр-эль-Шаманию, Наср-аль-Базарию и прочие шатры арравов, пока не дошёл до самой Эль-Истязакии! В которой когда-то содержались Бренн и его младшая сестра по прозвищу Василёк.
Именно в Эль-Истязакии издавна находился крупнейший в Фантазии невольничий рынок – и это очень печально, потому что живыми людьми торгуют на аукционе, будто он вещь и товар.
Я сразу понял, куда мне идти – для этого даже не нужно было быть лингвистом, чтобы услышать крик человека, который на всех языках одинаков.
Так же, как когда-то в Фенде, в Эль-Истязакии стояли шум и гам, гомон и гвалт; всё находилось в вечном хаотичном движении.
Я видел бедуинов на дромадэрах; бедуинов в тюрбанах и чалмах. Я слышал все диалекты амулети – альтаири, лунди, магриби, пахлавани, садуми, ерхони, пальмири. Я стоял под палящим Солнцем посреди огромной знойной пустыни – именно такой передо мной предстала великая империя Аль-Тайр, названная так в честь лучшей из звёзд бескрайнего неба.
Вдоволь насмотревшись на бытие жителей Аль-Тайра, я, купив ишака, развернулся на юг. Многое видел я, но алчность поразила и меня – ныне влечёт меня в оазис Хейюм, и я не успокоюсь, пока не разыщу его! Я знаю, что сделать это будет непросто, ибо скрыт Хейюм от любопытных глаз – вдобавок, путь мне преградила пустыня ещё большая, чем прежде.
Я плутал по Белым пескам Огг-Дышг, глядя сверху вниз на юрких селевиний; плутал и по Бурым пескам Булр-Дышг, попутно наблюдая за шустрым перемещением мышей благого Ксандра. Переждав самум и пройдя последнюю преграду – Рыжие пески Рудж-Дышг – я увидел пропасть и подумал, что дальше пути нет; что внизу либо пустота, либо водная гладь.
Я спустился в Глубокий разлом – континентальную яму Фантазии, на дне которой – Камышова падь глубиной сто пять метров ниже уровня Великого океана. Там-то я и обнаружил искомое – пресловутый оазис, манящий меня так же, как мираж в пустыне пару дней назад.
Оазис оказался настоящим – я в центре владычества Магхр, которое Вековлас Седобрад в своём «Хронографе» называет то Старой Басурманией, то Новой Магрибинией, то даже Великой Погребинией.
Вышедший мне навстречу Песочный человек поведал мне, что за сотни лет многое изменилось – местные жители, пахлаваны набегам предпочитают торговлю.
– А куда все подевались? – Спросил я у хемантропа.
– Не тут теперь столица; в другом месте, – был мне ответ.
– А оазис?
Песочный человек долго глядел на меня в упор с выражением сомнения на своём лице – словно думая, стоит ли мне доверять, или нет.
– В Хейюм теперь трудно попасть – наступает пустыня, – изрёк мой собеседник. – Только смельчакам под силу это. Ныне пахлаваны селятся чуть дальше – либо севернее, либо южнее этих мест, за песками.
Этим ответом я был удовлетворён вполне и предался долгожданному отдыху – всегда выбираю пассивный отдых, чтобы просто валяться и ничего не делать; так отдыхают и душа, и тело, и разум.
Наевшись фруктов, напившись из родника и вдоволь повалявшись на траве, я, Кердик-ленивец, Кердик-лежебока посетил ещё и вакуумную комнату – иногда очень полезно побыть в полнейшей тишине.
Придя в себя, собравшись с мыслями, я в который уже по счёту раз встал перед выбором: возвращаться ли к кронингу в Абфинстермаусс, снова идя через Магхр, Аль-Тайр и Стерландию – или же, вернувшись в Абдуррахман, отплыть оттуда и, обогнув остров Мирух, плыть строго на восток, чтобы добраться до Заветного края, Благодатного края, который лежит за много лиг отсюда, где-то в Южных государствах.
Оба маршрута равноудалены от той точки, где я сейчас нахожусь – так как же я поступлю?
«Что привезу я кронингу? – спрашивал себя я, – неведомую зверушку или мощи какого-нибудь амулетинского блаженного?».
Ввиду нежелания видеться с человеком, восседающим на троне Тронна, я рискнул плыть на восток – впервые я не делаю передышку, впервые не еду домой…
5. ТРИ УДЕЛА ВОСТОКА
Придерживаясь экватора, я переплыл Великий океан и достиг акватории Моря слёз. Затем взял несколько южнее и попал прямиком в приморское селение Хипатар, являющееся центром Звебонгве – Благодатного края Южных государств. Здесь я вдохнул чистейший воздух, здесь запела моя душа.
Я еле выбрался на берег – моё судно атаковали гигантские кальмары, медузы, восьмируки и каракатики. Они тянули свои липкие щупальца и ко мне, но в этот раз Кердику удалось улизнуть.
В Хипатаре я наткнулся на следующую картину: по главной улице шла процессия, состоящая из субантропов и афропитеков – и если кожа первых была цвета коффэ с молоком, то кожа вторых была попросту дёготь.
В центре процессии людей было поменьше; четверо раскрашенных аборигена, с ожерельями из зубов на шеях несли носилки с… Сундуком, очень похожим на самый натуральный человеческий гроб!
Завидев меня, процессия остановилась; копья и щиты вместо приветствия.
Неожиданно колонна разомкнулась, и носилки с ящиком переместились поближе, но сам ящик на землю спущен не был. Вместо этого крышка гроба вдруг отлетела сама по себе! Может, ветер? Или всё же кто-то из своих постарался и откинул её в сторону?
Теряясь в догадках, я также остановился и не двигался. Я замер, затаив дыхание.
Один из лучников сделал невероятное: взобрался на плечи одного из носильщиков и, особо не целясь, выстрелил в упор, вовнутрь открытого ящика, а после спрыгнул и отбежал в сторону.
Я побледнел, похолодел… Они все что, сошли с ума? Что это за представление?
Мои мысли перебил глухой стон, раздавшийся из гроба. Немного погодя оттуда восстал…
Нет, это определённо был не скелет: на свет божий явились кожа до кости, и всё же то был человек! Полуголое, исхудалое тело сначала замычало что-то нечленораздельное, а после начало тыкать в меня иссохшим корявым пальцем.
Ко мне подошёл один из членов «траурной» процессии, прервав намеченный ранее файф-о-клок – видимо, толмач.
– Что вам нужно? – заикаясь, поинтересовался я.
– Правитель желает знать, кто ты, откуда и какова цель твоего визита.
– Правитель? Он же, как я понимаю, умер? И, судя по всему – уже воскрес? Я думал, так не бывает!
– Наш правитель действительно умер, и давно, – укоризненно заявил переводчик, – но иногда мы вкалываем ему инъекцию специальной стрелой – тогда он тотчас оживает и говорит дельные вещи.
Я ахнул: так значит это, правда! Некрократия – та самая форма правления, когда страною правит труп!
– И что вам сейчас говорит ваш «правитель»? – едва сдерживая смех, спросил я.
– Наш вождь сказал, что ты – Кердик, который лазает по всей Фантазии и собирает предания старины глубокой, а ещё ведёт торговлю.
После этих слов ваш покорный слуга перестал улыбаться. Зомби же, велев что-то своим соплеменникам, улёгся обратно в ящик, самостоятельно прикрыв его крышкой.
– Куда вы меня ведёте? – Противился я, боясь скорой расправы.
Но жители Звебонгве, племена гебиру и гебирунди, волоча меня по земле, словно я мешок с навозом, остановились в центре Хипатара, где много жилых хижин.
Там меня накормили мясом кваков и мясом крабов, мясом креветок и мясом жаброногов.
После трапезы меня отвели к местному шаману – специалисту по анимизму, фетишизму и древним культам – который, побивая в огромный бубен, начал очищать мою ауру, моё биополе. Потом этот профессионал окурил меня благовониями – от запаха которых я чуть не задохнулся.
Наконец, меня отпустили на все четыре стороны, из которых я избрал лишь одну и пошёл на северо-запад.
Увязнув в джунглях древней Драздрапендры, я украдкой наблюдал за пасущимися стадами ойнозавров и криптозавров, наблюдал за поединками рапторов и прочих звероящеров.
Вдоволь насмотревшись на рептилий и земноводных, я посетил Намбенди, Адди-Нубаль и Олобинга, я прошёл через Таликети и Натенати; я оставил позади Момбо-Мзешу и Полепололи, я первопроходец Гонго и Среднего Гонго, расположенных в бассейне преисполненной порогами и водопадами одноимённой реки. Олово и медь я нашёл в районе действующего вулкана Магмач, а кораллы – в районе Бордового и Зелёного морей. Что же до моего традиционного анализа почв, то в центре острова, безусловно, преобладали вулканические, на севере – красно-жёлтые ферраллитные постоянно-влажных вечнозелёных лесов, а на востоке – красные ферраллитные сезонно-влажных лесов и высокотравных саванн.
Последним из Южных государств, посещённых мною, стало Хогго, которое было сравнительно безлюдно, и это было страшно (при том, что я не из тех, кто боится одиночества). И всё время, что я был в Хогго, у меня складывалось впечатление, что кто-то следит за мной – и некуда мне было деваться от этого чувства. Более того, порой я ощущал мороз по коже, хотя в Хогго тепло и даже жарко в любое время года и суток. Я был наслышан о том, что здесь находится зона ещё одного разлома: когда-то тут творился самый настоящий геологический хаос – и землетрясения, и извержения вулканов, и кое-что ещё; бедствие магического происхождения. Впрочем, я и сам был удостоен чести лицезреть целые скотомогильники: из земли торчали рога и бивни древних животных, но животные эти обитали в ледниковый период Фантазии – на современном этапе, на экваторе подобные существа, будь они живы, вымерли бы немедленно. Отсюда напрашивается вывод: либо эти земли были северным полюсом (теория движения литосферных плит и изменение наклонения планеты в результате падения крупного метеорита или астероида), либо что-то ещё…
Эта белокаменная земля будто пропитана страхом; нехорошо мне здесь, не по себе. Тут тихо и жутко одновременно. Поэтому я, выполнив одну из своих задач – посетив первый из трёх уделов Востока, могу спокойно идти дальше.
Дождавшись отлива, я, оставив позади Крабью отмель, перешёл посуху узкий пролив – связующий «мост», разделяющий Хогго и Муссонию – ближайшую по отношению ко мне страну красномазых. Морские звёзды, тритоны, голотурии и наутилусы, обнаруженные мною при обнажившемся дне, смотрели на меня так, словно впервые видели прямоходящее двуногое существо с развитой нервной системой. Я же, Кердик-книголюб, ранее мог лицезреть их только в энциклопедиях, ибо никогда не бывал в море во время сильного, длительного отлива – когда вода отступает от берега на пол-лиги, и прибывает туда вновь только через полчаса.
Впереди, у сильно изрезанного западного берега Муссонии меня ждала небольшая, но почти непроходимая топь, к востоку от которой лежало Тигровое место – равнина, в которой вроде бы водились саблезубые тигры. В прошлом эти хищники даже образовали целое государство, которое так и называлось – Тиграна…
Не обнаружив ни единого тигра, я двинулся дальше, свернул направо и спустя некоторое время вышел к деревеньке Бинди – судя по картам, столицы Муссонии.
Деревня оказалась заброшена, запущена; я пожал плечами и продолжил свой путь по постепенно поднимающейся, покрытой густыми муссонными лесами местности, пока не оказался у подножия действующего вулкана Вышегрома, с кратера которого тонкой струйкой стекала лава – жидкая, раскалённая магма, в которой плавает множество металлов.
«Включая медь», – констатировал я, проведя соответствующий анализ.
Впервые – с того момента, как я начал путешествовать – я хожу и немного покашливаю: этот кашель какой-то сухой, фоновый, и я не совсем понимаю, что происходит. В принципе, это даже логично: всё время, что я нахожусь в Муссонии, идёт нескончаемый проливной дождь – просто сплошная волна с разверзнувшихся небес, по сравнению с которой ливень в долине Черапунджи всего лишь капля в море. Ситуацию усугубляло и то, что климат был очень тёплый. Вкупе с этой непреходящей влажностью это была полная катастрофа!
Я прекрасно понимал, что мне необходимо как следует обсохнуть – но где и как? Я так надеялся, что остановлюсь в Бинди, но там никого, а что до заброшенных землянок – у них у всех прохудились крыши, поэтому не было никакого смысла там задерживаться.
Так я и шёл, пока не упёрся в юкковую поросль, которая растёт только на Рогатом полуострове.
В субэкваториальных лесах Отуа-Лаа, в этих влажных джунглях мне удалось повстречать злых обезьян мараоо – в древности они имели собственное одноимённое государство наподобие того, которое было у бандар-логов в Заброшенном городе27. Но мараоо было не до меня – эти высшие приматы не тронули меня, занимаясь поеданием экзотических фруктов – таких, каких я не видел даже на ярмарке в Фенде.
Вот что пишет о тех краях Вековлас Седобрад в своём «Хронографе»:
«Одно из самых таинственных, загадочных и даже мистических, мифических мест. Таит в себе кучу секретов, но добраться туда просто невозможно, да и исповедующие тотемизм местные жители не отличаются особым радушием к чужеземцам. Здесь всегда тепло, свежо и хорошо, это ещё один рай…».
Мне повезло больше: я добрался до локального края света, ибо на горизонте – столица Отуа-Лаа, городище Бабах-Грогот; то самое место, у побережья которого полным-полно коралловых рифов – ими кишел весь Серый залив.
Только некому было рассказать об этом крае более подробно – местные жители сгинули и отсюда, словно их и не было здесь никогда. О пребывании их тут в прошлом говорили лишь внушительных размеров пагоды да прочие постройки – от хозяйственных до иных.
Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я пошёл назад, на запад, потом на юг и снова на запад, пока ноги не привели меня в Тропиканию, которая в древности была Драконией.
Сейчас я молча стою на Берегу костяных статуй – неизвестно кем построенных богов, выстроившихся в ряд у левого побережья Драконьей реки, стекающей с вершины потухшего вулкана Жерляк и впадающей в Зелёное море.
Я зачерпнул было мягкой воды, дабы умыться, как вдруг мой взор приковало золото и серебро, песком которых было усеяно всё видимое мной дно реки.
Перейдя чистую, неглубокую реку вброд, я забрёл в зелёные дебри, в которых, кажется, заблудился: вширь и ввысь передо мною непроходимые тропики; такой лес, который является государством в государстве. Это целый биомир, отдельная природная зона, в которой обитают носохваты, ночные мангусты, саламандры, гекконы, гаттерии и даже небольшие драконы – которые, правда, не летают и не выдыхают пламя.
Всё бы ничего: вот только я чуть не угодил в громадный природный капкан – гигантский непентес ловко расставил свой кувшин, и я, ещё перед этим споткнувшись о горизонтальную ветвь одного древа, плюхнулся прямо к тому хищному растению, медленно сползая вниз с внутренней стороны его ароматного зёва; я отчаянно карабкался по скользким стенкам, а после барахтался в липком растительном соку. Я думал, что уже не выберусь оттуда! Но непентес передумал растворять моё тело в своей пасти, и изрыгнул меня обратно…
На опушке тропического леса притаился Рао – центр Тропикании, вслед за Бинди и Бабах-Гроготом ставший третьей столицей подряд, в которой совершенно нет никакой жизни. В связи с этим я резко развернулся в сторону Долины звонких ручьёв, к западу от которой высятся Драконьи леса. Таким образом, я совершил полукруг и вышел к Драконьей реке с противоположной стороны – где меня и подкараулили какие-то свирепые, агрессивные, полуголые женщины.
Дротиками они пригвоздили меня к древу крупному так, что я не мог пошевелиться. Подойдя ближе, эти хищницы и лучницы, копейщицы и метательницы дротиков стали глумиться, издеваться, насмехаться надо мною! Они пытали меня, вгоняя иглы под ногти и вливая в горло какую-то отвратительную на вкус жидкость; эти феминистки, эти амазонки, эти тропиканки, вдоволь наигравшись с привязанным стариком, после развязали меня и пустили по кругу, плюя в лицо и побивая по ланитам. Эти озверевшие охотницы, эти жестокие воительницы распоясали мои чресла и стали творить срам, о котором умолчу – стыдно-то как, Бог ты мой! Я лишь скажу, что после всех этих истязаний у меня ныло всё тело на протяжении следующих нескольких дней; никто, никто доселе со мной так не обращался…
Кое-как отделавшись от злых мегер, я бежал что есть мочи, куда глаза глядят – хорошо, что больше они меня не преследовали!
Вскоре я вступил в земли небольшого прибрежного государства Птеа, в чьей столице, селении Пхурангитхуранг я застал людей – впервые после звебонгийского Хипатара.
Птеа, как и Тропикания, была населена племенами красномазых – сами себя они называли «нэсиан». Земли Птеа были представлены чёрными и серыми слитыми почвами тропических и субтропических лесов.
Все жители Пхурангитхуранга поголовно поклонялись стоящей на главной площади огромной статуе красного перистого змея – они, помимо всего прочего, приносили дракону и человеческие жертвоприношения – к своему ужасу, я зафиксировал это лично. Пасть этого монстра служила своего рода печью, в которой поддерживался вечный огонь. В эту печь отправляли жертву, предварительно усаживая его на нечто вроде громадной лопаты и/или ковша. Усадив бедолагу на лопату, четверо жрецов буквально впихивали его в огненную пасть, из которой нет возврата. Визуально это была жуть, посему я прикрывал свои глаза, ибо жертв сегодня было не одна и не две.
Меня незийцы не тронули – но и особого радушия я не учуял.
«Эти люди варятся в собственном соку, – подумал я, – лучше исчезнуть отсюда подобру-поздорову».
Когда я уже собрался прочь, ко мне подошёл вождь, надел на меня ожерелье и напутственно сказал:
– Тый плыть в Драконья земля, бро – там один из загадка Фантазия! Драконья земля есть остаток дыхания Самого; найдьош на другой конец Фантазия. Ищщи хорошо, ибо на твоих картах ево нетт, да. Будь путь осторожн шуть-шуть…
Я понимающе кивнул; поблагодарив и попрощавшись, я зашагал на север, пройдя через всю Фееву землю, пока не упёрся в Призаборье, слева от которого виднелся Залив полумесяцев, а справа – исток реки Дахлар.
«Дальше пути нет, – констатировал я, – река большая и широкая; вброд не перейти».
Развернувшись, я пошёл на восток вдоль берега реки. Дойдя до Поляны кувшинок, я собрал целый букет из кувшинок, нарциссов, мандрагор, сирени, фиалок и омелы. Из представителей фауны мне довелось увидеть красных пантер, сумчатых пардов, большезубых тигров, из волшебных существ – фениксов и фей-крылаток. В этой части Фантазии преобладали коричневые и серо-коричневые почвы ксерофитных лесов и кустарниковых степей.
Рано ли, поздно ли я дошёл до пагод старинного городища Понкгат – столицы последнего на моём пути государства красномазых, царства Понк. Стало быть, я завершаю путешествие по второму уделу Востока – по иронии судьбы, территория царства Понк входит в сферу влияния великой империи Гха Рё и носит условное название «удел Дэ-И-Сё».
«Запутаться можно с этими уделами, – подумал я».
Понкгат стал первым после Фенда и Э Варсы городом, в котором я культурно просветился: библиотека изобиловала значительным количеством книг – и это при том, что строила всё это архитектурное чудо раса красномазых! Которые, судя по описанию моих предшественников, только и делали, что бегали по лесам да стреляли во всех и вся ядовитыми стрелами.
В Понкгате писали архаичным квадратным письмом; писали сверху вниз и справа налево. Иероглифы были чрезвычайно сложны, и на аккуратное написание одного мог уйти целый день.
В том величественном городе я познакомился с одним виночерпием, которого звали Дзиан Джилафу. Этот скромный человек, одетый в длинный халат, знал больше, чем говорил вслух – похоже, он ещё и писец при дворе, а также усатый нянь (его усы действительно были длинны, хоть и жидки; они свисали вниз, как своеобразные клыки).
Дзиан поведал мне много дивных историй, которые я немедленно записал; Дзиан поделился со мной пергаментом и согласился сопровождать меня в другие земли – чему я был несказанно рад.
Вдвоём мы вышли из Понкгата и направились на юго-восток: Дахлар является лишь притоком могучей Дзынь, впадающей в Море роз. Там нас уже поджидали Гадкие болотца, в которых притаились фригидры, фунгоиды и супердождевики. Но Дзиан оказался опытным и проворным проводником, и вскоре мы, перебравшись через Дзынь по деревянному мосту, вступили в удел Дэ-И-Ро – главную часть империи Гха Рё, которая в некоторых источниках имеет название «Хильпония» (хотя гном-инженер сказал бы, что эта страна щелеглазок по своему укладу и языку ближе к Тибету и/или Шамбале).
В столице Гха Рё, дворце Цог, нас приняли хорошо; нас обоих допустили на чайную церемонию, на которой присутствовали сам император и его свита.
Ближе к концу чаепития к нам – ко мне и Дзиану – подошли сзади гейши и стали делать массаж шеи, плеч и ключицы. Успокоенный, расслабленный, умиротворённый, я чуть было не впал в глубокий сон, но гейши, томно улыбаясь, повели нас по коридору и остановились у покоев.
– Есть ложе сна, и есть ложе любви, – перевёл мне слова одной из гейш Дзиан, – какую дверь ты выбираешь?
Не раздумывая, я кивнул в сторону двери, ведущей к ложу сна. Дзиан, уважая мой выбор, пожал плечами и, уводя за собой двух гейш, проследовал в соседнюю дверь, за которой – ложе любви.
После дневного сна за мной зашёл Дзиан – император ждал нас в саду. И в этой дивной оранжерее, в этом ботаническом саду я увидел реликтовое дерево гинкго! Но ещё больше я остолбенел, когда нас позвал звонкий и одновременно нежный голосок – император оказался женского пола!
– Никак вы удивлены? – спросила меня правительница Гха Рё, сидя на скамье и что-то читая.
У меня от неожиданности заплёлся язык; я стоял, переминаясь с ноги на ногу, и не зная, что ответить этой прелестной госпоже, чьё лицо было скрыто полупрозрачной вуалью.
– Да ты не стой; говори что-нибудь! – подталкивал меня Дзиан, подбадривая.
В этот момент императрица жестом левой белоснежной руки велела нам сесть рядом с ней на скамейку; жестом правой руки она приказала своей служанке петь и играть.
Гувернантка из ниоткуда вынула какой-то небольшой музыкальный инструмент – кажется, он называется «хомуз» или «варган»; возможно, он ближайший родственник губной гармошки. Эту дивную штуку дева просунула себе в рот и пальцем стала извлекать звук, похожий на «пяу-пяу». После служанка-щелеглазка села на траву в позе лотоса и стала рычать что-то гортанное, а потом запела чистым голосом такое, что у меня защемило сердце и душа ушла в пятки.
– Луноликая госпожа явилась с неба, – шептал мне в ухо Дзиан перевод песни, – По лестнице из роз снизошла она до нас; очи ясные куда направит – тотчас всё цветёт да расцветает. Принца ждёт она уж вечность – того, кто украдёт её из дворца, усадит в карету и увезёт на Край Света – туда, где не стареют ни тело, ни душа; где не опадают листья, где не вянут соцветия, где нет ни злобы, ни иных пороков…
Услышанное было столь необычным для меня, что я даже по прошествии пения сидел, как вкопанный, как завороженный; не сказать, что это – моё, но старалась прислуга на совесть.
Ещё больше я обомлел, когда повелительница уселась на деревянный велосипед, дабы уехать в чисто поле развеять свои мысли.
– Никак вы удивлены? – спросила меня госпожа второй раз, почувствовав на своей спине мой взгляд.
– У вас ещё не изобрели? – поинтересовался, в свой очередь, Дзиан, имея в виду велосипед, – пойдём скорее; императрица уже уехала…
Пребывая среди щелеглазок, я уяснил, что жёлтый цвет имеет для них то же значение, что синий для скуловидов и зелёный для амулетинцев; я многое узнал об их культуре, искусстве, обычаях и традициях. Я посетил их театр, галерею живописи, главный музей… Воистину, Гха Рё – звезда той же величины, что Нумизанд и лучшие из наших кронств!
В империи (впрочем, как и во многих других землях щелеглазок) был очень силён культ природы – это ощущалось сразу, и это заслуживает всяческого одобрения. Волшебными здесь были даже почвы: серо-буро-малиновые, не подвергающиеся никакой эрозии.
Будучи на ярмарке, я как негоциант закупил живительную росу, живую и мёртвую воду, розовую воду, целебные кустравы и различные благовония – вероятно, всё это я привезу своему кронингу.
Находясь в Цоге третью неделю подряд, я заметил, что владычица этой равнинной (даже низменной) страны огромное значение придаёт стройке павильонов, ирригации, пышным празднествам и смотру войск – военный парад здесь чуть ли не каждый день.
Но самым странным из развлечений маленькой госпожи был не военный парад, а парад мод – любой желающий мог посетить выставку с самыми лучшими… Кошками! Отбирали девять кошек и котов, усаживали в ряд на специальную скамью, и люди голосовали – этих милых созданий номинировали по категориям «самая красивая» и «самая пушистая».
Кошки в сидячем положении представляли лишь первый этап: второй заключался в том, что их хозяева прохаживались с ними по подиуму28 – и снова зрители сидели и голосовали, что-то помечая в своих пергаментах.
Победившая в обеих номинациях кошка автоматически становилась участницей кототерапии – в этих землях ходит поверье, что кошки чувствуют боль и садятся на то место, которое, собственно, и болит.
Поскольку для кототерапии нужен второй объект, императрица указала на меня – подобное мероприятие проходил лишь раз в год, в марте, и только император может выбрать человека, на которого сядет выигравшая кошка.
По счастью, я голосовал за ту кошку, которая победила – воистину, это милое создание было самым пушистым, самым красивым, самым тёплым, самым мягким; прямо живая подушка!
– Ня! – Воззвала королева, сидя на троне. – Ня-ша…
Меня уложили на циновку, и выпустили кошку – которая немедля запрыгнула мне на горло, уставившись глаза в глаза. Она сопела, тяжело дышала и мурчала одновременно. Я же не сильно удивился: почти каждый год я болею ангиной, и пушистый друг сел именно туда, куда нужно. После этого конкурс был объявлен состоявшимся, и все зеваки разошлись по домам – кошка-целительница полагалась императрице в качестве очередного домашнего питомца.
Со мной луноликая госпожа обращалась так, будто я её паж, или собачка – в хорошем смысле этого слова: бывало, сбросит с балкончика пахучий, полупрозрачный розовый платок, и просит меня лично его принести; либо якобы нечаянно выльет на меня с балкона ушат намеренно ледяной воды, хихикая при этом. Кажется, её забавляли собственные проделки – возможно, она так поступала от скуки, ибо я видел, что эта двадцатилетняя девица явно чем-то мается в душе, но ни с кем о том не делится.
Вскоре я счёл своё пребывание в империи более чем достаточным: пора прощаться с высокопоставленной особой. Но я же не могу просто взять и войти в её дворцовые покои без разрешения! Хоть бы она была вон в той беседке…
– Никак вы удивлены? – улыбаясь, в третий раз спросила принцесса трёх уделов Востока, сидя в беседке – она поглаживала хамелеона и кормила его.
– Я не ожидал вас здесь застать… Но я рад, что вы здесь, – промямлил я, исподлобья глядя на щелеглазую, бледную от толстого слоя пудры деву.
– Если хотите – можете остаться навсегда, – сказала мне императрица Жёлтого царства, – ибо по возвращению домой вас не ждёт ничего хорошего…
Мне было очень трудно сделать выбор: я привязался и к природе этого края, и к отзывчивым людям, проживающим здесь (если это не иллюзия, не самообман), и – чего уж греха таить – к самой небесной госпоже и по совместительству провидице.
– Дом есть дом, – глухо, невнятно начал я, – к тому же, я обещал своему кронингу…
Тут я понял, что мне лучше уйти, иначе разразится буря; уходя, я услышал тихий плач, и от этого мне стало больно. Да, у меня сжалось сердце – но что я мог поделать? Мне кажется, я уже слишком стар – как для дружбы, так и для любви…
Оставив Дзиана в Цоге, я направился в Цзюцзянь – чертог и цитадель поднебесного царства Хинакам, где жёлтозёмы и краснозёмы влажных лесов, и где живут такие племена щелеглазок, как хинноми, ин ши и хифаёси. Там летают жар-птицы, синептицы и пчёлы-шмелевидки; там осоеды, кристаллы-оборотни и Земля вечной молодости…
– Нет, – ответили мне, не пропуская дальше, – Не можешь ты войти в ту землю обетованную; не можешь юность обрести навек – но ты имеешь право на одной из джонок наших переплыть Великий океан и посетить Драконьи земли.
И плавал я, Кердик-мореход, в иную часть Фантазии – ту, которой нет на классических её картах; и бывал я в таких провинциях, как Вэнг, Квандонг, Квебанг, Корохонг, Сувонг да Хеаланг. И в Корохонге закупил я много пёстрых, ярких тканей, а в Хеаланге излечился от некоторых своих хронических недугов. И в Квандонге привечал меня ёдзи, и беседовали мы с ним о разном. И довелось мне побывать на таких островах великого архипелага, как Ёсай, Зинг-Жо, Зинг-Зю; и посетил Кобралитет, который есть царство кобр и форма правления в том змеином царстве. Только на Остров святого духа не допустили меня – говорят, это единственное место в Фантазии, на котором отпечаток и дыхание Творца.
