Лара Галль
Любовь. До и после: о тебе, о нем и о том, как любовь-сомнение превращается в любовь-безмятежность

«Они так гуляют», – дошло до меня.

Забавно, но эти двое гуляли так, как обычно и гуляют мужчина и женщина: даже когда они идут рядом, у каждого все равно своя внутренняя траектория и скорость, свой поток мыслей, своя суверенность – несмотря на привязь.

Девушка на скейте была поглощена собой. Скейт принес он. Чтобы она могла кататься, он, во-первых, не стал настаивать, что идет со скейтом в одном пакете;

а во-вторых, взялся носить часть ее снаряги, мешавшую катанию.

Это был лучший сервис, что мужчина мог предоставить женщине: дать свое без себя в придачу и разгрузить женщину, чтобы она получила удовольствие от его приношения.

Девушка, конечно, топ, 10 из 10, но у парня есть все шансы, что его выберут, подпустят, а дальше уж как пойдет. Но самый жесткий фильтр он уже прошел.

6

Главная ошибка на этапе начинающихся чувств к человеку – упускаешь из виду, что придется иметь дело с человеком, а не с чувством к нему.

Тебя тянет к объекту, с которым хочется испытывать чувства и упражнять внезапно открывшиеся психические навыки – ты и не знала, что они в тебе есть, а оно вдруг распаковалось: древний архив любовной плазмы открылся, и субстанция вдруг растеклась по жилам; тебя внезапно приняли в лучшую игру на свете, ты умеешь ловить и отбивать, замирать и оживать, вдыхать тугой горячий воздух и не рассыпаться на пиксели.

Выбранный тобой объект активировал в тебе упоительный арсенал и образовал собой поле для его применения. Ты на нескончаемом эмоциональном фуршете, переходящем в долгий вечерний обед с бессчетными переменами блюд, а пресыщения не происходит, здоровый голод будоражит и веселит. И это всё обеспечивает собой любовный объект.

Сам человек как бы принимается по умолчанию, и ни о чем другом в этот момент не думается.

Да и вообще, людей вон сколько, а чувство я испытываю вот к этому, значит, в нем главное то, что я – я! – испытываю к нему чувства.

Всё, лишнее обрезано.

Потом, когда дымящийся и вкусный любовный бульон выхлебан, перед тобой оказывается человек – и ты его не знаешь. Он не объект, он человек, и ничего в нем уже нет от объекта, и магия испарилась, архив норовит запаковаться обратно.

И еще пока в голову не приходит, что ты можешь вызывать ровно такую же оторопь: «кто эта женщина, куда ее девать, откуда что взялось и куда делось?»

Но стоит помнить посреди эмоционального обжиралова, что ты имеешь дело с человеком и что он в тебе тоже доберется до человеческого сквозь женскость, изменяющую сейчас его сознание.

И потом смотреть в оба – за собой смотреть: чтобы самой не испытать жестокое эмоциональное похмелье и в мужчине не вызвать отторжения, когда он вдруг сообразит, что за женским стоит бабское, а не человеческое.

7

Любовь случается ради себя самой, а тем, кого в нее затянуло, стоит вынести из этого плена что-то для себя. А лучше всего вынести из этой напасти нового себя, потому что любовь – это такой режим, где один об другого познает и добывает себя.

Словно вот вдруг через другого тебе открывается портал во что-то, и ты оттуда, из этого хаоса несбывшегося, отлавливаешь и составляешь знание о себе, достраиваешь этими кластерами себя.

Это каторга самопостроения, но под веществом любви сознание расширено, в таком состоянии работаешь, работаешь запоем, а потом – всё. Изнеможение.

И думаешь: «Я изнемогаю от любви», – и прочее. «Освежите меня яблоками».

Или, наоборот, изнемогаешь, потому что любимый начинает бесить.

Меж тем в обоих случаях ты просто устала стоять на краю, ты дико истратилась на новые знания о себе, новые чувственные «габариты» себя.

Нахваталась, возможно, и того, что предпочла бы о себе и не знать, и тебе надо с собой новой освоиться, но ты толком не понимаешь, что происходит, и винишь в своем сумбуре понятно кого.

А он испытывает примерно то же, ибо ни один человек не живет для другого – каждый живет об другого, а это не одно и то же, кто бы что ни говорил.

8

От мужчины стоит ждать не то, что тебе нужно, а то, что он реально может дать.

Иначе твои просьбы будут его обескураживать и со временем раздражать и злить;

злиться при этом он будет на себя: что не в состоянии отвечать женским потребностям, что он никогда не бывает достаточно хорош, – но смотреть на эту злость тебе.

И будет полное ощущение, что это ты его злишь и бесишь.

А женщина ведь не этого хотела, ну.

Она хотела так: она любимая девочка, а он для нее всё готов сделать.

А он если и не все сделать готов, то хотя бы то, что может.

А может он реально немного. Се человек.

А тот, кто знает, как с тобой обращаться, не лучше того, кто не знает,

потому что он все равно знает это не про тебя, а про обращаться.

Очень интересно смотреть, как четырехлетние малыши, любящие друг друга очень-очень, пытаются друг на друга влиять и рыдают, когда не удается.

Влиять ведь страстно хочешь на того, кого любишь. Даже если влиять на других тебе неинтересно (то есть власть как таковая не привлекает), то на того, кого полюбила, неукротимо тянет воздействовать. Ибо любимый делает тебя зависимой от него, ты уязвима перед ним и тебе просто необходимо выяснить, насколько и он перед тобой слаб и уязвим, то есть поддастся он твоему влиянию или нет.

Объем твоей власти над ним – это поле твоей личной безопасности.

На тебя еще никто не нападал, а ты уже выдвинула полки́ со знаменами во имя любви, чтобы оттяпать себе сферу влияния, иначе тебе страшна любовь, она для тебя угроза, которой мечтаешь поддаться, но так, чтоб гарантированно уцелеть.

Даже малыши это понимают априорным знанием.

А взрослые втайне жаждут священного безумия/бездумия любви, но самосохранение диктует: «Нет, ты сперва прирасти себе от чужой территории».

Любовные ссоры неизбежны, они заложены в смету.

Они эмпирический способ познания недоступнейшей истины: любить – это уступать.

9

Долго живешь, тоскуя – почти неосознанно – о невидимом зрителе, который внимателен к тебе, к каждому твоему страху, к каждой радости, каждому изгибу – всему, что составляет тебя, настоящую тебя.

Кто всё о тебе понимает лучше тебя самой, и всё тебе о тебе расскажет, и всё для тебя сделает – только придет срок, и невидимый станет видимым – вот тогда и настанет жизнь.

Приходит срок, невидимый становится видимым, но проявляется совсем не таким.

Настает жизнь, но совсем не такая.

Ты ей намекаешь – «не такая ты, надо, чтобы вот так».

И зрителю плачешь и рассказываешь, как всё не то и не так, а должно быть наоборот.

Страдаешь, что всё, составляющее тебя настоящую – с невыразимыми страхами, радостями, изгибами, – всё это подлинное, драгоценное, живое так никому и не нужно и не интересно, а в ходу лишь внешние и наличные версии тебя – такие небрежно подобранные аватарки, с которыми все обращаются как с тобой.

Дорастаешь до уровня, когда смеешься, и признаёшь, что страдала фигней;

что никто не будет прикасаться к настоящему твоему, потому что оно неприкасаемо,

и у каждого есть свое такое, и каждый лелеет в темноте несознанки надежду, что однажды кто-то войдет в этот обрушенный лабиринт его души и выведет его из-под завалов.

И бедные те, на кого возлагают эти надежды,

и бедные те, кто надеются.

Потому что это и есть та единственная подлинная сфера сакрального – поприще Бога, который ревнив и никого не подпустит в свои лаборатории.

Ему одному интересны и важны страхи и изгибы, свет и тьма в нас – суть его опыты самопознания.

Он-то хорошо знает, что видимое – временно, а невидимое – вечно.

10

Весна – это возраст, когда хочется выразить себя об кого-то и называть это любовью,

а благодать феромонов поддерживает этот режим заблуждения, да и не только она.

Мы друг друга любим безоговорочно за общность и, как-то не вглядываясь, полагаем, что любим и за разность тоже, но саму разность – ее габариты – ощущаем весьма смутно.

Сквозь случайно содранные полоски с упаковки нашей разности просвечивает многое,

что предстоит узнать друг о друге.

Следовало бы разобрать этот груз по сортам:

ведь есть разность, которую можно легко нивелировать, или игнорировать, или даже праздновать,

а есть разность, которую придется просто принять как таковую, временно или постоянно – неизвестно.

Но пока этот груз не разобран по сортам, не усвоен, не понят – осмыслен – определен, он будет мучить и тяготить, как невыполненное, постоянно откладываемое дело.

Ведь выбираешь из всех ты кого-то одного, чтобы наладить связь – именно она тебе нужна.

Не сам по себе весь человек нужен, не в профанное пользование, а в качестве приемника сообщений, идущих от тебя.

Словно есть месседжи, что хотят быть посланы именно тобой, и для них нужен канал, замкнутый на другого.

Что за смысл в этих посланиях?

Отчего люди как проклятые маются без этой связи?

И идут на все, чтобы ее наладить?

И действуют порой не сами от себя, словно в них заложена программа поиска, обрабатывающая многие варианты, отвергающая, зависающая, требующая перезагрузки,

пока не найдешь того, об кого получилось выразить себя так, чтоб он не разрушился, а расцвел от связи с тобой.

11

Чаще всего женщина предпочитает не говорить мужчине о том, чего она от него ожидает.

Хотя со временем убеждается, что это чревато риском не получить нужного действия.

Со временем становится аксиомой: чтобы получить нужное от любящего мужчины, нужно просто попросить – сказать – выразить наиболее конкретно.

Но такое воздействие исключает из отношений элемент чуда угадывания, некой телепатии, свойственной влюбленным. Но свойственной точечно, а не непрерывно, ибо у мужчины, кроме женщины, есть он сам.

Женщине же хочется как можно больше этих точечных совпадений, ибо для нее это означает большее единение мужчины с нею.

Потому она рискует, пренебрегая прямым воздействием просьбы, и ждет угадывания, ждет и в большинстве случаев не дожидается, расстраивается, плачет, предъявляет мужчине факт несвершившегося чуда, чем повергает его в изумление – откуда ему знать о ее ожиданиях: «Ты меня ни о чем не просила!» – «Но почему ты сам не понял?!»

Мужчина становится в глухую защиту: «Я ничего плохого не сделал! Я вообще не знал!» – женщина расстраивается еще сильнее, потому что ее попытки переключить его на себя саму проваливаются, мужчина еще сильнее отдаляется в этот момент, и женщина делает гиперштампованный вывод: «Ты меня не любишь».

Потому что для нее любовь – выбор самой себя, постоянная настроенность, ну или хотя бы настройка на свою собственную волну. Для нее любовь – небо с созвездиями точечных совпадений, и небо должно быть ясным, звезды должны быть везде, куда бы она ни посмотрела.

12

Если тебе нравятся твои идеалистические представления о жизни, то придется принять, что с тобой будут обращаться соответственно: терпеть вежливо из любви к тебе.

Но беречь тебя за них не будут.

У каждого мужчины есть маршрут и время, чтобы его пройти. Твой идеализм – бремя для мужчины, и, чтобы учитывать тебя постоянно, ему пришлось бы бросить всё и заниматься только тобой. А это никому не нужно, это немыслимая роскошь.

Не бойся повзрослеть, ты не потеряешь себя, если вырастешь. Идеализм должен преобразоваться в сострадание и снисходительность к мужчине, иначе разъест душу, вытечет и отравит тебя.

Идеалистические представления о желаемой любви к себе стоит сжечь, как акции обанкротившейся фабрики.

Прелестная девочка должна остаться только на фотографиях, а тебе пора носить взрослые платья женственности – в таких следишь за осанкой, повадками, садишься особым образом, придерживаешь подол, спускаясь по лестнице, и невольно его приподнимаешь, пересекая ручей.

Женственность свойственна взрослым, она учитывает мужчину с его несовершенствами, не слишком укоряя его за них.

И всё-таки, понимая особенности устройства мужчин, изучив наилучшие методики взаимодействия «М» и «Ж», применяя успешно на практике знания мужской психологии, женщина от себя отречься не может.

Иначе она станет еще одним мужчиной.

Поэтому она всегда будет ждать чуда угадывания, но не будет впадать в отчаянье, как девочка, когда мужчине не до угадаек, а будет тратить силы на то, чтобы никогда не привыкать к угадыванию. Не потреблять – благоговеть чуда, которое может и не случиться – на то оно и чудо. А для всего остального есть коммуникация.

13

Когда отношения заходят в стадию конфликта,

я словно вижу пустоты – провалы между двумя людьми, куда не ступить.

Они образуются в момент обособления, а оно в свою очередь образуется от боли, всегда замыкающей на себя.

Пустоты растут стремительно, растут оттого, что они – ничья земля, никто не хочет признать ее своей и возделать.

Нежелание взяться за такую пустоту – это страх неизвестной земли.

Наверное, каждый думает примерно так: «Пока я тут один, сам с собой, я в безопасности, я знаю, где я и что я» – это пока в душе темно от боли.

Потом приходит свет – а он всегда приходит, ну если только не зажмуривать глаза, – и становится видно, как стоишь на маленьком кусочке тверди на одной ноге, обхватив себя же руками.

Становится ясно: долго так не простоять.

И опускаешь ногу туда, где пустота, думая: «Пусть там пустота, но хоть нога отдохнет от поджатости», – а нога неожиданно чувствует твердь.

Чуть успокаиваешься и видишь поодаль партнера по конфликту, понимаешь, что он чувствует примерно то же.

Но земля пустот ничья, и она по-прежнему разделяет, окружает, хоть уже и не страшит, но держит в напряжении.

И хочется уклониться от мысли, что она ничья, ведь никто не назвал ее своей, она беспризорна – безвидна и пуста, и твой собственный дух носится над ней.

Дальше все зависит от «энергии заблуждения» – тяги к человеку.

Чаще ее хватает на то, чтобы преодолеть страх перед пустотами ничьей земли, пройти по ней, как по вислому канату без страховки, замечая, как с каждым шагом твердеет она под ногами и меркнет мигалка страха внутри.