Наталья Онищенко
Кощное озеро
4
Денис взобрался по приколоченной к яблоне лестнице и с кошачьей ловкостью подлез к окну своей комнаты. Уходя куда-то, он всегда фиксировал шпингалеты на рамах в открытом положении, дабы иметь возможность избежать нотаций по возвращению и просто лечь спать. Денис просунул руку в форточку, поочерёдно толкнул рамы и забрался в окно. Двигался он механически, будто на автопилоте. Бурная ночь и её лихорадочно-бредовое продолжение полностью его обессилили, однако страх не позволял ему успокоиться. Будучи со следователем на берегу, Денис от стресса утратил способность ясно мыслить. Та вернулась, лишь когда он уже всё пересказал Ильдару Антоновичу. Видимо, Денис в тот миг резко побледнел, потому что бывший участковый спросил, сможет ли он добраться до дома. Затем тот взял с него зарок не болтать о случившемся и попрощался.
Мы видели. Мы всё видели…
Денис скинул мокрые кеды вместе с носками у кровати и проскользнул на первый этаж, не издав ни звука. За столько лет он выучил расположение скрипучих половиц лучше таблицы умножения. Телефон стоял в коридоре. Денис забрал его на кухню и по пути аккуратно разматывал кольца шнура. Номер лучшего друга он знал наизусть. Стоило кухонной двери закрыться за ним, как пальцы тут же принялись крутить диск.
– Я сплю, мам, – отозвался после десятого гудка в трубке сонный голос Эрнеса.
– Твоя мамка сейчас другим занята. Это я. Слушай внимательно. Только что на Чёртовой Палице выловили труп. Мужика зарезали, а потом раскрошили ему черепушку.
– Стой, погоди, что? Реальный труп? – мигом оживился Эрнес, и сон сменился взволнованностью, приправленной недюжинным интересом. – Кто он?
– Я же сказал, ему голову разбили в мясо. Никто пока не знает, кто это. – Денис, раздражённый тем, что пришлось повторяться, вздохнул и затараторил: – Помнишь, когда мы втроём купались, там как раз со стороны Палицы были огни…
– Точно, Камилла ещё бормотала что-то про нечисть и светляков перед тем, как завизжала.
– У мужика этого на груди вырезан тризмейник. Как один из тех на камнях у Марова городища. Историк говорил, они что-то вроде оберегов, да?
– Ага. Странно получается. – Эрнес громко выдохнул, словно собираясь с силами. – Вчера, когда это…
Едва различимый шорох из-за двери заставил Дениса перебить друга:
– Уверен, этого мужика закололи, потому что считали, что в него злой дух вселился. А огни… Наверное, мы поймали убийцу за работой. Он там фонарём маячил…
Совсем близко противно скрипнул пол. Резко умолкнув, Денис нажал на рычаг и весь сжался.
В следующий миг кухонную дверь открыл батя. Словно барин, он широким жестом запахнул махровый халат с расцветкой под леопарда и перекрестил руки на груди. Выражение его отёкшего красного как помидор лица говорило само за себя: взбучки не избежать. Денису, как всегда, не повезло.
Эрнес слушал короткие гудки почти минуту и только затем положил трубку. Затем он ещё долго сидел на полу в коридоре, прокручивая в голове слова Дениса, и с тревогой разглядывал окольцовывающий его лодыжку синяк. В переливах от густого фиолетового до светло-зелёного ему виделся след ладони, будто бы кто-то со всей силы вцепился в его ногу. И ведь, правда, что-то тянуло его на дно.
Если это коряга, то на радиоуправлении, и команда отбоя для неё сраный языческий заговор. Какой же бред! Что ещё могло быть посреди озера?.. Ещё и убийство…
Перед глазами то и дело возникали обрывки минувшей ночи: большой костёр отправляет сноп искр во тьму; венки мирно лежат на стоячей воде; его бывшая девушка Марина ругается со старшим братом; раздевшийся догола Денис с воинским кличем прыгает в озеро с тарзанки; на перевёрнутом ящике крутится бутылочка; вернувшийся на лето Матвей на спор пьёт из горла какую-то настойку и тут же падает ничком; Камилла зовёт всех купаться второй раз, но идут они только втроём; Денис уплывает с испуганной Камиллой на спине, а блуждающие огни с Чёртовой Палицы вытягиваются, как на гиперскорости, и несутся над водой…
От воспоминаний у Эрнеса побежали мурашки. Он мог бы попытаться убедить себя, что это был обыкновенный луч мощного фонаря, размножившийся из-за отражения, но ведь Камиллу тоже что-то напугало. Неспроста же она кричала.
Быстро одевшись, Эрнес выскочил из дома и помчался к Камилле. Через десять минут он уже стоял под её окном и тихо стучал по стеклу их личным шифром, который они придумали ещё в детстве: стук, стук, пауза, стук, стук. В окне соседней квартиры открылась штора. Всё время, пока Эрнес раз за разом повторял секретный стук, за ним сквозь узорчатый тюль наблюдала старушка с чёрным котом на руках.
Наконец в окне появилось бледное лицо с мягкими чертами, обрамлённое каштановыми волнами волос. Камилла сощурилась от яркого света и влезла на подоконник меж маленьких горшков с фиалками. Её длинные голые ноги с тонкими коленками заняли почти половину окна, когда она высунулась из форточки.
– Сейчас семь утра, – недовольно отчеканила Камилла и потёрла оттиск подушки на щеке. – В обычные дни так рано только бессовестные психи приходят, а после пьянки… Блин, ты выглядишь хуже меня, а я, кажется, отравилась. Что-то случилось?
Эрнес вкратце пересказал слова Дениса и уже хотел перейти к пережитому на озере, но Камилла попросила его чуть повременить.
– Если на берегу действительно нашли мёртвого человека, то отец наверняка уже там. Подожди, я проверю. Мало приятного – вести серьёзный разговор, торча из форточки.
Камилла вернулась спустя всего пару мгновений и жестом сказала Эрнесу обходить дом. Под бдящим взором держащей уже рыжего кота старушки он свернул за угол и двинулся к спрятавшемуся за цветущими кустами сирени подъезду. В тени поросшего мхом козырька уже ждала Камилла. Потирая друг о друга босые ноги, она стремительно опустошала огромную пивную кружку с огуречным рассолом. При виде неё Эрнес не смог сдержать улыбку, однако ту омрачили воспоминания: Камилла, по шею в воде, кричит, а глаза её широко распахнуты от ужаса.
Стоило напиться в говно. Память бы отшибло, и был бы счастлив, как все неведающие.
Они с Камиллой не обмолвились ни словом, пока не поднялись в квартиру.
– Почему ты завизжала тогда? – разуваясь, спросил Эрнес.
– Рыба хвостом задела, и я испугалась, – быстро ответила Камилла, не оборачиваясь. Шторка из бусин затрещала, точно погремушка, когда она прошла сквозь неё в кухню. – Чай будешь?
Бусины вновь «заиграли», когда Эрнес последовал за Камиллой. Она старательно избегала его взгляда и, распахнув дверцы навесного шкафа, притворилась, словно выбирает чай, хотя никого другого чая кроме зелёного с жасминов в их доме не держали.
– Ладно, – заговорил Эрнес, – раз ты боишься показаться чокнутой, тогда слушай. Когда вы с Денисом поплыли к берегу, меня что-то схватило за ногу. Чем больше брыкался, тем сильней оно сжималось и тянуло меня вниз. Не помню, звал вас или нет. Я был в панике и наглотался воды. Те огни с Чёртовой Палицы летели ко мне, растянувшись как стрелы или молнии. И тут я стал повторять: «В Навь уходи, меня не губи. В Навь уходи, меня не губи». – Переведя дух, он облизал пересохшие губы и продолжил: – Не знаю, как и почему, но это сработало, и меня отпустило. Фраза просто появилась в голове… Я твердил её про себя, пока не доплыл до берега.
– В Навь уходи… – тихо повторила Камилла и наконец закрыла шкафчик, хотя чай так и не достала. – Звучит знакомо.
– Ага, сегодня, пока с Денисом говорил, понял, откуда её знаю. В шестом классе мы ездили на экскурсию на Марово городище.
В мыслях тут же ожил безмолвный образ выбитых в камне замшелых ступеней, ведущих к угольно-чёрным слоистым стенам, что уходили в белое небо.
– В сентябре, да? Я тогда болела.
– Там у подножья холма, на котором оно стоит, много вкопанных в землю камней. И на всех высечены тризмейники. Историк сказал, что это обереги наших предков от нечисти. А когда мы спускались от городища, он шёл последним и твердил эту самую фразу: «В Навь уходите, нас не губите».
Камилла закивала:
– Да-да, вы с Денисом выкрикивали её, когда историк вас к доске вызывал. Кажется, я даже спрашивала у тебя, что за Навь такая, но ты меня послал. Ты ведь сам не знал, да?
– Я и сейчас не знаю, – признался Эрнес и нагнулся, чтобы закатать штанину.
– Прабабушка мне объяснила так: Навь – загробное царство для «правильно» умерших и «где надо» захороненных…. – Камилла ошеломлённо уставилась на показавшийся из-под его джинсов синяк, а затем будто бы плюнула через левое плечо. – Она действительно перекинулась на тебя.
– «Она»?
– Русалка.
Повисла долгая пауза.
Усевшись на стул, Эрнес принялся осматривать кухню, точно та за время разговора чудесным образом преобразилась. Его взгляд лениво скользил по деревянным тумбам и шкафчикам, по раковине и плите с их посудой, по старому пузырящемуся линолеуму, по голубой плитке с чёрными линиями стыков. Снаружи Эрнес выглядел заскучавшим, однако внутри у него всё сжалось, словно заявление Камиллы содрогнуло землю у него под ногами.
Хоть на миг допустить существование столь фантазийных существ, как прекрасные девы с рыбьими хвостами, Эрнесу казалось безумием. Русалки сидели на ветвях деревьев у Пушкина, превращались в пену у Андерсена, обрекали пением моряков на смерть у Гомера, но то были мифы и сказки, а они-то сейчас в реальности, где нет леших, драконов и золотого руна. В их мире порядок подчинялся логике, математике, а не магии. Наверное, они с Камиллой просто оба перепили, и её галлюцинации передались ему. Убеждения порой расходятся как зараза, и Эрнес достаточно восприимчив. Вот только синяк…
Скептически настроенный разум верил материи, а не эфиру и изо всех сил старался найти ответ на два смертельных для его миропорядка вопроса. Что помимо сверхъестественной твари способно было тащить семидесятикилограммового Эрнеса ко дну? И как совпало, что и тризмейник на трупе, и внезапно вспыхнувший в памяти заговор – оба связаны с историком и Маровым городищем?
Вдруг тишину нарушили трели звонка, и Камилла поспешила к двери. В комнате сипло гавкнул старый пёс Батон, однако быстро потерял интерес и в коридоре не появился. Щелчок отпирающейся щеколды, шаги, снова тот же щелчок. Вернулась Камилла на кухню уже вместе с отцом.
Ильдар Антонович сразу же показался Эрнесу встревоженным, хотя тот и поприветствовал его добродушной улыбкой и протянутой для рукопожатия ладонью. Встав в проходе, тот задумчиво почесал бороду, как у Ивана Грозного.
– Дети, вы же оба ходили ночью на гулянку в лесу?
Камилла виновато закусила губы. Она будто бы в самом деле считала, что на сей-то раз улизнула незаметно.
– Я не собираюсь ругаться, дочка, – произнёс с едва заметной лаской Ильдар Антонович и потрепал её по волосам. – Мне надо узнать, была ли там Марина Полунина.
За них обоих отвечал Эрнес:
– Да.
– Хорошо, а когда она ушла примерно?
– Не знаю. Вам лучше Клима спросить. Это её брат. Они там вместе были.
– В этом и проблема. Клим говорит, что посреди ночи она убежала в лес и до сих пор не объявилась.
За окном прогремел гром. Над Кощным озером разразилась сухая гроза.
5
Подбрасывая увесистую связку ключей в руке, Шестнадцатый направлялся к отделению милиции, намереваясь вновь его открыть. Как заверил Бату Наминович, его высадили всего в квартале от участка. Однако путь уже затянулся на долгие пять минут, а улочка впереди наотрез отказывалась встречаться с другой на перекрёстке. Шестнадцатый не удивился, если бы выяснилось, что помощи от уполномоченных местных ждать не нужно. Его об этом предупреждали, но, видимо, напрасно. Судя по карте, Бату Наминович не обманул, просто градостроение в Кощном озере оказалось с причудой.
Во мраке, едва подходящем раннему утру, стоящие по бокам дороги частные дома казались неотличимыми друг от друга копиями: тёмные, двухэтажные, с тупым углом черепицы. И только сверкающие молнии на миг позволяли увидеть, что на самом деле они были самых разных цветов и размеров.
Когда Шестнадцатый проходил мимо покосившегося домика с настежь распахнутыми окнами, телефон на подоконнике разразился пронзительным дребезжанием. Не дожидаясь, вдруг кто подойдёт, Шестнадцатый перемахнул через хлипкий забор и поднял трубку.
– Здесь черепаха никогда не обгонит зайца, – без предисловий заговорил знакомый низкий голос, убаюкавший его до прибытия на станцию. Про себя Шестнадцатый прозвал его обладателя Нулевым. – Поторопись. И не давай никому себя подвозить.
– А почему?
Ответом ему послужили короткие злорадные гудки.
Прошёл ровно час и сорок минут с приезда Шестнадцатого. Он осмотрел труп, собрал улики и опросил свидетеля. Однако всё равно опаздывал. Видимо, он подписался на гонку со временем.
Добравшись до перекрёстка, Шестнадцатый разошёлся там с по-хозяйски рысившей лисой и наконец увидел одиноко стоящий на пустыре участок. То было небольшое двухэтажное здание из красного обглоданного ветрами кирпича с коваными решётками на окнах и вывеской «МИЛИЦИЯ» над входом.
На двери друг под другом выступали три одинаковых аккуратных замочных скважины. Все от цилиндровых замков. Вероятно, тот, кто их поставил, решил, что количество заменяет качество. Какой неочевидный способ противостоять взлому. Найдя в связке три схожих ключа, Шестнадцатый начал подбор. Неведомым образом верхний замок не открылся ни одним.
Меж раскатами грома послышался далёкий металлический звон. Шестнадцатому сразу пришёл на ум увесистый чулок монет, подпрыгивающий от натяжения. В реальности же с тополиной аллеи к участку нёсся парень. Расстёгнутая кофта раздувалась чёрным парусом за его спиной.
– Просите, вы… следоатель? – жадно хватая ртом воздух, спросил он. От парня, как и от Дениса Двукраева, несло перегаром, но куда слабее. – Моя сестра проала.
Подтверждённая пропажа Фортунковой, списанная на побег, убийство и предположительная пропажа. Многовато серьёзных преступлений…
Чахоточный кашель на миг прервал цепочку размышлений Шестнадцатого, но он и не взглянул на согнувшегося пополам парня, чьи лёгкие грозились покинуть тело. Он же следователь, а не добрый самаритянин. Его не касалось ничего кроме убийства, однако оставить без внимания исчезновения людей Шестнадцатый не мог. В маленьких городках работает институт семейной ответственности, и каждый преступник, нарушая закон, ставит на кон не только свою голову. А значит, или Кощное озеро – это тихий омут чертей без моральных ориентиров, или в городе появился чужак. Возможно, сезонный гастролёр.
– Передохни, пока я отпираю дверь, – опомнившись, сказал Шестнадцатый до сих пор стоящему буквой «г» парню. – Поговорим о твоей сестре внутри.
По странному стечению обстоятельств первый же ключ, какой Шестнадцатый вставил в верхний замок, повернулся. Со вторым замком произошло то же самое. Участок наконец открылся.
С новым ударом молнии хлынул ливень. Деревья, аллея, перекрёсток, дома – всё будто переместилось на рябящий экран лампового телевизора, потеряло чёткость за стеной дождя.
В участке стояли потёмки. Пахло пылью. Вооружившись фонариком, Шестнадцатый нашёл за столом дежурного щиток и перевёл выключатели в режим «вкл». От фойе в противоположные стороны тянулись маленькие коридоры, по три двери в каждом. Слева в конце виднелся трафаретный знак лестницы, а справа туалета.
– Может, вы уже выслушаете меня? – с неприкрытым раздражением поинтересовался парень. – Моей сестры в этих кабинетах нет.
Он демонстративно опустился на край стола и вытянул в проход длинные ноги в грязных стоптанных берцах. Только сейчас Шестнадцатый обратил внимание на тёмную припухлость вокруг его левого глаза, которую он всячески старался прикрыть волосами. Ударил его правша, и, судя по нетронутым костяшкам, Клим не ответил обидчику. Куда подевалась в этот миг его вспыльчивость? Чей удар он мог стерпеть с таким-то нравом?
Шестнадцатый достал блокнот, щёлкнул ручкой и напустил на себя внимательный вид.
– Назови своё полное имя, затем имя сестры и рассказывай, что произошло.
– Клим Петрович Полунин. Сестра – Марина Лукинична Полунина. Ей ещё семнадцать, по закону она несовершеннолетняя. Вы обязаны немедленно объявить её в розыск.
Клим вытащил из кофты фотографию и протянул Шестнадцатому. Сходство между братом и сестрой читалось сразу: оба бледные с карими широко посаженными глазами и острым подбородком, словно инопланетяне. В остальном же они не совпадали. У Марины были длинные волнистые волосы цвета пшеницы, а у Клима прямые и пепельные. Аккуратный нос со вздёрнутым кончиком у Марины не имел ничего общего с широким и крючковатым с заметной горбинкой у Клима. Ещё не исчезнувшая до конца детская припухлость Марины резко контрастировала с осунувшимся угловатым лицом Клима. Суммируя всё: Марина походила на фарфоровую куколку, а Клим на злого эльфа.
– Вчера она соврала родителям и пошла на купальский костёр. Мы с Розой встретили её там где-то около десяти, плюс-минус минут пятнадцать. Я почти сразу тогда часы разбил. – Клим указал на треснутый циферблат с замершими в 10:10 стрелками.
– Как это произошло?
– Случайно, – буркнул тот и продолжил: – Последний раз я видел Марину, когда она убегала по берегу в лес. Там старая дорога к городу, заросшая крапивой и борщевиком.
– Ты уверен, что это была она?
– Я окликнул её. Марина обернулась и показала мне фак. По-моему, она ещё что-то прокричала.
– Вы с сестрой не ладите?
– С чего вы взяли?
Защищается. Или они поругались на вечеринке, или никогда не сходились характерами.
Шестнадцатый бесстрастно выдержал недовольный взгляд Клима и перевёл тему:
– А кто эта Роза? Она была с тобой всю ночь?
– Роза – моя двоюродная сестра по матери. Тётя Виктория её сюда на лето сослала. И да, она была со мной всю ночь. Мы вместе вернулись домой. Спросите отчима. Он сразу же проснулся и на… – Клим сам себя оборвал на полуслове и, ссутулив плечи, спрятал руки в карманах рваных джинсов.
С отчимом и впрямь встретиться не помешает. Обстановка в семье часто служит причиной побега у подростков. А у Клима синяк…
– На вечеринке не произошло ничего необычного? Может, Марина с кем-то поссорилась, или кто-то к ней приставал?
– Э-э, нет, – кивнул Клим, чётко дав понять Шестнадцатому, что солгал. – Да и она бы не сбежала, если б её обидели. Марина с таким иначе расправляется… ну, то есть справляется. Она бы вернулась и… Короче, с ней точно что-то случилось. Марина напилась и ушла ночью в лес у озера, а плавать она не умеет, понимаете? Ещё и этот грёбаный борщевик везде!
– Считаешь, надо искать тело?
– Что? – опешил Клим. – Нет! Что ты несёшь? Моя сестра ещё где-то там. И она жива, ясно? Если у вас в Москве принято ничего не делать, окей. Пинай дерьмо и здесь! Отчим уже собирает добровольцев. Мы справимся сами!
Вскочив со стола, Клим, словно подхваченный ураганным ветром, рванул к выходу. Увесистые цепочки на его рваных джинсах жалобно забренчали. Напоследок он с ненавистью в глазах обернулся на Шестнадцатого и, точно обиженный ребёнок, хлопнул дверью. Над выходом зашаталась подвешенная на нитки картонная табличка «МИЛИЦИЯ – слуга народа».
Это намёк?
Шестнадцатый поколебался ещё пару мгновений и ринулся следом за Климом в надежде, что тот не успел далеко удрать. На ходу он вновь ругал себя за забывчивость. На сей раз Шестнадцатый не спросил адреса проживания.
6
Дождь в лесу едва моросил, не в силах прорваться через густые шапки деревьев. Лишь далёкие раскаты грома, да влажный напитавшийся зеленью воздух напоминали о грозе.
Поиски Марины длились почти час. Казалось, из-за исчезнувшей девочки жизнь в Кощном озере встала на паузу: деревообрабатывающий комбинат не распахнул на встречу рабочим двери, в его цехах не загудели станки, магазины не открылись, а улицы не заполнились движениям. Все горожане отправились добровольцами в лес. Отовсюду наперебой раздавались голоса: «Ау-у, Мари-и-ина-а!». Ответом им служило мерное накрапывание дождя.
До начала похода Шестнадцатый успел познакомиться с родителями Марины. Её мать, Олимпиада, взрослая копия дочери с зеркальными от слёз глазами, всё повторяла, что нужно было довериться интуиции, что нельзя было отмахиваться от ночных кошмаров, преследующих её с пропажи лучшей подруги Марины – Насти Фортаковой. Маринин отец, Лука, держался стоически: руководил собравшимися, утешал жену, не терял оптимизма; однако это ощущалось вымученным и искусственным. Он постоянно поджимал губы, пряча те за густой щёткой усов, и нервно приглаживал редкие волосы на макушке.
Лука с Олимпиадой, под раздосадованное фырканье Клима, кратко поблагодарили Шестнадцатого за отзывчивость. Он едва успел условиться, что зайдёт к ним вечером, как Лука оборвал их разговор словами: «Давайте уже пойдём, а то холодает. Будь неладна эта гроза».
Затем Шестнадцатого поймал бывший участковый милиционер Ильдар Антонович Знайдовский и с крепким рукопожатием пожелал успехов в расследованиях. «Бату Наминович мне передал, что покойник обезображен до неузнаваемости. Раз вы у нас новенький я помогу разобраться, кто он. Разумеется, если он не приезжий», – добродушно пообещал тот и, окликнув облачённого в рясу батюшку, поспешил за ним.
С той самой двоюродной сестрой, которая, по словам Клима, «всю ночь была с ним», Шестнадцатому удалось встретиться, лишь когда город остался далеко позади, а протоптанные тропинки сменились едва примятой травой. Роза поразительно походила на Марину, точно её рыжая копия с обрезанными до лопаток волосами.
Она шагала позади Олимпиады, глядя строго себе под ноги. Иногда Роза нагоняла тётю и коротко подбадривала ту, брала за руку. Куда чаще брела сама по себе, даже не оглядываясь по сторонам. Она не выглядела заинтересованной в поисках. Её больше тревожило состояние Олимпиады, нежели пропажа двоюродной сестры, – отметил тогда Шестнадцатый.
Говорить с Розой в присутствии других он не хотел, потому отложил это на потом. В конце концов, ему нужны были железные основания, чтобы проверять алиби Клима и прощупывать насколько зыбка почва семейных отношений Полуниных. Пока что в пропаже Марины не находилось криминальной составляющей. Потеряться пьяным ночью в лесу может даже опытный егерь. И раз несчастный случай с Мариной никак не касался убийства, то и заниматься им активно нет смысла, – так он считал.
Впустую бродить по лесу Шестнадцатый, разумеется, не собирался и, ходя от группы к группе, подслушивал разговоры. Маленькие города походили на деревни: под руку с жителями и тут и там всегда шествовали сплетни. Он беззастенчиво нарушал правило «идеального прикрытия», согласно которому он не должен был казаться подозрительным и вести себя в разрез с устоявшимся образом столичного следователя. По его мнению, обеспечивающий безопасность спектакль лишь задерживал расследование. А ему ведь сказали поторопиться.
– …моего Матвея не видела? – спрашивала одна женщина другую. – Он вот тоже пока не объявлялся.
Шестнадцатый насторожился. Неужели ещё один пропавший?
– В этом году Матвей подготавливал костёр на Ивана Купалу. Знаешь же, бывшие выпускники делают праздник нынешним. Бедный, жаловался мне перед выходом, что из его класса только пара человек вернулись к нам на лето. Ума не приложу, как они там справились втроём и как теперь переживают за эту девочку.
– Я Эрнесу вообще запретила на костёр идти, – ответила другая женщина. – У меня сердце не на месте после того, как Фортакова, одноклассница его, сбежала и, небось, примкнула к какой-нибудь секте. Но кто ж сына дома-то удержит, когда мне в ночь в больницу? Не представляю, Нинеля, каково ему сейчас. Они же с Мариной месяца четыре гуляли. Так красиво вместе смотрелись. Первая любовь, первое расставание. Мальчишки тоже не застрахованы от разбитого сердца. Надеюсь, с Мариной всё обойдётся, и она просто заблудилась. Скажу тебе по секрету, сегодня утром из озера выловили убитого мужчину…
– Не может быть, – ахнула Нинель и схватилась за грудь. – Какой кошмар. И ведь дети ночевали совсем близко… Как бы чего не случилось.
– Не накручивай себя. О, – женщина махнула рукой в сторону парочки детей, – вон Эрнес с Камиллой Знайдовской. Иди, расспроси их про Матвея.
Шестнадцатый отошёл в сторону и набросал в блокноте черновой список.
Присутствовали на вечеринке по случаю Купалы:
Камилла Знайдовская
Эрнес
Матвей (пропал?)
Марина Полунина
Клим Полунин
Роза
Денис Двукраев
Затем он перевернул страницу и принялся записывать кто, с кем и в каких отношениях состоял. Пускай Марина могла найтись с минуты на минуту, упускать полезные сведения он права не имел. Всё-таки, как упомянула Нинель, дети провели ночь у озера.
Шестнадцатый преодолел заросли папоротника и вновь принялся собирать информацию. На сей раз из разговоров узнать удалось мало: в основном люди вспоминали о Насте Фортаковой, жалели её бедных родителей, обсуждали, какой славной и милой девушкой была Марина, и судачили о семейном бизнесе Полуниных.
Как оказалось, Лука владел единственным ломбардом в городе и был председателем городского совета. Ломбард – прибыльное дело, когда нет конкурентов, и из этого получалось, что Полунины богаты. К тому же имеют законную власть. Марину могли похитить ради выкупа или для шантажа. Если это так, то, скорее всего, преступник попросту не успел подложить записку с условиями.
За стеной ельника раздался громкий лай, затем последовал строгий голос Ильдара Антоновича:
– Дочка, не спорь, возьми Батона. Так мне будет спокойней. – Выразительный профиль Ильдара Антоновича, наполовину скрытый густой бородой, показался среди игольчатых ветвей. – Мне сейчас нужно отлучиться в город с Лукой и Климом. Лука заказал для всех добровольцев обед в школьной столовой, и теперь еду надо доставить на место.
Рядом появилось недовольное лицо его дочери Камиллы.
– Знаешь же, он меня почти не слушается. Батон? Лапу!
Большой белый алабай игриво гавкнул и сел на землю.
– Видишь? Мне с ним не справиться.
– Да уж, силёнок у тебя недовес. А ты ещё худеть хотела как твои подружки. Но ничего. Вон, вы же с Эрнесом вместе ходите. Он поможет тебе с Батоном совладать. Ты, кстати, у него узнала, когда он собирается уезжать? Нет? А чего ждёшь? Успевай ему на хвост упасть, чтоб одной не ехать. Как раз поступишь с ним. На инженера выучишься.
– Пап! Я вообще в физике не разбираюсь. Не хочу я на инженера учиться.
– А на кого хочешь? – Ильдар Антонович выдержал паузу и с лёгким укором сказал: – Не знаешь. У тебя не так много времени осталось, чтобы не проворонить своё будущее.
– Ладно, я поговорю с Эрнесом, – буркнула Камилла, – но при одном условии. Да, я буду торговаться. Ответь, как ты догадался, что я уходила на ночь.
– Элементарно, дочка. Вчера под вечер мне Лука позвонил и спросил, не у нас ли Марина. Я, конечно, сразу пошёл проверять. Как я понял, Марина наврала, что вы собирались у нас на ночёвку, а сама пошла в лес. По пути её застукал Клим и доложил Луке. Тот ведь не хотел отпускать-то её никуда после пропажи Насти, как и я тебя. Вот и получается, если бы не это, я бы и не узнал, что ты улизнула.
Безрадостно рассмеявшись, Ильдар Антонович обнял дочь за плечи, однако ту объяснение оставило совсем в иных чувствах. Лицо Камиллы перекосило недовольной гримасой: ноздри раздулись, губы скривились.
Шестнадцатого её реакция озадачила. Из разговора получалось, что или дружили их семьи, или Камилла дружила с Мариной. Вряд ли Марина бы соврала, что идёт к новой, не представленной родителям подруге. Так что же случилось между девочками? Почему Камилла злилась?
