Молния сверкает за окном, пока я мчусь по коридору. Вернее, пытаюсь бежать. Длинное платье только мешает. Как и костыль. Но я стискиваю зубы и ковыляю так быстро, как только могу.
До богато украшенной двери осталось всего метров пять. Поэтому я, не обращая внимания на боль в раздробленном колене, продолжаю двигаться вперед. Мне не следует наступать на больную ногу еще месяц. И когда этот день настанет, я сожгу мерзкий костыль. Плен в катакомбах ничто по сравнению с тем, что я оказалась пленницей своего тела.
Я прохожу мимо еще одного окна на третьем этаже замка. Молния проносится по небу, как изогнутый палец, указывающий на древний мост за городской стеной. Кастельпонт. Я останавливаюсь. Я не видела этого моста с ночи обряда посвящения. Когда впервые встретила Бастьена.
Tu ne me manque pas. Je ne te manque pas.
Ты не потеряешь меня. Я не потеряю тебя.
Фраза, которую мне когда-то сказал Бастьен, стала моей мантрой с тех пор, как я оказалась в Бо Пале. Скоро я вновь буду с ним. И мне не понадобятся старые галльские слова, чтобы удержать воспоминания о нем или вызвать в мыслях его глаза цвета морской волны и темные взъерошенные волосы. Он жив. И должен оставаться живым.
Я приближаюсь к двери. Колено болезненно дергает от каждого шага, но зато наконец добралась до ручки. Но как только собираюсь повернуть ее, по всему замку эхом разносится крик.
Чтобы понять, что происходит, я замираю и напрягаю слух. Но из-за грома невозможно разобрать слов. Поэтому подавляю вспыхнувшее беспокойство. Дела замка меня не касаются. Я открываю дверь и, шаркая, пробираюсь внутрь, а затем запираю замок.
В этой комнате рядом с покоями короля Дюранда располагается его личная библиотека. Я никогда раньше здесь не бывала и узнала о ней, немного поболтав со слугами. Я не сидела сложа руки, ожидая пока заживет колено. Выведала план замка, в том числе и про эту комнату, которой пользуются только король и принц Казимир. Если я правильно поняла, то на втором этаже есть еще одна библиотека большего размера.
Если не считать арочного окна, за которым вспыхивают в сумерках молнии, то все четыре стены от пола до потолка заставлены стеллажами. Большую часть полок занимают книги, но среди них есть и несколько ценных вещей: мраморный бюст короля Дюранда, карта Южной Галлы, коллекция экзотических перьев, золотая ваза, украшенные драгоценными камнями кубки, несколько бутылок вина и небольшой сундук… Я останавливаю свой взгляд на сундуке – а не там ли спрятаны мои кости благодати? Как только я получу их, то тут же покину замок.
Сердце начинает биться быстрее. Я отставляю костыль в сторону – он сильно натер подмышку – и опираюсь на большой лакированный стол. А затем прыжками на одной ноге огибаю его, чтобы добраться до стеллажа с сундучком у дальней стены. Я уже обыскала каждый уголок и щель в своей комнате – спальне Казимира – и в комнате, которую он занимает с тех пор, как привез меня в Бо Пале. И мне показалось вполне логичным отправиться на поиски костей благодати сюда. По словам слуг, Казимир часто проводит здесь время.
Я дотягиваюсь до полки и снимаю сундучок. На его крышке в солнечном круге вырезано красивое дерево. Символы Гаэль, богини земли, и Белина, бога солнца. Они часто встречаются в Бо Пале, но нигде не найти золотого шакала Тируса и полумесяц Элары.
Опускаясь на край стола, чтобы не напрягать ногу, я дрожащими руками пытаюсь отодвинуть жесткую защелку. «Прошу, Элара, пусть мои кости благодати окажутся здесь». Я практически чувствую их прохладное прикосновение на груди, где им самое место. Кулон, вырезанный из грудины альпийского горного козла, кость из крыла сапсана[1] и зуб тигровой акулы.
Они не помогут мне исцелиться, как череп огненной саламандры Сабины, но сделают меня сильнее, быстрее и ловчее. А мне пригодятся все преимущества, чтобы добраться до сухопутного моста этим вечером. Ведь я стала matrone своей famille. Я единственная, кто знает мелодию, открывающую Врата Загробного мира. Никто не сможет переправить души умерших без меня.
Защелка наконец поддается. И в тот же момент дверь в библиотеку распахивается. Я вздрагиваю, и сундучок валится у меня из рук, рассыпая содержимое по столу.
Плечи невольно опускаются. Моих костей благодати нет.
– Что ты здесь делаешь? – ошеломленно спрашивает Казимир.
Я поднимаю глаза, и сердце начинает бешено колотиться – примитивная реакция, возникающая всякий раз при взгляде на моего красивого amouré, но сейчас она вызвана не моим подсознательным влечением к нему. Что-то не так. Он тяжело дышит, а по виску скатывается капля пота. Да и кинжал сжат в руке, словно наготове. Я приоткрываю губы.
– Я только…
Но он врывается в комнату и заглядывает за двери, а потом и под стол.
– Что происходит? – хмурясь, интересуюсь я.
– Ты видела кого-нибудь? – требовательно спрашивает Казимир.
– Кого?..
Он открывает рот, чтобы ответить, но тут в библиотеку врываются три гвардейца с обнаженными мечами. При виде меня они замирают и растерянно смотрят на Казимира. Он успокаивается и качает головой.
– Здесь никого нет. Обыщите королевские покои, начиная с комнаты Аилессы. И сообщите мне, как только удостоверитесь, что там безопасно.
– А кто мне может угрожать? – спрашиваю я.
Казимир опускает взгляд на кинжал, и медленно проводит большим пальцем по лезвию.
– В Довре… – дождавшись, пока гвардейцы уйдут, начинает он, – все больше недовольных. Они считают, что мой отец виноват в недавно вспыхнувшей чуме. И некоторые из них пробрались в замок.
Я знаю о недовольных. Слуги говорят, что люди злятся, потому что ворота Бо Пале не открывались больше двух недель, и они не могут обратиться к королю Дюранду со своими проблемами.
– Почему они винят в болезни твоего отца?
– Короли всегда виноваты, если в стране происходит что-то ужасное. Таково бремя монарха. Если властью наделяют действительно боги, то занявший престол человек должен обладать достаточной властью, чтобы предотвратить большую трагедию. А раз так, то, значит, король и королева впали в немилость. И больше не могут править… По крайней мере, так говорят жители других королевств, которым удалось свергнуть своих монархов. В Северной Галле это, кажется, стало чем-то вроде развлечения.
С Казимиром что-то не так. Он говорит быстрее, чем обычно, и с показной беспечностью, совсем ему не свойственной, да и недовольные кажутся серьезной проблемой.
Он прячет кинжал в ножны.
– Тебе не о чем беспокоиться. Я контролирую ситуацию.
Он одаривает меня легкой, ободряющей улыбкой и протягивает мне костыль. Я забираю его, стараясь, чтобы наши пальцы не соприкасались.
Я не виню принца в том, что он привез меня сюда пятнадцать дней назад. Он решил, что Сабина опасна… что неудивительно, ведь она угрожала убить его. К тому же я согласилась остаться здесь по собственной воле. Но Казимир лжет о моих костях благодати. По его словам, он потерял их по дороге в Бо Пале. Но я ему не верю. Ведь стоит мне упомянуть о них, как он тут же отводит взгляд.
– Мне бы хотелось, чтобы ты больше отдыхала и дала возможность ноге зажить, – говорит он. – Если тебе потребовалась другая книга из библиотеки, ты могла бы попросить, и ее бы сразу принесли.
– Мне надоело сидеть в комнате.
– Знаю.
Казимир кладет ладонь на мою руку, и я тут же напрягаюсь. Мне не хочется, чтобы его близость будоражила мою кровь. И плевать, что он мой amouré, созданный специально для меня, а я для него.
– Я изо всех сил стараюсь угодить тебе, Аилесса, – говорит он. – И сегодня вечером ты посмотришь на замок. Обещаю. – Ямочка на его щеке становится глубже от появившейся улыбки, и мне хочется проклинать Тируса и Элару за то, что сделали его таким очаровательным. – Это первый фестиваль Ла Льезон. И слуги уже украшают зал и… – Его взгляд опускается на опрокинутый сундук и его содержимое: нитку жемчуга, сложенное письмо, прядь светлых волос, перевязанную лавандовой лентой, и миниатюрный портрет женщины, поразительно похожей на принца.
Казимир хмурит брови, отчего они сходятся над переносицей.
– Зачем тебе понадобились вещи моей матери?
Жар опаляет мои щеки.
– Мне… мне стало скучно и… – Я качаю головой. – Прости, я не знала, что лежит в сундуке.
Королева Элиана умерла во время великой чумы, когда Казимир был маленьким. Он был ее единственным ребенком и остался таким для короля Дюранда, поскольку тот больше не женился.
Казимир успокаивается и начинает медленно складывать упавшие вещи в сундучок. Желая ему помочь, я поднимаю нитку жемчуга.
– Я сам, – говорит он и тянется за ожерельем.
Но так и не решается прикоснуться к нему. А его пальцы замирают над моими. Наконец он выдыхает и накрывает жемчуг своей рукой.
– Ты должна надеть его сегодня вечером. – Он поднимает голову, и взгляд его серо-голубых глаз пронзает меня.
– Нет, я не приму его, – выпаливаю я. Чувствуя себя воровкой уже за то, что прикоснулась к жемчугу. – Оно слишком дорогое.
– Я и не говорил, что отдаю тебе его. Просто… одалживаю на время. – Он ухмыляется. – Видимо, я не так щедр, как ты думаешь.
Я рассмеялась. Просто не смогла удержаться. За последние дни я превратилась в комок натянутых нервов и даже не думала, что где-то в глубине такого серьезного Каза скрывается чувство юмора.
Он тоже рассмеялся, смущенно потирая затылок.
– Ты знаешь, что я впервые услышал, как ты смеешься? Твой смех звучит… – Он замолчал, подыскивая слово. – Здоровым.
– Здоровым? – фыркаю я. – Ты хочешь сказать, что я выгляжу больной, когда в плохом настроении?
– Сложно сказать. Ты всегда в плохом настроении.
– Что-о-о? – Я замечаю, что на его щеке вновь появляется ямочка.
– Тебе идет смех. Ты должна чаще позволять себе смеяться.
– Хм. – Я задираю подбородок и перекидываю волосы через плечо. – Ну, на самом деле я довольно часто смеюсь. – Порой хватает одного взгляда Сабины, чтобы я согнулась пополам от хохота. – Ты просто еще плохо меня знаешь.
– Согласен. – Его глаза начинают блестеть от озорства. – Но я работаю над этим.
Заметив, как потеплел его взгляд, я вырываюсь из-под его очарования и пытаюсь потушить жар, разгорающийся в животе. Жемчуг ощущается тяжким грузом в руке.
– Что тебе так понравилось во мне? – вырывается у меня, прежде чем я успеваю подумать.
Я слегка ерзаю, чувствуя себя глупо, но мне так интересно узнать ответ. Конечно, у Казимира не осталось выбора после того, как я сыграла песню сирены во время обряда посвящения, но чары соблазна быстро рассеиваются, а их эффект пропадает уже к утру.
Он слегка поднимает брови, и у него вырывается смешок, правда, более нервный.
– Прости, никак не ожидал это услышать. Просто ты… – Он чешет руку. – Ну, это не так-то просто выразить словами.
За окном вспыхивает молния, приводя меня в чувство.
– Можешь не отвечать.
Я соскальзываю со стола и опираюсь на костыль. У меня нет времени разгадывать тайну, что движет моим amouré. Нужно выбраться из замка до темноты.
– Я вернусь в свою комнату, – объявляю я.
А как только Казимир удостоверится, что я добралась туда, снова попытаюсь отыскать свои кости благодати и сбежать отсюда.
– Аилесса, подожди. – Он встает у меня на пути. – Ты… ты очаровываешь, – запинаясь, начинает он.
Я закатываю глаза.
– Можешь не…
– Когда я впервые увидел тебя, мне показалось, что мы знакомы всю жизнь.
– Ты же видел меня издалека.
– Но мелодия, которую ты играла… твое мастерство игры на флейте поразило меня.
– Еще бы.
Я пытаюсь протиснуться мимо него. Все его воспоминания связаны с заклинанием призыва.
– Ты яростней любой девушки, которую я когда-либо встречал, – продолжает он.
Я замираю.
– Но ведь это Сабина угрожала тебе ножом.
Как только звучит ее имя, ноздри Каза раздуваются, что неудивительно. Она притащила его к подземному мосту и велела мне закончить обряд посвящения. Вряд ли Казимир понимал, что это означало, но, скорее всего, догадался, что Сабина хотела, чтобы я убила его.
– Твоя сестра не сражалась с вашей матерью на узком мосту без оружия, как это делала ты, – возражает он.
– Но вполне могла.
Сабина изменилась той ночью. Девушка с черепом саламандры, сомневавшаяся в необходимости кровавых жертвоприношений, исчезла. Теперь она носила три кости благодати, а в ее глазах появился огонь. И она пошла бы на все, чтобы защитить меня.
Казимир вздыхает:
– Почему мы говорим о Сабине?
– Не знаю.
Разозлившись, я ухитряюсь протиснуться мимо него.
Но он мгновенно хватает меня за руку, вынуждая обернуться. Нитка жемчуга, которую я сжала в кулаке, покачивается в воздухе. Я уже и забыла про нее.
– Ты напоминаешь мне маму, – говорит он.
Я смотрю на Казимира, не зная, что ответить.
– Ты напоминаешь мне маму, – сглотнув, тихо повторяет он.
Острая боль пронзает грудь. Он мог бы сказать: «Ты напоминаешь мне свою маму». Разница всего в одном слове.
Он прикусывает губу:
– Не странно ли признаваться в этом?
Я медленно качаю головой, хотя и не уверена наверняка. В детстве я ни разу не слышала ни от кого из famille, что похожу на свою мать, как бы усердно ни тренировалась и ни пыталась проявить себя. «Ты лучше, чем matrone, по крайней мере в том, что действительно важно», – однажды сказала мне Сабина, чтобы утешить меня. И это подстегнуло меня усерднее выбирать третью кость благодати.
– Ее волосы были чуть светлее, но такими же густыми и слегка растрепанными, как у тебя. – Казимир смотрит на волнистую каштановую прядь, лежащую на моем плече. – Но ваше сходство не ограничивается внешностью. Ты такая же живая, как она. Сияющая. Как только она входила в комнату, люди тут же окружали ее. Они смеялись, когда она смеялась. Танцевали всю ночь, если она танцевала вместе с ними.
На мгновение я задумываюсь о том, насколько отличаются наши матери. Одиву тоже всегда окружали люди, но их подстегивал страх перед ней, а не очарование.
– Кажется, она была замечательной.
– Да. – Казимир поджимает губы.
Я опускаю глаза. Каз видел на подземном мосту истинное лицо моей матери. Перед глазами вспыхивает картина, как она вонзает нож в Бастьена, заставляя нахмуриться.
– Сомневаюсь, что такое сравнение уместно, Казимир. Я хожу с мрачным видом с тех пор, как ты привел меня сюда.
Потому что у меня разбито сердце.
– Учитывая, что ты пережила, вряд ли бы кто-то другой вел себя иначе. Но это не уменьшает твоего света.
Я вновь замираю, лишившись дара речи. Он говорит о внутреннем свете или Свете Элары? Нет, Каз не может о нем знать. Только Леуррессам известно, что богиня Ночных Небес одаривает нас своей энергией. Все смертные питаются этой жизненной силой, но для Леурресс она важна так же, как еда и вода. И сомневаюсь, что ему об этом известно.
– Я пойду, Каз, – говорю я. – Хочу отдохнуть перед сегодняшним вечером.
На его лице расцветает улыбка.
– Ты наконец-то назвала меня Казом.
– Просто вырвалось, – выругавшись про себя, заявляю я.
– Но я все равно порадуюсь. Ты не представляешь, как мне это нравится.
Сердце в груди начинает биться быстрее, и это очень меня злит, ведь только подтверждает, что боги не просто так выбрали принца для меня.
Я опираюсь на костыль и подхожу к нему, а затем опускаю жемчуг в его руку. На его лице тут же вспыхивает обиженное выражение. Но мне плевать. Я не собираюсь страдать от чувства вины из-за парня, который прячет мои кости благодати.
– Я не похожа на твою мать. И никогда не стану такой, как она.
Мне предназначено быть Перевозчицей мертвых, matrone моей famille…
«Я должна убить тебя, Каз. Точно так же, как моя мать пыталась убить Бастьена».
Я отворачиваюсь и ковыляю к открытой двери. Но выйти не могу, так как проем загораживает один из гвардейцев.
– Ваше Высочество. – Полный мужчина кланяется Казимиру. – Мадемуазель Аилесса может вернуться в свои покои. Мы не обнаружили никаких признаков нарушителей.
– Спасибо. – Голос Казимира звучит глухо, без привычной теплоты и переливов. – Скажите гвардейцам, что они могут вернуться на свои посты.
Как только мужчина уходит, я поворачиваюсь к Казу. Меня так и тянет вновь посмотреть на него. Его глаза больше не горят, но в них все еще теплится доброжелательность. Ну почему в нем нет и капли жестокости? Это помогло бы мне понять, почему он меня обманывает. И стало бы намного легче его ненавидеть. Или убить.
– Увидимся на празднике, – говорю я, подталкиваемая какой-то необъяснимой потребностью подбодрить его.
Хмурые складки на его лице разглаживаются, брови слегка приподнимаются, а на губах появляется легкая улыбка.
– Слуги принесут тебе платье для фестиваля, – говорит он. – Надеюсь, это никак не оскорбит тебя. Я заказал его недавно, и его никто не носил до тебя. – Он опускает взгляд на нитку жемчуга в своей руке, а затем прячет ее в сундучок и осторожно закрывает крышку. – Я имею в виду, что это платье не связано ни с какими ожиданиями.
Вот только вряд ли это так, даже если ему этого хочется. Там, где существует привязанность, есть и ожидания.
– Если это так, то я с радостью надену его, – отвечаю я, стараясь соблюдать тонкую грань вежливости, но при этом не давать ложных надежд.
А еще защитить свое сердце, сохранив его для Бастьена.
Мои слова вызывают у Каза искреннюю улыбку, и я тут же отвожу взгляд, чтобы не начать любоваться ямочками на его щеках. А затем выскакиваю из комнаты на своем костыле.
«Это всего лишь платье, Аилесса. Никаких ложных надежд. Никаких ожиданий».
Я не могу перестать пялиться на одну из служанок в большом зале. Это ее волосы. С рыжиной. Далеко не идеальный оттенок каштановых волос Аилессы. Вдобавок такие же длинные и волнистые, как у нее. А когда девушка время от времени переходит в места, куда не дотягивается свет от массивной люстры, то ее волосы кажутся немного темнее. Прям как сейчас. И если не вглядываться, то можно решить, что я смотрю на…
– Всем остановиться!
Я резко втягиваю воздух. Мимо моего укрытия проходит мужчина, вынуждая меня отодвинуться от края гобелена в закуток между тканью и стеной. Если бы мужчина не нес в руках ящик, закрывавший его лицо, то он бы точно заметил мою высунувшуюся голову.
Я прижимаюсь спиной к прохладным камням. А затем разминаю сжатые в кулаки пальцы. Торчу здесь уже довольно долго, выжидая подходящего момента, чтобы прокрасться к дереву в горшке, куда Сабина кинула костяной нож. Но большой зал наполнен слугами, готовящимися к первому фестивалю Ла Льезон.
– У нас чрезвычайная ситуация! – заявляет мужчина.
Бам. Он с грохотом ставит ящик на стол.
– Вы только посмотрите. Это свечи из жира, а не пчелиного воска. – Он замолкает на мгновение, ожидая возмущенных вздохов. Но вокруг царит тишина. – Видимо, свечник не получил наш заказ, а все магазины Довра закрыты на праздник. – Он вновь замолкает, постукивая ногой по полу. – Неужели мы позволим, чтобы дымящиеся свечи испортили первый фестиваль, на котором будет присутствовать Его Королевское Величество, и оскорбим особого гостя принца?
«Особого гостя»? Я едва сдерживаю усмешку. Это так Казимир называет свою любимую пленницу? Представляю, как Аилесса сидит рядом с ним сегодня вечером и вокруг ее лодыжки обвивается цепь, приковавшая ее к стулу. А затем в памяти вспыхивает другой образ: Аилесса в катакомбах со связанными веревкой руками и ногами. Связанными мной. Внутри все переворачивается. Да, я тоже похитил ее, но при этом считал, что она бессердечная убийца. И никогда не притворялся, будто спасаю ее, как это сделал принц.
– Ответ «нет», – продолжает мужчина. Видимо, он дворецкий. – И вот как мы спасемся из этой ситуации. Вы обыщете замок и осмотрите все канделябры, фонари и подсвечники, выискивая любые свечи из пчелиного воска. Забирайте их, даже если они уже зажжены. Самые высокие из них мы установим на главном столе, а остальные используем для других мест. – Он дважды хлопает в ладоши. – Что стоите? Поторопитесь!
Слышится топот ног. И шепотки десятка собравшихся слуг стихают, когда они разбегаются в разные стороны. А затем, судя по решительным шагам, дворецкий следует за ними.
Теперь у меня появился шанс.
Я выскальзываю из-за гобелена и осматриваю зал, чтобы убедиться, что все разошлись, и бросаюсь к дереву в горшке, стоящему у другой стены. К счастью, поблизости нет гвардейцев. Казимир приказал им обыскать замок на случай, если Сабина пришла не одна.
Сабина. Я невольно стискиваю зубы. Почему она сбежала так внезапно? Она же с легкостью могла отбиться от принца и его людей. Могла бы просто отвлечь их, а я бы за это время освободил Аилессу. Но теперь мне придется все делать самому – после того, как Аилесса убьет Казимира.
Я достаю костяной нож из дерева в горшке и, развернувшись, шагаю обратно. В коридор, который ведет к лестнице на третий этаж. Сабина должна была проверить королевские покои, а я планировал обыскать темницу, но судя по сказанному Казимиром – что он хочет, чтобы слуги добавили полевых цветов для Аилессы, – предполагаю, он держит ее в одной из лучших комнат Бо Пале. Но вряд ли стоит считать принца заботливым, скорее, он манипулирует Аилессой.
Впереди появляется лестница – с массивными ступенями из известняка, с мраморными столбиками и железными перилами. Ее покрывает бархатная дорожка цвета лесной зелени. Наверное, на деньги, которые отдали за нее, можно было бы целый месяц кормить всех беспризорников Довра.
Я быстро поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Колотая рана пульсирует в боку, но я не замедляюсь. Скоро должны вернуться гвардейцы и…
Парень-слуга с взъерошенными волосами появляется из-за угла следующего пролета. С виду он младше меня года на три, ему четырнадцать или пятнадцать, а его руки заняты пятью восковыми свечами. Парнишка внимательно смотрит себе под ноги, лениво напевая что-то себе под нос.
А я замираю на восьми ступенях ниже, сжимая в кулаке костяной нож. Дергаю рукой, чтобы скрыть это. Но уже слишком поздно. Парнишка поднимает глаза. Они карего цвета с легкой рыжинкой, всего на оттенок темнее, чем у Аилессы. Я вижу ее в каждом встречном. Но ее лицо не побледнело бы при виде вооруженного незнакомца. Она бы на месте парнишки разозлилась. А затем встала бы в защитную стойку и приготовилась дать отпор.
– Я не сделаю тебе больно, – говорю я. – Просто не…
– Помогите! – кричит он во всю силу своих легких.
– …кричи.
Мои плечи опускаются. Громкие голоса и топот сапог эхом доносятся сверху из коридора внизу.
Merde.
Я перескакиваю последние ступени до парнишки. А он швыряет в меня две свечи.
– Ай! – вскрикиваю я, когда третья отскакивает от моего лба. – Перестань!
Я отбиваю четвертую, которая летела мне прямо в глаз. А затем преодолеваю последние три ступеньки и пытаюсь схватить его. Парнишка пытается отбиться от меня последней свечой, но я вырываю ее из его рук и выбрасываю с лестницы.
– Помогите! – снова кричит он.
– Да замолчи ты. – Я прижимаю его к стене и подношу костяной нож к его горлу. – Я же сказал, что не сделаю тебе больно.
Придется взять его в заложники. На какое-то время. Только так я смогу скрыться от гвардейцев.
Парнишку сильно трясет. Он худой и хрупкий на вид. И даже не пытался дать мне отпор, потому что просто не знает, как это сделать.
Стук гвардейских сапог звучит громче. А затем раздаются крики, призывающие доложить принцу Казимиру о произошедшем. Парнишка тихо хнычет, отчего у него начинают течь сопли.
«Пожалуйста», – одними губами произносит он.
Мышцы на его шее напрягаются, когда он пытается отодвинуться от ножа.
Я покрываюсь потом. Перехватываю рукоятку покрепче. Ладони стали липкими. Нет, я не могу поступить так снова – взять другого человека в плен ради собственной выгоды.
Поэтому опускаю нож. А затем отступаю назад и киваю в сторону.
– Иди.
Мой голос звучит хрипло и грубо. Как теперь освободить Аилессу?
Мальчишка срывается с места и, протиснувшись мимо меня, уносится вниз по лестнице. Навстречу ему выскакивают два гвардейца и, пропустив парнишку, бросаются ко мне. Еще трое спускаются с верхнего пролета.
– Арестуйте вора!
Я поднимаю голову. С третьего этажа замка, перегнувшись через перила, на меня смотрит принц Казимир. Его плечи расправлены, и даже отсюда чувствуется уверенность.
Выхватываю второй нож и просчитываю свои шансы на побег. Они не очень большие, учитывая травмированную спину. Скорее, даже нулевые.
Я быстро прячу костяной нож в ножны, а затем сжимаю второй нож в зубах. И как только первый гвардеец, поднявшийся снизу, протягивает руку, чтобы схватить меня, перепрыгиваю через перила и цепляюсь за них с другой стороны. Носками ботинок я упираюсь в край едва выступающих за перила ступеней, а затем начинаю спускаться вниз так быстро, как только могу.
Но гвардейцы уже бросились за мной.
Увидев, что до пола осталось метра два, я прыгаю. Колотую рану тут же простреливает боль. Но я вытаскиваю нож изо рта и заставляю себя двигаться вперед.
Несусь по коридору в сторону большого зала и к фойе, из которого можно выбраться во внутренний двор и дальше к колодцу замка.
«Прости, Аилесса. – Грудь пронзает острая боль. – Я вернусь за тобой, обещаю».
Надеюсь, в следующий раз ее лучшая подруга не бросит меня, выпрыгнув в витражное окно.
И лучше бы Сабине пережить это падение. До реки очень далеко, в чем я убедился сам, подкравшись к разбитому окну после того, как Казимир с гвардейцами ушли.
Гвардейцы уже догоняют. Я ускоряюсь и уже добрался до первой колонны большого зала. Она обвита гирляндами из полевых цветов, как приказал Казимир, чтобы порадовать Аилессу.
Его слова, сказанные Сабине, звучат у меня в голове: «Аилесса не пленница. Я пригласил ее погостить в замке, и она согласилась». Из горла вырывается смешок, от которого остается горечь во рту. Какой искусный лжец станет королем Южной Галлы.
Я пробегаю мимо второй колонны. И тут из-за нее выскакивает крупный гвардеец, сбивая меня с ног. Я падаю, рука ударяется о каменный пол. Нож вылетает из руки и отлетает на несколько метров в сторону.
Воздух с трудом проникает в легкие. Спина горит. А гвардейцы, которые бежали позади, почти догнали меня. Сбивший меня с ног мужчина подходит ближе.
Похоже, мне не сбежать.
Я пинаю пяткой по голени ближайшего гвардейца и отползаю ко второй колонне. Затем вытаскиваю костяной нож из ножен. Еще один гвардеец хватает меня за левую руку. Но я успеваю засунуть костяной нож под гирлянду у основания колонны. Нельзя, чтобы они забрали его. Он нужен Аилессе, чтобы убить Казимира. Чтобы продолжить жить.
Третий гвардеец дергает меня за воротник. И его толстый кулак летит мне в лицо.
Боль пронзает череп. И мир погружается во тьму.