Лариса Черкашина
Наталия Гончарова
«Кто хочет писать Русские стихи»
Я жду обещанной тетради…
А.С. Пушкин
Детство Наталии Гончаровой. Что мы знаем о нем? Будто белое пятно в ее биографии, пустые страницы в книге ее бытия. Словно и не было его. А без них, этих самых благодатных лет человеческой жизни, невозможно постичь сущность избранницы поэта, ее характер, пристрастия, душевные порывы…
Полотняно-Заводский лицей
Все началось с удивительной выставки – посвящалась она миру детства ушедшей эпохи и проходила в начале девяностых в Москве, в Доме художника на Крымском валу.
Чего там только не было! Деревянные лошадки и глиняные свистульки, фарфоровые куклы и картонные лото, потешные шахматы и полки оловянных солдатиков – все эти старые игрушки, столь любимые некогда и безымянными крестьянскими ребятишками, и будущими российскими венценосцами, буквально заполонили огромное выставочное пространство. Старинные буквари, портреты, книжки, рисунки… Поистине, утерянный мир детства иной, неведомой цивилизации каким-то чудом материализовался вдруг в центре Москвы…
Пробродив по залам несколько часов кряду и собравшись было уходить, в самом низу большой стеклянной витрины я увидела раскрытую детскую тетрадку. И, скорее всего, прошла бы мимо, если бы не табличка. Она по музейному скупо уведомляла: «Ученическая тетрадь Натали Гончаровой. 1822 г. Орешковые чернила». Встав почти на колени, попыталась разобрать записи:
Дни юности! быстро вы, быстро промчались!
Исчезло блаженство, как призрак во мне,
А прежние скорби на сердце остались,
Зачем же и сердце оставлено мне?
Почему десятилетняя девочка запомнила и переписала эти совсем не детские стихи в свою тетрадку? Дальше шли и вовсе поразительные строки: «Стихи столько же свойственны нашему языку и столько же приятны для слуха, сколько ямбические и хореические…»
Неужели это написано будущей избранницей поэта, первой московской красавицей Натали Гончаровой?! Девочка, почти ребенок, она различает уже стихотворные размеры… Это случайное открытие тогда просто ошеломило меня. Но в выставочной суете я почему-то не удосужилась узнать – где хранится и кому принадлежит эта всплывшая из таинственных глубин детская тетрадь…
Незаметно пролетел год. Наслоились новые заботы, дела, впечатления. Но мысль о той старой тетрадке занозой сидела в моей памяти. И вот он, благословенный случай! Как всегда нежданно, позвонил мой добрый знакомый Игорь Глебович Гончаров, прямой потомок Дмитрия Гончарова, старшего брата Натали. Он собирался в Полотняный Завод на встречу с рабочими местной бумажной фабрики (кстати, Полотняно-Заводская фабрика работает уже три столетия!), пригласил и меня.
…Стоял яркий мартовский день. Старый гончаровский парк, разбуженный весной, потихоньку оживал. Оживал и старинный родовой дом. Реставрационные работы в нем недавно завершились, и в комнатах остро пахло свежей побелкой и краской. Игорь Глебович, старший из Гончаровых, любезно согласился стать моим гидом.
Мы проходили анфилады комнат возрожденного дворца, каждая из которых хранила былое название.
– Это «мраморная» комната, она была подготовлена к приезду в Полотняный императрицы Екатерины II в бытность еще Афанасия Абрамовича, патриарха нашего рода, владельца многих ткацких и бумажных фабрик.
Эта комната называлась «китайской», стены ее были затянуты тканью с гирляндами цветов и экзотическими птицами, а вдоль овальной стены стоял длинный диван, тоже овальный, с мягкими подушками… Здесь, при входе в кабинет, слева от этой двери висел портрет Дантеса, а справа – портрет Пушкина. И поэт, и его убийца приходились зятьями Дмитрию Гончарову…
А тут, – Игорь Глебович указал на небольшую угловую комнату, – по рассказам, был классный кабинет, и дети-Гончаровы брали уроки…
Я поинтересовалась, откуда он так хорошо знает дом, жить в котором ему не довелось.
– От отца. Отец Глеб Дмитриевич Гончаров, сын последнего владельца майората, прекрасно помнил расположение и названия всех комнат. Его даже просили работники архива сделать подписи к фотографиям 1913 года, единственным, где запечатлены интерьеры гончаровского дома. Старые снимки и сейчас там хранятся.
– Где? В каком архиве?
– В архиве древних актов, в Москве. Там же, где и весь семейный фонд Гончаровых.
Первый же день работы в Российском Государственном архиве древних актов, старинном особняке, что вот уже более ста лет смотрит окнами на Большую Пироговскую, бывшую Царицынскую (в пушкинское время – Девичье поле, где однажды поэт был на гулянии по случаю коронации Николая I), принес удачу – в фонде Гончаровых значились тетради Натали. И спустя несколько дней томительного ожидания три увесистых тома сброшюрованных детских тетрадок легли на мой читательский стол…
История – дама с причудами: ныне в особняке на Большой Пироговке хранится и перешедший туда архив Коллегии иностранных дел, документы которого Пушкин тщательно изучал во время работы над «Историей Петра» и где даже на одном из дел вроде бы сохранилась его пометка.
«В Архивах я был, и принужден буду опять в них зарыться месяцев на 6; что тогда с тобою будет? – писал поэт жене из Москвы в мае 1836-го. – А я тебя с собою, как тебе угодно, уж возьму».
Теперь, быть может, на соседних стеллажах рядом с древнейшими манускриптами хранятся и ученические тетради Наталии Гончаровой. На их последних страницах, исписанных круглым детским почерком, синеют маленькие прямоугольники штампов: «Государственный архив древних актов». Детские Наташины тетрадки тоже стали достоянием истории, документами государственной важности. И доподлинно свидетельствуют, что у Натали Гончаровой, избранницы поэта, тоже был свой лицей, – Полотняно-Заводский. Никому, правда, не ведомый.
Так долго о невесте поэта говорили лишь как о «малообразованной шестнадцатилетней девочке»! В одной из чудом уцелевших тетрадок Наталии Гончаровой есть и ее сочинение о просодии – искусстве стихосложения, поражающее глубиной литературных познаний десятилетней девочки. В свои столь юные годы она могла не только отличить «ямб от хорея», но и достаточно свободно ориентироваться в русской поэзии.
Ученические записи хранят немало размышлений, любопытных заметок, поэтических описаний и наблюдений. В архивном собрании собраны тетради по всемирной истории, синтаксису, географии, античной мифологии. Все это – своеобразная лаборатория становления ее личности, духовного мира. Это ее шаги навстречу к Пушкину.
Да, случись все иначе, учили бы ее лишь рукоделию, танцам, правилам этикета, как то и принято было в дворянских семьях начала девятнадцатого века. И превратилась бы Натали Гончарова в милую уездную барышню, воспитанную на «чувствительных романах»…
Большинство ее записей на французском языке – и требуют особо бережного перевода. Это поистине бесценные сокровища – непознанная духовная Атлантида, – с помощью которых можно реконструировать мир детства ушедшей эпохи. И не дай Бог, если старые тетрадки исчезнут навсегда, истлеют, превратятся в прах. Ведь многие страницы рукописного наследия Наталии Гончаровой уже не читаются…
Когда я показала известному поэту и профессору Литературного института Владимиру Кострову сочинение юной Таши об искусстве стихосложения, он воскликнул: «Да этим премудростям я учу первокурсников, для девочки же – познания удивительные!»
Будто бы к ней обращены пушкинские строки:
Оставь, оставь порой
Привычные затеи,
И дактил, и хореи…
Жаль, что поэту не довелось видеть сочинение будущей избранницы.
«Любезный соловей»
«Просодия учит стопосложению и механическому составу стихов…» – так начинает свое сочинение Наташа Гончарова и далее размышляет о том, чем различаются между собой ямб и хорей, дактиль и анапест, и в чем особенность пиррихия.
Пишет «о стихе дактило-хореическом» и «анапесто-ямбическом», о рифмах, кои «разделяются на мужские и женские, на богатые и полубогатые», и о том, как «сочетание мужских стихов с женскими производит красоту в стихотворстве».
Приводит в пример неровные стихи, которыми «по большей части пишутся басни и сказки»:
…Хор галок и ворон. Они и день и ночь
Кричат, усталости не знают,
И слух людей (увы!) безжалостно терзают.
Что ж делать Соловью? лететь подале прочь. —
Жестокие врали и прозой и стихами!
Какому Соловью петь можно вместе с вами!
И как неожиданно сбылись те строки, что когда-то Натали девочкой записала в ученическую тетрадку:
Теперь, в этих безыскусных строках старой басни чудится некое предчувствие беды…
Суть ее проста и гениальна: никогда истинному певцу не ужиться с крикливым вороньим хором.
Какому Соловью петь можно вместе с вами!
Это последняя строка. Перевернута страница, тетрадь закончилась. А чуть ранее, вот оно, двустишие:
…звезду златую
Смерть сорвала.
В тетрадке по русской грамматике – тоже неожиданная строка: «На тебе рука моя!»
Будто бы Наташе Гончаровой все было ведомо уже тогда!
Нет, поистине, в двадцать первом столетии, когда о судьбе Наталии Гончаровой столь много известно, эти ее детские записи несут некий сокровенный, провидческий смысл. «Бывают странные сближения», – некогда заметил поэт.
Но кто же автор басни? Известно лишь, что была она напечатана в первом русском альманахе «Аониды» за 1796 год. Ни литературоведы, ни знатоки поэзии, ни пушкинисты не могут с точностью назвать автора трагической басни, которая запала в душу будущей жене великого поэта.
Возможно, кто-либо из баснописцев, популярных в то время в читающем обществе, – Иван Хемницер, Иван Дмитриев, Александр Измайлов.
Кто осмелится продолжить поиск и с достоверностью назвать поэта-баснописца? Это было бы важным, чтобы полнее постичь духовный мир избранницы Пушкина.
«Что от небес одарена»
В тиши затерянной в калужских лесах усадьбы и в московском доме на Большой Никитской свершалось неприметное чудо: маленькая Таша Гончарова день за днем прилежно исписывала тетрадь за тетрадкой, благо бумаги было вдосталь, и бумага была своя, «гончаровская», лучшая в России.
И заполнялись чистые страницы, и в детскую головку ложились знания о далеких странах и загадочных морских архипелагах, о мифах Древней Греции и основах российского синтаксиса, о походах персидского царя Дария I и правилах французской грамматики.
Таша Гончарова не по-детски рассудительна: «Говорить и писать значит сравнивать и судить; а потому слова должны быть в таком порядке, в каком понятия рождаются одному от другого…» Она имеет свое мнение, и ей не может нравиться, что «Плутарх, описывая поход греков под предводительством Александра, говорит неправильно, удаляет от главного предмета введением многих вставочных речей…». Она уже знает, что «связь понятий зависит от состояния души», и разбирает, как избежать сбивчивости «в живописной ораторской речи».
Мелькают дни и месяцы 1821 года. Таша Гончарова только-только начинает постигать школьные премудрости, а ее будущий избранник – уже признанный автор «Руслана и Людмилы». В этом году о нем, как о подающем надежды русском поэте, появляется первый хвалебный отзыв в парижском литературном журнале. И тогда же, весной 1821-го, он приступает к своей поэме «Бахчисарайский фонтан», принесшей ему новую громкую славу.
За плечами Александра Пушкина – Царскосельский лицей, первое путешествие на Кавказ и к «брегам Тавриды», служба в Бессарабии, увлечения, разочарования и загадочная «утаенная любовь»…
Что это – мистика, перст судьбы? Десятилетняя (девятилетняя ли?) Таша записывает в своей аккуратно разлинованной тетрадке: «Кто хочет писать Русские стихи, тот должен иметь предварительное понятие о стопе, о рифме, о строфе или куплете…»
Она пишет о шестистопных и пятистопных стихах дактило-хореических, которыми «писали старинные наши стихотворцы» и где «последняя стопа в стихе была всегда хорей, а предпоследняя дактиль». Приводит в пример написанные «шестистопными стихами ямбическими» поэму Хераскова «Россияда», философское послание Ломоносова к графу Шувалову «Письмо о пользе стекла», трагедии Княжнина.
По удивительному совпадению в 1822 году Пушкин приступает к первой песне своей так и неоконченной поэмы «Вадим» – защитнике славянской свободы, восставшем против варяга Рюрика. Поэта вдохновила известная тогда трагедия Княжнина «Вадим Новгородский». Ее, верно, читала и Наташа.
Таша Гончарова отличает особенности пиррихия и анапеста, знает, сочетания каких стихов «производят красоту в стихотворстве». Переписывает отрывок из богатырской сказки, в коей Илья Муромец не советует витязям «стихо-рифмодетелям» взбираться на Парнас.
Нет! Парнасс гора высокая,
И дорога к ней не гладкая…
Она знает, что пятистопные ямбические стихи «не очень употребительны, их можно найти только в баснях», и что «цезура бывает в них после двух первых, а иногда и после трех стоп».
Познания девочки в области стихотворчества скромными отнюдь не назовешь – ямб от хорея она без труда отличала с детства. Словно ее готовили как будущую избранницу поэта.
«Являться муза стала мне»
Еще одна ученическая тетрадь вложена в большой синий конверт. На обложке Наташа прописью выводит название нового предмета «Курс мифологии» и ставит дату – 23 мая 1822 года. Все записи девочка ведет на французском языке. Древние мифы проштудированы ею досконально – имена прославленных богов, богинь, героев Греции и Рима мелькают на тетрадных страницах.
«Музы обитают на Парнасе и на Геликоне, где бьет источник Гиппокрена и где обычно пасется конь Пегас, который имеет крылья и летает посредством их. Музы являются дочерьми Юпитера и Мнемозины, что означает Память, которая приходится дочерью <Урана> и <Геи>. Музы вместе с Аполлоном покровительствуют искусствам и наукам; их девять, почему их и называют девятью сестрами или дочерьми <Мнемозины>; у каждой из них есть особое предназначение…» (Перев. с фр.)
В числе девяти мифических сестер Наташа называет Эрато – музу лирической поэзии и Каллиопу – музу поэзии эпической. Вероятно, не была ею забыта и Полигимния – муза торжественных песнопений, но край страницы уже не читается…
Не могла ведать тогда девятилетняя девочка, что вечно юные Парнасские девы уже покровительствуют ее будущему суженому, а сам он давно припал к Гиппокрене – источнику, дарующему вдохновение поэтам, что выбил копытом крылатый Пегас.
И светлой Иппокреной
С издетства напоенный…
…В мае 1822-го Пушкин в Кишиневе, по словам Вяземского, «написал кучу прелестей».
Играй, Аделъ,
Не знай печали;
Хариты, Лель
Тебя венчали… —
пишет Александр Пушкин все в том же году, будто напутствуя неведомую ему, чудную девочку. Да и Наташе не дано было пока знать, что всего через несколько лет ей самой доведется предстать в облике Музы.
И в шуме света
Люби, Аделъ,
Мою свирель.
Она любила.
Тетрадь за тетрадкой
Надо отдать должное родителям Таши – Николаю Афанасьевичу и Наталии Ивановне Гончаровым – всем своим шестерым детям: Дмитрию, Екатерине, Ивану, Александре, Наталии и Сергею, несмотря на семейный разлад, связанный с болезнью отца, и житейские невзгоды, они сумели дать превосходное образование.
Детей в семье Гончаровых старались воспитать достойно, не нарушая фамильной традиции: на эти цели дедушка Афанасий Николаевич выделял из своих доходов по 40 тысяч рублей ежегодно – «для профессоров и наук» он не скупился. В 1825 году, когда старший сын Дмитрий готовился к выпускным университетским экзаменам, на дом к Гончаровым приглашали профессоров…
И если братьям Гончаровым претензий по поводу их образования никто и никогда не предъявлял, то в отношении сестер – их было более чем предостаточно.
«Воспитание сестер Гончаровых (их было три) было предоставлено их матери, и оно, по понятиям последней, было безукоризненно, так как основами такового положены были основательное изучение танцев и знание французского языка лучше своего родного», – писал П.П. Каратыгин в журнале «Русская старина» еще в 1883 году.
«Об образовании Натальи Николаевны не стоит и говорить, – категорично заявлял пушкинист П.Е. Щеголев, – … Обстановка детства и девичьих лет Н.Н. Пушкиной отнюдь не содействовала пополнению образовательных пробелов. Знакомства и интересы – затхлого, провинциального разбора». Резче, пожалуй, некуда…
И здесь же Щеголев авторитетно делает ссылку на собственную статью «Пушкин и московские студенты в 1831 году». Но именно студенты лучшего в России Московского университета и давали некогда уроки сестрам Гончаровым: Екатерине, Александре и Наталии.
Прославленный Московский университет окончил старший брат Натали Дмитрий. Средний брат Иван воспитывался в частном учебном заведении, младший Сергей – получил домашнее образование.
И Наташа, и Сергей (он родился в 1815 году) – младшие дети в семье Гончаровых. Почти погодки, они были очень дружны в детстве, и эта дружеская привязанность сохранилась на всю жизнь.
Посмею высказать собственную гипотезу: в детстве, видимо, брат и сестра брали одни и те же уроки, к ним приглашали одних и тех же учителей. Ведь домашнее воспитание младшего Гончарова должно было быть на должном уровне, – во всяком случае, не хуже, чем у братьев. Вместе с ним, по «мужской» программе, быть может, чуть скорректированной, занималась и Наташа. Кстати, мое предположение не опровергли и некоторые специалисты по дореволюционному детскому образованию.
Ученье делалось на время твой кумир…
Думаю, что первые ученические опыты Наташи, да и старших детей, сохранила мать, Наталия Ивановна. И могла ли она предполагать, что эти простые домашние тетрадки сослужат в будущем такую добрую службу – снимут с младшей дочери обвинения в ее никчемности, необразованности, пустоте. Сколько их было – в земной и посмертной судьбе Натали!
«Наталья Гончарова просто роковая женщина, то пустое место, к которому стягиваются, вокруг которого сталкиваются все силы и страсти. Смертоносное место», – уверяла Марина Цветаева. И далее: «Были же рядом с Пушкиным другие, недаром же взял эту! (Знал, что брал.) Он хотел нуль, ибо сам был – все». Ей вторил Вересаев: «Пушкин любил жену. Но никакого духовного общения у них не было и не могло быть… В напряженной творческой и умственной жизни мужа она неспособна была принимать никакого участия».
«Люди с неудовольствием смотрят на совершенства других, думая, что их слова помрачают их, что их добрые качества унижают их», – запишет в своей тетрадке мудрая девочка Таша Гончарова.
Сохранился ее детский портрет. На нем – серьезная, неулыбающаяся девочка, в облике которой ничто еще не предвещало будущую красавицу. Наверное, нелепо было бы представить Наташу в детстве этакой маленькой отшельницей, которая только и делала, что прилежно училась. Нет, она (впрочем, как и юный Пушкин) любила шалости, и Наталия Ивановна упоминает о «Ташиных проказах».
Любила Таша сажать цветы, и дедушка, присылая ей разные семена, радовался, что внучка – «охотница до цветов»: «Хоть тем веселюсь, хоть будет кому за временем и за моими цветниками присмотреть».
С детских лет вместе с сестрами брала уроки верховой езды и слыла отличной наездницей. Играла в шахматы. И много позже, уже женой поэта, совершенствовала свое искусство.
«Благодарю, душа моя, за то, что в шахматы учишься. Это непременно нужно во всяком благоустроенном семействе: докажу после», – поощрял ее супруг. Кстати, как уверяли ее друзья, Наталия Николаевна считалась лучшей шахматисткой Петербурга. Да и сам Пушкин говорил, что играла жена изрядно.
Любила музыку. Вместе с Пушкиным слушала оперы в лучших театрах Москвы и Петербурга, бывала на концертах музыкантов-виртуозов. Не раз упоминает она о «прекрасной музыке», «о превосходном оркестре Гунгля, который всегда слушаешь с удовольствием».
Свидетелями тех былых увлечений стали скупые строчки из писем, воспоминания подруг Натали и еще – ученические тетрадки…
От них просто невозможно оторваться. Большинство записей – на французском. Корю себя за то, что почти не знаю этого языка. Приходится довольствоваться тем, что в исписанных бисерным почерком страницах (Натали повзрослела – изменился и почерк) могу разобрать лишь самые простые фразы.
Перелистываю ее тетрадку по русской истории – Наташа пишет о Куликовской битве, о царствовании Ивана III, о покорении Сибири Ермаком, о великой смуте семнадцатого столетия, начавшейся с убийства царевича Дмитрия. Борис Годунов, князь Пожарский, Минин, польский королевич Владислав, сын Сигизмунда III. Призвание первого самодержца из Дома Романовых Михаила Федоровича…
Когда она это писала? Точной даты нет, – тетрадная обложка не сохранилась. Но скорее всего, судя по почерку, – в 1824—1825-х годах. Да ведь в те же годы Пушкин работал над «Борисом Годуновым»! (Сама трагедия увидела свет лишь в декабре 1830-го, после того как поэт, в связи с его предстоящей женитьбой, обратился с просьбой к графу Бенкендорфу.)
Вот тетрадь по географии за 1827 год. В ровные столбцы вписаны наименования островов и архипелагов: Мальдивы, Цейлон, Мальта, Родос, Формоза, Японские, Никобарские, Парасельские острова… Ловлю себя на мысли, что современный четырнадцатилетний подросток вряд ли сможет показать на глобусе и половину географических названий, упомянутых Натали. Да и не только подросток…
Далее следует подробнейшее описание российских губерний. А вот она приступает к изучению Китая, точнее, всех его многочисленных провинций. Государственное устройство, географическое положение, климат, особенности… Да ведь это просто энциклопедические познания!
Мелькают на страницах названия государств, морей, рек. Некоторые страны, что когда-то изучала Наташа, уже не встретишь на политических картах мира…
