– Дорогой, поздравляю! Ты стал папой! – устало произношу. Я только что родила и еще слишком слаба, руки с трудом удерживают телефон.
– У меня родился сын? – спрашивает муж.
– Не совсем, – отвечаю, переводя дыхание. Мы до последнего не знали пол малыша. – Дочка!
В моей груди столько счастья, что кажется, я способна весь мир им озарить! Я стала мамочкой! У меня есть самая прекрасная на всем свете малышка!
– Девочка? – произносит брезгливо. – Ты должна была родить мне сына! Мне дочь не нужна!
– Но… – начинаю говорить, только мне не позволяют продолжить. Муж взрывается гневной тирадой, врачи мягко просят отключить телефон.
Завершаю вызов, глядя в обеспокоенные глаза неонатологов.
– Что-то случилось? – Тревога разрастается в груди.
Поворачиваю голову в сторону, нахожу взглядом свое сокровище. Выдыхаю. Моя малышка мирно лежит под лампой и спит.
– Вашей дочке нужна срочная операция. – Мир вокруг разбивается на части. Врач продолжает что-то говорить, объясняет, но я толком ничего не слышу. Словно мне в уши воткнули беруши, и происходящее воспринимается словно белый шум. – Мы подготовили документы на перевод, – протягивает мне планшет с прикрепленным листом и ручку. – Пожалуйста, подпишите.
Я не понимаю, что происходит. В голове каша.
Покорно беру ручку, ставлю подпись, мне делают укол, и я проваливаюсь в сон.
Прихожу в себя уже в палате.
– Как вы? Все в порядке? – Надо мной склоняется молоденькая медсестра.
– Где я? Где моя дочь? – испуганно озираюсь по сторонам в поисках моей малышки, но ее нигде нет.
– Сейчас подойдет доктор и все вам объяснит, – успокаивает меня девушка. – Вы в палате, не переживайте. Я скоро подойду, – направляется к выходу. – Позову врача.
Медсестра уходит, оставляя меня одну. В палате, помимо меня, никого нет.
Тоскливо…
Сердце не на месте, мне очень тревожно. Где моя дочка? Я не думала, что после родов нас разлучат.
Белые стены палаты не успокаивают, а начинают только раздражать. Я едва перебарываю в себе острое желание подняться и выйти в коридор.
Но меня предупредили, что нельзя вставать. Нужно лежать на животе до тех пор, пока не придет врач.
Закрываю глаза, жду медиков.
Как же медленно тянется время…
Меня осматривают, спрашивают о самочувствии, разрешают садиться. Мне даже можно немного попить и поесть.
Тело болит, слабость такая, что ноги до сих пор трясутся. Не понимаю, как после подобного женщины решаются на второго и на третьего? А ведь есть такие, у которых вообще семь детей!
Гинеколог уходит, после него приходят педиатр и неонатолог. Они с сочувствием смотрят на меня, присаживаются на стул, что стоит рядом с кроватью, и принимаются мне объяснять.
Только вот их термины для меня мало что значат. Я знаю одно – моя дочь не со мной.
Пока медики рядом, я держусь. Перед тем как они скроются за дверью, прошу подать мне телефон и набираю номер единственного, кто в состоянии понять мои переживания и мое горе. Мужа.
Он ведь сегодня стал отцом.
– Савва, – шепчу. Не хочу плакать, но слезы сами льются из глаз.
Нашу дочку увезли, я ее даже толком не видела…
Я очень многое хочу сказать мужу, но знаю его ранимую душу и поэтому держу себя в руках. Все, что касается здоровья, он принимает очень близко к сердцу.
Нашей малышке требуется срочная операция и обследование. Врачи подозревают у нее редкий, но опасный для жизни порок развития. Он успешно лечится и в последующем не беспокоит, но лечение нужно начинать немедленно.
Мне объяснили, что иногда так происходит и я не виновата в том, что это случилось. Медицина не стоит на месте, а после одной операции моя малышка будет жить нормальной, полноценной жизнью.
Наш порок поправим, и не будет никаких негативных последствий. Но нужно меры принимать прямо сейчас.
Наговорили мне очень много. Объяснили, успокоили.
Заверили, что моя дочка уже в самолете и ее вот-вот уже привезут к самым лучшим врачам. Попросили успокоиться и спокойно восстанавливаться после родов.
Обещали выписать меня как можно быстрее. Сразу после выписки я смогу полететь и увидеть дочь.
Нам с ней в некотором роде повезло. Один из сильнейших медицинских центров договорился с нашим роддомом в случае появления деток с подобным пороком немедленно отправлять их туда.
– Нашу дочку увезли в областной центр. – Мне приходится задержать дыхание. Рыдания рвутся наружу, их не остановить.
– Не нашу дочку, а твою! – взрывается муж. – Мне дочь не нужна! Ты мне сына обещала!
– Савелий! Ты вообще слышишь меня?! – тут уже взрываюсь я.
Разве можно быть таким истуканом?! Говорю ему, что проблемы с ребенком, а он на меня ругается, что я ему дочь родила!
– У нашей дочери… – начинаю. Но муж перебивает меня.
– Не у нашей! – отрезает жестко. – У твоей! Мне дочь не нужна!
– В смысле? – произношу на выдохе. Я в шоке.
– В прямом! – заявляет. – Либо ты отказываешься от ребенка, и тогда так уж и быть я приму тебя, рожавшую, обратно. Попробуем еще раз с тобой заделать мне пацана.
– Либо? – спрашиваю, не веря своим ушам. Мир в очередной раз решил ударить меня под дых, ком в горле не позволяет дышать.
– Либо ты убираешься из моей жизни и занимаешься сама своим ребенком! – отрезает. – Повторяю еще раз. Для особо тупых. Мне нужен сын! Дочь мне не нужна!
– Дочка, привет! – В телефонной трубке раздается голос матери. – Савелий звонил, сказал, что ты его подвела.
И она туда же…
– Это я его подвела? – От несправедливости опять слезы наворачиваются на глаза. Разве так можно? Обвинять невесть в чем.
Я и так чувствую себя просто ужасно, так еще моя семья, видимо, окончательно решила меня добить. С такими родственниками врагов не надо! Любого уничтожат, даже повода не обязательно давать.
– Мама, я родила! – произношу с надрывом.
– Больного ребенка! – перебивает и продолжает брезгливо: – Это все из-за того, что ты в городе всю беременность жила! Я ж тебе говорила, переезжай в деревню! Вон какой дом Савелий отгрохал! Жила б там себе да жила и в ус не дула! А теперь пиши отказную от ребенка и никому больше не смей говорить, что девочка жива!
– Мама! – ахаю. Сажусь на кровать.
Тут же вскрикиваю от боли и ложусь на бок. Мне еще две недели нельзя будет сидеть. Во время родов сильно «порвалась».
– Я тебе сказала, что сделать! – продолжает гнуть свою линию мать. – Отказывайся от ребенка, возвращайся к Савелию. Будешь покорной женой, получится родить пацана.
– Но у нас уже есть дочь, – шепчу. Жгучие соленые слезы безостановочным потоком льются из глаз.
– Доченька моя, – говорит таким тоном, словно все на свете уже повидала, – послушай меня, я прожила гораздо больше твоего. Не трать свое время на больного ребенка. Ты умная, красивая девушка. Здоровая! И твои дети такими же должны быть! От нормального мужчины. Ты меня поняла?
Слушаю маму и понимаю, что вокруг меня сплошные моральные уроды. Эгоисты до мозга костей.
Разве можно быть настолько жестокими? Думают только о себе?
Когда там малышка моя… Она ни в чем не виновата… Ей страшно и плохо без меня.
– Я тебя поняла, – отвечаю на автомате. – Предельно ясно.
– Вот и умница, – продолжает уже совершенно иным тоном. Более нежным и сочувствующим. Если она вообще способна на проявление подобных эмоций. – Восстанавливайся и возвращайся к мужу. Мириться. У него доброе сердце, глядишь, и примет тебя назад.
– В смысле «примет назад»? – хмурюсь. Я едва сдерживаюсь, чтобы не высказать все, что думаю по этому поводу. – Сава – мой муж! У нас с ним родился ребенок! Мама, что за бред ты несешь?!
– Это не бред! – отрезает жестко. – Савелий – прекрасный мужчина, не то что тот твой хирург, – выплевывает с презрением.
От упоминания Миши сердце пронзает острая боль. Майоров был моей первой и самой большой любовью, я ночами грезила о нем. Только вот он меня предал. И поэтому мы разошлись.
Тогда-то и попался на моем жизненном пути Савелий. Точнее, он сын маминой подруги, и они как бы случайно несколько раз нас сводили вместе.
Сава казался интересным и необычным мужчиной, начал проявлять ко мне знаки внимания, а я в попытках забыть Мишу им поддалась.
– Прекрати, – прошу мать. – И без тебя тошно.
– Тошно ей! – фыркает. – Нашлась мне тут принцесса! Раньше в поле рожали и шли дальше косить! А ты лежишь в отдельной палате под присмотром лучших врачей и еще смеешь говорить, что тебе тошно!
– Да плевать мне на палату и на врачей ваших! – взрываюсь. Выносить и выслушивать дальше подобную чушь не собираюсь.
Я хотела поехать рожать в обычный роддом. Он находится неподалеку от нашего дома, там меня всю беременность наблюдали, делали скрининги и брали анализы. Там мой врач.
Но мама и Сава настояли на другом месте. Отвезли меня в новый медицинский центр и убедили рожать там. Я согласилась.
И вот сейчас лежу одна в шикарной палате и не знаю, куда себя деть. Мне плохо.
Где-то там далеко лежит моя доченька. Моя кровинушка. Мое сердечко.
Она одна! Сердце разрывается при мысли об этом. Руки сводит от острого желания прикоснуться к своей малышке, убаюкать ее, покачать, прижать к груди и поцеловать.
Понюхать сладкую макушку, посчитать пальчики, поцеловать каждый ноготок!
А они…
Что Сава, что мама… Еще и меня обвиняют… Каждый в своем.
– Я уже всем сказала, что ты мертвого мальчика родила. Обвинила врачей в халатности и недосмотре. Набрали молодняк всякий, деньги с людей сдирают в три шкуры, а ничего делать не хотят. – Мама говорит без остановки. – Тебе остается только подтвердить правдивость моих слов и все!
Чем больше слушаю ее, тем противнее становится. Хочется завершить вызов и больше никогда его не принимать.
– Мама… – Догадка мелькает в голове. Если я окажусь права, то…
Меня накрывает ужас. Разве можно так поступить? Ведь это ужасно!
– Помнишь, ты беременная ходила, когда я во второй класс пошла? – От волнения меня начинает трясти. – Ты потом сказала, что мой брат умер во время родов. – Голос дрожит. – Скажи, там что-то во время родов случилось? Или, – делаю глубокий вдох, – ты родила больного ребенка и отказалась от него, а всем остальным сказала, что твой ребенок умер?
– Эля! Не неси чушь! – начинает говорить на повышенных тонах. – Тебе сейчас думать о себе нужно, а не о каком-то ребенке!
Убираю телефон от уха, не глядя завершаю вызов и бросаю его под подушку. Видеть его не хочу! Слышать никого не желаю!
Бред… Какой же вокруг меня царит бред…
Поднимаюсь, со спинки кровати забираю полотенце и ухожу в душ. Мне нужно помыться! Я хочу смыть с себя всю эту грязь.
Подходя к душевой, слышу, как под подушкой вибрирует сотовый. Наверное, мама звонит высказать свое возмущение. Как так! Она мать, а я посмела не дослушав кинуть трубку.
Ох… Чувствую, тирада та еще мне предстоит.
Да и плевать! Все на свете выдержу! Лишь бы к дочери скорее поехать! Отказываться от нее я не собираюсь ни под каким давлением. Анечка – моя самая любимая и прекрасная дочь!
Вылечимся, встанем на ноги и заживем! Все у нас будет прекрасно! Но пока… Пока мне бы смыть с себя всю ту грязь, что вместо поддержки вылили на меня самые близкие люди. Видеть никого из них не хочу.
– Элеонора Борисовна! – В дверь раздается стук. По голосу понимаю, что в палату вошла медсестра.
– Я в душе! – кричу. Надеюсь, услышит.
– Вам доставка, – говорит, подходя к двери в помывочную.
– Доставка? Мне? – удивляюсь. – Я ничего не заказывала.
– Написано ваше имя и палата, – отвечает уверенно. – Других рожениц с таким именем у нас нет.
– Спасибо, – произношу с толикой сомнения. Принимаюсь быстрее вытираться и выхожу в коридор.
В палате уже никого. На кровати стоит пакет. Он не прозрачный, и что там находится, я не имею ни малейшего понятия. Рядом с пакетом лежит шикарный букет из бело-розовых пионов. Мои самые любимые цветы.
«Моя любимая доченька! Поздравляю тебя с рождением малышки! Здоровья и счастья вам!
Папа».
Читаю записку и даже не смахиваю слезы. Они капают из глаз, попадают на бумагу, написанные от руки буквы расплываются.
Папа…
В голове словно щелкает что-то. Сердце начинает стучать быстро, я хватаю записку и выскакиваю в коридор. Смотрю по сторонам, но медсестры на месте нет. На посту пусто.
Возвращаюсь в палату, достаю из-под подушки телефон и дрожащими от волнения пальцами принимаюсь снимать блокировку.
Промахиваюсь мимо точек, графический ключ даже с пятой попытки ввести не получается.
А-а-а! Блин! Ну что же делать?!
Словно почувствовав мое отчаяние и мысли, телефон оживает и начинает звонить.
– Папа! Привет! – тут же принимаю вызов. В ушах от волнения шумит.
– Здравствуй, доченька. – В динамике раздается голос отца. – Как ты?
– Не очень, – признаюсь. Скрывать правду не собираюсь. Мне плохо, у меня горе. И все вокруг только и делают, что наезжают.
– Тяжелые роды? – спрашивает с сочувствием.
– И это тоже, – тяжко вздыхаю. – У меня дочка не совсем здоровая родилась, – признаюсь.
Скрывать и прятать Анечку не собираюсь. Она мое сокровище, и мы будем жить с ней вместе!
– Насколько все плохо? – тут же оживляется папа. – Ты ей нужна! Ты только не вздумай ее бросать! – говорит в сердцах.
Слушаю его, а меня душат слезы. Я не могу ничего сказать.
– Элечка, не слушай свою мать, подруг и мужа, – продолжает папа. – Они не друзья тебе, раз заставляют бросить дочь! Ты нужна своей малышке. Очень сильно! Даже не вздумай соглашаться на требование матери! Я знаю, она уже по тебе прошлась.
– Пап, – шепчу. Громче говорить не выходит. – Ты далеко? Сможешь ко мне приехать?
У меня роды по контракту. Я лежу в отдельной палате. Мне разрешены посещения.
Почему бы не воспользоваться всем, за что заплатил мой муж?
– Буду у тебя через двадцать минут, – отзывается папа. – Жди!
– Угу, – киваю. Сама говорить не могу, кусаю губы.
Рыдания душат, и мне не справиться с ними. Они оказываются сильнее.
Встаю напротив окна, дышу медленно и глубоко, пытаюсь себя успокоить. Молоко вот-вот должно прийти, нельзя волноваться, иначе пропадет.
Моей девочке нужна сильная и уверенная в себе мама. Я стану такой! Ради нее! Вновь думаю о своей малышке, своей кровинушке. Как там она? Что с ней?
Врачи обещали дать номер телефона и сказать, когда можно позвонить в клинику, куда Анечку увезли.
Скорее бы…
Сил ждать практически не осталось.
– К вам посетитель. – В палату заглядывает медсестра и выдергивает меня из печальных мыслей. – Вы ждете кого-то?
– Да, – спохватываюсь. – Ко мне должен приехать отец.
– Сейчас провожу, – соглашается. – Сильно с ним не засиживайтесь, – предупреждает. – Скоро будет вечерний обход.
– Не беспокойтесь! – спешу успокоить медсестру. – Он уйдет, как только потребуется.
– Хорошо, – кивает. – Готовьтесь. Я его сейчас к вам приведу.
Не проходит и трех минут, как дверь в палату опять открывается, и я вижу на пороге человека, с которым мы не встречались уже несколько лет. Мама категорически против моего общения с отцом. Если она узнает, что мы нашли друг друга и общаемся, то с потрохами сожрет.
– Здравствуй, дочка. – Папа раскрывает свои широкие объятия. Не глядя ступаю вперед, прижимаюсь к крепкой мужской груди и закрываю глаза. Слезы бегут. – Ш-ш-ш. – Папа гладит меня по голове, успокаивая. – Все будет в порядке. Ты не одна! Мы со всем справимся.
– Саныч, проснись! – раздается в динамике голос дежурного реаниматолога. – Возвращайся в отделение!
– Ты издеваешься? – сажусь на кровать, с трудом продирая глаза. Смотрю на стоящий на прикроватной тумбочке будильник. – Десять утра! Я только с дежурства вернулся.
Сегодня была очень тяжелая ночь. Собственно, как всегда, когда я на дежурстве. Словно вселенная знает, что самые сложные случаи нужно везти именно ко мне.
Три экстренных операции, пять новорожденных в реанимации. За каждым нужно проследить, проверить показатели, назначить анализы.
Просто трындец!
Еле до дома дополз. Зашел в квартиру, покормил кота, и в чем был, так и завалился на кровать. Тут же отключился.
– К нам везут новорожденного, – продолжает Петрович. Он знает, что я все равно слушаю. – Атрезия ануса и прямой кишки без свища, атрезия пищевода, подозрение на пузырно-мочеточниковый рефлюкс, – сыплет диагнозами. – С момента рождения прошло тридцать часов.
– Сколько?! – не верю своим ушам. Глаза раскрываются сами, остатки сна моментально улетучиваются.
– Тридцать, – повторяет. Петрович так же, как и я, прекрасно понимает, что у малыша осталось на жизнь восемнадцать часов.
Твою мать! Неонатологии совсем охренели?! Как такое произошло?
– Его с северного полюса, что ли, везли? – спрашиваю едко. Раздражение и злость зарождаются в груди.
Куда смотрят врачи? Блин! Ну почему до сих пор подобные диагнозы не научились распознавать во время беременности?!
Хоть волосы на голове рви!
У этого малыша практически не осталось времени. Потом его будет уже не спасти. Интоксикация, перитонит, да все что угодно!
Откладывать ни на секунду нельзя!
– Практически, – хмыкает. – Из Заполярья.
– Охренеть, – единственное, что вырывается у меня.
Вот же «повезло» так «повезло» кому-то… Хотя… С учетом погодных условий малыша вообще могли не успеть к нам доставить.
– Ты приедешь или мне Рузанову вызывать? – Петрович не отступает, сразу бьет по больному. Знает, что я никому из отделения не позволю своего пациента забрать.
Это мой профиль. Мои дети! И только я буду их оперировать!
– Ага! Чтобы потом я опять за ней все исправлял? – ухмыляюсь со злостью. – Спасибо, не нужно. Я еду. Оперировать буду сам!
Рузанова своими неумелыми действиями уже покалечила несколько малышей. Не знаю, как до сих пор ее не уволили по статье, но своих пациентов ей на стол ни в коем случае не дам.
Ей не в детскую хирургию нужно, а на рынок мясом торговать! Там толку больше будет.
Ни желания учиться и развиваться, ни скрупулезности, ни повышенной внимательности. Ничего этого нет! Только гонор и психи. Что совершенно противопоказано хирургу.
– Скоро буду, – устало потираю переносицу. Голова трещит. Мне бы поспать.
Покой нам только снится! Усмехаюсь. Никакой личной жизни, как сказал бы мой брат.
В моем случае подобная работа – самое настоящее спасение. Личная жизнь мне не нужна.
Была уже… Чуть всего потом не лишился.
Спасибо, что сам остался цел!
– Ты с какой бригадой работать будешь? – Петрович выдергивает меня из невеселых мыслей. Трясу головой, выкидывая прошлое. – Дежурной или своей? – уточняет.
Он в курсе, что детки с атрезией не так просты, как могут показаться на первый взгляд. Прежде чем брать их на стол, нужно сделать массу обследований. Проверить прочие пороки развития, пройтись по списку. Дел невпроворот!
– Без обид, но ты знаешь мои принципы, – говорю своему другу. Петрович – отличный специалист, он довольно давно работает в центре и всякого на своем веку повидал. – Я работаю исключительно со своими.
– Ну тогда сам этот вопрос решай, – тут же отзывается. – Я к Альбертовне не пойду.
– Не переживай, все решим! – обещаю. А сам тем временем думаю, как бы по дороге в больницу не отключиться. – Через сколько ребенок будет в отделении? – уточняю. Мне нужно по минутам все рассчитать.
– Думаю, у тебя времени чуть меньше часа, – задумчиво произносит друг.
Смотрю на часы, засекаю время. Успеть бы все подготовить до приезда малыша.
– Петрович, сможешь забить для меня рентген, УЗИ, ЭКГ? – перечисляю необходимые обследования.
– Да, не переживай! – спешит меня успокоить. – Все сделаю в лучшем виде. Не впервой!
– О да, – ухмыляюсь.
Кто-кто, а Санек за свою жизнь успел пройти огонь, воду и медные трубы. Каких деток он только не видел, каких только не вытаскивал с того света… Спасал даже тех, на ком другие уже крест поставили.
Именно на этом мы с ним изначально сошлись. Ни Саня, ни я руки не опускаем. До последнего боремся за маленьких пациентов!
– Анестезиологом на операцию пойдешь? – спрашиваю. Мне комфортно, когда он со мной в одной бригаде.
Хоть в нашем конкретном случае риски для жизни ребенка минимальны, но лучше все заранее предусмотреть.
– Спрашивает еще! – ухмыляется. – Конечно! Давненько я таких детей не встречал.
– У меня только на прошлой неделе был подобный, – вспоминаю. Сейчас этот малыш спит, восстанавливается. У него все хорошо.
– Так, давай к делу. – Петрович возвращает разговор в рабочее русло. – Ты вызываешь своих, операционных медсестер оставляем? Сегодня Ирочка и Лизонька дежурят.
– Отлично! – выдыхаю. – Оставляй!
– Ну тогда я погнал выбивать для маленького пациента время и аппараты, а ты давай скорее приезжай! – говорит, идя по коридору. По эху и хлопкам дверей я даже примерно представляю, где именно он идет.
– Обследования без меня не начинать! – предупреждаю. – Понял?
– Я-то понял, – усмехается. – Это ты другим будешь объяснять.
– Еду я! Е-ду! – повторяю.
– Слышу, – ржет. – Ты ж еще дома. Голову от подушки не можешь поднять!
– Да пошел ты! – беззлобно отвечаю. – Буду через тридцать минут.
– Засекаю! – усмехается. И ведь он засечет время. Я в этом уверен!
– Жди! – парирую.
– Время пошло!