Лариса Черкашина
Пушкин и Романовы. Великие династии в зеркале эпох
© Черкашина Л.А., 2024
© ООО «Издательство «Вече», 2024
* * *
Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу,
Своих царей великих поминают
За их труды, за славу, за добро –
А за грехи, за темные деянья
Спасителя смиренно умоляют.
А.С. ПушкинМоему наследнику Ярославу
«Водились Пушкины с царями»
«Романовы, отечества надежда»
Будущее августейшей династии – в одной пушкинской строке:
Ты венец утратил царский…
Нет, так и не удалось революционной России исполнить свой зловещий замысел: извести под корень державную фамилию Романовых. Что тому защитой – провидение ли, покровительство Пресвятой Заступницы?
«Блаженны изгнанные правды ради…»
Будто ведома была Пушкину участь изгнанных Романовых. Романовых без России.
Изгнанья не страшась, не требуя венца…
Много странных, необъяснимых «сближений» в истории царской династии.
Дом Романовых – Дом «на крови», как и храмы, возведенные в честь царственных страдальцев Александра II, Николая II и его несчастного семейства. Цепочка имен российских императоров, павших от насилия, начинается в восемнадцатом веке и завершается в двадцатом. Каждому столетию, как грозному языческому божеству, принесены свои жертвы: Пётр III, Павел I, Александр II, Николай II, цесаревич Алексей…
Мученики Романовы
История романовской фамилии намертво впечаталась в славную и многострадальную историю Российского государства.
Суровую опалу претерпели Романовы при Борисе Годунове. И особо пострадали наследники московского боярина Никиты Романовича, жившего на широкую ногу в богатых палатах на Варварке, близ Кремля. С супругой, семью сыновьями, пятью дочерьми и многочисленной челядью.
Никита Романович Захарьин-Романов женат был дважды. Его первой жене Варваре Ивановне, из рода Ховриных-Головиных, судьба определит стать бабушкой царя Михаила, родоначальника державной фамилии! Она же доводилась и внучатой племянницей Ивану Владимировичу Голове, давшему начало фамилии Головиных. Ярчайший представитель рода – знаменитый адмирал, сподвижник Петра I Иван Михайлович Головин, по прозвищу Бас. И прапрадед Пушкина! Вероятно, это первое переплетение романовской и пушкинской ветвей двух древних генеалогических древ.
Фёдоровская икона Божией Матери, покровительницы Дома Романовых
Родная сестра боярина Никиты Романовича, царица Анастасия, стала первой женой Ивана Грозного и матерью царя Фёдора Иоанновича, с его смертью пресеклась прямая ветвь Рюриковичей на русском престоле. Безвременно почивший богомольный Фёдор приходился двоюродным братом сыновьям знатного московского боярина.
А сын его Феодор? На престоле
Он воздыхал о мирном житие
Молчальника. Он царские чертоги
Преобратил в молитвенную келью;
Там тяжкие, державные печали
Святой души его не возмущали.
Борис Годунов имел свой резон побаиваться Романовых (как-никак, а к кому-либо из Никитичей вполне могли перейти государевы скипетр и держава), потому и решил извести всю фамилию. Тем более и повод нашелся – донос об умысле Романовых отравить Бориса «лихим зельем». Донос ложный…
Романовы и Пушкины подверглись гневу Бориса почти одновременно: в 1601 году отправлен в ссылку воевода и думный дворянин Евстафий Михайлович Пушкин: «послал царь Борис в Сибирь Пушкиных Остафья с братьею за опалу»[1].
Противен мне род Пушкиных мятежный…
А прежде, до годуновской опалы, Евстафий Пушкин владел сельцом Болдино Арзамасского уезда, много позже вошедшим в поэтическую летопись отечества…
Первым святым подвижником в романовском роду суждено было стать Фёдору, старшему из братьев Никитичей! Не случайно Фёдоровский образ Божьей Матери – святая икона, самая чтимая в царской семье.
Фёдор Романов пал жертвой годуновского гнева: его, насильно постриженного в монахи под именем Филарета (в будущем – Патриарха Московского!), сослали в дальний архангельский Антониев-Сийский монастырь. Царской грамотой повелевалось усилить надзор за Филаретом, поскольку не мог тот забыть былой вольницы и, как доносилось, «живет старец не по монастырскому чину; неведомо чему смеется; всё говорит про птиц ловчих, да про собак, как он в миру живал».
Мой старый сон не тих и не безгрешен,
Мне чудятся то шумные пиры,
То ратный стан, то схватки боевые…
Жена боярина Ксения, нареченная в монашестве Марфой, разделила печальную участь мужа – сослана в Заонежье, в Толвуйский погост. Увезли на Белоозеро и малолетних детей опальных супругов: Татьяну и Михаила. Брат и сестра терпели там «тяжкую нужду»: даже в молоке маленьким узникам зачастую отказывали. Кто бы мог тогда помыслить, что всего через тринадцать лет тюремщики падут в ноги несмышленышу Мише, первому самодержцу из Дома Романовых?!
Боярина Александра Никитича, не по своей воле оказавшегося в далеком сельце Кирилло-Белозерского монастыря, настигла насильственная смерть – его задушили. Не избежали опалы и братья, Василий и Иван Никитичи, подвергшиеся страшной пытке в уральском городке Пелым: их приковали цепями к стенам избы, друг против друга…
Патриарх Московский и Всея Руси Филарет
Ранее, в августе 1601-го, когда скорбный обоз с боярином Василием Никитичем ещё держал путь из вятского городка Яранска, велено было иметь к пленнику «береженье великое, чтоб с дороги не утек, и ни с кем не ссылался… и лиха б которого над собою не учинил». Стрелецкий голова Маматов доносил царю, что принял «государева изменника» Василия Романова «чуть живого, на цепи», с опухшими ногами. Да и брат его Иван тоже плох: «ноги в коленах сволокло, на персты маленько приступает». Цепи с несчастных братьев сняли лишь в январе следующего года, а спустя месяц Василий скончался на руках у брата Ивана…
Знатнейшие меж нами роды – где?
Где Сицкие князья, где Шестуновы,
Романовы, отечества надежда?
Заточены, замучены в изгнаньи.
Ивану Никитичу посчастливилось выжить: из Пелыма он, страдавший смертельным недугом, – «черной немочью», переведен был в Уфу, потом в Нижний Новгород, затем и вовсе возвращен из ссылки самозванцем. И вновь – поворот судьбы! – возвысился в царствование племянника Михаила Фёдоровича.
В пермском селе Ныробка окольничий Михаил Никитич принял мученическую голодную смерть: год просидел в холодной земляной яме закованным в тяжкие кандалы. Сквозь прорезь в деревянном настиле спускались узнику лишь хлеб и вода. И только горячая молитва к Богу давала силы превозмочь немыслимые страдания…
Прах боярина Михаила Никитича в 1606 году, уже после кончины царя Бориса, с большими почестями перенесли в Москву, в Новоспасский монастырь, родовую усыпальницу Романовых. Позже там были погребены и трое братьев-мучеников: Александр, Василий, Иван; над могилами страдальцев царствовавший племянник Михаил Фёдорович возвел храм в честь Знамения Божьей Матери.
Новоспасский монастырь. 1851 г. Художник А.С. Кутепов
При жизни Михаил Никитич был уважаем за приветливость, незлобивость и, главное, – за свою великую веру. Его мученический подвиг не забыли далекие потомки: в начале двадцатого века Николай II предпринял первые шаги для прославления боярина Михаила и возведения его в сонм русских святых, но благим желаниям последнего русского царя помешали октябрьский переворот, арест августейшей семьи и… казнь в Ипатьевском доме. Свершившаяся не столь далеко от тех мест, где томились братья-узники: Василий, Иван, Михаил.
Удивительно, как схожи, казалось бы, такие далекие времена – начало семнадцатого и двадцатого веков! Исторический парадокс: Борис Годунов – чуть ли не предтеча Владимира Ульянова!
Урал и Приуралье – хребет России, ее спинной мозг, словно сплетение нервных болевых узлов. И географический ареал страданий для царственной фамилии.
Замученные Романовы. Под уральским Алапаевском заточен, а затем убит младший брат последнего царя и тезка первого боярина-мученика великий князь Михаил Александрович.
Династия началась с Михаила Романова и завершилась его далеким потомком Михаилом Романовым, так и не принявшим царского венца. От костромского Ипатьевского монастыря, где юный царь был благословлен на царство, до недоброй славы Ипатьевского дома в Екатеринбурге – путь длиной в три века российской истории, вместивших в себя помпезные коронации, победные баталии, загадочные кончины, блистательные балы, придворные интриги, тайные браки, гибельные поражения, триумфальные парады и… запретную любовь.
Династические тайны
Так ли много исторических семейств в нашем отечестве, фамильные секреты коих, надёжно скрытые от сторонних глаз, вдруг в одночасье стали доступны абсолютно всем?
Сердечные тайны Романовых – не один любовный роман. Романы Романовых – это фавориты и фаворитки, любовницы и любовники, морганатические жены и мужья. Любвеобильные гены словно по наследству перешли от бабушки-императрицы Екатерины Великой ее внукам: Александру I и Николаю I, правнуку Александру II. Сколько семейных тайн, хранимых от подданных, несмотря на строжайшие меры, были рассекречены и обратились общенародным достоянием!
С трагической смертью императора Александра II будто поставлена точка в любовных похождениях русских царей: Александр III и его сын Николай II явят миру примеры идеального православного супружества.
…Фамильные кланы развиваются по своим особым законам: рождение, звёздный час, падение, зрелость, увядание… Есть в них свои герои и антигерои: святые, тираны, великие правители, мученики, и даже юродивые.
Фамилию царскому Дому даровал окольничий Роман Захарьин-Юрьев, ушедший в мир иной в середине шестнадцатого столетия, – но передавший имя своё векам.
Верно, так счастливо нарекли его родители: отец Юрий Захарьевич (правнук основателя многих славных фамилий Фёдора Кошки) и матушка Ирина Ивановна, урожденная Тучкова. В древнехристианские времена имя это носил святой, прославившийся написанием божественных молитв и стихир. Роман с греческого – сладкопевец. Но скорее это Романовым на протяжении трёх веков слагались сладкоголосые оды.
Державные Романовы вовсе не желали выводить свой род от предка по имени Андрей с неблагозвучным прозвищем Кобыла. Так появился таинственный Гланда Камбила, мифический благородный выходец из Пруссии, якобы прибывший на Русь в XIII веке на службу к московскому князю Даниилу Александровичу и принявший крещение. Заморская фамилия обратилась на русский лад понятным и простым прозвищем. Такова вкратце родовая легенда.
Прозвищами «наградили» и всех пятерых сыновей Андрея Кобылы: Семен Жеребец, Александр Ёлка, Василий Ивантей, Гаврила Гавша, Фёдор Кошка. Последний, пятый, сын и стал родоначальником Романовых.
Романовы вобрали в свою орбиту, «притянули» множество знаменитых русских фамилий: Шереметевых, Трубецких, Васильчиковых, Коновницыных, Сухово-Кобылиных, Шаховских; породнились с европейскими королевскими домами, княжествами и герцогствами.
«Дворяне все родня друг другу», а уж августейшие особы – тем более. И как тут не вспомнить пушкинские строки «об аристократии, составляющей в Европе целое семейство».
Время созидания и время распада династии. Судьба венценосной фамилии неотделима от истории государства. И настолько вросла в неё, что порой невозможно понять, где история Романовых, а где – России?
«Нас жаловал страдальца сын»
Царь Михаил и бояре Пушкины
Поэта всегда занимала тема «гонений» его рода. Примечательны и автобиографические наброски: «Кто бы я ни был, не отрекусь, хотя я беден и ничтожен. Рача, Гаврила Пушкин. Пушкины при царях, при Романовых. Казненный Пушкин. При Екатерине II. Гонимы. Гоним и я». Особое, пушкинское, ощущение неразрывности с судьбами предков и самой русской историей.
Нас каждый день опала ожидает,
Тюрьма, Сибирь, клобук иль кандалы,
А там – в глуши голодна смерть иль петля.
Не случайно эти слова поэт вложил в уста боярину Пушкину, одному из персонажей «Бориса Годунова».
«В царствование Бориса Годунова Пушкины были гонимы и явным образом обижаемы в спорах местничества. Г.Г. Пушкин, тот самый, который выведен в моей трагедии, принадлежит к числу самых замечательных лиц той эпохи, столь богатой историческими характерами», – пояснял Александр Сергеевич.
Незримое скрещение судеб властителя Годунова и будущего поэта случилось с временным разрывом в двести лет, в начале 1800-х, когда Мария Алексеевна Ганнибал, отправившись из подмосковного сельца Захарово на богомолье в Большие Вязёмы, взяла с собой и кудрявого любимца-внука.
Величественный пятиглавый храм, воздвигнутый в царствование Фёдора Иоанновича, «по челобитью боярина Бориса Фёдоровича Годунова в селе его на Вязёме», поблизости от дворца, стал зримым символом возвышения годуновского рода. Храм, первоначально освященный во имя Святой Живоначальной Троицы, позже, при ином владельце Вязём, князе Борисе Голицыне, переименован Преображенским. Причиной тому – осквернение святых стен поляками.
Героиня пушкинской трагедии, легендарная красавица-полька Марина Мнишек, в сопровождении двухтысячной свиты, по пути в Москву соизволила остановиться на отдых в Больших Вязёмах. Волей рока годуновский дворец, после того как его покинула честолюбивая панна, спешившая на встречу с женихом-Лжедмитрием, сгорел. Тогда же страшный пожар обратил в пепелище и половину старинного села. Тайные или явные знаки судьбы: близился славный и победоносный – 1612-й!
Исторической осенью того года, когда русские ополченцы выбили поляков из Москвы, обрели волю многие именитые москвичи, томившиеся в польском плену. В числе знатных пленников из ворот Кремля вышли и боярин Михаил Романов с матерью Ксенией Ивановной, в иночестве старицей Марфой.
Водились Пушкины с царями;
Из них был славен не один,
Когда тягался с поляками
Нижегородский мещанин.
«Москва была освобождена Пожарским, польское войско удалялось, король шведский думал о замирении… Отечество отдохнуло и стало думать об избрании себе нового царя. Выборные люди ото всего государства стеклись в разоренную Москву, и приступили к великому делу. Долго не могли решиться; помнили горькие последствия двух недавних выборов. Многие бояре не уступали в знатности родам Шуйских и Годуновых; каждый думал о себе или о родственнике, вдруг посреди прений и всеобщего недоумения произнесено было имя Михаила Романова», – писал Александр Сергеевич о тех давних днях.
Благословение на царство Михаила Фёдоровича иконой Фёдоровской Божией Матери его матерью инокиней Марфой в Ипатьевском монастыре
Не раз упоминал Пушкин о своих предках, ратовавших на Земском соборе в феврале 1613-го за юного Михаила:
«Четверо Пушкиных подписались под грамотою об избрании на царство Романовых, а один из них, окольничий Матвей Степанович, под соборным деянием об уничтожении местничества (что мало делает чести его характеру)».
«Я не понимаю, как можно не гордиться своими историческими предками! Я горжусь тем, что под выборной грамотой Михаила Фёдоровича есть пять подписей Пушкиных!»
Царь Михаил Фёдорович
В действительности же семеро Пушкиных в числе других бояр «руку приложили» к грамоте об избрании на Московское государство Михаила Фёдоровича Романова, – «венец и бармы Мономаха» перешли к шестнадцатилетнему Михаилу.
Смирив крамолу и коварство,
И ярость бранных непогод,
Когда Романовых на царство
Звал в грамоте своей народ,
Мы к оной руку приложили,
Нас жаловал страдальца сын.
Страдалец – Патриарх Московский и всея Руси Филарет, томившийся несколько лет в польском плену (в миру – опальный боярин Фёдор Никитич Романов), соцарствовавший с сыном Михаилом.
«Юный Михаил по женскому колену происходил от Рюрика…» – пояснял Александр Сергеевич. Но ведь и сам Пушкин «по женскому колену» приходился потомком первому русскому князю Рюрику! Но о том не дано было знать поэту, гордившемуся лишь своим «шестисотлетним дворянством»…
«Мы такие же родовитые дворяне, как Император и Вы», – как-то в сердцах заметил Пушкин великому князю Михаилу Павловичу, брату самодержца.
И ошибся. Род Пушкиных намного древнее Романовых! Первое и единственное упоминание в летописях о родоначальнике Дома Романовых, боярине Андрее Ивановиче Кобыле, относится к 1347 году, когда он был послан в Тверь за невестой для великого московского князя Симеона Гордого. Невеста же, княжна Мария, была дочерью великого князя Александра Михайловича Тверского. Прямого предка Пушкина в 16-м колене!
Водились древле мы с царями…
«Рюриковой крови»
И еще о забытых родственных связях Пушкиных и первых Романовых. Во всяком случае, сам поэт о них не знал.
В «Борисе Годунове» есть примечательный диалог, который ведут меж собой в кремлевских палатах князья:
Воротынский.
Ведь Шуйский, Воротынский…..
Легко сказать, природные князья.
Шуйский.
Природные, и Рюриковой крови.
Такими же «природными» князьями были и Ржевские. Древний дворянский род Ржевских стал связующим между новгородским князем Рюриком и его далеким потомком Александром Пушкиным. Цепочка родословия «сквозь темные, кровавые, мятежные и, наконец, рассветающие века» соединила навек славные имена предков поэта, первых русских князей: Рюрика, Игоря, Святослава, Владимира Святого, Ярослава Мудрого, Всеволода, Владимира Мономаха, Мстислава Великого.
От сына Мстислава Великого, Ростислава Мстиславича, великого князя киевского, князя смоленского, пошли фамилии князей смоленских, ярославских, вяземских. К Рюриковичам принадлежал и потомок Ростислава Мстиславича удельный князь Фёдор Фёдорович Ржевский. Судьба не благоволила ему: в 1315 году князь в битве под Торжком был пленен своим противником – великим князем Михаилом Тверским, и последний на правах победителя отобрал у него ржевский удел.
А предыстория такова. К 1304 году – году смерти великого князя Андрея Александровича Городецкого – Московское княжество настолько усилилось, что посмело соперничать с Великим княжеством Владимирским. В том же году получает ярлык от Орды на великое княжение во Владимире Михаил Ярославич Тверской. Между ним и князем московским Юрием III Даниловичем разгорелась кровавая борьба за владимирский престол.
Юрий III, дабы закрепить Новгород за собой и не дать овладеть им своему сопернику, Михаилу Тверскому, посылает в 1315 году для защиты города Фёдора Ржевского, состоявшего на службе у московского князя. Вот у него-то, князя-Рюриковича (замечу, прямого предка поэта в 16-м колене), Михаил Ярославич и отнял удел, ставший затем частью Тверского княжества. Более потомки Ржевского князьями не величались: высокий титул был безвозвратно утрачен.
Имена многих представителей этой славной фамилии остались в истории. В сражении с литовцами в 1445 году пал отважный воевода московского войска Семен Фёдорович Ржевский. Прославился своими ратными подвигами Иван-Воин Константинович Ржевский. Во время войны с поляками в 1566 году он был пленен и выпущен затем под честное слово, что пришлет за себя выкуп. Нужную сумму Иван Ржевский собрать так и не смог и по доброй воле вернулся в плен, явив тем самым пример благородства и верности слову.
Видимо, не случайно Александр Сергеевич как-то заметил: «Иностранцы, утверждающие, что в древнем нашем дворянстве не существовало понятия о чести (point d’honneur), очень ошибаются…»
Особых богатств Ржевские не нажили, и потому фамилия их значилась в той части Родословной книги, где записаны были «древние благородные, не иные суть, как те роды, коих доказательства дворянского достоинства за сто лет и выше восходят…»
Внук благородного Ивана-Воина – московский дворянин Иван Иванович Ржевский – женат был на Степаниде Андреевне Милославской, приходившейся троюродной теткой царице Марии Ильиничне Милославской, супруги царя Алексея Михайловича Романова. Это родство с царской фамилией для Ржевских имело немалую значимость: в XVII веке оно не считалось дальним.
Исторический факт: предок поэта, Пётр Петрович Пушкин, принимал участие в торжествах венчания и свадьбы царя Алексея Михайловича с Марией Милославской!
У августейшей четы было тринадцать детей, трое из них царствовали на Руси: Фёдор, Софья, Иоанн. Иоанн V Алексеевич венчался с Прасковьей Салтыковой, ставшей царицей Прасковьей Фёдоровной. Так, через Ивана Ивановича Ржевского, предка Пушкина в 7-м колене, род поэта соединился дальними кровными связями с первыми Романовыми и ближайшими их родственниками Милославскими и Салтыковыми.
И вновь строки из «Бориса Годунова». Царю доносят о Шуйском, что:
Вечор он угощал
Своих друзей, обоих Милославских,
Бутурлиных, Михайла Салтыкова,
Да Пушкина…
Катастрофа
Итак, одним из тех, кто поставил свою подпись под историческим документом, был Фёдор Семёнович Пушкин, стряпчий на Земском соборе 1613 года.
Родной брат Фёдора – Тимофей Семёнович – прямой предок поэта в восьмом колене. Вот его славный послужной список: Тимофей Пушкин числился «в 1597 году головою при Черниговском воеводе Ф.И. Шереметеве, в следующем – головою же… в Серпуховском Государевом по Крымским вестям походе, в 1601 году – в Цареве-Борисове городе, а в 1618 году находился воеводой в Цивильске».
Бывало нами дорожили…
«Возвышение Пушкиных, начавшееся в последней четверти XVI в., продолжалось при первых Романовых, – полагал академик С.Б. Веселовский, – хотя в бурях Смутного времени Пушкины понесли довольно значительные потери. Пушкины были на подъёме приблизительно сто лет и в третьей четверти XVII в. достигли вершины своей славы и могущества. Однако в то же время становятся заметными признаки упадка. В последней четверти века мы наблюдаем несомненный упадок всего рода, завершающийся катастрофой 1697 года».
С тех пор утих наш род суровый…
Что же это за «катастрофа 1697 года», имевшая столь печальные последствия для пушкинского рода? Поэт в «Начале автобиографии» посвятил ей несколько строк: «При Петре I сын его, стольник Фёдор Матвеевич, уличен был в заговоре противу государя и казнен вместе с Циклером и Соковниным».
Начало славных дней Петра
Мрачили мятежи и казни…
Молодой стольник Фёдор Пушкин, сын боярина Матвея Степановича, был в рядах заговорщиков И.И. Циклера и А.П. Соковнина (Фёдор был женат на дочери Соковнина), покушавшихся на жизнь Петра I.
Император Пётр I
В «Истории Петра» поэт так описал эту семейную трагедию: «Окольничий Алексей Соковнин, стольник Фёдор Пушкин и стрелецкий полковник Циклер сговорились убить государя на пожаре 22 января 1697 ‹…›
Пётр приказал гвардии капитану Лопухину в назначенный час быть с командою в такой-то дом (к Соковнину?), а сам, не дождавшись, приехал туда с одним денщиком… Заговорщики захвачены были в Преображенском и казнены четвертованием 5 марта.
Пётр во время суда занемог горячкою; многочисленные друзья и родственники преступников хотели воспользоваться положением государя для испрошения им помилования…
Но Пётр был непреклонен; слабым, умирающим голосом отказал он просьбе и сказал: надеюсь более угодить Богу правосудием, нежели потворством».
Упрямства дух нам всем подгадил:
В родню свою неукротим,
С Петром мой пращур не поладил
И был за то повешен им.
Его пример будь нам наукой:
Не любит споров властелин.
После казни Фёдора Матвеевича (он был обезглавлен!), свершенной на Красной площади в марте 1697-го, фортуна словно стороной обходит род Пушкиных.
Ржевские и Головины
«Гнев венчанный» пал на одних предков Александра Сергеевича, в буквальном смысле поплатившихся головами за мятежный умысел, другие же – были Петром жалованы и любимы.
Снискал царское доверие прапрадед поэта Юрий Алексеевич Ржевский. В юности Юрий Ржевский – подпоручик Преображенского полка. Учился морскому делу в Италии, плавал на русских бригантинах. В 1718 году Юрию Алексеевичу предписано было отправиться в Нижний Новгород, где в окрестных заволжских лесах нашли себе прибежище многие раскольники. Вот их-то, по царскому указу, и надлежало извести Юрию Ржевскому.
В 1722 году Пётр I предпринял поездку в Астрахань и сопровождал его в том путешествии Иван Михайлович Головин, другой прапрадед поэта. В мае, будучи со свитой в Нижнем Новгороде, великий Государь заезжал отобедать к вице-губернатору Юрию Ржевскому. Сохранилась запись в походном журнале императора: «29 мая; после обеда был у вице-губернатора Нижегородского Ржевского…» Об этом же царском визите к своему прапрадеду запишет и поэт в «Истории Петра». После того как Пётр осмотрел в Нижнем Новгороде суда и «велел некоторые исправить, обедал у барона (NB) Строганова; на другой день у губернатора…»
Логично предположить, что на тот обед в дом к Юрию Ржевскому зван был и его давнишний приятель, Иван Головин. Ведь в молодости они вместе постигали мудреные флотские науки в Венеции, одном из красивейших городов Европы, и им было, конечно же, что вспомнить. Да и русское хлебосольство было тогда в чести. Так что весьма вероятно, что историческая встреча двух прародителей поэта (его прапрадедов – по отцовской и материнской линиям) состоялась.
На обеде у нижегородского губернатора приключился казус – в пироге, испеченном для царской особы, обнаружили… тараканов. К счастью для всего семейства Ржевских, Пётр I, испытывавший к тараканам особую брезгливость, не притронулся к сему пирогу. Тараканы те были якобы подложены в пирог поваром, подкупленным недругами губернатора.
Эту семейную притчу любила рассказывать кудрявому внуку Александру бабушка Мария Алексеевна (Юрий Алексеевич Ржевский приходился ей родным дедом). Замечу также, что в пору царского визита к вице-губернатору Ржевскому его маленькой дочери Сарре[2], в будущем – прабабке поэта, было около года.
Так вот, через род Ржевских, князей «Рюриковой крови», Александр Сергеевич – потомок легендарного князя в 31-м колене!
Пушкин знал о гербе Ржевских, что подтверждает его дневниковая запись: «Гербы наши все весьма новы. Оттого в гербе князей Вяземских, Ржевских пушка. Многие из наших старых дворян не имеют гербов».
Мне жаль что домы наши новы
Что выставляют стены их
Не льва с мечом, не щит гербовый…
«В щите, имеющем серебряное поле, изображена чёрная пушка на золотом лафете и на пушке райская птица. Щит покрыт мантиею и шапкою, принадлежащими княжескому достоинству. Как шапка, так и мантия княжеские присвоены издревле дворянскому роду Ржевских, потому что оный происходит от Князей Смоленских», – гласит «Общий Гербовник…» Не указывает ли изображение горностаевой мантии на происхождение славной фамилии от Рюрика? Да и сам герб будто бы исполнен неким тайным смыслом: «чёрная пушка на золотом лафете и на пушке райская птица»!
Щит наследственный гербовый…
Краткая запись Пушкина свидетельствует, что, во-первых, поэт прекрасно разбирался в вопросах геральдики и, во-вторых, дорожил своим родством. И вовсе не случайно один из главных героев исторического романа «Арап Петра Великого» именован Ржевским. Нет сомнения в том, что прототип Гаврилы Афанасьевича Ржевского, происходившего «от древнего боярского рода», – прапрадед поэта Юрий Ржевский. А царский арап Ибрагим, мечтая о свадьбе с молодой боярышней Ржевской, тешит себя мыслью, что этот будущий супружеский союз его «присоединит… к гордому русскому дворянству».
В романе арап сватается к боярышне Ржевской. В реальности же история эта, если не касаться деталей, имела место, и действующим лицом в ней стал сын Абрама Ганнибала – Осип, дед поэта. Прибывший в Липецк по казенным делам Осип Абрамович и посватался за дочь Алексея Фёдоровича Пушкина и его супруги Сарры Юрьевны, урожденной Ржевской.
«Он роду не простого… он сын арапского салтана. Басурмане взяли его в плен и продали в Цареграде, а наш посланник выручил и подарил его царю», – возможно, так же, как герой романа Гаврила Ржевский, объяснял свое согласие на столь необычную свадьбу и отец невесты, отставной капитан Пушкин.
Весть, что засидевшаяся в девах капитанская дочка Маша (ей минуло уже двадцать семь!) выходит замуж за… арапа, стала благодатной почвой для сплетен и насмешек. Более всего преуспела в том многочисленная родня невесты. В ход были пущены сочинённые неким острословом стишки:
Нашлась такая дура,
Что, не спросясь Амура,
Пошла за Визапура.
Интересно, каким представлял прадеда сам поэт? Вновь обратимся к роману, – один из приятелей арапа предостерегает Ибрагима: «…С твоим ли пылким, задумчивым и подозрительным характером, с твоим сплющенным носом, вздутыми губами, с этой шершавой шерстью бросаться во все опасности женитьбы?..»
Но вот свидетельство фрейлины Александры Россет: «Воображают, что он (Пушкин) непременно должен походить на негра, потому что его предок Ганнибал – негр. Я видела его портрет в Петергофе. Но Ганнибал не негр, а абиссинец; у него были правильные черты, лицо длинное и сухое, выражение жесткое, но интеллигентное».
Где ныне портрет царского крестника? Кто может ответить…
Во всяком случае, Пётр I мыслил сохранить для потомков облик своего любимца: во время одного из путешествий в Европу царь заказал восковую «персону» арапа Ганнибала. Полагают, она сгорела в пожаре, что в середине восемнадцатого столетия бушевал в Кунсткамере. Ещё одна невосполнимая потеря.
Воображаемые портреты знаменитого царского арапа то и дело мелькают на страницах рукописей поэта…
В пушкинском наследии можно найти сколь угодно примеров, когда собственное родословие, преображенное вымыслом и фантазией, поэт вплетает в канву исторических событий. Будто подсмеиваясь над своей слабостью к генеалогическим разысканиям. И не глубинное ли знание родовых корней, всегда питавшее его чувство независимости, дало Пушкину право заявить: «Мы не можем подносить наших сочинений вельможам, ибо по своему рождению почитаем себя равными им. Отселе гордость…»?
В «Арапе Петра Великого» выведен ещё один предок поэта – адмирал Иван Михайлович Головин. Один из славных «птенцов гнезда Петрова».
Арапчонок Абрам Ганнибал. 1823 г. Рисунок Пушкина
Государь привечал его особо – Иван Головин «во многих случаях доказал ему свою верность и храбрость». Поначалу Иван Михайлович был комнатным стольником царя. Вместе с Петром I участвовал в двух Азовских походах – 1695 и 1696 годов. Позднее в свите посольства сопровождал Петра I в Голландию.
«Петра ожидали в Италию, – запишет Пушкин в “Истории Петра”, – как вдруг получил он через присланного из Москвы гонца известие о новом стрелецком бунте, и Государь поспешил возвратиться в Россию с Лефортом и с Головиным…»
Известны исторические анекдоты об Иване Головине: «В Голландии он учился кораблестроению вместе с Государем, а потом был отправлен в Венецию для усовершенствования в этом искусстве, к которому не имел никакого расположения. Возвратясь из Италии в 1701 году, он должен был вместе с другими товарищами выдержать испытание. На вопрос Государя, чему он выучился, он чистосердечно отвечал: “Ничему”. – “Да что ж ты делал?” – “Пил вино, курил табак и играл на басу”. Государь не разгневался, а только взял его в свои денщики и прозвал Басом. Другие говорили, что Пётр называл его басом на голландском языке, т. е. мастером, в насмешку, что он ничего не смыслит в кораблестроительном деле».
