Лара Продан
Девушка в золотом

Глава 3

Спаргапу было почти тридцать. Он часто вспоминал своё детство и юность. В три года он уже лихо джигитовал на своей маленькой лошадке. Мать нервничала по этому поводу, считала, что слишком рано отец посадил его в седло.

– Муж мой и мой господин, наш сын ещё мал, его тело не обрело силу и ловкость, – говорила она Арлану, отцу Спаргапа.

– Не беспокойся, Адель. У него хорошие учителя. К тому же он сын царя, и негоже ему быть трусом. Он должен быть первым всегда и везде. Только тогда наш сын будет достойным продолжателем нашего рода, способным вести за собой соплеменников.

Для Спаргапа отец был примером во всём. Он впитывал в себя каждое слово, каждое движение его, старался запомнить манеру говорить, общаться с сородичами, учился быть справедливым и непримиримым, добрым и жестоким. Вскоре Спаргапа многие стали почитать и бояться.

Приближался двенадцатый день рождения Спаргапа – возраст, когда мальчика посвящали в мужчину. В тот год мать-природа решила побаловать своих детей. Снег с необъятных степных просторов сошёл рано. Стояли первые дни хадуканна, а солнце уже работало в полную силу. Степь покрылась молодым ярко-зелёным полотном, разукрашенным синими, красными, жёлтыми цветами. Стоял изумительный, дурманящий запах трав. Воздух был пронизан разнообразными звуками. Можно было услышать журчащий свист жаворонка, потрескивающий голос сизоворонки, пощёлкивающий скрип скворца, клёкот орла. В природе витал дух любви и обновления.

– Адель, завтра я поеду на охоту. Возьму с собой Спаргапа, – предупредил Арлан. – Через неделю у нас великий праздник. Наш сын попрощается с детством и станет мужчиной. – Голос Арлана звучал торжественно и непререкаемо. – Я хочу сам поймать для моего сына волчонка. А Спаргап должен видеть, как это делается.

– О Митра, вразуми моего мужа, – взмолилась Адель. – Да где это видано, чтобы в период хадуканна волчица принесла волчат.

– Я не должен нарушать традиции, – строго ответил царь. – Недаром я ношу имя Арлан. Мой отец подарил мне волчонка, когда я стал мужчиной. Волчонок вырос, и, когда ему было два года, я отпустил его в степь. Я многому научился у этого волчонка. Я рос вместе с ним и приобрёл те качества, что соответствуют моему имени: я стал богатырём, сильным, справедливым и, если надо, свирепым, как волк.

– Но твой день рождения в период кармабата. Волчата уже подрастают к тому времени, и забирать их у матери не так опасно, – возразила ему Адель. – Давай подождём. Подаришь сыну волчонка позже. К тому же я уверена, что ваша охота пройдёт зря: игры у волков только начались, – с натянутой улыбкой закончила она.

– Несколько дней назад видели волчицу, готовую вот-вот разродиться. И прекрати со мной спорить, – недовольно бросил Арлан.

– Не делай этого, – взмолилась Адель, – неспокойно у меня на душе. – В глазах царицы появились слёзы.

– Ну-ну, не говори зря. Не надо. – Голос Арлана смягчился. – Распорядись лучше, чтобы приготовили еду и питьё в дорогу.

Обычно царь выезжал на охоту в сопровождении большого отряда воинов. Это был целый ритуал, в котором у каждого была своя роль. Но в этот раз Арлан решил, что не стоит устраивать охотничий церемониал, дабы не спугнуть волчью стаю. К тому же Кулаке накануне обнаружил волчье логово, оно было недалеко от стойбища.

Адель с тяжёлым сердцем отправляла мужа и сына на эту охоту. Плакать не смела: не хотела, чтобы Арлан видел её расстроенной. Он не любил, когда она начинала пускать слёзы. Суровый сам, он требовал быть такой же и от неё. «Слёзы – удел слабаков. А ты жена царя. Ты должна быть твёрдой, как та скала, что стоит на границе нашего стойбища» – эти слова, сказанные Арланом в начале их совместной жизни, она запомнила навсегда.

Было раннее утро, когда Арлан, Спаргап и лучший стрелок племени Кулаке сели на коней и ускакали в степь. Адель долго ещё стояла около шатра и смотрела на удаляющихся всадников. Когда её зоркие глаза уже не могли видеть силуэты мужа и сына и только широкая степь с благоухающими цветами ласкала её взор, она покинула своё место и зашла в шатёр. Адель попросила всех служанок выйти. Оставшись одна, бросилась на колени и стала молить Митру уберечь Арлана и Спаргапа от беды. После этого она попросила одну из служанок принести хаому. Служанка вернулась вместе со жрецом, который держал в руках небольшой сосуд.

– Царица, служанка передала мне твою просьбу. – Жрец говорил сухо и официально. – Тебе известно, что мы употребляем этот напиток в особых случаях.

– Ты знаешь, что я из рода саклау. Мы все наделены способностью чувствовать и видеть будущее. Сейчас мне неспокойно, – тихо, но жёстко возразила Адель. – Я хочу поговорить с Хаомой. Мне нужны крылья, чтобы защитить Арлана и Спаргапа от гнева природы. А она разгневается и принесёт беду нашему племени.

– Ну что же. Ты царица и знаешь, что делаешь, – молвил жрец и протянул ей сосуд с хаомой. Затем поклонился, резко развернулся, так что полы его длинного белого халата подняли еле заметную пыль с пола шатра, и вышел.

Адель прогнала служанку, которая появилась в проёме шатра, налила хаому в небольшую медную пиалу, поставила её перед собой, подняла глаза и обратилась к божеству Хаоме, чтобы тот ниспослал её родным здоровье и бессмертие, потом медленными глотками стала пить этот волшебный напиток, приготовляемый из молодых листьев конопли и эфедры, настоянных на кобыльем молоке. Она знала, что хаома освобождает душу от телесных оков, даёт ей крылья. Она никогда не пила этот эликсир прежде, но ведала действие его.

Сделав небольшой глоток, царица прислушалась к себе. Лёгкое тепло стало растекаться по телу. Она сделала второй глоток, потом третий, четвёртый. Внезапно необыкновенная лёгкость пронизала всё её тело, она почувствовала, как освобождается от земного притяжения и поднимается над землёй. Её вначале слепые глаза с каждой минутой прозревали. Вскоре она стала видеть свой шатёр, жилища своих соплеменников и, наконец, бескрайнее пространство разноцветной степи.

– О Хаома, я знала, что степь прекрасна, – крикнула Адель. – Но я не предполагала, что она настолько величественна и непостижима!

Когда восторг от увиденного и прочувствованного прошёл, царица начала рыскать по степи, изучая каждый её метр в поисках дорогих ей людей. Наконец она увидела их. Все трое стояли недалеко от волчьего логова. Это была небольшая нора около старого высохшего дерева, ветки которого валялись на земле, защищая вход вглубь. Около норы беспокойно ходил молодой мускулистый волк. Он видел своих двуногих врагов, стоящих недалеко от логова, и чувствовал запах беды, исходящий от них. Там, в норе, находилась его подруга, которая стонала, тужась в схватках. Это были первые роды молодой волчицы и первые их детёныши.

Волк стоял в напряжении. Его жёлтые глаза неотступно наблюдали за всадниками, в то время как уши вслушивались в звуки, доносящиеся из норы. Вдруг его чуткий слух уловил еле слышимый писк. Подозрительное и настороженное выражение глаз сменилось удивлённо-умилённым. Волк повёл носом и уловил новый, пока незнакомый ему запах новорождённой плоти, родной плоти. Он даже подпрыгнул от радости и, забыв все предосторожности, резво нырнул в нору.

– Всё. Состоялось. Волчица наконец-то разродилась, – довольно произнёс Арлан. – Будем ждать. Малышам надо подкрепиться материнским молоком.

– Отец, может, не стоит отбирать волчат? – с волнением спросил Спаргап. – Пусть подрастут немного. Мы же знаем, где их логово. Можем прийти позже.

– Нет, сын. Ты и я принадлежим к роду, тотемом которого является волк. Тебе скоро двенадцать. Я, как отец, обязан подарить тебе волчонка в этот день. – Голос Арлана был непоколебим. – Дождёмся, когда родители отправятся за пропитанием. Тогда сможем без проблем взять из норы одного волчонка.

– Господин, позволь предложить тебе небольшой отдых и обед, – обратился к Арлану Кулаке. – Думаю, нам придётся ждать долго. Обычно волки тщательно готовят своё логово для роженицы, обеспечивают его всем необходимым, в том числе и питанием. Наверняка там есть несколько зайцев или сурков.

– Так тому и быть, – заключил Арлан, внимательно всматриваясь в сторону волчьего логова.

Адель наблюдала за ними с лёгкой улыбкой. Она верила в мудрость мужа. Он никогда не обманывал её ожиданий. У них был союз, основанный на взаимной любви и глубоком уважении друг к другу. Они часто благодарили богов за то, что соединили их тела и души. За всё то время, что они были вместе, тень неудовольствия ни разу не промелькнула между ними. Сейчас Адель надеялась, что беда минует их. Беспокойство стало покидать её. Она ещё некоторое время незримо покружила над любимыми людьми и закрыла глаза.

Когда она их открыла, то обнаружила, что лежит в своём шатре. Царица испытывала невероятную усталость. Казалось, силы покинули её: трудно было не только двигаться, но даже шевелиться, тяжёлые веки опустились на глаза, и Адель погрузилась в сон. Однако сон этот не был спокойным. Распластанное тело отдыхало, было недвижимым, дыхание – еле заметным. Но душа металась, не находя успокоения. Адель вновь чётко ощутила приближение беды.

В шатёр тихо вошла служанка с намерением узнать, подавать ли Адель шубат^[1], который она всегда пила в это время. Почти бездыханное тело госпожи напугало её. Она медленно наклонилась к лицу царицы, чтобы проверить, жива ли та. Неожиданно Адель открыла глаза и встретилась с глазами служанки. Та в испуге отшатнулась и стала бормотать извинения за неслыханную наглость, но её прервал голос царицы, который звучал глухо, как будто шёл из бездонной глубины.

– Налей мне хаому, – приказала Адель и махнула рукой в сторону сосуда.

Служанка поспешила выполнить приказ госпожи, но нечаянно пролила драгоценный напиток.

– Ты что наделала, безрукая дрянь! – раздражённо крикнула Адель служанке и выхватила у неё сосуд. – Вон отсюда, и чтобы ко мне никто не входил.

Служанка поспешила ретироваться, ибо хорошо знала, чем заканчивается гнев царицы. Оставшись одна, Адель вылила всё содержимое сосуда в пиалу, заполнив её на треть. «Мне хватит», – решила она и медленно поднесла пиалу к губам. В этот раз царица не стала пить волшебную жидкость глотками. Она быстро опрокинула содержимое пиалы в рот.

Невероятное стало происходить с нею: тело охватил жар, который сменился холодом, холод уступил место теплу, проникающему в каждую клеточку тела царицы. Адель ждала полёта – он не наступал. Она начала нервничать. Внезапно её тело охватила дрожь, и она почувствовала уже знакомую ей лёгкость, свободу, независимость от телесных оков. «Я лечу!» – хотелось крикнуть, но вдруг она ощутила резкую боль и тяжесть во всём теле. Адель закричала, и её крик достиг ушей подходящего к своему шатру жреца. Он понял причину этого крика, быстро развернулся и широким шагом поспешил к шатру царицы. У входа стояла застывшая в страхе служанка с белым лицом. Жрец грубо оттолкнул её, она упала и на четвереньках стала отползать от шатра.

Адель лежала на кошме с широко открытыми глазами, из которых еле заметными струйками вытекали слёзы. Её губы беззвучно шевелились, лицо было искажено болью и ужасом. Жрец понял состояние царицы, ему стало жаль её. Он сел рядом, взял её голову в свои большие ладони, сжал с лёгким усилием, положил на прежнее место и провёл рукой по лицу Адель. Глаза её закрылись, дыхание стало успокаиваться, вскоре оно было совершенно незаметным; даже охотник с чрезвычайно острым зрением не смог бы разглядеть, как поднимается и опускается грудь царицы. Жрец достал из глухого запáха своего халата увесистую маленькую кожаную котомку, вынул из неё медный сосуд, имеющий форму узкого кувшина, и нежно погладил его. Затем прислушался к звукам, убедился в полной тишине как внутри, так и снаружи шатра и со сладострастием стал поглощать содержимое сосуда. Когда сосуд был опустошён, жрец медленно положил его обратно в котомку, которую вернул на место за запáхом халата, накрыл ладонью лоб царицы, закрыл глаза и стал раскачиваться из стороны в сторону. В такт раскачиванию из приоткрывшегося рта жреца сначала тихо, затем всё громче и громче исходил завораживающий горловой звук, напоминающий орлиный клёкот. Когда солнце дошло до высшей точки на небосклоне, из шатра царицы выпорхнула чёрная тень огромного орла, которая задела изумлённую служанку, продолжавшую стоять на четвереньках перед входом в шатёр.

Глава 4

Прошло несколько часов после того, как волчица ощенилась. Арлан, Спаргап и Кулаке расположились метрах в ста от волчьего логова. Лошадей стреножили, чтобы они не разбрелись по степи, а сами залегли за большим валуном. Было тихо. Приближался вечер. Подул лёгкий ветерок, всколыхнув степную растительность. Запах разных трав щекотал носы охотников. Сначала громко чихнул Кулаке. Арлан зашикал на него. Потом началось беспрестанное чихание Спаргапа. Отец недовольно посмотрел на сына, но и сам не смог удержаться, и его нос предательски стал издавать ненужные звуки. По степи эхом разнёсся чуждый природе отзвук. Все трое невольно заулыбались, но сразу же посерьёзнели, уставившись на вход в волчью нору.

– Отец, смотри, волк вышел из логова, – почти прокричал Спаргап.

– Тихо, сын, – ответил Арлан. – Вижу. Кулаке, будь наготове, – обратился он к стрелку.

– Отец, ты хочешь убить волка? – испугался Спаргап. – Нельзя! Он же только что стал папой! Пожалей его. Он же тоже отец, как и ты. – Голос Спаргапа дрожал от жалости к хищнику.

– Спаргап, сын, ты должен контролировать свои чувства, особенно такие, как жалость и ненависть, запомни это, – сурово произнёс Арлан. – Ты понял меня? – Он строго посмотрел на Спаргапа.

– Да, отец, – тихо и виновато ответил тот.

– Господин, волк чует нас, – взволнованно проговорил Кулаке. – Он водит носом, его глаза, налитые кровью, смотрят в нашу сторону, он перебирает лапами, волнуется. – В голосе Кулаке послышались нотки страха.

Все трое замерли, боясь не только шевелиться, но даже дышать. Их настороженные глаза неотрывно следили за молодым волком. Тот метался около норы, его ноздри хищно раздувались, часто дышащая пасть была оскалена, и все трое отчётливо видели острые зубы хищника.

Внезапно волк остановился и нырнул в нору. Раздалось невнятное тявканье, затем лёгкое рычание, как будто молодая мать-волчица успокаивала своих малышей. К этому мягкому рычанию присоединилось более жёсткое и строгое рычание молодого волка-отца. Затем установилась тишина. Арлан и Кулаке переглянулись. В их глазах загорелся огонь охотника, предвкушающего трудную, но достойную добычу.

– Жди нас здесь, – быстро бросил Спаргапу отец. – Мы скоро.

Арлан и Кулаке поползли в сторону волчьего логова. Оставалось метров двадцать до опасной норы, когда из её темноты вышел волк. Арлан и Кулаке замерли. Волк насторожился, вытянул шею, стал глубоко вдыхать носом и неожиданно завыл. Сначала это был тихий, робкий вой, который становился всё громче и пронзительней. Арлан приказал Кулаке возвращаться. Но как только они начали двигаться, волк в несколько прыжков настиг их и вцепился острыми зубами в бедро Кулаке. Откуда-то появились ещё несколько волков, которые встали перед Арланом, грозно рыча. Арлан побледнел, крупные капли пота стали застилать глаза, глубокий страх сковал всё его тело. Он прижался к земле и замер.

Огромная чёрная орлиная тень накрыла волков. Они подняли морды, заметались на одном месте и заскулили. Арлан лежал на благоухающей траве не шевелясь, его тело затекло, глаза были слепы от стекающего пота и слёз, появившихся от беспомощности, в носу засвербело. Он осторожно стал поднимать руку к лицу и услышал грозное рычание свирепого волка, крадущегося к нему. Над волком тут же возникла тень орла – зверь остановился и стал нервно кружить на одном месте. Остальные стояли поодаль и тихо порыкивали.

Вдруг раздался крик Спаргапа: крупный хищник мчался в его сторону. Чёрная тень орла переместилась к царевичу, накрыв и волка, уже предвкушавшего лёгкую поживу. Хищник резко остановился и, поскуливая, начал отступать от Спаргапа. В это время крадущийся к Арлану свирепый волк накинулся на него и вгрызся острыми зубами в спину. Арлан закричал от боли и потерял сознание. Другой волк медленно стал подбираться к царю, полагая, что тот является общей добычей.

Внезапно раздался мощный рык. Из норы неторопливо, степенно выходил матёрый волк. Глаза его горели яростным огнём. Он обвёл взглядом свою стаю и громко зарычал. Установилась тишина. Волк, вцепившийся в спину Арлана, внезапно разжал пасть. Хищник, напавший на Кулаке, тоже прекратил терзать его. Вернулся к остальным и тот волк, целью которого был Спаргап. Небольшая стая собралась вокруг матёрого волка, который продолжал грозно рычать.

И тут случилось невероятное. Молодые волки нехотя отошли и скрылись за стволом и ветками дерева, в корнях которого располагалась нора. А матёрый волк, сменивший свой страшный рык на тихое урчание, медленно подходил к Арлану, лежащему в беспамятстве. Орлиная тень посветлела и медленно отплыла в сторону, как будто не чувствовала угрозы от вожака стаи. А тот подошёл к Арлану, постоял рядом, лизнул его в лицо. Арлан открыл глаза и встретился с глазами волка.

– Это ты? – слабым, изумлённым голосом спросил Арлан.

Волк в ответ вновь лизнул царя и величаво отошёл в сторону.

Арлан и старый волк смотрели друг на друга. В глазах Арлана страх сменился надеждой. Глаза хищника были затуманены: он вспоминал те далёкие времена, когда играл вместе с Арланом. Тогда он чувствовал единение с ним. Матёрый волк никогда не забывал своего друга-человека. И вот настало время отблагодарить его. Вожак стаи гордо вскинул голову, повернул её в сторону боязливо рычащих членов стаи, громко рыкнул на них. Те покорно легли поодаль от норы, уткнули морды в землю и затихли.

– Спасибо тебе, мой друг детства, – тихо прошептал Арлан.

Волк услышал и понял его. Он сменил своё грозное рычание на тихое поскуливание. Старый вожак стаи стоял на страже своего когда-то маленького, а теперь взрослого, но такого безрассудного, как думал он, хозяина и друга. Арлан, превозмогая себя, поднялся, подошёл к Кулаке, который с трудом стоял неподалёку. Поддерживая друг друга, они поковыляли в сторону Спаргапа.

Вожак стаи продолжал стоять, порыкивая в сторону своих сородичей. А те, молодые, сильные волки, покорно лежали, боясь ослушаться. Авторитет вожака был неоспоримым. Старый матёрый волк искренне считал, что это заслуга его друга детства, хоть этот друг из другой, человеческой стаи. Только после того, как Арлан, Спаргап и Кулаке с неимоверным усилием взгромоздились на хребты своих коней и отъехали от злополучного места, вожак стаи повернулся и степенно пошёл к логову. Через несколько минут оттуда послышались нежные звуки недавно родившихся волчат и грубое, но ласковое урчание матёрого волка.

Орлиная тень летела над всадниками, а когда вдали показалось стойбище, она исчезла. В это же время прекратился горловой клёкот, исходящий из глотки жреца, остановилось его покачивание из стороны в сторону. Жрец открыл глаза и убрал ладонь со лба Адель. Она медленно открыла глаза, в которых застыло выражение скорби.

– Царь с сыном и Кулаке скоро будут здесь, – еле слышным голосом произнёс жрец. – Им понадобится моя помощь. Арлан и Кулаке побывали в волчьих зубах.

– Я знаю, – дрожащим голосом ответила царица.

Глава 5

Злополучная охота за волчонком разделила жизнь Спаргапа на до и после. Через неделю Арлан покинул мир живых. Жрец не смог залечить раны, полученные царём от острых зубов волка. Умирал Арлан тяжело и мучительно. Перед смертью он позвал сына.

– Спаргап, дай мне слово, что проживёшь свою жизнь достойно. – Голос царя звучал тихо, но твёрдо. – Ты хоть и мал ещё, но достаточно зрел, чтобы понимать ответственность, что возлагает на тебя жизнь. Береги мать, слушайся её во всём, она у нас мудрая женщина.

Арлан глубоко вздохнул, а затем медленно выдохнул из себя остатки земной жизни. Рука, державшая ладонь Спаргапа, ослабила свою хватку и обмякла.

Сын ещё долго сидел рядом с отцом, не веря, что больше никогда не сможет поговорить с ним, что отец больше не даст ему никакого совета, никогда больше не будет кричать громче всех от чувства гордости на скачках, в которых неизменно побеждал он, его сын, никогда не придёт к нему перед сном пожелать спокойной ночи. Никогда он не увидит больше отца.

В день похорон Спаргап почувствовал себя маленьким мальчиком, которого оставили одного в этом неизвестном ему огромном мире. Он побежал, побежал далеко в степь. Его друг Мермер хотел было последовать за ним, но Адель остановила.

– Пусть бежит: ему надо побыть одному, – тихо сказала она.

Спаргап бежал, пока не споткнулся о камень, лежащий неприметно в степной траве. Он упал ничком, и дурманящие запахи травы напомнили ему последнюю поездку к волчьему логову.

– Зачем, отец, зачем? Мне не нужен никакой волчонок! Мне нужен ты! Как я без тебя? – кричал Спаргап в пустоту.

Внезапно совсем рядом раздался вой волка. Этот вой был глухим, тихим и прерывистым, похожим больше на рыдание, чем на сигнал к действию. Спаргап оглянулся. В его глазах, полных страдания, появился страх. Метрах в двадцати от него лежал старый седой волк, который с трудом удерживал голову с приоткрытой пастью, издающей жалобный вой.

Спаргап узнал его. Это был вожак стаи, спасший их от растерзания молодыми волками – членами этой стаи. Спаргап застыл на месте, наблюдая за волком, вой которого становился всё тише и тише. Царевич стал внимательно всматриваться в хищника, ожидая, когда тот замолкнет и уйдёт. Но нервное напряжение и усталость сделали своё дело. Мальчик опустил голову, закрыл глаза и незаметно для себя впал в забытьё.

Когда он очнулся, была глубокая ночь. Глаза Спаргапа, слепые после пробуждения, постепенно стали привыкать к темноте, и вскоре они могли различить траву, примятую его телом, лёгкое колыхание фиолетового кермека, рыжего эремуруса, белого качима и других степных растений, запах которых так будоражил его нос. Спаргап посмотрел в ту сторону, где лежал волк. Лунный свет вкупе со звёздным очертил недвижное волчье тело. Спаргап осторожно подполз к нему. В метре он остановился и замер.

Хищник лежал на брюхе с распростёртыми лапами, на которых покоилась бессильная голова. Глаза, большие жёлтые глаза были подёрнуты пеленой смерти. Спаргап в изумлении встал на колени перед волком и осторожно, всё ещё боясь, начал внимательно осматривать его. Старое тело некогда сильного, могучего вожака стаи было истерзано, покусано во многих местах, окровавлено, как будто его владелец имел недавно великое сражение с себе подобными.

Страшная догадка пронзила мозг Спаргапа: «А ведь волк этот пострадал из-за нас! Молодые, сильные волки не смогли простить его». Он смотрел на старого, растерзанного своими сородичами хищника, и чувство благодарности стало проникать в его сердце. Спаргап вспомнил рассказы отца о своих играх с этим тогда маленьким волчонком, который стал для Арлана лучшим другом. Вспомнил, с какой теплотой и нежностью звучал тогда отцовский голос. Рука Спаргапа потянулась к оскаленной морде волка и бережно закрыла ему глаза. Потом он осторожно с усилием поднял израненное мёртвое волчье тело и понёс его туда, откуда прибежал накануне.

Шёл он медленно. Тело волка оказалось тяжёлым для него. Пришлось несколько раз останавливаться для отдыха.

На востоке светлело. К могиле отца Спаргап подошёл, когда первые лучи солнца осветили вечное пристанище Арлана.

– Отец, я принёс тебе друга, – дрожащим голосом тихо произнёс Спаргап. – Вы будете вместе, как когда-то в детстве.

Он стал ожесточенно рыть яму для старого волка рядом с могилой отца. Вскоре царевич перестал чувствовать пальцы рук. Но свою работу Спаргап не останавливал. Он рыл и рыл яму, орошая землю слезами, которые стекали по его грязному лицу. Наконец Спаргап решил, что яма достаточно глубока. Он бережно положил в неё тело старого и преданного друга отца, постоял немного и энергично стал закапывать яму.

К своему шатру Спаргап вернулся, когда солнце собиралось прощаться с землёй до следующего дня. Он был настолько уставшим, что рухнул на пол шатра, как только переступил его порог. Адель приказала осторожно поднять сына и перенести на постель. Оставшись с ним наедине, она долго гладила его по взъерошенным волосам, выбирая остатки травы. Глаза её были полны слёз. Царица не пошла к себе в шатёр, а приказала постелить в шатре сына. «Он должен знать, что не один на этом свете, что мы вместе. Я должна стать ему опорой в жизни. Для него я теперь в двух лицах: нежная и заботливая мать и твёрдый и справедливый отец». С этими мыслями Адель незаметно уснула.

Проснулась она рано. На улице было темно. Птицы ещё не начинали своё призывное пение. Спаргап спал. Его дыхание было мерным и спокойным. Адель с нежностью смотрела на сына. Что-то неуловимое изменилось в нём. Что? Она увидела еле заметные складки в уголках рта – складки упрямства и решимости.

Спаргап открыл глаза, и они поразили мать. Глаза больше не светились детской беспечностью. Боль и печаль поселились в них, исчезли восторженные искорки, вместо них появилась тёмная безрадостная синева, характерная для тех, кто много испытал, много передумал.

Сердце Адель сжалось. Она обняла Спаргапа и зашептала:

– Ничего, сынок. Боль уйдёт. Нам надо жить так, чтобы отец, который всё время будет наблюдать за тобой и помогать тебе, был доволен твоими поступками. Всё будет хорошо. Пройдёт время, и твоё лицо вновь озарится улыбкой.

Полог шатра зашевелился, потом откинулся, и на его пороге появился жрец.

– Приветствую тебя, Адель. Завтра совет старейшин будет выбирать нового царя, – с порога произнёс он, глядя на постаревшую Адель. – Сегодня ко мне приходили старейшины. Они просили поговорить с тобой. – Голос жреца был холодно-вежливым.

– О чём поговорить? – быстро вопросом на вопрос ответила Адель. – Я на совет не приглашена.

– Да, это так, – подтвердил жрец. – На совете присутствуют только его члены, – медленно продолжил он, тщательно подбирая слова. – Все знают твой решительный характер и острый ум. Известно, что Арлан по всем вопросам правления советовался с тобой.

– Ты хочешь сказать, что старейшины намерены предложить мне быть правительницей? – перебила жреца Адель. – Но в нашем племени ещё никогда не правила женщина. – В её голосе сквозило удивление и сомнение.

– Старейшины и я приглашаем тебя на завтрашний совет. Будет решаться судьба твоя, Спаргапа и всего нашего племени, – быстро отчеканил жрец и незамедлительно вышел из шатра, оставив Адель в полном недоумении.

Весь день до позднего вечера она находилась в полной прострации, сил ни физических, ни психических не было. Она была похожа на красивое сильное дерево, из которого вытянули все соки: оно ещё стоит, радует своей статностью, но при внимательном рассмотрении видны трещинки, через которые истекает живительная влага. Все движения Адель были хаотичными, лишёнными всякой логики. Она то просто стояла без движения с устремлёнными в никуда глазами, то срывалась с места и бежала, широко раскинув руки, навстречу весеннему, ещё холодному ветру, бежала в степь, подальше от глаз людских. Спаргап пытался следовать за матерью. Он боялся, что она может сделать что-нибудь с собой. Но Адель показывала ему знаками: не приближайся ко мне. Она боялась, что разрыдается. Сын не должен видеть её слабость. Никто не должен видеть её слабость.

В свой шатёр Адель вернулась глубокой ночью. Служанка с удивлением и страхом смотрела на свою госпожу. Волосы её были взлохмачены ветром, платье и накидка в колючках и измазаны травой и землёй, глаза были потухшими и почти бесцветными, вычищенными слезами горечи утраты. Она прошла мимо служанки и повалилась на мягкую постель, ещё хранившую тепло Арлана. Адель обнимала набитые соломой подушки, вдыхала, пытаясь запомнить, этот сладкий запах любви, которую они испытывали друг к другу.

Она вспомнила их первую встречу. Как давно это было! Спаргапу уже двенадцать. Адель помнила каждый день, каждый миг, проведённый с Арланом. Они встретились случайно. Ей тогда было пятнадцать, а ему семнадцать. В памяти Адель навсегда остался тот миг, когда её глаза встретились с глазами Арлана. Ей казалось, что она тонет в его глубоких двухцветных глазах, похожих на огромные озёра, вода в которых начинала цвести, меняя свою голубизну на тёмную зелень. Позже Арлан признался, что тоже утонул в её тёмно-синих, почти чёрных глазах и не смог, да и не захотел выплывать из них. Теплота воспоминаний убаюкала Адель. Она заснула на удивление крепким сном.

– Мама, мама, вставай, – услышала Адель взволнованный голос Спаргапа, который тормошил её.

Она нехотя открыла глаза и увидела слёзы, стекающие по покрасневшим щекам сына.

– Я думал, ты умерла, как папа, – плача, произнёс Спаргап.

– Что ты, сынок, нам предстоят ещё большие дела, – с натянутой улыбкой сказала Адель. – Распорядись, чтобы завтрак накрыли нам обоим. Поговорить надо, обсудить многое. А я пока приведу себя в порядок.

– Спаргап, ты сын царя. Ты рождён править нашим племенем, – жёстко произнесла Адель, когда завтрак подходил к концу. – Сегодня состоится совет старейшин. Будут выбирать нового царя. И этим царём должен стать ты. – Она строго посмотрела на сына.

Он внимал каждому её слову. Он помнил последние слова отца. Спаргап ничего не сказал, а только уверенно кивнул головой в знак согласия.

– Тогда ты должен подготовиться к сегодняшнему совету. Возможно, тебе придётся выступить на нём и доказать, что ты способен встать во главе нашего племени.

Совет был назначен на время, когда солнце поднимется над тем холмом, что стал усыпальницей Арлана. Старейшины семи родов собрались в самом большом шатре в центре стойбища. Все они пришли заранее. Им было о чём поговорить до начала совета. Сначала делились родовыми новостями, в числе которых были свадьбы, рождение детей, а у кого и внуков, прибавление в поголовье скота. Затем стали вспоминать прошлые годы, Арлана, которого многие из присутствующих помнили ещё ребёнком.

Ровно в назначенное время Адель и Спаргап вошли в шатёр. Старейшины тут же прекратили разговоры и устремили взоры на вошедших. Адель гордо оглядела старейшин и с лёгкой улыбкой поприветствовала их наклоном головы. Спаргап, стоящий позади матери, потупил глаза, продемонстрировав тем самым уважение к присутствующим.

– Вы пригласили меня на совет. Я пришла, – спокойно и уверенно произнесла Адель, но тут же поправилась: – Мы пришли. – Она с любовью посмотрела на сына и встала рядом с ним, показывая этим, что на совете они равны. – Мы слушаем вас. – В голосе Адель в равной степени звучали почтение и независимость.