Кэтрин Парди
Рассвет костяной волшебницы
– Ты хотела сказать, что бог попросил меня сделать.
Я усмехаюсь.
– Я не злодейка, дитя. Разве я скована цепями?
– Только мертвых сковывают цепями.
Но Одива пропускает мимо ушей мое замечание. Она поднимает руку к ожерелью, не к костями благодати, а к тому, что подарил мой отец, кем бы он ни был. К черепу вороны, которая держит в приоткрытом клюве рубин.
– Твой отец хочет встретиться с тобой, Сабина. Если Аилесса освободит меня, я смогу вернуть и его.
– Нет. – Мой голос разрезает воздух, как костяной нож, а ноги начинают дрожать.
И до меня наконец доходит, чего добивается мать. Ее договор с Тирусом не разорван. И для освобождения моего отца, оказавшегося Скованным, бог Подземного мира все еще требует принести ему в жертву Аилессу.
– Я не хочу с ним встречаться. И Аилесса никогда не придет к тебе. Я сделаю все, чтобы этого не произошло.
Ее глаза цвета оникса впиваются в меня.
– Все? Что ж, остерегайся благодати, которую ты заполучила. Золотой шакал Тируса хитер. Он станет выискивать твои слабости.
В животе все сжимается. Видимо, Тирус сказал ей, что я получила кость благодати от золотого шакала. Потому что, когда мать еще была жива, я сказала ей, что вырезала кулон из кости черного волка.
– Шакал дает мне силу.
Одива протягивает ко мне руку и прижимает ладонь к завесе воды между нами.
– Я хочу помочь тебе, Сабина. Я многому научилась в Подземном мире. Мы сможем разделить твои благодати.
– Это невозможно.
– Не для меня. Особенно сейчас. Я помогу тебе раскрыть твой потенциал с благодатью шакала. Без моей помощи ты не справишься с его силой.
Я сглатываю. Неужели благодать золотого шакала действительно опасна? Песня сирены Тируса становится громче и звучит все быстрее.
За моей спиной рычит Скованный. Мне нужно провести их через Врата, но я не могу отвести глаз от пронизывающего взгляда матери.
– Подойди ко мне, дочь, – говорит она. Ее волосы цвета воронова крыла развеваются за спиной, а темно-синее платье колышется на ветру. – Тебе нужно лишь коснуться моей руки.
– Сабина, что с тобой? – кричит Пернель. – Проведи их через Врата!
Я ахаю. Рука замерла в паре сантиметров от вуали. А я не помню, чтобы шевелила даже пальцем. Дернувшись, я разворачиваюсь, но не вижу Пернель. Передо мной стоят два Скованных. Один из них уже замахнулся на меня, а второй тянется к моей шее. Но увидев мое ожерелье, вздрагивает.
Я уворачиваюсь от обоих и убегаю от них по сухопутному мосту.
– Сабина, вернись! – кричит Пернель.
Не могу. Ей придется самой переправить души. А мне следует держаться подальше от матери.
Другие Перевозчицы не замечают меня, пока я не проношусь мимо них. Мне приходится уворачиваться от их посохов и душ, с которыми они сражаются.
– Остановись, Сабина! – кричит Мориль, когда я достигаю начала моста. – Врата закроются!
Но я продолжаю бежать. Ее слова кажутся мне бессмысленными. Врата остаются открытыми, пока не иссякнут души, которые требуется переправить.
Я пробегаю мимо Айлы, последней из Леурресс. Она пытается схватить меня, но ей мешает Скованная женщина, возникшая между нами.
– Ты matrone! – кричит она, когда я отталкиваюсь от последних камней. – И должна оставаться…
Мои ноги касаются песка.
– …на мосту!
Вода вокруг Врат вздымается бурной волной и обрушивается на дальний конец моста. Он тут же перестает подниматься. А серебристое мерцание, обозначающее вход в царство Элары, рассеивается.
Все, стоящие на сухопутном мосту – Перевозчицы и души, – резко останавливаются.
Души глазеют на конец моста, где больше нет Врат. Раздаются недоуменные крики, которые быстро перерастают в рев.
А затем души устремляются обратно. Прыгают в воду. Бегут на берег. Поднимаются вверх по лестнице из известняка. Мы с Перевозчицами пытаемся остановить их. Загнать словно стадо овец. Но нам не удается сдержать возникший хаос.
Нет, нет, нет. То, что произошло в прошлую Ночь Переправы, не должно повториться.
Мертвые вырвались на свободу. Скованные и Освобожденные. Они направятся в Довр, в самый большой город в Южной Галле.
Но в этот раз во всем виновата только я.
6. Бастьен
Я в сотый раз проклинаю Казимира, пиная солому по камере и громко топая ногами по каменному полу. А вдруг предыдущий заключенный спрятал здесь что-нибудь тонкое и острое. Мне бы это пригодилось. Вырубив меня, гвардейцы забрали мои отмычки. Поэтому я очнулся с раскалывающейся головой и еще большей злостью на принца.
Ублюдок. Он лично затолкал меня в эту камеру. Я смутно помню злорадство на его лице, когда зарешеченная дверь с лязгом захлопнулась. «Вор», – так он назвал меня, пытаясь выразить в этом слове все пренебрежение ко мне. Раньше я гордился этим титулом. И уже много лет меня разыскивают гвардейцы Довра, но до сегодняшнего дня мне удавалось скрываться.
Мимо проходит тюремный стражник с толстой шеей и замечает, что я ковыряю ногой камни в полу.
– Ты чего там творишь? – Он скрещивает руки на груди.
Я принимаю такую же позу.
– Танцую. Ничего не могу с собой поделать. – Я указываю подбородком на потолок. – Это все музыка виновата. – Скорее всего, уже давно перевалило за полночь, но, судя по тихим звукам, которые доносятся сюда, празднование Ла Льезон еще в самом разгаре. – Меня удивляет, что ты не отплясываешь джигу.
Стражник хмурится:
– Осторожнее, мальчик. Здесь болтливые долго не живут.
Я продолжаю улыбаться, пока он не уходит дальше. А как только стражник скрывается из вида, выдыхаю и провожу руками по волосам. Надо выбираться отсюда. Мне не освободить Аилессу, пока я заперт здесь.
Снаружи гремит гром. Я залезаю на каменную скамью в дальней части камеры, чтобы дотянуться до маленького зарешеченного окна под самым потолком. Через него проникает немного света перед самым закатом – но не то чтобы света было много. К тому же сегодня не стихает буря.
Я дергаю за прутья, пытаясь вырвать решетку. Она могла бы пригодиться мне в качестве оружия. Но металл не поддается. Не обращая внимания на мучительную боль от колотой раны, я продолжаю дергать решетку. Ну же.
– Бастьен?
Мои мышцы напрягаются. Этот голос. Аилесса. Я задерживаю дыхание и оборачиваюсь. Она стоит в полутора метрах от решетки. Ее каштановые волосы в свете факелов приобрели красноватый оттенок. А нежная кремовая кожа излучает сияние, отчего кажется практически совершенной. Я соскучился по ее веснушкам и естественному розовому румянцу, правда, сейчас все ее лицо покрыто пудрой. Но это неважно. Даже так она выглядит красивее, чем в моих воспоминаниях. Особенно в зеленом платье, в котором ее плечи остаются открытыми, а золотистый пояс с изумрудами подчеркивает тонкую талию.
Ее янтарные глаза наполняются слезами.
– Ты жив, – выдыхает она. – Как ты?.. – Она сглатывает. – Мама ударила тебя ножом.
– Я в порядке. – Мне с трудом удается выдавить из себя, от осознания, что Аилесса действительно здесь. – Сейчас мне намного лучше.
Она обводит меня взглядом, чтобы убедиться в этом, но затем стискивает челюсти, а ее взгляд становится суровым.
– Тебе не следовало приходить.
– Аилесса…
Напряжение, не дававшее даже пошевелиться, быстро отпускает. И во мне нарастает желание обнять ее. Я спрыгиваю со скамьи и бросаюсь к решетке. Аилесса передвигается медленно и слегка пошатывается. Ее ноздри раздуваются. Она злится, но я не виню ее. Я сам все усложнил.
Когда Аилесса, ковыляя, подходит ближе, свободный рукав на левой руке скользит назад, демонстрируя костыль. Я протягиваю руки, чтобы помочь ей. Но все равно не могу дотянуться до нее, как и на мосту душ, когда она сломала ногу. А я истекал кровью и едва не умер. Поэтому и не мог помешать Казимиру забрать ее.
Аилесса делает еще один неуверенный шаг – и наши пальцы соприкасаются. Я тут же обхватываю их и тяну ее к себе. Она вплотную подходит к прутьям решетки, расстояния между которыми достаточно, чтобы наши губы встретились. Костыль выпадает из рук Аилессы. А она так крепко хватается за мои руки, что впивается ногтями в кожу. Не разрывая поцелуя, я обхватываю ее лицо. И смахиваю слезы со щеки. Проклятые прутья. Они мешают нам стать еще ближе друг к другу.
– Как ты сюда попала? – выдыхаю я, отстранившись от ее губ на пару секунд, чтобы произнести эти слова. – Тебе следует быть осторожнее. Стражник… вернется в любой момент.
– Он занят. – Аилесса углубляет поцелуй. – В темницы есть еще один вход. И я видела, как Софи направлялась к нему.
– Что за Софи?
– Служанка.
Я пытаюсь придумать, что сказать еще, но мысли разбегаются в стороны. Аилесса пахнет просто потрясающе. Свежая земля, полевые цветы – от нее исходит пьянящий аромат жизни. Пальцы путаются в ее волосах, а я не в силах насытиться ею. Мы скользим вниз по прутьям, пока не оказываемся на коленях. Аилесса ерзает на полу, пока не находит более удобное положение для сломанной ноги. Здравомыслящая часть моего мозга подсказывает, что нам следует остановиться, сбежать из темницы, а уже затем растворяться друг в друге. Но сейчас, когда она наконец-то оказалась в моих объятиях, так трудно собраться с мыслями.
– Аилесса… – бормочу я.
– Ммм?
По коже расползается дрожь, когда я чувствую прикосновение ее пальцев под рубашкой.
– У тебя есть что-нибудь… острое?
– Острое? – Ее смех звучит хрипло и счастливо.
– И тонкое… – Я провожу пальцами по гладкой коже ее плеч. – Что-то, чем можно… поковырять… в замке.
Аилесса отстраняется и недоуменно смотрит на меня.
– Хм… ну, думаю, да.
Ее губы припухли и покраснели, а на лице появился румянец. Она медленно проводит рукой по спутанным волосам.
– Мне не верится, что тебя поймали.
– Я сейчас не в самой лучшей форме.
Аилесса протяжно выдыхает.
– Тебе не стоило приходить в замок. Тебя могли убить.
– Неужели ты бы отсиживалась в сторонке, окажись я на твоем месте?
Ее виноватое молчание говорит само за себя.
– Так я и думал.
Сжав губы в усмешке, Аилесса пристально смотрит на меня. А затем вытаскивает из волос декоративный гребень.
– Сможешь вырвать один из зубцов? – передавая его мне, спрашивает она.
Я слегка надавливаю на гребень, и он изгибается в моих руках.
– Сомневаюсь, что хватит длины зубьев. Да и золото слишком мягкий металл. Обычно он только застревает в замке. У тебя нет шпилек в волосах?
Увидев, как она качает головой, я пристально осматриваю ее наряд.
– А в лиф вшиты китовые усы?
Она морщится:
– Женщины носят усы китов в одежде?
Я усмехаюсь:
– Тебе ли этому удивляться?
На лице Аилессы расплывается улыбка, но уже через мгновение уголки ее губ опускаются. Она потирает шею.
– Сейчас у меня нет костей благодати.
– Их забрал Казимир? – хмыкаю я. – Меня это не удивляет.
Еще один повод ненавидеть принца. Я верчу гребень в руках.
– Почему он подарил тебе золото?
Аилесса пожимает плечами и опускает глаза.
– Он подарил мне не только его.
У меня все сжимается внутри.
– Любой дар не принесет удовольствия, если у тебя отнимают свободу… но отнимают ли?
– Казимир не ограничивает мою свободу. Я не принимаю его подарки совсем по другой причине.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что Казимир не ограничивает твою свободу? – Низкий раскат грома проносится по темнице. – Он же похитил тебя.
– Нет, Бастьен. Я сама решила остаться здесь.
– А разве ты могла решить иначе со сломанной ногой и без костей благодати?
– Но я бы могла уйти, если бы захотела.
Что-то мне в это не верится.
– Почему ты не хочешь признать, что принц получает все, что хочет… и кого хочет? – Я невольно повышаю голос. – Потому что считает, что имеет на это право.
– Тише, стражник нас услышит.
– Ну и пусть.
Она вздыхает:
– Ты не понимаешь всей ситуации.
– Так просвети меня.
– Казимир хороший парень. Когда он принес меня в замок, то попросил дать ему шанс.
– Шанс на что? Завоевать твое сердце? – Мне не верится, что я это слышу. – Так вот что это? – Я указываю рукой на ее платье. Оно, наверное, стоило целое состояние. Да и в целом Аилесса выглядела как королева. – Твой шанс?
– Возможно, не в том смысле, который в это вкладывал он, но да. Он мой amouré и…
– Так у тебя появились чувства?
Она смотрит на меня, сузив глаза:
– Принимая решение не убивать Казимира, я думала о тебе.
У меня падает челюсть. И пару секунд даже не могу подобрать слов.
– Ты… что?
– А если бы я убила тебя, когда мы впервые встретились на Кастельпонте? Если бы твоему отцу дали шанс, а не убили, не дав сказать и слово?
Яркое воспоминание, как его закалывает ножом Костяная волшебница, захватывает разум.
– Не сравнивай Казимира с моим отцом, – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы. – Это нечестно.
– Я пытаюсь заставить тебя понять, – возражает она, повысив голос. – Твой отец не заслужил такую смерть. Как и Казимир. Вот почему я не могу убить его.
– Но ты умрешь вместе с ним.
– Я найду способ разорвать связь душ, мы же хотели…
– Это пустые мечты, Аилесса. Не стоит обманываться.
Да что с ней такое? Она же сама все понимает и однажды уже прошла через это. Так почему упорствует?
– Связь душ разорвать невозможно.
Аилесса упрямо поджимает губы:
– Нельзя утверждать это наверняка.
– Аилесса, прошу… – Я протягиваю руку между решетками и обхватываю ее руки дрожащей ладонью. – Не спорь со мной. Я не могу… – Голос срывается. И я вновь становлюсь ребенком, держащим на руках мертвое тело своего отца. – Я не могу потерять еще и тебя.
Ее глаза блестят от навернувшихся слез, а от гнева не остается и следа. Аилесса пододвигается ближе ко мне.
– Ты не потеряешь меня, Бастьен. – Она проводит рукой по моей щеке. – Мы разберемся с этим, обещаю. Еще есть время. Я планировала сбежать из замка, как только заживет нога. – Она пожимает плечом. – Вообще-то, я хотела сбежать этим вечером. Сегодня – Ночь Переправы.
Внутри все сжимается.
– Но потом я оказался здесь.
На ее губах появляется легкая улыбка.
– Но потом ты оказался здесь. И я не смогла уйти, зная, что ты заперт в темнице.
Я прижимаю голову к решетке. Merde, я все испортил.
Аилесса проводит пальцами по моим волосам и затылку.
– Я улизнула с праздника, как только появилась возможность. Сказала Казимиру, что плохо себя чувствую.
Я поднимаю глаза.
– Ты так легко ушла с ужина, на котором присутствовали король и принц?
– Король Дюранд не появился. Он слишком плохо себя чувствует, а Казимир залил свое разочарование несколькими бокалами вина. Так что его не очень интересовали мои объяснения.
Я тяжело вздыхаю:
– Сабина расстроится, когда узнает, что ты осталась в замке из-за меня.
Ее глаза распахиваются.
– Ты разговаривал с Сабиной?
– Мы вместе пришли сюда. И она помогала мне, Жюли и Марселю придумать план, как пробраться в замок.
Аилесса судорожно вздыхает.
– С ней все в порядке? Что случилось? – Она сжимает мою руку. – Бастьен, я должна знать.
Я как можно короче пересказываю ей события последних двух недель, включая сегодняшнюю авантюру с черным порохом.
– Надеюсь, Жюли и Марсель смогли покинуть замок, – говорю я. – Гвардейцы попытаются узнать, как мы пробрались внутрь.
Когда я дохожу до стычки Сабины и Казимира, а затем упоминаю, как она сбежала из замка без каких-либо объяснений, Аилесса морщит лоб.
– Может, они что-то еще говорили, а ты не услышал?
– Возможно, – признаю я.
– Сабина не стала бы уходить так внезапно без веской причины.
Я потираю подбородок:
– Она попросила меня передать тебе кое-что.
– Что? – Аилесса подается вперед.
– Кажется, Сабина узнала песню сирены, чтобы открыть Врата.
– Что? Как? – удивленно отпрянув от меня, спрашивает она.
– Сабина не сказала. Видимо, ее мысли занимала инсценировка самого драматичного из всех возможных побегов.
Несколько секунд Аилесса молчит, обдумывая услышанное. И выглядит при этом… расстроенной. Но это и неудивительно, если вспомнить, как она заботится о своей сестре.
– Не переживай за Сабину, – успокаиваю я Аилессу и целую ее ладонь. – У нее есть костяная флейта. С помощью нее она и заманила Казимира в ловушку, а потом привела на подземный мост… Она говорила, что смогла это сделать как твое доверенное лицо. Так что можешь не переживать о переправе сегодня ночью. Сабина возглавит ее, как возглавляла вашу famille, пока тебя не было.
Аилесса удивленно поднимает брови.
– Она возглавила famille? Как matrone?
Я не понимаю, почему это ее так шокирует.
– Да, пока ты не вернешься.
Заметив, как поникли плечи Аилессы, я провожу большим пальцем по тыльной стороне ее ладони.
– Что-то не так?
– Ничего, просто… моя famille не позволила бы Сабине взять на себя такую ответственность, если бы мама уже не объявила ее своей наследницей. Видимо, она сделала это, пока я была с тобой. – Аилесса натянуто улыбается, но в ее глазах не отражается ни единой эмоции. – А задумала она это еще давно, когда решила принести меня в жертву Тирусу.
Два года назад Одива заключила сделку с богом Подземного мира, согласившись обменять своего первенца на мужчину, которого любила. Не ее amouré, а отца Сабины. Она хотела воскресить его, но этого не произошло, так как Одива не выполнила свою часть сделки. Она не убила Аилессу. А пожертвовала собой.
– Но ты все еще жива… И остаешься ее наследницей, – стараясь утешить Аилессу, говорю я.
– Знаю, – бормочет она, но ее взгляд все так же пуст.
Из коридора до нас долетает эхо шагов. Стражник возвращается. Аилесса вздрагивает и хватает свой костыль. Я протягиваю руки между прутьями и помогаю ей подняться на ноги.
– Я вернусь… чуть позже, – шепотом обещает она. – И принесу отмычки.
Аилесса начинает поворачиваться, но я притягиваю ее к себе и целую в губы. Она быстро отстраняется и словно замыкается в себе. А затем с извиняющимся выражением на лице качает головой.
– Мне… мне пора идти.
– Подожди. – Я пытаюсь понять, чем обидел ее, потому что чувствую, как между нами возникла трещина, которой не было еще пару мгновений назад. – Сабина принесла костяной нож. – Я быстро объясняю, ей где он спрятан. – Прошу, подумай о моих словах. Возможно, у тебя не появится шанса добраться до Казимира после того, как мы покинем Бо Пале.
Хотелось бы мне убить этого ублюдка за нее.
Она опирается на костыль и ковыляет к выходу.
– Бастьен, я…
– Прошу, Аилесса.
Она поджимает губы и смотрит в сторону коридора, по которому к нам приближается стражник. Наконец она кивает и, повернувшись на костыле, скрывается в тени.
Я прерывисто выдыхаю. Я понимаю, что своей просьбой предаю память своего отца, но как Аилессе спасти себя, если она не убьет Казимира?
7. Аилесса
Рукоять костяного ножа впивается в мой позвоночник. Я спрятала его в шнуровке своего платья, вытащив из цветочной гирлянды колонны, которая расположена у входа в большой зал, где его и спрятал Бастьен. Мне удалось незаметно забрать его, и даже не пришлось возвращаться на праздник. И хотя нож надежно скрыт волосами, сердце все сильнее бьется в груди.
«Успокойся, Аилесса. То, что ты взяла нож, не означает, что ты убьешь Каза».
«Хоть и должна это сделать», – твердит другой голос. В нем слышится тембр Бастьена, но чем дольше слова вертятся в голове, тем сильнее напоминают Сабину. Самые близкие мне люди заботятся обо мне – и, конечно же, хотят, чтобы я жила, – но они не знают Казимира. Легко обречь человека на смерть, если для тебя он незнакомец.
Я ковыляю по коридору так быстро, как только могу. Встреченные на третьем этаже Бо Пале гвардейцы не трогают меня. Как и слуги. Они кланяются или приседают в реверансе, словно я принцесса. Хотя не знают меня. И даже не догадываются, что единственная корона, которую я соглашусь надеть, будет сделана из костей.
Я возглавлю Перевозчиц в следующую Ночь Переправы, несмотря на то, что мама назвала Сабину своей наследницей. Я должна стать matrone. И Сабина в глубине души знает об этом. Как и моя famille. Они сочтут меня достойной и вернут мне мое законное положение… ведь так?
Внутри все сжимается. И на мгновение я погружаюсь в свои мысли, как это произошло с Бастьеном в темнице. Не знаю, что со мной происходит, но в какой-то момент я начинаю скучать по своей famille сильнее, чем обычно. Словно что-то рвется внутри. Меня не было слишком долго. Как только освобожу Бастьена, сразу отправлюсь домой.
Я смотрю в конец длинного коридора. Чтобы добраться до моей комнаты, нужно пройти еще пару дверей. Я проклинаю свое раздробленное колено, из-за которого приходится ковылять, и отсутствие костей благодати. С силой сокола я бы передвигалась намного быстрее, дар акулы сделал бы более выносливой, а ловкость горного козла помогла бы удерживать равновесие на костыле. Я выдыхаю, стараясь не думать о пропавших костях. И начинаю перебирать по памяти вещи в своей комнате. Может, что-то из них подойдет в качестве отмычки для Бастьена?
Я делаю еще один шаг, и в этот момент по замку разносится тихий звук. Женский смех. Он звучит настолько необузданно и самозабвенно, что у меня волосы на руках встают дыбом. Я оглядываюсь по сторонам, но никого не вижу. Коридор пуст.
– …жаль, что ты не смог с ней познакомиться.
Каз? Я оборачиваюсь на звук знакомого голоса. Он доносится из ближайшей комнаты, высокая и богато украшенная дверь, которая широко открыта. Покои короля Дюранда. И чтобы попасть в свою комнату, мне необходимо пройти мимо них.
Я осторожно ковыляю вперед, изо всех сил стараясь идти как можно тише. Если Каз увидит меня, придется объяснять, почему я солгала о своем состоянии и ушла с праздника пораньше.
– Не волнуйся, – продолжает он. – Я знаю, что тебе необходимо беречь свои силы. Мы придумаем, как познакомить тебя с Аилессой.
Проходя мимо двери, я не удерживаюсь и заглядываю в комнату. Казимир сидит на стуле рядом с кроватью с балдахином. Бархатные шторы закрыты, но одно из полотен убрано в сторону, а Каз наклонился вперед и, опершись локтями в колени, держит руку отца. Я вдруг понимаю, что стою на месте уже несколько секунд. А все потому, что впервые вижу короля Дюранда.
Возможно, когда-то он был красив – его лицо отличалось утонченностью, – но сейчас кожа даже при свете свечей кажется болезненно-серой. А еще он такой худой, что выглядит практически как скелет. Но светло-зеленые глаза все еще привлекают внимание. Возможно, из-за любящего взгляда, которым он смотрит на своего сына. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же заливается кашлем. Каз быстро подносит к его губам чашку с водой. Король пытается пить, но большая часть льется по подбородку.
Я отвожу взгляд. Казимиру бы не хотелось, чтобы я видела его отца в таком состоянии. Поэтому начинаю красться мимо дверного проема, надеясь, что он не заметит меня. Но едва я успеваю преодолеть половину пути, как жуткий смех возвращается. Он наполняет мои уши, а затем проносится мимо в открытую дверь комнаты короля. Но я не вижу женщины.
Каз оборачивается. Его брови сошлись на переносице.
– Аилесса, что ты?.. – Он резко дергается, когда бестелесный смех проносится мимо него. – Что это было?
Ледяной ужас расползается по венам, когда я наконец осознаю, с чем мы столкнулись.
– Нет, это невозможно. Только не снова.
– Что невозможно?
Отбросив волосы в сторону, я выдергиваю нож из шнуровки платья и поспешно ковыляю в комнату.
– Защищай своего отца, Каз!
Он вскакивает на ноги и выхватывает украшенный драгоценными камнями кинжал. Его глаза мечутся по гобеленам и темным углам комнаты.
– Кто здесь? Я никого не вижу.
– Это Скованная.
Это точно она. А значит, Сабина не смогла открыть Врата в Потусторонние миры. И не переправившиеся души вырвались на свободу. А значит, я нужна своей famille.
– Скованная? – повторяет Каз.
– Некоторые люди называют их призраками.
Его глаза расширяются.
– Что ты сказала?
– Их называют призраками, – повторяю я.
Он ничего не знает о мертвых. Но ему придется быстро учиться. Я обхожу кровать, чтобы мы могли защитить короля с обеих сторон.
– Но она из плохих призраков. Не дай ей добраться до короля. Он и так слаб.
Я могла бы рассмотреть сияние chazoure, будь на мне кости сокола, или распознать, где она находится, обладай я шестым чувством тигровой акулы.
За окном вспыхивает яркая молния. И тут же следует оглушительный раскат грома, от которого на мгновение закладывает уши.
– …прочь от него, исчадие Тируса! – яростно кричит Каз.
Я отбрасываю в сторону бархатные шторы. Король Дюранд сидит, но верхняя часть его тела странно клонится вбок. Скованная держит его на весу.
Он слабо отбивается от своего невидимого противника с круглыми от ужаса глазами. Каз размахивает кинжалом из стороны в сторону, но его клинок режет лишь воздух. И он не осмеливается приблизиться к отцу.
Я переворачиваю костяной нож и сжимаю лезвие.
– Каз, берегись!
И как только он отстраняется, я метаю нож. В паре сантиметров от лица короля клинок застревает в воздухе, а следом раздается женский крик. Король падает на подушку. Зависший нож отскакивает и падает на постель. У изножья кровати шторы на пару мгновений расходятся в разные стороны. Нам удалось прогнать Скованную.
Комната погружается в тишину, если не считать барабанящего по оконному стеклу дождя. Я напрягаю слух, чтобы понять, куда сбежала Скованная. На лице Каза читается неподдельный шок. Вряд ли на него когда-нибудь нападали мертвые. Сабина привела его на подземный мост после того, как я закончила переправлять души.
– Разве призрака можно заколоть ножом? – шепчет он, все еще держа кинжал наготове.
– Скованные осязаемы. – Я упираюсь в матрас здоровым коленом и подбираю свой костяной нож. – Все души такие.
Каз кивает, но продолжает хмуриться:
– И эти Скованные не истекают кровью?
– И не умирают.
Он сглатывает:
– Чудесно.
Король Дюранд вновь начинает кашлять, и Казимир подкладывает ему под спину еще одну подушку.
А у меня в голове возникает ужасающая мысль.
– Когда твой отец заболел?
– Около месяца назад.
– Когда заболели и другие люди в Довре?
Некоторые называют это второй чумой. Но они ничего не знают о Скованных, потому что просто не видят их. Поэтому и не понимают, что множество людей в городе ослабло и страдает из-за того, что Скованные украли их Свет в прошлый раз, когда мы не смогли переправить мертвых и они вырвались на свободу. А украденный Свет нельзя восполнить.
– Да. – Каз всматривается в мое лицо в свете свечи. – Что?
Шторы у изножья кровати расходятся в стороны от порыва ветра. Я замахиваюсь ножом, но не успеваю отразить удар. Ребра пронзает боль, и меня отбрасывает на несколько метров назад.
– Аилесса! – кричит Каз, когда я падаю на пол.
Костыль вылетает у меня из рук, а костяной нож скользит по полу.
Скованная смеется. Казимир бросается на звук, но она уже ускользает. И вновь смеется уже у него за спиной.
Я хватаю ртом воздух, но мне не удается глотнуть достаточно воздуха, чтобы предупредить его.
Каз разворачивается и пытается пронзить Скованную кинжалом, но его рука замирает в воздухе.
Она схватила его за запястье.
– Глупый принц, – вкрадчиво говорит женщина. – Ты такой же, как твой отец, наслаждаешься спокойной жизнью в замке и не обращаешь внимания на страдания других?
Видимо, она из несогласных. И обвиняет монархов в возникшей чуме.
Каз пристально смотрит туда, где должно находиться ее лицо.
– По-твоему, мой отец сейчас наслаждается жизнью?
Его рука резко выворачивается, а кинжал выпадает из пальцев. И в тот же момент его отбрасывает назад. Казимир врезается спиной в каменную стену и ударяется головой. Меня охватывает паника. Если Каз умрет, то и мне не жить. Поэтому я ползу к костяному ножу. Времени подниматься на костыль нет, а помощи ждать неоткуда. Из-за раскатов грома гвардейцы, скорее всего, ничего не слышат.
Матрас прогибается, а значит, Скованная забралась на кровать.
– Боги наказывают тебя за то, что ты проклял землю, – говорит она.
Голова короля Дюранда приподнимается над подушкой, когда она притягивает его к себе. Он стонет, а его глаза мечутся по комнате.
– Я помогу им! – добавляет она.
– Отпусти его! – До ножа еще не меньше полутора метров, поэтому я пытаюсь ползти быстрее. – Каз, помоги!
Принц с трудом приходит в себя после удара головой и слегка приподнимается с пола.
– Твой отец и так потерял слишком много Света, – говорю я. Скорее всего, на короля напали, когда Скованные заполонили улицы Довра. – Она убьет его! Уничтожит его душу!
Лицо Казимира становится пепельно-серым.
– Это возможно?
– Да!
Он бледнеет еще больше и нащупывает свой кинжал. А я наконец добираюсь до костяного ножа. Обхватив его рукоять, я приподнимаюсь на здоровой ноге. После чего прицеливаюсь и метаю клинок. Он вновь пролетает рядом с головой короля, но в этот раз вонзается в столбик кровати. Я промахнулась.
Глаза короля Дюранда закатываются, пока не становятся совершенно белыми. Его грудь опускается, словно его высасывают досуха. Ужас охватывает меня. И я отчаянно прыгаю к кровати.
– Скорее, Каз! Она схватила его!
Он бросается вперед. Я никогда не видела его таким злым. Казимир запрыгивает на матрас и наотмашь бьет кинжалом. Я слышу, как клинок впивается в Скованную, после чего король падает на кровать. Каз тут же хватает женщину и наносит еще несколько ударов. У меня все сжимается внутри, хотя она невидима и не истекает кровью.
Казимир продолжает сражаться с ней, но он не сможет отбиваться вечно. Я бросаю взгляд на окно. Оно точно такое же, как в моей комнате, со стеклами, вставленными в створки.
– Каз, веди ее сюда! – Я прыгаю к окну, не обращая внимания на пульсирующее колено. – Только так мы сможем избавиться от нее.
По крайней мере, сейчас.
Продолжая наносить удары, он стаскивает Скованную с кровати. Она громко кричит, а судя по появляющимся у него на лице царапинам, еще и пытается отбиться.
Я подхожу к окну, отодвигаю щеколду и распахиваю створки. Шторы сильно колышутся на ветру, а дождь заливает комнату, пока Каз подтягивает невидимую женщину ближе.
– А она не сможет взлететь обратно?
– Души не летают.
– Ну конечно, – бормочет он.
Я протягиваю руку, чтобы помочь развернуть ее, но тут Каз поскальзывается на мокром полу. Ему быстро удается вернуть равновесие, но кинжал вылетает у него из рук.
– Аилесса, она… – Он застывает и вдруг начинает хватать ртом воздух и давиться.
А затем его глаза закатываются.
Нет! Хватая ртом воздух, я вцепляюсь в плечи. А затем бью и трясу ее, но она не отпускает Каза.
– Почему ты спрятал мои кости благодати? Я без них никто! – ругаюсь я на Казимира.
Его губы дергаются, но он не может мне ответить. Я подтаскиваю женщину к окну, а она тянет за собой Каза. И вот уже подоконник упирается мне в спину. Мы сражаемся втроем под проливным дождем. У меня возникла мысль начать душить Скованную, когда я вдруг начинаю задыхаться. Но почему? Она даже не прикасается ко мне. Но ощущение удушья расползается по всему телу. Я пригибаюсь к полу.
Сердцебиение отдается в ушах. Я теряю Свет, как и Каз. Почему-то Скованная крадет его и у меня. Я падаю на пол, отчаянно стараясь остановить это. И тут натыкаюсь пальцами на мокрый металл. Кинжал Каза. Я обхватываю ладонью рукоять и собираю последние крохи сил, планируя ударить женщину по голени. А затем, приподнимаюсь на здоровом колене, я обрушиваю на нее удар изо всех сил, что у меня еще остались. И не промахиваюсь.
