«Привет всем и добро пожаловать на мой канал. Я – Райя Сильвер из школы Сильверскин-Мэджик, и сегодня мы обучимся стандартному раскладу из трех карт».
Женщина в видеоролике на YouTube сидит, скрестив ноги, в плетеном кресле, на фоне невероятно эффектной эзотерической лавки в Новом Орлеане, которая также является ее семейным домом. У Райи два ребенка, собака, кошка и третий глаз.
За два часа она меня полностью очаровала.
Я узнала многое. Узнала, что карты с «номерами и лицами», вроде «Смерти», «Мага» или «Жрицы» – это как бы основные персонажи Таро, и они называются «старшими арканами». Остальные – это масти, как в обычных игральных картах, и они называются «младшими арканами». Кубки символизируют эмоции. Мечи – разум. Жезлы олицетворяют страсти. Пентакли – деньги.
«Мечи, кубки, жезлы, пентакли, – написано в электронном учебнике Райи. – Голова, сердце, чресла, ступни».
«Для начала разогрейтесь, как следует перетасовав колоду», – учит она, и карты легко слетают с ее пальцев, трепеща в воздухе словно шелковые ленты. Я пытаюсь подражать ее движениям, карты падают и рассыпаются по всей кровати. Я все еще стараюсь отточить свою технику тасования.
«Если же вы читаете карты для кого-то другого, пусть их перетасует этот человек. Карты – это живые создания со своим дыханием. Им нужно пропитаться энергией того, для кого вы делаете расклад. Затем попросите клиента разделить колоду на три части левой рукой и снова сложить их. Разверните карты веером, чтобы у него был большой выбор».
Я делаю, как она говорит.
«Теперь возьмите эти три карты. Они представляют собой прошедшее, настоящее и будущее».
Я тщательно выбираю три карты и переворачиваю их.
«Луна», «Колесница» и «Башня». «Луна» – это просто луна, большая и яркая, переливающаяся перламутром. «Колесница» – мужчина, стоящий на колеснице, запряженной двумя совершенно безумными на вид конями. Из всех карт тревожит меня лишь «Башня». Выглядит она ужасно. Средневекового вида башня, разломанная пополам, языки пламени лижут камни. С нее падают два человека, и понятно, что гибели им не избежать. От нее у меня идут мурашки по спине. Но я доверяю Райе. Она говорит, что по-настоящему плохих карт не бывает, что во всем есть своя хорошая сторона, и я ей верю.
Поставив видео на паузу, я включаю Kindle, чтобы прочитать описания карт Райи Сильвер. Все ее интерпретации дружелюбны, длиной с обычное текстовое сообщение, написанные обычным языком, а не какой-нибудь магической заумью. Вот почему она мне так понравилась. Она похожа на подругу.
ЛУНА: Луна управляет нашими месячными, так что тут есть отчего побеситься. Эта карта олицетворяет нашу подсознательную энергию, возможно нечто, что вы подавляете. Помните, что любое зло рано или поздно всплывет на поверхность!
КОЛЕСНИЦА: Эй! Полегче! Ваша колесница свернет с пути или вы мчитесь настолько быстро, что всем остальным это напоминает хаос. Спросите себя, контролируете ли вы ситуацию, в которой оказались, или нет.
БАШНЯ: Да, я понимаю, выглядит пугающе. По-настоящему плохо. Но иногда старые здания необходимо снести, чтобы построить на их месте что-то новое.
Я снимаю видео с паузы, и Райя объясняет, как связать все три карты вместе. «Используйте свою интуицию, – произносит она с придыханием. – Пусть карты говорят друг с другом».
Я пристально смотрю на них и пытаюсь понять свои ощущения. Да, угрюмость и задумчивость «Луны» определенно напоминает мне мое настроение в последнее время. Весь прошедший год в школе был наполнен «энергией одиночества». Точнее, если честно, последние два года. Все как будто рассредоточились по своим нишам, а я осталась в стороне, без лучшей подруги, без определенной группы, да и успеваемость хромает. Но далее следует «Колесница», на которой парень пытается сохранить крутую позу, тогда как два его коня едва ли не взбунтовались. Ну да, тоже похоже на меня.
«Сообщите правду о себе, – говорит Райя спокойным, расслабленным голосом, но ее шоколадно-карие глаза пристально глядят на камеру. – Выскажите ее громко».
– В настоящий момент я не очень несчастна, – говорю я вслух и, к моему удивлению, ощущаю, как по щеке из глаза стекает горячая слезинка.
Я быстро смахиваю ее.
И я пытаюсь делать вид, что все в порядке, но это не так.
«Взгляните на свои страхи, – продолжает Райя Сильвер, как будто услышав меня. – Скажите, чего вы боитесь».
– Если я не найду своего места, то, возможно, произойдет что-то очень, очень плохое, – говорю я, но не успеваю как следует погоревать об этом, как меня зовет ужинать отец.
Спустившись, я вижу за столом его одного. Джо куда-то ушла – наверное, домой к Сарре – а мама проверяет экзаменационные работы в прежней комнате Эбби и ужинает тоже там.
– Слышал, что ты устроила Джоан веселую жизнь, – неодобрительно начинает отец, пододвигая мне тарелку с лазаньей.
– Ну, если это она так выразилась…
– Будь повежливей со своей сестрой. Ей и так сейчас нелегко.
– Я вежливая, – говорю я. – Я умею быть вежливой.
– Ты не просто вежливая, Мэйв. Ты хорошая. В тебе много доброты. Просто нужно показать это.
– А в чем разница?
Он треплет по загривку Туту, вставшего на задние лапы в ожидании подачки.
– Вежливые люди улыбнутся, выслушают тебя и скажут: «О нет, как ужасно!» в ответ на грустную историю. Хорошие люди что-то сделают.
Папа тоже был самым младшим ребенком в семье, поэтому он чаще остальных симпатизирует мне. Но он-то был гением в семье идиотов, тогда как я идиотка в семье гениев. А это не одно и то же.
Мы немного беседуем, и он спрашивает, стала ли я лучше учиться, и я вру, что да, стала.
– Как поживает Лили? – спрашивает он, отодвигая от себя тарелку. – Вы до сих пор общаетесь?
– Мы больше не подруги, папа, – быстро отвечаю я и достаю карты из кармана.
– А это еще что такое?
– Карты Таро. Хочешь, сделаю расклад для тебя?
– Не знаю. Расскажешь про всякие неприятности, ожидающие меня в будущем?
– Карты Таро не предсказывают будущее, – говорю я, подражая спокойной, менторской интонации Райи Сильвер. – Они только помогают проанализировать ваше настоящее.
– О господи. Ты что, попала в секту? Я слышал по радио, что в последнее время все больше молодежи попадают в секты, но не думал, что они заманят и тебя.
– Нет. Просто интересуюсь картами. Это часть истории, понимаешь. Ими пользовались в Италии в пятнадцатом веке.
– Значит, увлекаешься теперь историей и Италией? Пожалуй, такой культ мне нравится.
– Вот, – протягиваю я ему колоду. – Перетасуй их. Пропитай их своим соком.
– Моим чем?
– Энергией! Вдохни в них свою энергию! Карты сделаны из бумаги, папа. А бумагу делают из деревьев. Они разумны.
– Э-мм, ну ладно, – говорит он, явно сбитый с толку. – И когда ты раздобыла эти карты?
– Сегодня.
Я заставляю его перетасовать карты и разделить их на три части. Затем раскладываю их веером, как это делала Райя.
– Выбери три.
Он выбирает три карты. Десятка жезлов, двойка кубков, «Шут». Я изучаю их.
– Похоже, ты действительно посвящаешь всего себя работе, – говорю я, указывая на мужчину с вязанкой жезлов на спине. – И в процессе ты, возможно, забываешь о маме. Карты предлагают вам поехать куда-нибудь вместе на выходные или отправиться на какое-нибудь приключение – ну, как бы снова влюбиться друг в друга.
Лицо отца темнеет.
– Да ладно! Не могут они такого говорить!
– Могут!
– Это тебя мать подначила?
– Нет! – восклицаю я возбужденно. – А что? Я права?
– Боо-оо-оже! – Он взъерошивает свои жидкие волосы песочного цвета. – Ну, тогда, я думаю, мы улетаем в Лиссабон.
– Лиссабон?
– Твоя мать в последнее время только и твердит о том, чтобы слетать в Лиссабон. Сейчас как раз дешевые рейсы. И да, я работал как сумасшедший.
– Летите! – говорю я торжественно, радуясь тому, что оказалась права. – В Лиссабон!
– А кто будет следить за тем, чтобы ты каждое утро отправлялась в школу?
– Мне шестнадцать! Я и сама могу позаботиться о себе. К тому же здесь будет Джоан.
Он относит тарелки в раковину и споласкивает их.
– О боже, – повторяет он, все еще в изумлении. – Наверное, надо проверить сайт «Райанэйр».
Я снова перетасовываю карты, довольная своим успехом.
Прежде чем выйти, он поворачивается и говорит:
– Все же интересно, как ты запомнила значения этих карт за один вечер, а таблицу умножения запомнить не можешь.
– Пап! Я знаю таблицу умножения! Мне шестнадцать, а не восемь.
– Сколько будет шестнадцать на восемь?
– Миллион три.
– Неправильно. Сто двадцать восемь.
– Вот, посмотри, – говорю я, вытаскивая из колоды карту. – Это «Смерть». Я бы на твоем месте поспешила заказать билеты.
Он уходит, и я остаюсь наедине со своими картами из Душегубки. Размышляя о том, что пусть он и пошутил с этой математикой, но все же действительно немного странно, что я так хорошо выучила значения карт за один вечер. Но это не похоже на обучение чему-то другому. Они не вылетают у меня из головы в ту же секунду, как я сбиваюсь с мысли, как это бывает со школьными предметами. Они застревают в памяти, как стихи песен. Как поэзия. Как чувства, которые я давно испытывала, но которые наконец-то научилась выражать.
На следующий день мисс Харрис заставляет меня почти весь обеденный перерыв заканчивать уборку Душегубки. Я особенно и не возражаю. Папа мне дал новые батарейки для плеера, поэтому я даже наслаждаюсь работой под «готическую» музыку 1990-х, и мне самой хочется видеть Душегубку чистой и аккуратно прибранной. Карты лежат в переднем кармашке моей школьной сумки, и я борюсь с соблазном поиграть с ними.
За пять минут до звонка мисс Харрис объявляет об успешном окончании работы и говорит, чтобы я поела что-нибудь в общем зале. После вчерашнего инцидента с дверью она явно боится, как бы со мной снова что-то не случилось по ее вине.
Большинство учениц отправились покупать еду в городе, но некоторые остались в школе, не желая разгуливать по февральскому холоду. Лили О’Каллахан сидит в классе в стороне от всех с книгой, почти заслонив глаза темно-русой челкой. На ее висках видны красные пятна – угревая сыпь в тех местах, где жирные волосы касаются кожи. Как часто она сейчас моет голову? Сама по себе Лили не неряха; просто ей не нравится ее тело. Ей не хочется замечать его. Если бы можно было быть мозгом в бутылке, читать книги и рисовать, она была бы гораздо счастливее.
Когда я прохожу мимо, она поднимает голову и напряженно улыбается мне, поправляя слуховой аппарат. Я вижу группу знакомых мне девочек и быстро направляюсь к ним, прошмыгивая мимо Лили, не сказав ни слова.
Почему я так поступаю? Почему так ужасно веду себя с ней, несмотря на то, что мы так долго были вместе?
Я сажусь рядом с ними. У Мишель новая косметика того американского бренда, который явно приходится по душе всем шоу-трансвеститам, и все разговоры у нее только о ней. Цвета в точности такие же, как и в наборе, который можно приобрести за один евро в Urban Decay, о чем я тут же и заявляю, совершая ошибку. Все смеются, а Мишель сердится.
– Извини, – говорю я, посмотрев на ее покрасневшие уши.
Мишель рыжая, так что любая перемена в настроении заметна мгновенно. Некоторое время я сижу молча и просто слушаю их беседу. Но мне быстро это надоедает. Я начинаю ерзать, засовываю руки в карман школьного блейзера и нахожу там карты Таро. Что? Я была уверена, что оставила их в школьной сумке.
На моем лице, похоже, отображается удивление, потому что девочки замолкают и смотрят на меня.
– Ты чего? – спрашивает Мишель. – Смотришь так, как будто кто-то из нас испортил воздух.
– Ничего, – отвечаю я, стараясь придать своему лицу обычное выражение. – Хотите, я погадаю вам на картах Таро?
– На чем?
Я показываю ей и остальным карты.
– Да ты на самом деле не умеешь на них гадать, правда? – спрашивает Мишель.
– Немного умею, – отвечаю я. – Практиковалась прошлым вечером.
Мишель тасует карты и выбирает три. Королева жезлов, тройка кубков и туз пентаклей.
Как и вечером с папой, все сходится просто идеально. Как будто догадаться, о чем говорят карты, проще простого. Я тут же сочиняю для Мишель целую историю о том, как ее творческая страсть к косметике и любовь к подругам являются двойными движущими силами ее жизни и как они приведут ее к успеху.
Мишель заметно впечатлена.
– Ого, Мэйв. А ведь я только вчера вечером завела YouTube-канал, где буду говорить о косметике.
Все громко вздыхают, и я уже ощущаю, что тема карт Таро обещает быть очень популярной.
– Да ты что!
– Да! Посмотрите! Сейчас покажу!
Она достает телефон и открывает YouTube. И действительно: вот он, канал, с нулем подписчиков и серым кружком вместо фотографии, называется SweetShellFaces. Мишель сгорает от смущения, показывая нам его, и всячески пытается подчеркнуть странность карточного предсказания.
– Не волнуйся. Карты говорят, это хорошая идея.
– Правда?
– Точно. Посмотри на них!
Я объясняю, что королева жезлов говорит о творческом даре женщины, тройка кубков – о дружбе, а туз пентаклей о финансовом успехе.
С этого момента на всех переменах я только и делаю, что раскладываю Таро. Все считают, что это какая-то магия, что я экстрасенс, но как бы мне ни хотелось и самой верить в свой скрытый дар, я понимаю, что это не так. Просто нужно знать значения карт, и нужно хорошо знать этих девочек. Когда Беки Линч вытягивает тройку мечей, я понимаю, что боль этой карты относится к разводу ее родителей. Когда в раскладе для Нив всплывает карта «Смерть», все вскрикивают, но я знаю, что карта указывает на то, что недавно Нив пришлось расстаться с любимой лошадью, потому что ее семья переехала из дальнего захолустья в центр города.
– Джипси же не умрет, правда? – спрашивает она в слезах.
Все в классе приближаются к нам, заинтересованные разворачивающейся на их глазах драмой.
– Нет, – говорю я после долгой паузы, потому что общее настроение театральности передалось и мне. – Просто ты должна смириться с тем, что Джипси осталась в твоей прошлой жизни, а теперь начнется что-то новое.
За пару дней о том, что я гадаю на Таро, узнают все наши одногодки в школе. Однажды, когда я направляюсь в туалет, передо мной возникает Фиона Баттерсфилд и просит сделать расклад ей.
– Привет! – говорит она. – Это ты та самая гадалка?
– Э-ээ… Фиона… – бормочу я в замешательстве.
Фиона Баттерсфилд меня немного пугает. У нас только один общий урок, но она своего рода знаменитость среди наших сверстниц. Она одна из тех учениц, что посещает театральный кружок по субботам, и при этом ей удается делать это с достоинством. Причем она занимается там давно. Некоторые бывшие старшеклассницы уже поступили в колледж, но она до сих пор общается с ними и даже участвует в их пьесах.
– Тебя тоже зовут Фиона? – спрашивает она удивленно.
– Нет, это тебя зовут Фиона. Меня зовут Мейв.
– Я знаю, как меня зовут.
– Тебе что-то нужно или?…
– Я слышала, ты раскладываешь Таро.
– Э-мм… – снова запинаюсь я, размышляя, могу я или нет читать расклады тех, кого не знаю. – Ты хочешь, чтобы я тебе тоже погадала?
Она кивает.
– Да, на карьеру.
– Понятно. Ну ладно, можешь как-нибудь подойти на обеденной перемене.
– Нет, – говорит она, скрещивая руки так, как будто я предложила ей стащить с себя трусы. – Ты не должна раскладывать карты на публике. Разве не знаешь? Чтение карт – это частное занятие.
– Похоже, ты и сама больше меня знаешь.
– Моя тита читала карты в Маниле, – говорит она и, заметив удивление в моем взгляде, поясняет: – Моя тетя.
– А, ну да. А почему бы тебе не попросить ее?
– Потому что она посоветует заняться мне чем-то скучным. Вроде стать юристом или врачом.
– Понятно.
Звенит звонок, а мне по-прежнему хочется в туалет. Я забегаю в одну из кабинок и сажусь. Фиона ждет снаружи.
– Так что, договорились?
– Да! – кричу я громко, понимая, что она слышит все, что я делаю. – В Душегубке, на большой перемене.
– Я тебе позолочу руку!
На мгновение мне кажется, что я неправильно ее расслышала.
– Что?!
– Я тебе заплачу.
Во время обеда мы с Фионой спускаемся в Душегубку. У меня до сих пор ключ, который мне дала мисс Харрис, и мы садимся, скрестив ноги на полу. В темноте, в свете фонариков на телефонах, наши лица выглядят призрачными, похожими на лица каких-нибудь вампиров или вурдалаков.
Перетасовывая карты, я невольно с любопытством разглядываю ее. Раньше я даже представить себе не могла, что мы будем вот так сидеть вместе. Она неплохая девочка, но какая-то отстраненная. Не могу сказать, что осуждаю ее. Ее мать филиппинка, а сама она, как одна из небольшого количества «небелых» учениц, привлекает какое-то наверняка не очень приятное внимание к себе. В прошлом году, когда мы вернулись с летних каникул, одна ученица попросила Фиону подержать свою руку рядом с ее рукой, чтобы сравнить загар. Ее блестящие черные волосы часто хвалят, но почти всегда имея в виду, что это что-то неестественное. Как бы подразумевая: «Ну, это, наверное, потому, что ты ешь много рыбы».
Я передаю колоду Фионе, предлагая ей перетасовать и разделить карты. Она выбирает три из них. Пару секунд я ничего не говорю.
– Ты как… У тебя сейчас все нормально? – наконец спрашиваю я осторожно.
– В каком смысле?
– Карты говорят, что тебе, похоже, сейчас немного… печально.
– Я спрашивала тебя о своей карьере.
– Да, но…
Я взмахиваю рукой над картами. Пятерка кубков. Грусть, тревога, потеря. Тройка мечей. Сердечная рана. Девятка мечей. Беспокойство.
Губы ее дергаются. Насколько я помню, Фиона Баттерсфилд всегда выглядела бодрой и уверенной в себе. И как бы слишком возвышенной, чтобы снисходить до заурядных личностей.
– Похоже, тебя сейчас сильно беспокоит нечто, не связанное с твоей… э-мм, карьерой.
Она долго смотрит на карты, и у меня возникает чувство, что сейчас она передумает и уйдет.
– В общем, наверное, это по поводу одного парня, – наконец произносит она. – Старше меня.
– О, – говорю я, стараясь казаться уверенной. Типа как: «Ну да, конечно, у меня тоже полно знакомых парней старше меня».
– Ему двадцать.
– Ого.
– Мы познакомились в театре, – говорит она с некоторой торжественностью, которая меня почему-то немного раздражает.
Слово «театр» она произносит четко и по слогам: «те-а-тр».
– Он хочет, чтобы мы…
– Занялись сексом? – предполагаю я.
– Да, – отвечает она с облегчением.
– И вы…
– Я не знаю! – неожиданно взрывается она, нервно проводя рукой по волосам. – Но знаешь, мы же встречаемся уже три месяца. Вроде как бы и нормально.
– Ага, – тяну я, а про себя думаю: «Вот это уже не моя сфера».
Я же еще любительница-гадалка, а не профессиональный психотерапевт. Но я пытаюсь держаться на высоте.
– Ну, карты определенно кое-что хотят тебе сказать.
– Что именно?
Я беру девятку мечей.
– Это изображение женщины, плачущей в кровати при мысли о мужчине, который заставляет ее выяснять отношения.
Она смеется. Не поддельным легким смешком, а по-настоящему.
– Да ладно тебе. Не в самом же деле карта означает именно это.
– Просто скажи, что ты еще не готова.
Она надувает губы и снова глядит на карту.
– Честно говоря, я вряд ли когда-нибудь буду готова. Мне кажется, он меня не настолько уж и привлекает. Но он в театральной группе, и все они там старше…
Я на мгновение задумываюсь.
– Ну, ты можешь всегда сказать, что отношения отвлекают тебя от… от твоего призвания.
Она кивает, размышляя.
– Да, неплохая идея.
– Или ты можешь просто порвать с ним.
Она улыбается, глядя на пол.
– И это тоже неплохая идея.
В это мгновение раздается стук в дверь. Снаружи стоят две девочки-первогодки.
– Мы слышали, вы тут гадаете, – произносит более храбрая.
Не успеваю я ответить, как меня опережает Фиона:
– Два евро за десять минут.
И оборачивается с шаловливой улыбкой.
– Я позабочусь о заказах, если ты будешь обслуживать меня бесплатно. Идет?
– Идет, – неуверенно отвечаю я.
– Каждой звезде нужна своя гадалка.
Она пытается говорить это беззаботным тоном, но под внешней бравадой я различаю нечто, что могу уловить, только потому что сама такая. Фиона одинока. Каждой звезде нужна своя гадалка, а каждой девочке нужна подруга, с которой можно было бы поговорить по душам.
И так начинаются «Консультации Таро в Душегубке».
Тем же вечером я раскладываю карты на полу своей спальни. Я решаю проверить свои знания и удостовериться в том, что запомнила значения всех карт. Если мне предстоит устроить из этого бизнес, то я не должна попадать в неловкие ситуации, независимо от того, какие карты выпадут. Я указываю на них по очереди и произношу вслух значение, как будто выкрикивая магические заклинания.
– Туз кубков, любовь и гармония! Двойка кубков, романтические отношения! Тройка кубков, дружба!
Почему мне это дается настолько легко?
Когда я перебрала каждую карту по меньшей мере раза три, происходит нечто странное. В колоде оказывается еще одна карта, прилипшая к карте «Мира», последней из старших арканов. В отличие от остальных карт на ней нет ни номера, ни указания масти. На ней изображена женщина с длинными черными волосами и с ножом во рту. Она облачена в длинное белое платье. По-моему, я где-то видела ее раньше. Я заметила ее краешком глаза в тот день, когда рядом со мной в автобусе сел Рори, но с тех пор она мне больше не попадалась.
Ее зубы обнажены в игривой, но злобной ухмылке. Рядом с ней стоит какая-то поджарая собака вроде гончей или борзой, опасливо прижимающаяся к ноге женщины. Под картинкой написано всего одно слово:
Д О М О Х О З Я Й К А
Я сверяюсь с электронным руководством в поисках «Домохозяйки», но ничего не нахожу. Я ищу в Google – тоже никаких результатов.
Чем дольше я всматриваюсь в нее, тем сильнее меня охватывает беспокойство. Да, это далеко не самая жуткая карта в колоде – на десятке мечей, например, изображен мужчина, из спины которого торчат десять мечей – но Домохозяйка определенно выбивается из их числа.
Живот у меня сжимается, под ложечкой сосет. Меня охватывает чувство непонятной вины – как будто бы ты обидела кого-то, но не знаешь как именно. Кончики пальцев горят и словно заполняются электричеством. Я вдруг начинаю остро ощущать свою кожу. Каждый оборванный заусенец, сухие уголки губ. Словно я состязаюсь с этой картой, веду с ней борьбу, заранее обреченная на поражение.
В конце концов, это всего лишь картинка. Конечно, у нее преимущество в «гляделках».
– Мэйв! – зовет меня Джоан снизу у лестницы.
– Чего?
– Ты идешь ужинать или нет?
– Иду!
Я встаю, собираю все разложенные карты и укладываю их аккуратно в колоду.
Кроме одной. «Домохозяйки», которая, должно быть, какой-то причудливый джокер, не имеющий значения для реальных раскладов.
Я открываю ящик стола и аккуратно вкладываю ее между страниц старых французских разговорников, присланных Эбби.
Потом спускаюсь на кухню, ем пад-тай и не спорю с Джо остаток вечера.