Наталья Онищенко
Кощное озеро
1
Вечеринка казалась отравленной и зловещей. Не таким Марина представляла себе выпускной. Вокруг тёмный притихший лес и два десятка людей, которые её ненавидят.
От венка болела голова, и Марина швырнула его в кусты. Суженный у неё уже был – незачем гадать на него в озере.
Зануды-отличники побоялись пьяными купаться в потёмках и, рассевшись у костра, рассказывали страшные истории. В любое другое время Марина предпочла бы с камнем на шее броситься в воду, нежели слушать их глупые фантазии. Однако места лучше, чтобы спрятаться от докучливого брата, не нашлось, так что она присоединилась к их кружку. Хорист, Колготник и Блювалка, как прозвала отличников Марина, ей не обрадовались, но прогнать не осмелились. Они никогда не умели давать отпор.
– Говорят, раньше в этих местах жил страшный князь. – Хорист откашлялся и продолжил медовым театральным баритоном, совершенно неподходящим и прыщавому лицу, и тщедушному телу. – Всякого, пересёкшего границу его владений, князь пытал и приносил в жертву Чернобогу. Он обменивал их жизни на колдовскую силу, а из костей приказывал делать доспех. Кости в несколько рядов сплетали с помощью волос… Когда доспех закончили, он состоял из семи тысяч костей и защищал владельца от самой смерти. Стоило князю надеть его, и солнце на следующий день не взошло. Оно отказалось смотреть на княжеские изуверства. Ночь стояла двое суток, и на третьи зарядил дождь. Небо оплакивало убитых мёртвой, солёной водой. Дождь шёл без конца и в считаные минуты затопил леса и луга, и княжеский дворец со всеми хоромами. Князь угодил в ловушку: доспех его тянул ко дну. Тогда князь заставил землю под дворцом разверзнуться. Пасть расщелины поглотила его вместе с дворцом и сомкнулась. На следующий день занялась заря. Солнце осветило раскинувшееся на том месте озеро, где вперемешку с травой и цветами плавали сорванные с доспеха кости. Так и появилось наше Кощное озеро. А бессмертный князь-колдун до сих пор заперт под ним со всеми сокровищами своего дворца. Когда-нибудь он вырвется наружу и принесёт с собой бесконечную ночь.
– Хорошая история, но Чернобог был у западных славян, а они здесь никогда не жили, – заявила Блювалка и, икнув, поправила съехавшие на кончик носа массивные очки.
– Да где она хорошая? – недовольно фыркнул Колготник и смутился, поймав Маринин взгляд. – Ты… т-ты всё напутал и даже не объяснил, почему князю вообще понадобились доспехи. Слушайте предысторию. Началось всё с того… с того, что далеко не молодой князь женился на красивой юной барыне. На свадьбу прилетела сорока и принесла на хвосте весть о его близящейся смерти. Князь решил… – Колготник отхлебнул из бутылки, – решил перехитрить судьбу и зарезал весь скот в жертву богам. В ту же ночь ему явился старец и пообещал за маленькую плату открыть секрет бессмертия. За знания он попросил княгиню. Старец хотел, чтобы девушка гостила у него с осеннего на весеннее равноденствие – то есть с сентября по март. И чтобы так повторялось каждый год. Очевидно, князь продал жену за секрет бессмертия и уже после этого стал собирать костяной доспех. Иначе как бы он узнал о том, что делать? За такие знания надо платить. И убивал он своих же крестьян, а не случайных путников.
– И откуда ты это взял? – спросил Хорист.
– Историк рассказал, когда мы второй раз ездили на Марово городище.
В лесу захрустели ветви, и разговор тут же сник. Все взгляды обратились к теням меж деревьев, силясь различить хоть что-нибудь. Марину вновь окутали мрачные мысли, а ведь она только-только от них освободилась. Напрягшись, она постаралась сохранить бесстрастное лицо.
Со звериным рыком из темноты к костру выскочило нечто: громадное существо с разлапистыми рогами и вытянутым чёрным как уголь телом. Одно его появление спугнуло отличников, словно стайку голубей. Марина же и не вздрогнула, лишь звонко рассмеялась над их жалким бегством.
Кашлянув, неведомый монстр развёл вдруг появившимися руками и принялся перевоплощаться назад в человека. Сначала в огонь полетели рога из веток, потом на землю упала безразмерная тёмная тряпка, и Матвей Одинцов взъерошил слежавшиеся под костюмом волосы. К Марининому разочарованию на этом всё и закончилось.
Матвей был одним из прошлогодних выпускников, которые по традиции готовили купальский костёр для нынешнего выпуска. Сколько бы он ни давил из себя веселье, дабы не портить праздник от него всё равно разило недовольством.
С их последней встречи в минувшем году Матвей изменился, стал тяжелее: упрямей, угрюмей, закрытей. Весь вечер он глядел сквозь Марину. Ей лишь раз удалось привлечь его внимание. Во время ритуала «Сожжения школьника», когда одноклассники по очереди кидали страницы с годовыми оценками в костёр, Марина бросила в огонь стопку водки. Пламя взвилось к небу, точно желая прогнать опускающуюся ночь. Только тогда Матвей наконец заметил её.
– Это было… что-то, – ехидно сказала Марина, когда Матвей подкинул заготовленный хворост в костёр.
– Да уж, ты даже не вздрогнула, когда я выскочил. Не боишься чудовищ?
– Страшнее людей чудовищ нет. Мы во всём на вершине мира. – Она с бледной улыбкой отхлебнула из бутылки. – И я не верю в монстров. Выдумки для детей.
– Так уж для детей. – Матвей безрадостно хмыкнул. – Взрослые тоже любители обманываться. Просто иначе. Вот упадёт сейчас метеорит, и какой-нибудь мужик скажет: «Это предсказанный майя конец света». А другой решит, будто нас инопланетяне атакуют. Идиоты всегда видят, что хотят, и подтасовывают факты в угоду своим бредовым убеждениям.
– А вдруг это ты идиот, который подтасовывает? – поддела его Марина.
– Может быть. Объективность людям не дана, и всё сводится к восприятию. Но… – Сморщившись, он покачал головой и уставился в огонь.
Матвей пошерудил палкой в костре, и в ночное небо взлетели сонмы озорно подмигивающих искр. Всё ещё улыбаясь, Марина напомнила, что он оборвал сам себя, хотя размышления Матвея об истине и субъективности её не волновали. Марину вообще не интересовали подобные глубины, и Матвей это явно чувствовал.
– Что тебе от меня нужно?
Вопрос повис в воздухе облаком зловония. Марина так и не придумала, с какой стороны к нему подступиться, какие слова подобрать: открыть приукрашенную правду или наврать.
Из леса снова донёсся треск, – видимо, ночной зверь вышел поохотиться. Еловые лапы закачались. Сейчас Марина в самом деле испугалась. Подскочив с места, она бросила Матвея одного и поспешила к веселящимся одноклассникам. В компании всегда безопасней.
Ноги несли её по лесу, едва касаясь земли. Марина почти в слепую бежала назад, к костру, еле успевая уворачиваться от выныривающих из темноты деревьев. Бок кололо, пульс стучал в ушах, глаза щипало от пота и размазавшейся косметики, но останавливаться было нельзя. Наконец ущербная луна выглянула из-за облаков и осветила отмеченный лентами путь на поляну. Марина почти добралась…
Настороженно замерев, она прислушалась и торопливо прижалась к сосне. Кто-то шёл ей навстречу. Вскоре из-за деревьев появился человек. Неизвестный шагал, шатаясь, как матрос после долгого плавания. Внезапно он осел и принялся шарить руками по земле. «Буду резать, буду бить. Где сраный нож, ответь», – заплетающимся языком проворчал он.
2
«Ты – донорский орган, свежепересаженное сердце», – произнёс низкий голос, и вдали, на фоне, насмешливо забились колокольчики.
Перед глазами Шестнадцатого вспыхнул диск чистого белого света, разделился надвое и фарами-половинками гонящего по ночной дороге автомобиля полетел на него с бешеной скоростью.
«Процесс отторжения запустится сразу, как организм осознает твою чужеродность, – бесстрастно продолжал голос; половинки же тем временем замигали. – Правила помогают скрыть от организма твою истинную природу, усыпить его бдительность. Надеюсь, ты понимаешь, что произойдёт, если организм отвергнет сердце».
Свет, свет, тьма, свет, свет…
Купе залило пронзительным солнечным светом. На мгновение всё вокруг исчезло в золотистых лучах, а затем стало заново прорисовываться контур за контуром. Сощурившись, Шестнадцатый потянулся опустить на окно шторку.
– Вы не из здешних мест, я права?
Его рука так и застыла в воздухе. Попутчиков с ним не ехало, да и щелчка дверного замка он не слышал. Наконец солнце скрылось за лесом, и Шестнадцатый различил чинно расположившуюся напротив женщину в белом. И откуда она взялась? Закинув ногу на ногу, та с подозрением смотрела на него поверх тёмных очков, словно это он только что появился из ниоткуда. Женщина была довольно красива: полные губы, миндалевидные, обрамлённые белёсыми оленьими ресницами глаза, чуть загорелая кожа. Из-под небрежно накинутого на голову платка виднелась волна светлых волос. Старомодное платье выгодно подчёркивало точёную фигуру. Однако всю красоту незнакомки отравляло суровое выражение лица.
– На вас наслали немоту? – продолжая сверлить Шестнадцатого взглядом, спросила женщина.
– Нет, просто я не заметил, как вы зашли и…
– Вы и не могли заметить. – Её красные губы сложились в злорадной улыбке, напоминающей разошедшийся порез. – Зачем едите в Кощное озеро?
– Откуда знаете, что я собираюсь выйти на этой станции? Вы что, провидица? – Шестнадцатый выдавил неловкий смешок. – Или подсмотрели в мой билет?
Женщина нахмурилась.
– В чём конкретно вы меня обвиняете: в ведьмовстве или в излишнем любопытстве?
Серьёзность и даже едва уловимая оскорблённость тона не позволяла трактовать её слова как ответную шутку. У незнакомки явно напрочь отсутствовало чувство юмора.
Шестнадцатый не знал, как сгладить ситуацию и оттого молчал. Обстановка же с каждой секундой накалялась, и реальность будто бы подыгрывала этому фразеологизму. На лбу Шестнадцатого проступили капельки пота; во рту пересохло. Под пристальным немигающим взором незнакомки он ощутил себя муравьишкой, которому не посчастливилось столкнуться с ребёнком, познающим азы устройства линз.
– Душно? – поинтересовалась женщина и принялась стучать ногтями по столу – «тук-турук, тук-турук». – Говорят, духота поутру – к ненастью. Так и случится. Поэтому вы едете в Кощное озеро? Будете разгонять накинувшиеся на город тучи?
Воображение так и нарисовало Шестнадцатому картинку: молоде́ц-город отбивается от кружащих над ним стервятников-туч.
Она отстанет, если я притворюсь дураком? Решив попробовать, Шестнадцатый растерянно заулыбался.
– Простите, не понимаю, о чём вы. Меня вызвали туда по работе, и она никак не связана с метеорологией.
– Тогда готовьте зонтик. Буря не щадит ни своих, ни чужих.
Мерный стук колёс замедлился, последовал скрежет торможения, и за окном показалось молочно-голубое здание вокзала с тёмным прямоугольником распахнутой двери, напоминающим выбитый зуб в белоснежной улыбке.
Хлопок двери заставил Шестнадцатого оторвать взгляд от вокзала и схватиться за чемодан. Быстро поднявшись, он последовал за незнакомкой. В проходе ровно, как и на перроне, той не оказалось. Шестнадцатый был единственным пассажиром в вагоне и единственным, кто сошёл на этой станции.
Часы показывали пять сорок.
Шестнадцатый достал карту: сейчас он находился в восточной части городка, в месте, помеченном на карте зелёным кругом. От круга в обход схематично начертанных улиц и домов тянулась тонкая линия на юг, к чёрному кресту близь озёрной кляксы.
Видимо, утопленник, удручённо подумал Шестнадцатый.
Ему представилась грядущая возня с разбухшим, поеденным водной живностью трупом. Что ж, выбирать не приходилось.
Кощное озеро встретило его застывшим безмолвием. Следуя проложенному на карте пути, Шестнадцатый шёл в полной тишине, которую нарушало лишь шуршание мелких камешков под подошвами. Городок крепко спал, не желая просыпаться ни ради чужака, прибывшего на поезде, ни ради мёртвого земляка. Однако его пробуждение и дальнейшая бессонница оставались вопросом времени. Даже налитым свинцом векам не сомкнуться, если рядом бродит убийца.
Когда Шестнадцатый добрался до заросшей тропинки, что вела к озеру, ясное небо затянуло серой пеленой, мрачнеющей к горизонту. Примета женщины в белом оказалась пророческой. Погода стремительно портилась.
Без солнца озеро превратилось в ртутное зеркало. Вдруг по глади пошла рябь. Из воды вынырнула человеческая фигура и рывками потянула нечто за собой к берегу.
Шестнадцатый сверился с часами. Было шесть пятнадцать, когда парень вытащил на сушу мужчину с обмотанной полиэтиленом головой. Перевернув того на спину, он перекрестился.
Начался первый день расследования.
3
Его убили не здесь, сразу же сделал вывод Шестнадцатый. Его натолкнул на это вид пустынного берега: ни мусора, ни кострища, ни каких иных следов людей. Клеёнке в таком забытом месте взяться неоткуда. Закрытое лицо жертвы подразумевало, что убийца испытывал вину. В маленьких городах все друг друга знают, но большинство знакомых всегда остаются посторонними, а это убийство носило личный характер. Скорее всего, убийца и жертва близки.
Был и второй вариант: закрыв лицо плёнкой, убийца сохранил его от озёрной живности, чтобы отправить послание. Но кому? Неужели в таких маленьких городках случаются бандитские разборки?
Выловивший труп парень неровно стоял и судорожно сжимал в руках шнурок капюшона. Подойдя, Шестнадцатый даже не посмотрел в его сторону. Опустился рядом с телом на корточки и, поставив чемодан на землю, деловито раскрыл. Внутри аккуратно лежал малый набор криминалиста: пачка одноразовых перчаток, два фонаря, ультрафиолетовый и светодиодный, спрей с люминолом, набор для снятия отпечатков, лупа, фотоаппарат, пинцет, скальпель, пакеты для улик и баночки для образцов.
– С-с-стойте. Что вы д-д-делаете? К-кто вы? – залепетал парень, чуть придя в себя, и боязливо заглянул Шестнадцатому через плечо; лёгкий ветерок подхватил едкий запах перегара и сигарет. – Вы с-следователь? Из Мо-о-осквы, да?
– Да, – соврал Шестнадцатый и пару раз щёлкнул фотоаппаратом, дабы зафиксировать изначальный вид покойника.
Больше всего крови сохранилось на животе. Ткань рубашки насквозь ей пропиталась, но повреждений Шестнадцатый не заметил. Видимо, убийца застегнул её уже после нанесения ранений.
Окружившее его спиртовое облако мешало размышлять. Шестнадцатый раздражённо откашлялся, однако очевиднейшего намёка паренёк не понял. Пришлось всё проговаривать вслух:
– Отойди, пожалуйста, и не мешай работать.
Помявшись пару секунд, парень всё же сделал, как велено, и отступил к засохшей берёзе. Полуповаленная и скрюченная, та тянулась к воде от самых кустов. Он встал у торчащего из земли кома корней и, накинув на голову капюшон, обнял себя за плечи. Его покрасневшие глаза из-под прилипшей ко лбу выгоревшей чёлки то и дело скашивались в сторону Шестнадцатого, однако ни заговорить, ни тем более уйти он не осмеливался.
Шестнадцатый натянул перчатки и обернулся к пареньку. Тот был невысоким и узкоплечим, весь в ссадинах и грязи, словно с неделю блуждал в лесу. Белые кеды сковало коркой земли, на футболке оранжевые разводы, на рукаве кофты смазанный тёмный отпечаток ладони. Если парень и потерялся где-то, то не один, и у них имелся при себе обширный запас алкоголя. Вряд ли он спал за последние сутки.
– У тебя уставший вид, – как бы невзначай бросил Шестнадцатый и поддел пинцетом промокший скотч, едва скрепляющий полиэтилен на шее убитого. – Хорошо погулял ночью?
– Гм, да, н-наверно… Но это не я!
Скотч легко поддавался и разматывался, точно бинт.
– А что тогда ты здесь делаешь в такую рань? Не похоже, что сюда часто заглядывают люди.
– М-мой дом тут ряд-до-ом. Я все-е-гда здесь хо-о-ожу. Любого сп-п-просите.
Шестнадцатый аккуратно сложил скотч в пакет для улик. Настало время развернуть полиэтилен и отрыть лицо покойника
– Мы до р-ра-а-асвета отмеч-ч-чали Ивана Ку-у-упалу на том бе-бе-р-регу, – продолжал перепугано оправдываться парень. – Ме-е-еня в-в-все вид-д-дели. Он у-уже был в во-о-оде, к-когда я п-п-при-и-ишёл. Я д-думал, он т-т-тонет.
– Почему ты так нервничаешь? Вы же с друзьями ничего плохого не сделали, верно? Ничего, что могло бы повлечь за собой смерть человека? Не торопись с ответом. Сделай глубокий вдох, успокойся, а то скоро я совсем перестану тебя понимать.
Шестнадцатый раскрыл лепестки полиэтилена и недовольно дёрнул щекой. Он прогадал с обеими версиями. Убийца не стыдился и не слал предупреждение. Убийца был прагматиком и упаковал голову жертвы, чтобы разбить лицо, лишить его каких-либо узнаваемых черт, превратить в отбивную и при том не испачкаться. Он хотел затянуть опознание. Возможно, выиграть время для побега, пока жертву будут вычислять методом исключения.
– Д-дайте по-о-осмотреть. Я мн-но-огих в городе з-з-знаю.
Парень уже двинулся к телу, но Шестнадцатый жестом приказал ему остановиться.
– Иди домой и вызови сюда скорую и полицию, – скомандовал он. – Ты не под подозрением, и тебе незачем это видеть.
Молча кивнув, тот зашагал прочь. Сначала неуверенно, постоянно оборачиваясь то ли на Шестнадцатого, то ли в попытке всё же взглянуть на убитого, затем быстрее, а потом и вовсе побежал.
Трусость и любопытство в одном флаконе. Интересный персонаж.
Оставшись в одиночестве, Шестнадцатый вновь взялся за фотоаппарат. В объективе появилось изувеченное будто бы сплюснутое лицо мертвеца, к которому прилипли мокрые пряди чёрных с проседью волос. Его били чем-то тупым и тяжёлым, вроде металлического ящика или бетонного блока. Вспышка на миг залила бурое месиво белым, и Шестнадцатый двинулся дальше.
Следующий кадр сфокусировался на заношенной фланелевой рубашке с едва различимыми разводами крови. Застёгнута всего пара пуговиц. Половина остальных оторвана. На рукавах выделялись пятна зелёной краски. Рубашка явно была домашняя. Неужели его убили в собственном доме? Или выманили во двор? Например, на соседскую встречу.
Оголив торс покойного, Шестнадцатый непроизвольно сглотнул. Ярко-малиновые полосы хаотично рассекали живот. Подсвеченные вспышкой порезы напоминали расползающихся кто куда дождевых червей. Убийца нанёс более двух дюжин ножевых ранений. Он злился.
Чуть выше, на груди, было вырезано нечто наподобие трискелиона1. Символ вряд ли означал ритуальный подтекст. Скорее, просто служил меткой или, опять же, посланием… Впрочем, Шестнадцатый торопился с выводами.
Светлые джинсы с масляными пятнами не представляли ничего интересного. Шестнадцатый на всякий случай сделал пару снимков и приступил к осмотру рук. Вспышка по очереди запечатлела широкие кисти, привыкшие к труду. На левом мизинце тускло поблёскивало простенькое золотое кольцо. Обручальное, и, судя по размеру, женское. Разведённый мужчина не стал бы носить кольцо бывшей. Значит, убитый вдовец. На правой руке, у основания большого пальца был старый, почти затянувшийся укус. Пунктирные полоски на тыльной стороне образовывали ровный месяц, а на ладони шли ломаной дугой: след человеческих зубов с кривыми нижними резцами.
Для сравнения Шестнадцатый стянул перчатку и укусил себя ровно в том же месте. След от зубов оказался не сильно шире. Значит, укусил покойника точно не ребёнок. Возможно, подросток или невысокая женщина. Хотя Шестнадцатый не мог представить, чтобы так поступил кого-то старше десяти.
В объективе показались раскинутые ноги жертвы: одна в чёрном носке, другая – босая. Второй носок, наверное, съехал, когда тело переносили. Это подтверждало теорию Шестнадцатого об убийстве в доме или где-то поблизости, куда жертва могла выйти, скажем, в тапочках.
Отложив фотоаппарат, Шестнадцатый обыскал карманы. В джинсах обнаружились связка из двух ключей и сложенный в три раза линованный листок. На ключах болтался брелок: крохотное сердечко из бирюзы на верёвочке. Ничего подобного взрослый мужчина сам не купил бы. Вероятно, это подарок от дочки. Как и укус. В голове Шестнадцатого сформировался образ покойного: отец-одиночка, который заново учился общению с упрямой дочкой-подростком после гибели жены. Печальная история.
Когда ключи с брелоком отправились в пакет, Шестнадцатый аккуратно развернул промокший тетрадный лист. К счастью, чернила не потекли. Размашистым и кудрявым, словно завитки колючей проволоки, почерком было написано:
верёвка
стяжки
противовоспалительные?
перекись
клёпки
Список был перечёркнут крест-накрест другой ручкой с более тёмными чернилами. Ниже, в углу, той же ручкой значилась приписка:
мин 166х47х25
Шестнадцатый с минуту смотрел на размеры затуманенным взглядом.
Вытянутый, но совсем мелкий ящик получается. Для чего такой может пригодиться?
Вспомнив, что у рубашки был нагрудный карман, он проверил и его. Там нашлась ещё одна записка теми же тёмными чернилами, но уже совсем иным, куда более узким и резким почерком.
Мы были страстные и бесстрастные,
Влюблённые в уничтожение твари милые.
Демоны наши в желаньях ужасные,
В них скрыт и рокот бурь, и перламутра переливы.
Стих озадачил Шестнадцатого пуще прежнего. Ничего подобного в кармане покойника найти он не предполагал. Незачем поэзии с её витиеватыми образами соседствовать с чернушными реалиями убойного отдела. Вгрызаясь взглядом в каждое слово, Шестнадцатый тихо проговаривал их, будто пробуя на вкус. «Мы были», «демоны наши». Кто эти «мы»? Друзья? Любовники?
Он встал размять ноги и принялся бродить вокруг покойника. Неужели придётся собирать у всех жителей города образцы почерка? Это не вариант, однако нужно выяснить, чьё стихотворение. Возможно, получиться оттолкнуться от личности поэта. Статистически, жертва и убийца связаны…
– Здравствуйте. Мы за телом. Вы уже закончили с осмотром места? – вдруг прервал его мысль незнакомый голос.
Шестнадцатый развернулся и растерянно кивнул в знак приветствия. Трое мужчин подкрались к нему столь незаметно, что им в пору бы податься в частный сыск. Двое из них – высокие и крепкие с угрюмыми широкими лицами – стояли чуть поодаль с тряпичными носилками. К Шестнадцатому же обращался ближайший: худой седой мужчина средних лет с пергаментной кожей, натянутой на выступающие монгольские скулы.
– Меня прислал к вам Ильдар Антонович Знайдовский, – продолжил тот. – Он у нас участковым был, пока отделение не расформировали. Сказал, к нему прибежал наш с вами знакомый хулиган, видать ноги хорошо дорогу запомнили, и затараторил, что московский следователь изучает на Чёртовой Палице2 труп убитого. По правде, я ему не поверил. Убийство – здесь? У нас тихий городок, потому Ильдара Антоновича на пенсию и отправили. Но все же могут ошибаться. Сколько бы ни жил и мудрости ни копил, будь готов принять свою неправоту. – Мужчина выдержал паузу и протянул руку. – Я Бату Наминович Балиев, местный патологоанатом и по совместительству терапевт, будем знакомы.
– Я, м-м… старший следователь… Шестнадцатый. С телом я закончил, можете уносить.
Бату Наминович махнул рукой своим людям.
– У вас нет догадок, кто он? – спросил Шестнадцатый, кивнув на покойника. – В городе никто не пропадал?
– Лишь дети, подростки, но это нормально. Здесь всегда в преддверье Иванова дня начинается кутерьма. Молодость требует бьющей ключом жизни. Им претит размеренное течение маленького города. – Заметив его смятение, Бату Наминович рассмеялся. – Я тоже удивлялся, когда только приехал, но таковы местные обычаи. Привыкните со временем.
Мужчины перенесли окоченевшее тело на носилки и двинулись прочь. Бату Наминович последовал за ними, продолжая говорить:
– В прошлом году из-за того, что родители не пустили в лес на костёр, одна девочка убежала из дома. Искали две недели, а она отсиживалась у подруги на чердаке, потому что боялась возвращаться. В этом же году беглецов пока что двое, если слухи не врут: Настя Фортакова, да Денис Двукраев. Фортакова связалась с сектантами и несколько месяцев не объявлялась. Наверное, скоро вернётся. А Двукраева вы сами видели. Он у нас постоянно числится в графе «пропавший».
Так вот как заикающегося паренька зовут. Совсем забыл спросить его имя.
Шестнадцатый сделал несколько пометок про Дениса в блокноте. Затем перелистнул страницу и крупными буквами написал: «СОБЕРИСЬ».
Из-за кустов показались распахнутые задние двери старенькой скорой.
– Ильдар Антонович просил вам передать ключи от участка, – Бату Наминович выудил из кармана брюк увесистую связку с деревянным брелоком-свистулькой. – И… – Он принялся проверять другие карманы. – Куда же я его убрал? Вот он где. – Бату Наминович протянул Шестнадцатому незапечатанный конверт. – Там внутри адрес и ключ. Квартирка маленькая, но уютная. Хозяйка уехала в том году к родственникам в Краснодар, а ключи оставила Ильдару Антоновичу. Недвижимость, как вы понимаете, здесь продавать сложно. Она, вероятно, решила не пытаться.
Вдруг небо рассекла молния. В её пронзительном свете в кустах, среди зелени, проявился какой-то тёмный прямоугольник. Под грохотание грома Шестнадцатый исчез среди пышной листвы и тут же вернулся с большим чемоданом на колёсиках. Из малого отделения торчала ручка ножовки.
