Lars Gert
Записки краеведа Кердика, естествоиспытателя Фантазии
Вот, за моей спиной уже два имперских города, Кефментх и Мергенд. Мои стопы прошли все их улицы, но более всего я жаждал побывать в столице, великом и славном городе Фенд, который стоит на одноимённой реке – а та, в свою очередь, имеет честь впадать во Внутреннее море Великого океана. В этой части уже преобладали каштановые почвы сухих степей.
Фенд, чьи дворцы, мазары, мавзолеи так влекут любого; Фенд, что манит каждого… Я намного расширю свой кругозор, когда войду в него – пожалуй, это идеальный город для саморазвития, ибо это центр культур, искусств и наук.
Вот и знаменитый Дол златой россыпи – я уже близко! Ещё несколько лиг – и я в одном из крупнейших городищ Срединных земель…
Символом Фенда являлась золотая змея на травяном щите, а жители города исповедовали культ земли – впрочем, как и во всей империи, а также в некоторых странах к востоку от неё.
Выйдя на торговую площадь, я оказался в эпицентре пестроты: у меня разбегались глаза от обилия фруктов на прилавках – на все монеты я закупил прекрасные ароматы, мясистые пузизы, восхитительные вкусладцы, освежающие плоды кокко, корни эрза, гроздья северного и южного богдара, початки тёмного и светлого хляя, горшки с щипачами и вёдра с кисликами – ума не приложу, как я всё это повезу, ведь теперь я странствую один, без повозки с лошадьми.
Помимо фруктов и овощей, я приобрёл ковёр ручной работы (который обошёлся мне очень дорого), запасся какао, коффэ и чаем всех сортов, а также семенами и маслами – благо качество любого из товаров было отличным.
Всё это время мой слух резало множество наречий и говоров, ибо сюда стекались караваны из разных частей Фантазии – из Северных кронств, Срединных земель, Стран полумесяца, Южных государств и Дальних краёв. Здесь говорили на фенди20, нури, айзери, номадини, амулети, йель тль, юртай, юсминийе, тропикано, глосса птеранто21 и многих других языках – таких, о которых даже я, Кердик-лингвист, Кердик-языковед не имею ни малейшего представления.
На площади звучала и музыка: один купец – на дуде игрец и в уме хитрец – развлекал публику танцующей королевской коброй (а я-то, проходя мимо, думал, что мешок у ног этого купца пуст, как порванный карман скуловидского шапана); на другом конце площади двое торговцев-музыкантов стучали по ударным инструментам – один бил одиночными ударами ногой в большой барабан, другой постукивал пальцами по барабану поменьше, иногда делая дробь. Помимо этих перестукиваний да нежных трелей, переливов флейты были ещё и другие исполнители, аккомпанирующие танцовщицам – день был тёплый, даже жаркий, и всем было весело (хотя в Нумизанде таких солнечных дней триста шестьдесят в году).
От всевозможных ламп, тканей и банных веников всех мастей рябило глаза, а я, устав от шума многотысячной толпы, заполонившей собой всё уличное пространство, поспешил убраться оттуда, предварительно купив себе арбу с ишаком – ввиду наличия у меня огромного количества товаров подобная мера была вынужденной.
Достаточно долго пробыв в Нумизанде, посетив различные его музеи, выставки, хранилища, я с тяжёлым сердцем заторопился дальше – как ни мил мне этот край, но край родной милей в сто крат. А сейчас меня ждёт новое, очередное приключение…
Проторенными караванными путями я достиг границ падишахства Хрустан – родины берсицкого ковра. Там проживают дангюлеи, оспаривающие с гномами изобретение колеса. Там Каргунт и Дангелех, но прежде – Эм-Магат, столица падишахства. Что меня смутило – так это то, что при практически стопроцентной занятости подавляющее большинство жителей явно испытывали нужду и, прежде всего, голод – это было видно невооружённым глазом. Вскоре мне надоело смотреть на всю эту нищету… Всё равно я ничего не смогу изменить! Где же волшебство? Где оно? Неужели оно оставило эти края?
Я доехал до города Эр-Ранат, что на вади Сарья; Эр-Ранат столица шахству Эйдыр-Даг, прибрежному по отношению к Внутреннему морю – да, тут я вышел к большой воде, нагретой Солнцем до двадцати пяти градусов.
Дальше на юг уже располагались земли ханства Жантекке, южная часть которых являла собой Кургантуу (Малый крупносопочник), представленный горно-луговыми и горными лугово-степными почвами и населённый племенами караюртов. К северу от Кургантуу расположена Ордынская сухостепь, представленная бурыми полупустынными и серо-бурыми пустынными почвами; эти пески облюбовали племена акиянов. Здесь я встретил таких представителей фауны, как тушканы, лиззардфолки, скорпионы и сколопендры.
Добравшись до столицы ханства, селению Акмол, я поразился культурой, обычаями и традициями его жителей. Я слукавлю, коли скажу, что мне понравилось; я согрешу, если признаюсь, что я пребываю в диком восторге.
Если честно, меня удивила и сбила с толку их гостеприимность – несомненно, это в плюс; меня усадили на почётное место и стали откармливать до тех пор, пока я не лопнул – да, ещё немного, и я разлетелся бы на мелкие кусочки.
Я действительно люблю вкусно поесть, однако… Их пища оказалась слишком плотной, слишком жирной для меня, мясо домашней скотины – чрезмерно жёстким, сорпа (бульон) – просто невкусным. Что уж упоминать о том, что ели мы, сидя на ковре, ибо никаких стульев, никаких табуретов, никаких скамеек, никаких кресел не было и в помине! Только огромный круглый стол, который они называют дастархан.
Эти люди вели себя вежливо, корректно, но… Дорогого гостя, ценного гостя они кормят бараньей головой; кусочек берут в свою руку и пальцами суют тебе его в рот – бр-р-р, у нас, нордов так не принято! Как не принято и то, что едят эти степные кочевники пищу руками – причём, с одного казана. Никаких персональных тарелок, никаких индивидуальных ложек, вилок и ножей! На мой взгляд, это как минимум неприлично с точки зрения гигиены. Но я промолчал – как промолчал и на то, что они считают великой забавой пинать голову мёртвого козла, находясь верхом на своих конях. Кони у них, конечно, справные; приученные к постоянным странствиям, скитаниям.
Когда я уже объелся досыта, наелся до отвала, к нам в юрту – крытое переносное жилище – вошла красна девица. В её уши были вдеты длинные серьги, а на голове покоилось тобе (которое на свадьбе заменяется на саукеле). Её стройное, худое тельце было облачено в длинный, до пят камзол, богато расшитый и покрытый по краям орнаментом в виде бараньего рога; её коса была по пояс. Она принесла всем айран, кумыс, шубат, иримшик, каймак и курт. Едва попробовав всё это, я захмелел и впал в трёхдневный сон. Когда же проснулся, то в юрте уже никого не было – я один стоял средь этих войлочных стен и глядел на небо через шанырак, запрокинув голову назад.
Всё же внутреннее убранство этих домиков заслуживает похвалы – ничего лишнего; к тому же, помещение тёплое и пригодное для длительного проживания. Я обратил внимание на стоящую колыбель и висящие музыкальные инструменты – двух- и трёхструнная домбра (представляющая собой вариацию хладской балалайки), кобыз (который есть аналог нашей виолы), сырнай, саз-сырнай, жетыген… Куча их! Вы спросите: откуда я беру названия? Всё просто: меня словно привели в музей, где каждый предмет утвари подписан на трёх языках – на моём, на общем и на их собственном.
Мне бы не хотелось показаться неблагодарным, и я направился в другую юрту, дабы просто сказать «спасибо». Но вместо взрослых я нашёл там бегающих, прыгающих, орущих, кричащих, визжащих шкод, от которых разболелась моя несчастная голова. И это ещё одно большое отличие: в семьях нордов не принято заводить больше двух детей (за редким исключением – трёх).
Покидая Акмол, я чувствовал себя двояко: с одной стороны, всё это точно не для меня; с другой – они так живут, в этом их счастье…
В соседнем ханстве Билерстан, преисполненном серозёмов полупустынь, было всё примерно то же самое – уклад жизни, привычки, явные признаки принадлежности к смуглолицей расе скуловидов; разве что природа отличалась – не то, чтобы особым разнообразием: она просто была другой (может быть, потому, что эта земля в древности именовалась Бестиана, и проживали в ней бестии и прочие гады).
Моему взору открылись солонцы и солончаки усыхающего солёного озера Йёк, подле которого прислонилось селение Кош – главный населённый пункт ханства. Жители Билерстана почему-то не любили кошек (хотя в каждой юрте она была, и не одна); отношение у них к кошкам было даже не снисходительным – скорее, презрительным. Отчего – в подробности я вдаваться не стал, от греха подальше. Ибо знаю я, что у кочевников гнев на милость меняется так же быстро, как у нас – любовь на ненависть.
Дальше я упёрся в долину реки Токс-Жу, впадающей в Море слёз; у её берега виднелся одноимённый с рекой посёлок. Завернув туда и побыв некоторое время, я снова взял курс на север, предварительно распродав всю поклажу из своей повозки (хоть скуловиды и кривились от спелых фруктов, предпочитая им сушёные). Возможно, вы спросите: почему ягоды не пропали? Всё просто: это же Фантазия! Должно же хоть что-то здесь быть волшебным… Или мне просто хочется в это верить?
Тамга и её столица, Таннур-Надар встретили меня хлебом-солью, а точнее – бесбармаком, пловом, казы и иными блюдами богатого степного дастархана. Только вы не подумайте, что ваш Кердик-обжора, Кердик-чревоугодник пустился во все тяжкие исключительно ради еды – нет, я набрасываю в свой общепознавательный, общеобразовательный свиток материал геологического, экономического, конфессионального, картографического, геральдического, этнического, лингвистического характера.
Насмотревшись в Таннур-Надаре на отправление культа Бабаю – хоровод вокруг соломенной фигуры – я, Кердик-археолог отправился на восток, в земли Степии, оглядываясь по сторонам, ибо люди говорят, что там водятся василиски.
Надобно отметить, что почти во всех землях скуловидов поклоняются небу и звёздам – именно поэтому они чтят синий и голубой цвета так, как мы ценим белый и бежевый; любовь к небу выражена даже на стягах скуловидских ханств – все они имели некоторое сходство между собой.
Ещё, в отличие от нордической магократии, здешние обитатели очень почитают старших; эта форма правления, альтерократия возведена у них в культ до такой степени, что молодёжь не решает абсолютно ничего – за них планируют практически каждую мелочь, каждую деталь даже тогда, когда они уже давно совершеннолетние. Более того, старики выбирают, кто на ком женится, что для нас, нордов есть сущая дикость, лютое варварство. Мы, например, свято верим: если дева собралась замуж, то ей и только ей решать, за какого жениха выходить – ибо ей, в конце концов, с ним жить; принцип «против воли» у нас категорически не приветствуется. Норды – гордые и свободолюбивые люди; этим они и отличаются от всех прочих рас Фантазии. И здесь речь не о патриотизме, и не о том случае, когда кто-то кого-то обидел и унизил – я имею в виду именно демократический подход в совместном проживании мужчины и женщины, чтобы они сами выбирали (а не старшие за них); в этом суть нашей, нордов, свободы.
Что ещё мне не понравилось – так это то, что у скуловидов отсутствует слово «нет»: или они настолько глупы, тупы и бестолковы, что им приходится всё повторять по два (а то и три) раза, или… Не зря в Хлади говорят: «Ассах на тормозах»; есть в этом правда. К тому же, я лично стал свидетелем сцены, когда один из скуловидов (упёртый в своей «правоте», как баран) подошёл к юрте другого и долго, упорно, упрямо, настойчиво стучал – пока я, не выдержав (ибо знал точно, что того, другого степняка дома сейчас нет), бросил, что тот зря теряет время, что юрта пуста. Ответом послужила гримаса недоумения и недоверия и фраза: «Да-а? Ну ладно». Для нас, нордов, вполне естественно, что, если человек не открывает дверь – значит, его либо нет дома, либо он в настоящее время занят и никого не хочет видеть! То же и во время обеденного перерыва: однажды я стал свидетелем другой сцены, когда на базаре один из скуловидов подошёл к окошечку с надписью «закрыто на обед» и стучал до тех пор, пока я не объяснил, что продавца сейчас нет, что он ушёл на обед, на что услышал: «Ну, может, всё-таки откроет?». Боже мой! Я, Кердик-мыслитель, Кердик-библиотекарь закономерно кручу пальцем у виска…
Минуя чернозёмы степей и лесостепей бекбайства Степия, побывав в таких её аулах, как Самруктас, Дахлар-Айлин, Бабай-Сарай и Ууз (последний есть столица), я встал перед выбором: двинуться ли из Бабай-Сарая на северо-запад, в столицу ханства Юртистан – город Аспанкалу, или двинуться на юго-запад, в юртистанский же город Маралтай.
Из-за особенностей рельефа (меня поджидал Большой крупносопочник, иначе именуемый Свирепым плоскогорьем) второй вариант оказался для меня предпочтительней, поэтому я немедля свернул влево – а ещё потому, что в далёком прошлом вся эта территория принадлежала горгульям и имела соответствующее название, Горгулиана).
Вдоволь поохотившись с местными стрелками на маралов (не испытав при этом никакого азарта и удовлетворения) и записав множество народных сказок, я из Маралтая пошёл пешком, ибо взбираться на арбе в горы бессмысленно.
Небесный город, Аспанкала зовётся так потому, что расположен высоко в горах – он словно притаился среди скал, как пегий барс. Выше – только пик Рога оленя; идти туда неопытному человеку полнейшее безрассудство.
Последним (и самым воинственным, самым недружелюбным) государством в Срединных землях являлась империя Юсмин – туда-то я сейчас и иду. Империя эта, граничащая на западе с Хладью, а на юге – с Юртистаном и Степией, очень грозна и сильна – такие воспоминания о ней оставили мои предшественники. Так ли это на самом деле? У меня есть и время, и возможность выяснить.
Вот что пишет об империи Юсмин Вековлас Седобрад в своём «Хронографе»:
«Грозное и воинственное государство на северо-востоке Срединных Земель, исповедующее культ ветра. Поделена на двадцать три рода, каждый из которых имеет свой клочок земли и относительно независим. Но стоит свыше дать команду, как все роды мгновенно объединяются под общим стягом и скачут крушить всё вокруг, грабя караваны, осаждая крепости, уводя в плен и порабощая женщин и детей (мужчин, как правило, убивают насмерть)…».
Маячат на горизонте Ушминские высоты – несокрушимые хребты и каменные стражи, охраняющие узкий проход в долину. Но и я – не из робкого десятка. Карабкаясь по отвесным стенам, ломая ногти, я, Кердик-альпинист, Кердик-турист, иду навстречу приключениям.
Икгак и Акгерха, Пяш и Э Варсы – главные города-крепости Юсмин; последний же – столица; там воздвигнута нерукотворная статуя Золотого человека…
– Ётырым сены, мау! – Взвыли, взревели привратники, едва различив меня во мгле. – Ый, сыгин…
Они замахнулись было на меня…
«Не сносить мне головы, – подумал я, – убьют ведь, малята».
– Бурада не япыёрсун??? – Воскликнули охранники в один голос, не ударив, но и не пропустив меня, сжавшегося в комок бедного старика.
Борода? Они сказали – борода? Что не так с моей бородой? Плохо, что у меня не было при себе зеркала…
«Проклятье, – сетовал я, – ничего не пойму из того, что они лопочут; подзабыл я что-то этот юсминийе».
– А-а-апчхи-и-и, ёп… – Только и сказал я им в ответ. А что ещё я мог им сказать? Жестами и на ломаном номадини я кое-как объяснил, что меня зовут Кердик; что я летописец, баснописец, краевед, естествоиспытатель и негоциант.
Меня связали, заткнули рот кляпом, и надели на голову мешок. Вскоре мы остановились, и я логически предположил, что меня куда-то привели. Но к кому? К самому султанхану22, что ли?
– Паша, – обратился к кому-то один из моих усмирителей, делая ударение на последний слог. – Керди-паша, Керди-крайевед просит у вас аудиенции.
Керди-паша?! Без комментариев; ещё только Керди-пашой я не был…
Видимо, визирь кивнул головой или что-то в этом роде, потому как мешок с моей главы убрали.
Какой зал! Какой трон! Да-а-а… А перстень? Перстень на пальце у визиря больше, чем он сам – если можно так выразиться. На голове у визиря было подобие… Ведра. Да, именно ведра; дном вверх.
– Ввиду того, что султан приболел, я принимаю тебя, – высокомерно молвил визирь на чистейшей нордике. – Из какой же ты страны, и с чем пожаловал в Юсмин?
Я весь замялся и даже затрясся – то ли от страха, то ли от неожиданности.
– Я из кронства Тронн, – как есть, без утайки рёк я. – Пришёл я с миром; пришёл торговать и легенды рисовать.
– Легенды рисовать? – Изумился визирь, имя которому Онай-паша. – Ну, хорошо; вот тебе первая легенда…
Тысячу и один день я в красках, в мельчайших подробностях писал чернилами по юсминскому пергаменту (мой свиток уже исчерпал свои ресурсы) все предания, мифы, сказания этого народа – а чего не мог описать текстом, велено было рисовать кистью.
По истечению срока, по выполнению обязательств меня освободили из плена и отпустили на все четыре стороны, предварительно напоив сладким чаем с молоком и подарив шубу.
– Шубу – жене, легенды – паше, – изрёк визирь, лично вручая мне шубу и все мои свитки, пергаменты, полотна. – Пусть твой владыка знает, что мы не столь кровожадны, как о нас думают; а легенды наши пусть читает на досуге.
Поскольку империя Юсмин была своеобразной буферной зоной между Северными кронствами (гранича с Хладью) и Дальними краями, у меня оставался выбор: идти дальше на восток, на свой страх и риск, в земли, где я ни разу не был даже в молодости – или, пока не наступила поздняя осень и затяжная зима, через Хладь и Сюшер добраться до Тронна, дабы прийти в себя и подготовиться к следующему путешествию.
Соблазн снова побывать на родине оказался слишком велик, и я, испросив у Онай-паши благоволения, двинулся на северо-запад, дабы пересечь границу, пройтись по хладским землям, дойти до Берёзовой рощи, выйти к побережью Сюшера и отплыть в Китовую гавань, дабы оттуда уже пешком идти домой.
Терпение моего кронинга, однако, оказалось не столь безмерным – не столь безграничным, как я думал ранее:
– Ты когда мне гостинец привезёшь? – Негромко, но достаточно сухо спросил он у меня, насупив брови. – Плаваешь в своё удовольствие, где ни попадя… А как же я?
– Для начала прими вот это, – виновато протянул ему я, Кердик-маринист свою писанину, свои красочные полотна. – Это подарок Онай-паши из империи Юсмин! Просил читать в свободное для тебя время.
– Пошто мне эти сказки?! – Завопил вдруг кронинг, вне себя от гнева. – Аленький цветочек, или молодильное, золотое яблоко; сапоги-скороходы, скатерть-самобранка, ковёр-самолёт, волшебное огниво, меч булатный, клык королевской кобры, зуб дракона, панты марала, слоновая кость, рог единорога, шкура чудища лесного… Вот чего желаю я!!! А ты мне что привёз???
– Выходит так, что более духовные вещи тебя нисколько не прельщают? – Вскипел и возмутился, в свою очередь, я, нарушая всякую социально-иерархическую субординацию. – Выходит так, что тебе неважно, что меня могла накрыть своей тенью Самрук, или что мою плоть могли пожрать лютоволки? Я отсутствовал свыше трёх лет… Да что ты за человек такой?! Алчный, нехороший…
Смягчился тогда мой кронинг, и увлёк меня за собой в свои закрома. В свой храм, святилище своё приволок он меня, и начал демонстрировать всякие разные материальные прелести, вынимая их из тяжёлых сундуков.
– Всё есть у меня, – огорчённо молвил кронинг, – а чего-то особенного – нет! Привези хоть что-то необычное, и я одарю тебя прещедро! С головы до ног осыплю я тебя златом-серебром, только найди мне что-нибудь…
– В гробу карманов нет, – пролепетал я вяло и понуро, – на кой чёрт тебе и мне монеты после смерти?
Сказать, что я вконец разочарован в своём кронинге – не сказать ничего; собрать бы альтинг и избрать другого – более достойного. Человек я мудрый и чётко понимаю, что мы все, мягко говоря, не без говнеца – но чтобы вот так… Жить идеями наживы, мечтать неизвестно о чём… Забавы ради? Похоти ради? Ну, привезу я ему молодильное яблоко – так он попросит два! Так уж устроен человек – всё ему мало.
«Да, непростой был у меня с ним разговор, – шёл я к себе домой, тяжко вздыхая, – то ли ещё будет».
Сейчас правитель моего кронства напомнил мне свэйского кронинга, который в феврале двадцать второго года (правда, не скажу, какого века), поправ все моральные устои, вторгся с тяжёлыми мортирами в Хладь – да только опоздал малость: номадины пришли туда первыми. В том же году Тиранния напала на маленькую, но гордую Швинию – напала некрасиво, вероломно; отобрала часть её территории, силой захватив, и резню устроила, свершив геноцид. Видите ли, меры были вынужденными с геополитической точки зрения – но разве это не абсурд? Идти войной на братскую страну только потому, что та исповедует несколько иные взгляды и интересы? Утверждать, что независимость, суверенитет есть лишь просто ничего не значащие слова? Что у соседней страны не было, нет и не может быть государственности, что её язык – несамостоятелен и всего лишь диалект; что её историю надобно переписать… И пусть кронинг моего государства ещё ни на кого не напал – разве мысли в его голове не наводят на размышления? Разве не повод это для сомнений? Не повод для его немедленного физического устранения (хоть я и противник столь радикальных мер)? У нас уже была Рагнильда, которая… Впрочем, и двое других до неё были не лучше. Что творится сейчас в моей голове? Какая-то каша, какая-то неразбериха. Одно я знаю точно: с такими аппетитами, с такими амбициями недалеко до полномасштабного вторжения, до никому не нужной, но в то же время хладнокровно запланированной войны… Мне-то что? Я своё уже отжил – недолго мне осталось; но те, кто останутся после меня – за них я переживаю. Какой достанется Фантазия современникам? Что ждёт её в будущем? Не случится ли с ней того, о чём говаривал гном-инженер, построивший машину времени, машину в параллельные миры и побывавший на планете Земля? Повторит ли Фантазия судьбу той безнадёжно больной, однозначно обречённой планеты? Которая уже вошла в киберпанк и живёт в нём; которая погрязла во лжи корпораций, во власти монополий. Где нет уже ни эльфов, ни гномов, ни драконов, и где сами люди в подавляющем своём большинстве – заложники своих же технологий; рабы и марионетки режимов, угодных элите, которая ищет для себя любую выгоду.
С такими мыслями я, Кердик-пацифист, Кердик-моралфаг улёгся на боковую – нелёгким был мой день сегодня; пришло время отдохнуть.
4. ЭЛЬ-ИСТЯЗАКИЯ
Я передумал: в Дальние края я ещё успею; ныне моё сердце лежит к Странам полумесяца!
Я разработал хитрый план, в случае успешного применения которого можно убить двух зайцев сразу: ежели я поплыву морем на запад, то попробую вновь разыскать путь в Гномгард и Эльфхейм; если же удача отвернётся от меня – я всё так же морем поплыву на юг, до самого Багрового моря (с которого как дважды два ступить на берег и предаться новым изысканиям).
Итак, я вновь на палубе большого корабля; снова я в открытом море, на отметке в семьдесят градусов северной широты и шестьдесят градусов западной долготы. Я жду с моря погоды; надеюсь, и жду, что в этот раз мне повезёт больше, и откроется магический портал – если не в Волшебные земли, то хотя бы в сторону Края Света, на пути к которому где-то в океане расположен целый архипелаг, где в мире вместе сосуществуют люди, гномы и эльфы.
Я зажмурился, ибо встретился лицом к лицу с солнечным диском; все последующие события я помню слабо – очень трудно будет составить паззл из обрывков воспоминаний.
Помню, как доплыл до Зелёного острова, где проживают эльфы; помню, как ступил на берег Вёллерланда, чёрные эльфы которого всё ещё живут в горах Кандербелл. Я помню, что посещал такие замки, как Кастлинг и Траурикс; помню огромных орлов Севера.
Дальше я начал спускаться вниз, на юг от той горной страны, идя от самого истока Белой реки к её низовьям – и вот, в который уже раз я топчусь на месте, потому не знаю, куда идти! Ибо та река делила два королевства (Кронхайм и Тотенхайм) пополам. Каков же будет мой выбор? На запад идти или на восток? Влево или вправо?
Я выбрал состоящий из Западной и Восточной марки Кронхайм, ибо он был мне люб и дорог – мне рассказывали о нём в детстве.
От Северной заставы Кронхайма я вышел к деревне Лёвенсдорф – но, к сожалению, я не встретил там ни людей, ни кобольдов, ни стромкарлов. Где же они все? Куда запропастились? Точно вымерло всё…
То же самое повторилось, когда я, обойдя нагорье Кроллен, посетил Грюнштадт и имение Блюменталь! Позади уж Дарингард и Ойленштайн, а мне не по себе из-за того, что не встретил я на своём пути ни одного единорога – помнится, они водились в Шварцвальде.
Вот и устье Белой реки, а дальше – западное побережье неизвестного мне океана; славный замок Вальдбург высится там, на холме – вот только не оправдывает он уже названия своего, ибо некогда лесистая местность изрядно поредела!
К югу от Кронхайма – пустыня Эннум-Веггер, за которой – Долтия с центром в городе Йозд, что на опушке Тёмнолесья, в котором обитают лемуры. Ещё южнее – люк, лестница от которого ведёт в подземный город Некрополис – не думаю, что мне необходимо туда идти. Вместо этого я направился в Тотенхайм в надежде повидать цвергов и гиппогрифов.
Раммштайн, Иннерхаус, Хельм, Хайде-Морт – от замка к замку я слонялся, не в силах разрешить мучивший меня вопрос об исчезновении всех и вся. Позвольте сделать небольшое отступление: я действительно нелюдимый бука, сторонящийся шума толпы – но я всегда рад собеседнику грамотному, начитанному, серьёзному и порядочному.
Отплыв из Хельма и обогнув остров с севера, я всё дальше углублялся на запад, но Длинного острова, на котором, по моим сведениям, жили веттиры, я так и не нашёл – он как сквозь землю провалился!
Мне стало очень грустно оттого, что моё плавание оказалось впустую – делать нечего, я разворачиваюсь в сторону Северо-Западного моря.
Миновав Бухту разочарований и войдя в Бухту падших Багрового моря (глубина которому одна тысяча шестьсот тридцать метров), мой корабль бросил якорь в устье реки Захр-м-Покри, богатой содиумом23. Сойдя на берег государства Лунд, я, немного пошатываясь после длительного плавания, направился в стоящий на реке Содия шатёр Эс-Суад, который является столицей Лунда.
Шатёр? Признаться, я в своё время был удивлён не меньше вашего! Сейчас, конечно же, Эс-Суад далеко не шатёр – этот город сильно разросся и делится теперь на рабад и шахристан; но когда-то это был всего лишь шатёр полукочевых амулетинцев, не более того. Они сами по-прежнему, по привычке называют свои города не иначе, как шатрами…
Идя по улицам, я обратил внимание на преобладание (даже обилие) зелёного цвета. Дело тут не в растительности – флора Лунда достаточно скудна; констатирую наличие рендзинов и дерново-карбонатных почв.
Зелёными здесь были флажки, коврики и прочее оформление – зрелище, надобно отметить, из приятных, ибо зелёный не так режет глаза, как тот же красный. Признаться, мне очень нравится зелёный (и многие его оттенки), ибо это есть цвет травы, листвы, чего-то живого и растущего, но для расы амулетинцев, этих носящих на груди синий амулет бедуинов зелёный цвет имеет тот же сакральный смысл, что для нордов – белый, а для скуловидов – синий.
Далее на восток местность постепенно приподнималась, переходя в Содийский массив, увенчанный горою Эп-Пьяд и отделённый от Тираннского горообразования той самой Королевской седловиной, через которую я уже имел честь переходить когда-то (а именно несколько лет назад). Однако туда я не стал углубляться, а вернулся обратно и пошёл к Содии, держась её русла, исток которого терялся где-то в массиве Пахлавани, вершина которому – гора Эг-Гис. В реке обитали лаггерхэды24 и лжелопатоносы – будь у меня в руках фотоаппарат, который привёз с Земли гном-инженер, я всенепременно бы запечатлел этих прекрасных представителей фауны! Но я не отчаялся, не упал духом – я сделал привал. Не для того, чтобы поесть: я сидел на солнцепёке и рисовал, рисовал, рисовал этих удивительных животных, это чудо мироздания…
Спустившись с гор, я вышел к населённой виверрами узкой долине, слева от которой (и к югу от Пахлавани) высился ещё один горный массив – Альджор, венец которому – гора Эк-Кух. Настроенный оптимистически, я, Кердик-альтруист начал своё медленное, но верное восхождение на ту гору, пока не достиг её вершины. После я разглядел некоторое углубление немного сбоку, нагнулся, вошёл внутрь и… Малость заблудился, оказавшись в сырой и чёрной мгле, тишину которой нарушала лишь редкая, равномерная капель.
«Не врали писания, – размышлял я, выходя наружу и жадно вдыхая холодный воздух высоких гор, – тут действительно полным-полно пещер – в которых, в свою очередь, тьма тьмущая летающих крыс25».
Можно сказать, я легко отделался: восхождение было утром и завершилось днём – а днём, как известно, ушастые клювокрылы, эти перепончатые складчатогубы, занесённые в Красную книгу Фантазии – эта летучая мышатина спит головою вниз; иначе я потерял бы немало алой жидкости, потому как они кровожадные вампиры!
Свернув на запад и придерживаясь этого курса, я достиг земель шахства Ерхон. После я попал и в его центр – приморский город Абдэль, над главной башней которого развевался голубоватый, рваный с одного края вымпел, на чьей середине покоился белый полумесяц – ибо в Странах полумесяца я пребываю, а там поклоняются Луне и спутнику её Шатане.
Далее на юг простёрлись земли султаната Садум, западная часть которых состояла из пустынных почв, обычных для тропических и субтропических поясов (в засушливом климате); восточная же часть была представлена красновато-бурыми почвами опустыненных саванн. В первую эпоху все эти земли (а также Ерхон) принадлежали Церберусу.
К сожалению, сегодня в Эс-Сайлям – главный населённый пункт – я вряд ли попаду: путь мне преградил нехороший тёмно-сизый туман, при дальнейшем моём продвижении на восток, переросший во вьющийся (!) смог цвета копоти, перемежающийся со скоростными смерче-дождевыми тучами абсолютно чёрного цвета. Что (или кто) это было? Непонятное природно-атмосферное явление, при появлении которого исчезали целые предметы! Так я потерял часы… Там я потерял время… Я геолог, а не метеоролог; я затрудняюсь ответить, с чем я столкнулся, и как долго оно будет рассеиваться.
Поутру я таки добрался до Эс-Сайляма, который стоит на реке Байх-Руд, стекающей с горы Эл-Эл Садумского массива в Бухту жестокости Великого океана.
– Мпц! Айпай, дуфдуф… – Пристали ко мне полуголые дети-нищеброды на улице.
Я далеко не святой, не блаженный – я испытал отвращение, омерзение и презрение; но мне стало жаль этих убогих калек, этих терпящих лишения и нужду тульджеров. Поэтому я купил им на ярмарке мясо табира и леденцы (петушков на палочке) и погладил по голове, а также дал несколько звонких монет – но не кинул их, как собаке, а вложил в ладонь.
