Языки пламени словно пожирают тебя изнутри, когда ты видишь, как твои любимые умирают у тебя на глазах. Будто загипнотизированный красотой огня, ты не можешь побороть его, не осквернив красоты его величества. Запах огня и дыма навсегда останутся со мной, это не то, что можно забыть, и не то, что можно простить.
Это убивает будто медленный яд, который, словно змеи, расползается в твоей голове, давая вкусить сполна горький и дымный напиток смерти. Я принял его сегодня, запомнил этот вкус навсегда.
Меня зовут Дмитрий Волков, и сегодня тот день, когда я потерял почти всю свою семью, чтобы заново построить то, что должно разрушить моих врагов в одночасье. Ведь они отобрали самое дорогое, что у меня было. Мою душу.
– Когда меня не станет, ты будешь должен защищать своего брата, Дмитрий. Только ты и Демид против всего мира. Ни один противник не сможет отобрать у вас то, что по-настоящему скрепляет ваши души. Это братство Волковых. Ты мой истинный наследник, поэтому получишь всё то, что принадлежит «Волкам». Помни это. Даже когда потеряешь веру в себя, вспомни мои слова, приди к моей могиле, прикоснись к земле подле неё, сожми в руке и снова поклянись мне, что будешь бороться до конца. Хорошо, сын мой?
– Да, отец.
Тогда я не понимал смысл этих слов до конца, не понимал, насколько сильно он был прав. Но когда мне пришлось вытаскивать из огня своего семилетнего брата, я понял, что имел в виду мой отец.
– Дима, беги, спасай себя и брата.
– Нет, я не оставлю тебя и маму.
Я усердно пытался вытащить своих родителей из-под завала обрушившейся мебели и горящих стен, огонь распространялся неимоверно быстро, но моих сил было недостаточно. Мы мирно спали, когда это произошло. Я не должен был засыпать, волки не дремлют ночью, но я не справился с обязанностями. Возможно, если бы я был более благоразумен, то не сомкнул бы глаз и всего этого бы не случилось.
– Дима, уходи! – Моя мать кричала и кричала, умоляя меня спасти брата.
– Нет. Я не оставлю вас! – кричал я в ответ, продолжая отчаянно разгребать руками горящую деревянную мебель, не чувствуя боли до тех пор, пока не услышал истошный крик своего младшего брата.
– Если ты не спасёшь Демида, я никогда не прощу тебя. Уходи!
Я знал, что мама говорит правду, видел боль и отчаяние в её глазах. Она не простит, мой брат был её любимым маленьким сыном. Мамино сердце – так она его называла.
Мои родители кашляли, задыхаясь, а я ничего не мог поделать, не мог освободить их. Оказаться в безвыходной ситуации и почувствовать себя жалким и беспомощным было тем, что я ненавидел больше всего.
Мои глаза слезились, их щипало от дыма, картинка вокруг начала расплываться.
Треск, удар, крыша постепенно начала рушиться. Пронзительный крик моего маленького брата снова раздался у меня в ушах. Он звал маму.
– Дмитрий, уходи, нас не спасти. Ты знаешь, кто сделал это, и отомстишь за нас.
Уходи! – крикнул отец.
Мама начала терять сознание, и он прижал её к себе. И тогда я сделал это, то, о чём буду жалеть всю оставшуюся жизнь. Ушёл. Я бросил своих родителей и побежал спасать брата от огня, оставляя позади тех, кого любил больше всего на свете. Моя мать – пример женской доброты и чистоты. Отец справедливый и сильный, словно гора он защищал свою семью и всех преданных ему людей. Меня готовили к суровой жизни и всем её реалиям с самого раннего детства. Понимание того, что когда-нибудь моего отца не станет и я приму на себя всё, что был должен, никак не упрощало этой ситуации. Ведь смерть родных – это не то, к чему можно быть готовым.
Отец вкладывал все свои силы, воспитывая во мне настоящего мужчину, а сейчас я бросил их, бросил умирать. Был вынужден выбрать брата.
Вбежав в соседнюю комнату, я прикрыл лицо рукой, чтобы не задохнуться, здесь было больше дыма, чем в остальных частях огромного деревянного дома. Я не переставал сильно кашлять, ища глазами Демида.
Снова громкий треск, удар, стены начали падать.
Наконец я отыскал его. Он лежал на полу и плакал, его нога застряла в разрушенном деревянном полу, а огонь от рядом горящего деревянного стула обжигал его руку. Голыми руками я откинул стул от брата. Чёртов лесной домик!
– Тише, Демид, сейчас я помогу тебе, не плачь.
Он кричал от боли, когда я доставал его израненную ногу. Кусочек деревяшки застрял внутри его икры.
– Чёрт подери! Потерпи немного, осталось чуть-чуть.
– Где папа и мама, Дима?
Я ничего не ответил ему, не знал, что сказать.
Полностью освободив, я схватил его на руки и побежал вниз по лестнице.
Дверь была заперта, всё вокруг охватило пламенем, голосов родителей больше не было слышно. Тогда я вышиб двери ногой, вынося на свежий воздух своего брата. Его маленькое тело было изранено, правая рука в страшных ожогах.
Вокруг никого, наш дом был на окраине и без чёртовых соседей поблизости. Где все наши люди, когда они так сильно нужны? Григорий так и не приехал сегодня, чёртов ублюдок. Отец намеренно не взял никого с собой, хотел побыть наедине с семьёй. Побыть с сыновьями, должен был поговорить со мной о чём-то важном, но так и не успел, отложив разговор на завтра.
Я положил брата подальше от дома и кинулся назад, чтобы успеть вытащить родителей, но именно в этот момент дом рухнул, словно грёбаный карточный домик. Буквально сложился к моим ногам.
Да, всё верно, мои родители погибли в тот день, как и погибла моя душа вместе с ними. Обнявшись, они ушли из этой жизни вдвоём. Смерть не по своей воле забрала их к себе так рано. Я прекрасно понимал, кто был виновен в их смерти, знал бизнес отца и вражду с итальянцами, знал, чего мне нужно ждать. Ждать, когда придёт время, и я заберу свой главный приз. Ведь хороша та месть, которая подаётся холодной. Классика всегда совершенна в работе, тем более, когда дело касается её величества смерти.
Моё дыхание сбивалось, когда я подбегала к финишу, сердце будто выпрыгивало из груди. Если я сейчас не остановлюсь, то просто упаду. Но проигрывать не в моей природе, я никогда не сдамся, лучше умру.
Капли пота падали на землю, когда августовское беспощадное солнце продолжало изнурительно печь мне в спину и голову. Я не была любителем жаркой летней погоды, напротив, дожди мне нравились больше.
– Давай, Елена, давай.
Я слышала крики своих друзей, они все сегодня здесь, жаждут моей победы, и я не могу их подвести.
– Такая гордая, такая сильная, тебя невозможно сломить.
Мой отец любил меня, а мать недолюбливала. Я была идеальна во всём. Внешность смазливой Барби, тёмные длинные волосы и маленький аккуратный нос, вздёрнутый немного вверх. У меня всегда было такое выражение лица, будто смотрю на всех свысока. Возможно, это и было так. Мне не раз приходилось слышать, что я высокомерна. Только мои самые близкие люди знали, что это не так. Моей не менее красивой матери было больно смотреть на меня и видеть свои прошлые неудачи. Лицезреть то, чего она не смогла добиться, будучи в моём возрасте. Она рано вышла замуж за отца, её, как и меня, пообещали в четырнадцать. Но, в отличие от неё, у меня был стойкий характер и непоколебимость в решениях. Это и являлось главной причиной её раздражения. А ещё она была немного повёрнута на религии и ходила в храм каждое воскресенье, как и положено всем ндрангетистам, но излишнее фанатическое верование в Бога, казалось, влияло на неё не самым лучшим образом.
– Почему ты просто не можешь быть как все, Елена? Одна дочь совершенна, вторая сломана. Кажется, Бог меня за что-то наказывает.
Сломанная фарфоровая кукла – так называли мою младшую сестру в нашем окружении.
Ева была такая спокойная, добрая и потрясающе красивая, со своими белокурыми волнистыми волосами и ярко-зелёными глазами, как у матери, она действительно походила на венецианских фарфоровых куколок. Ева была раненая этой жестокой жизнью, она словно ангел, который не смог привыкнуть к ужасам этого мира, оставшись посреди двух миров, но даже её прекрасное сердце оказалось разбитым, так и не засияв в полную силу. Моя сестра была немая. Таких не признавали в нашем мире, считая, что это проклятие, идиотские калабрианские законы всегда раздражали меня.
Ева на год младше меня, мы были погодки, и завтра, когда мне исполнится восемнадцать, она снова встанет рядом, но, как и все эти годы, она просто будет молчать и смотреть на меня с доверием и любовью. Как бы мне хотелось услышать её голос, хотелось помочь ей выздороветь, но, к сожалению, это было невозможно. Лучшие врачи мира не могли помочь ей в этой беде, и я не смогу, тут я действительно была в проигрыше. Оставалось уповать на чудо, но, к сожалению, в чудеса я уже давно перестала верить. Я никогда не могла понять, почему моя мать винит во всём меня, словно срывается, каждый раз, когда ей больно. Доходило до абсурда – некоторые старшие женщины из рода говорили, что моя мать проклята и поэтому Ева молчит. Идиотские фанатички всё приравнивали к решению самого Господа Бога. Сомневаюсь, что если Бог действительно существует, то он бы поступил так с невинной душой, которая никак не должна отвечать за грехи отцов и матерей. Иногда они говорили это при Еве, совершенно не стесняясь обидеть её. Тогда я срывалась и отвечала грубо всем этим женщинам, ведь Ева всё слышит, чёрт возьми! Просто не может ответить, но от этого она не переставала быть нормальной, как все.
Мой отец Винченсо Манчини состоял в ряду «сантистов» – одна из высших ступеней в Ндрангете, а также он правил Турином железной рукой и прекрасно справлялся с этим по сей день. Его знали как жёсткого и сильного мужчину. Турин – мой дом, самый лучший город на планете, север Италии. Город с богатой архитектурой и изысканной кухней. К северо-западу от Турина возвышаются Альпы, разве не прекрасно? Красивые здания в стиле барокко и уютные старинные кафе, которые украшают бульвары и площади города, просто завораживали. Великолепно.
Наша семья находится в почёте у семьи Морелло, мой отец и покойный дон Джованни были действительно в хороших отношениях, и, когда Микеле Морелло и его братья пришли к власти, ничего не изменилось по отношению к нашей семье. Наш город продолжал процветать, нам доверяли. Доверие – это залог хороших отношений. Я не глупая девчонка, напротив, я знала, что отец нехороший человек, знала, чем он занимается и как зарабатывает такие большие деньги. Я никогда не осуждала его, приняла это как данность. Кровь не пугала меня, ведь она покоилась и на моих руках. Целые реки крови омывали наши криминальные семьи, родиться среди акул – значит тоже быть одной из них. И только моя сестрёнка не могла быть замешана в этих грязных реалиях мафиозной жизни, только не она. Что насчёт меня? Я спокойно принимала эти дары от смерти и боли миллионов людей. Меняла их судьбы на Прадо или Луи, надевала Шанель, купаясь в восхищении и тщеславии своего «Я», даже не обращая внимания на то, что кто-то подарил дьяволу свою душу в обмен на мою шикарную жизнь. Ведь кого-то загубили наркотики, которые поставляла наша организация, а кого-то – оружие, которым мы торговали на просторах родной Италии и за её пределами. Проституция, торговля людьми, торговля органами – это малая часть ужасов нашей суровой жизни. Поверьте, я знаю, о чём говорю, мои глаза видели смерть.
«Любопытство до добра не доведёт», – говорила моя бабушка Косима.
Однажды я прокралась в подвал нашего дома, где отец часто запирался с незнакомыми людьми и охраной. Мне было интересно, что там происходит. Ведь толстые стены дома не пропускали ни малейшего шума. Когда мне всё же удалось прокрасться в подвал, несмотря на все запреты матери, я увидела, как отец выстрелил в голову нескольким мужчинам, которые стояли на коленях перед ним, умоляя оставить их в живых. Видела, как двое других папиных преданных людей по его указанию перерезали глотки остальным. Алая-алая кровь растекалась подле дорогих лакированных итальянских туфель. И знаете что? Я не испугалась, мой глаз не дрогнул. Это ведь не нормально, верно? Когда отец вдруг заметил меня, то поднял такой шум, что готов был пристрелить каждого, кто не уследил за мной и входом в подвал. Маме тогда сильно досталось из-за меня, ещё одна причина меня презирать.
Я помню, как отец присел на корточки передо мной, взял за руки и поцеловал каждую. Его серо-зелёные глаза изучали меня с тревогой.
– Дорогая моя Елена, пойми, это было всё ради вашей с сестрой безопасности, понимаешь? Ты простишь своего папу, не так ли, дорогая?
Голос отца был больше похож на шёпот, он боялся напугать меня и наверняка считал, что я пребываю в шоковом состоянии.
Кивнув, я улыбнулась отцу и просто побежала наверх, затем легла в свою кровать, включила любимый мультик и забыла обо всём. Притворилась, что ничего не произошло. Если мой отец сделал это с теми людьми, значит, это было действительно ради нашей безопасности. Самое главное, чтобы Ева была в безопасности.
Когда я выросла, то просто постаралась стереть это из своей памяти, но кошмары всё же пробирались в мою постель. Некоторые из наших родственников считали меня холодной и бесчувственной, называли меня дочкой своего отца. Мне это нравилось, я с радостью играла эту роль принцессы мафии. Играть роли и надевать маски стало неотъемлемой частью моей жизни. Где настоящая Елена, какая она на самом деле? Сильная и волевая? А может, просто та, которая боится показаться слабой и ранимой. Смерть была не так страшна мне, как мысль о том, что я уйду, так и не поняв, кто я такая на самом деле.
Фамилия Манчини была на устах у каждого горожанина нашего города. К несчастью, у отца не было сына, о котором он так мечтал, поэтому всё своё воспитание он вложил меня. Отец хотел сильную дочь, и он её получил. В отличие от остальных членов Общества, мой отец верил, что женщина так же может управлять нашей семьёй, но, к сожалению, он понимал, что этого никогда не произойдёт. У моего отца была очень сильная мать, моя бабушка, великая женщина, с характером, непростая. Бабушка Косима воспитала сильного мужчину, потому что выхода у неё не было. Отец был наследник нашей фамилии. Я не знала своего деда, он погиб вместе с младшим братом отца, дядей Федерико. Их машину подорвали, когда они направлялись домой из Рима. Это были русские. Отец ненавидел их, как, впрочем, и каждый итальянец в Ндрангете. Как и я.
– Елена, давай, давай.
Ещё один шаг, и я снова стану победителем, очередная награда, которую я принесу своему отцу словно охотничья собака, тянущая добычу к ногам хозяина. Мне нужно было, чтобы меня погладили по шёрстке. Дали оценку.
– Да-а! – закричала Беатрис, бросаясь ко мне и выбегая на школьную беговую площадку.
– Ты снова чемпионка, малышка.
Я выдохнула.
– Как всегда, ненавижу проигрывать.
Это было чистой воды правда.
– Ну ты и стерва, Елена.
– Спасибо.
Я рассмеялась и сделала глоток воды, перед тем как подойти и пожать руку моей главной сопернице в школе Анна-Лизе.
– Спасибо, было приятно с тобой соперничать.
– Мне тоже, Елена. Надеюсь, в следующий раз выиграю я.
– Это вряд ли, я всегда побеждала.
Наклонив голову набок, я всматривалась в её карие глаза.
– И буду побеждать.
Она невесело усмехнулась, но пожала мою руку в ответ.
– Кстати, у меня завтра будет день рождения, и если ты не против, я хочу пригласить тебя. Празднование будет проходить в одном из лучших отелей города. Надеюсь, ты придёшь.
Она прищурила глаза на меня, но всё же кивнула, затем развернувшись ушла.
– Ты пригласила эту зануду, зачем? – Беатрис недовольно сморщила свой нос.
Действительно, Анализу мало кто любил, эта странная девочка была всегда сама по себе, в отличие от меня. Мне нужна была компания, признание одноклассников и абсолютно всех знакомых. Я любила ловить на себе восторженные взгляды парней, девушек, это было интригующе. Упоительно знать, что моя внешность безупречна и привлекательна, а мой острый ум и сарказм зачастую дополняли блистательную оболочку.
Я пожала плечами.
– Давай позже поговорим, мне нужно забрать мою награду.
Беатрис закатила глаза, но всё же отошла от меня к нашим друзьям. Моя кузина знала меня очень хорошо, но порой казалось, что ей обидно находиться на втором плане. Мы никогда это не обсуждали. Я не хотела, чтобы она чувствовала себя не в своей тарелке, поэтому предпочитала молчать.
После того как я получила свою заслуженную долю славы и поздравления от друзей, я отправилась в раздевалку, чтобы наконец выдохнуть.
Мне нужно было возвращаться домой и готовиться к завтрашнему дню, ведь этот день необычайно важен для меня. Я вступаю на новую ступень. Совершенно интригующе. Восемнадцать в нашем мире – это было много и даже больше. Завтра я не только достигну совершеннолетия, но и наконец стану официальной невестой Андреа. Прикоснувшись к своей руке, я представила, как будет прекрасно смотреться брильянтовое кольцо на моём тонком пальце. В голове вспыхнули образы нашего последнего поцелуя, и я вжалась в железный шкафчик, прикусив нижнюю губу. Боже, если отец узнаёт, он наверняка убьёт меня и заодно лишит головы Андреа. Это безумство! Я почувствовала, как улыбаюсь, прикасаясь к губам. Открыв свой шкафчик и достав телефон, я написала сообщение будущему жениху.
Я: Снова выиграла.
Он ответил сразу же.
Андреа: Моя малышка лучше всех.
Я: Жду не дождусь завтрашнего дня.
Андреа: Ты даже не представляешь, как сильно я жду этого. Завтра ты моя.
Моя. Моя. Моя.
Эти три простых буквы заставляли моё сердце стучать быстрее.
Хорошее настроение витало в воздухе, перемешиваясь с упоительным вкусом предвкушения.
Приняв душ и переодевшись, я вышла на улицу, где меня уже ждали Беатрис и охрана.
– Ты готова, кузина?
Я схватила её за руку и обняла за плечи, шепча на ухо:
– Он ждёт завтрашнего дня больше, чем я даже могла себе представить.
Глаза Беатрис округлились.
– Ну ты даёшь, Елена, просто ужасно нехорошая девчонка, – шепнула она.
Мы уселись в машину и развалились на сиденьях.
– Я не такая, Беатрис, просто… ну, сама знаешь.
– Ладно, не говори мне. До завтрашнего дня осталось совсем немного, потерпи, и вы официально помолвитесь.
Когда мы выехали на дорогу, я попросила своего телохранителя включить музыку. Вечно недовольный Симоне пробурчал себе что-то под нос, но всё же включил погромче.
Мы весело ехали и подпевали любимым песням, когда наша машина со свистом затормозила перед чем-то большим. Я чуть не вылетела через лобовое стекло от такого резкого торможения.
Беатрис вскрикнула.
– Какого чёрта?
Симоне быстро достал пистолет из кобуры и снял предохранитель. Вторая машина с ещё одним телохранителем остановилась позади нас.
– Симоне, что происходит?
Я обняла испугавшуюся кузину, кажется, она ударилась головой.
– Сидите и помалкивайте, Елена. Я разберусь.
– Елена, что происходит, кто это?
Я видела, что какая-то машина стоит перед нашей. Джип немецкой марки был без номеров, стёкла тонированы. Совершенно точно это было не к добру.
– Умоляю, скажи, что наша тачка бронирована, – захныкала кузина.
– Да не переживай, всё будет хорошо. Симоне – первоклассный стрелок.
Симоне направил пистолет на джип. Франческо тоже направил свой ствол на машину, но из джипа по-прежнему никто не выходил.
Мне стало любопытно, и я ближе подсела к переднему сиденью, чтобы разглядеть.
– Елена, что ты делаешь?
– Отстань, Беатрис.
Беатрис потащила меня за руку, но я высвободилась из её хватки, продолжая вглядываться.
– Сумасшедшая, – прошипела она.
Неожиданно машина тронулась и просто уехала.
Что за?..
Симоне тут же начал звонить по телефону, вид у него был обеспокоенный.
– Это плохо, очень плохо, Елена. Дяде это не понравится. Неужели они хотели нас атаковать?
– Не знаю, Беатрис. Мне кажется, что кто-то просто хотел нас напугать или предупредить, иначе бы они не оставили это просто так.
Симоне сел в машину, расстёгивая воротник и ослабляя галстук. Я ещё никогда не видела его в таком состоянии.
– Кто это был?
– Есть догадки, я уже сообщил сеньору Винченсо. Мне было приказано в срочном порядке доставить вас домой. Больше я тебе ничего не могу сказать, прости, Елена.
Я понимающе кивнула, Симоне и так всегда делился со мной больше, чем он мог бы.
– Я еду с вами?
Беатрис спешила домой, чтобы подготовиться к завтрашнему дню, но, похоже, ей придётся проторчать у нас дома до вечера, пока дядя Марко и тётя Эгидия не заберут её или не пришлют конвой охраны для её безопасности.
– Да, юная сеньорита, вы тоже едете с нами.
Мы тронулись, а я всё продолжала обдумывать, кто это мог быть. У нашей организации не было врагов в Италии, но это могли быть русские. Как я и говорила, мы заклятые враги на всю жизнь. Ад замёрзнет прежде, чем итальянцы и русские перестанут воевать. Но что они делали здесь, в Турине? Отец жёстко контролирует границы, ни одна крыса не проберётся без его ведома.
Как только мы зашли домой, отец вышел из кабинета и крепко обнял меня.
– Я волновался, ты в порядке? Не испугались?
– Всё хорошо, папа, ты же знаешь, меня нелегко испугать.
– Да, дядя, она смелее многих мужчин.
Отец обнял свою любимую племянницу.
– Ты тоже смелая, моя Беатрис. Теперь идите наверх, мне нужно решить несколько важных вопросов.
Я забеспокоилась.
– Папа, ты же не станешь отменять завтрашнее событие, не так ли?
Мне совсем не хотелось этого. Я ждала свои восемнадцать лет слишком долго, мечтая и строя планы обо мне и Андреа, это разбило бы все мои мечты. Но кто знал, что расплата за мечты настигнет меня так быстро.
Отец внимательно посмотрел на меня.
– Не волнуйся, дочка, ничто и никто не помешает нам в этот день. Я позабочусь об этом, будь спокойна и готовься.
Я с облегчением выдохнула.
– Спасибо, кстати, я снова выиграла.
Я покрутила своей медалью, которая висела у меня на шее.
– Она будет прекрасно смотреться в нашей гостиной с остальными наградами. Я так горжусь тобой, Елена.
Затем отец поцеловал меня в макушку и ушёл.
– Беатрис, давай поднимемся наверх и проведаем Еву.
– Конечно, я соскучилась по этой куколке.
Мы поднялись на второй этаж и тихо постучали в двери.
– Можно войти?
Ева сидела за столом и рисовала свои картины, всегда такие красочные и восхитительные. У моей сестрёнки было много талантов, и рисование являлось одним из них. Школа рисования шла ей на пользу. Нет, я ничуть не завышала таланты своей сестры, она действительно была способной девочкой.
Ева улыбнулась и кивнула нам.
Затем обняла нас по очереди.
– Как твои дела? Чем занималась, пока меня не было?
Ева достала свой блокнот из кармана джинсов, чтобы написать ответ. Так мы общались. Ева всегда носила свой небольшой синий блокнот с собой, и, если его вдруг не оказывалось под рукой, сестра начинала сильно нервничать. Ева не любила общаться языком жестов, стеснялась привлекать к себе излишнее внимание, предпочитая прятаться в тени. Конечно, мне это не нравилось, но давить на неё я не имела права, хватает и нашей матери.
Ева перевернула блокнот.
«Валяла дурака».
– Хотела бы и я повалять дурака целый день, – застонала Беатрис, скидывая свои кроссы и падая на кровать.
Я улеглась рядом с ней.
– Ева, иди к нам.
Она подошла и легла посередине, как и всегда.
Когда Ева была маленькая, отец приказал сделать звёздное небо на потолке. Сестра любила звёзды. Когда свет выключался, они красиво горели над головой. Раньше мы уйму времени проводили, валяясь и глазея на них. Сейчас мы делали это намного реже. Мы выросли, и всё стало по-другому.
– Помните, как мы ложились вот так втроём и просто смотрели на эти красивые звёзды, мечтая о будущем?
Я засмеялась.
– Кажется, ты мечтала о собаке, Беатрис.
Она фыркнула.
– Да, но мой отец был всегда против животных в доме. А ведь они такие милые. Дурацкая аллергия на шерсть, – пробубнила она.
– Да, а ещё мы болтали без умолку, и Ева всегда засыпала под нашу глупую болтовню.
Я видела, как сестра улыбается.
Даже и не знаю, как я собиралась выйти замуж и оставить Еву одну. Мне совсем этого не хотелось. Конечно, отец всё равно выдаст меня замуж, выбора у меня не было.
Я взяла сестру за руку и поцеловала костяшки её тонких пальцев.
Она повернулась ко мне, и мягкий взгляд сестры показал мне, что она понимает, о чём я думаю.
Она слегка покачала головой и сжала мою руку, давая понять, что всё в порядке и она справится.
Я вздохнула, чувствуя, как очередной груз ложится мне на сердце.
Дверь резко открылась, и мы подскочили.
– Девочки, вы снова валяете дурака? Бегом мыть руки, скоро подадут ужин.
Мама как всегда была недовольна нами.
– Болтаетесь без дела, какой пример вы подаёте своей младшей сестре?
Я закатила глаза.
– Хорошо, мам, мы сейчас спустимся.
Она посмотрела на свои дорогие часы.
– Ровно пять минут, юные сеньориты.
Она хотела закрыть двери, но прежде ещё раз одарила раздражённым взглядом.
– И я больше не стану повторять, останетесь без ужина.
– Слушаемся, сеньора, – хором ответили мы с Беатрис.
Мама нахмурилась.
– Ещё и шутят!
Она проворчала ещё что-то выходя.
Мы снова засмеялись, но всё же пошли мыть руки, потому что перспектива остаться без ужина нас совсем не радовала, а моя мать вполне могла это сделать.