Олег Курылев
Убить фюрера
Пароход прошел мимо и около двух часов пополудни пришвартовался в Грайне. Пассажиров развезли по местным гостиницам, накормили и уже через час подали автобусы, чтобы отвезти всю компанию в замок.
Верфенштайн – а Ланц уверял, что в V веке эти стены были овеяны деяниями нибелунгов, – представлял собой комплекс средневековых построек, часть которых все еще находилась в руинах. Здесь был достаточно большой внутренний двор, окруженный стенами из серо-лилового камня, несколько башен и церковь. Стены усиливали мощные, сложенные из грубо пригнанных гранитных блоков контрфорсы. Некоторые из них с внешней, обращенной к Дунаю стороны спускались далеко по скале, утопая внизу в зарослях ежевики и дикого винограда. Во двор вел один-единственный проезд с длинным полуциркульным сводом из тяжелого темно-серого известняка. Внутри, на гранитной мостовой размещалась временная деревянная эстрада, перед которой были установлены скамейки, а с окружающих двор стен свисали длинные белые полотнища с красными крестами.
Во внутреннем дворе гостей встречал сам фон Либенфельс. Одет он был в длинный черный сюртук и пышный, свисающий с одной стороны чуть не до плеча черный бархатный берет. Он был чисто выбрит (чем отличался от многих усатых и бородатых тогдашних германских схоластов и философов), носил очки и походил на скромного профессора университета. Позади него стояли несколько постоянно живущих здесь храмовников и прислуга.
Сначала гостям показали замок. В одной из комнат на специальном пюпитре был выставлен проект реконструкции, и секретарь приора, фра Детлеф, с указкой в руке разъяснил съехавшимся братьям и публике его детали. В одних помещениях планировалось разместить музей арийской антропологии, в других – институт геральдических и генеалогических исследований, в третьих – оргкомитет по организации «турниров красоты», в четвертых – школу по подготовке братьев к мессианской деятельности в разных частях мира. В будущем году в замковой церкви на пожертвования друзей ордена планировалось установить орган. Главная же башня замка была закрыта для посещения светской публикой, поскольку предназначалась для таинств рукоположения и внутренних ритуалов. Тем не менее все знали, что там находится «голубая комната тамплиеров», комната Грааля с отделенной от нее легкой ширмой певческой, где во время ритуала приема неофитов небольшой детский хор из Грайна исполнял песни эльфов.
Гости поднимались на сохранившиеся участки стен, чтобы полюбоваться открывающимися с высоты видами долины Дуная. Желающие фотографировались на фоне башен, пушек и флагов. Вини тоже решила сняться перед флагом с красным гаммированным крестом, ставшим в последние десятилетия в среде пангерманистов символом нации. Она взяла Вадима под руку.
– Не кочевряжьтесь, я уже заплатила фотографу.
– Не нравится мне этот флаг, – проворчал Нижегородский. – Черт-те что: красный хакенкройц, голубые цветы и все на дурацком желтом фоне. Кто это выдумал вообще?
– Все здесь до самой последней мелочи выдумывает лично господин Ланц. Он изобретает ритуалы, пишет уставы внутреннего распорядка, тексты псалмов и тому подобное.
Потом гости собрались во внутреннем дворе, и каждый, получив персональный конверт, сделал пожертвование. Нижегородский долго думал, какая сумма с его стороны будет в самый раз. Так ничего не придумав, он всунул в конверт пять тысяч марок, надписав сверху: «Золото Рейна».
Затем состоялся концерт. Выступил хор мальчиков из Грайна. Местные народные театральные коллективы показали сценки из германского эпоса. Гномов, ангелов и лесных эльфов изображали дети; фавнов, королей, рыцарей и валькирий – их старшие братья и сестры, а также родители. Затем была торжественная проповедь, в которой сам приор ордена предсказал, что период с 1920 по 2640 годы, когда Юпитер будет находиться в созвездии Рыб, станет эпохой возрождения иерархий.
– Парламенты больше не будут определять судьбы людей. Вместо них к власти придут короли-священники, подлинные аристократы, руководители тайных орденов, проникнутые мудростью ариософской мистики.
Кончилось все уже затемно совместным хоровым пением. Всем раздали листы бумаги с текстами и при свете факелов фра и фамилары[51] в меру своих способностей подпевали мужскому хору из деревни Штруден. Потом был красочный салют, после которого отделившиеся от светской публики братья (их было не более пятидесяти) облачились в белые сутаны с капюшонами и уединились в замковой церкви на вечерню.
– Как все это утомительно, я едва держусь на ногах, – говорила Вини Нижегородскому, прощаясь с ним у дверей своего гостиничного номера. – Завтра – день лекций и личных бесед с приором. Вот увидите, Ланц захочет познакомиться с вами, Вацлав. Наверняка ему уже рассказали о разгроме Тауренци.
– Еще раз предлагаю плюнуть на все и смыться.
– Нет. Раз уж вы согласились быть моим спутником, то терпите до конца.
На следующий день паломникам дали отдохнуть до одиннадцати часов, а затем снова привезли в замок. Лекции перемежались прогулками, чтением стихов, пением псалмов и гимнов, посвященных германскому богу Христу-Фрайя. Выступали и гости. Произнесли короткие спичи автор хлебной реформы в Вене Густав Симонс и подвижник культурной реформы Вильгельм Дифенбах. Зачитали письма от мэтра германской рунологии Гвидо фон Листа и одного прусского генерала. Потом какой-то восторженный стихоплет долго нараспев декламировал свои вирши, написанные длинной тяжеловесной гомеровой строкой. От этой поэмы в голове Нижегородского остался сумбур из «сакральных мест», «лучезарного монастыря, сияющего над долинами расового хаоса», «зубчатых башен храма Грааля» и прочего в том же духе.
– Герр Пикарт? С вами хочет побеседовать его преподобие.
Молодой человек в длинном до колен сюртуке и черном бархатном берете, правда, более скромных, нежели у приора, размеров, повел Нижегородского и Вини в ту часть замка, которую экскурсантам не показывали. Они долго шли по коридорам, потом поднялись по винтовой лестнице и внезапно очутились в просторном кабинете. Его стены и высокий сводчатый потолок, сложенные из серого камня, были не отштукатурены. Единственное, но очень большое стрельчатое окно в эркере выходило на глубокую долину Дуная. Вдоль стен стояли книжные стеллажи, диванчики и кресла, над которыми висело множество картин в строгих рамах. Были здесь также небольшой письменный стол, бюро красного дерева, напольный глобус с изображением созвездий, а центр противоположной окну стены занимало эпическое и очень сложное полотно с изображением какого-то сражения или сцен Страшного суда.
– Благодарю тебя, фра Томас. Ты свободен.
Нижегородский не сразу заметил стоящего у стеллажа невысокого человека лет сорока. Тот поставил на полку книгу и направился к вошедшим. Это был Ланц фон Либенфельс.
– Вацлав Пикарт? Торговая марка «Золото Рейна»? Давно хотел с вами познакомиться. Позвольте представиться: доктор философии и теологии, профессор и пресвитер ордена цистерцианцев, а также приор ордо нови темпли фон Либенфельс. – Он протянул руку и долго всматривался в лицо Вадима. – Благодарю вас, Винифред, похоже, мы с вами попали в самую точку.
Слова приора были обращены к стоявшей в стороне Вини, но его проницательный взгляд, искаженный толстыми линзами очков, продолжал изучать Нижегородского. И, как бы отвечая на его вопрос, он тут же добавил:
– А ведь я слежу за вами вот уже два года.
Вадим опешил. Он повернулся к Вини, но увидал лишь, как за ней закрывается дверь.
– Вы следите за мной? – медленно спросил он Ланца. – С какой стати? Зачем?
– За вами и за вашим другом.
Либенфельс жестом предложил гостю сесть в кресло, а сам подошел к усеянному звездами и аллегорическими изображениями созвездий черному глобусу.
– Вы попали в поле моего внимания еще летом двенадцатого года. Вам знакомо имя Зигмунда Нойрата?.. Припоминаете?.. Этот один из свидетелей вашего пари в клубе «Галион»… Нет-нет, он рассказал об этой истории лишь мне одному, можете быть совершенно уверены. Он рассказал мне, как своему духовному наставнику, после чего здесь, в этом кабинете, дал обет молчания. Разумеется, после всего услышанного я не мог не заинтересоваться вами и вашим другом.
– Что же в нас такого интересного, позвольте узнать? – спросил уже порядком уставший за день Вадим.
– Ваши необычайные способности.
Нижегородский хотел сказать, что никакими особыми способностями не обладает, что все можно объяснить… Но не стал.
– И вы приставили к нам шпионов?
– Не совсем так. Видите ли, господин Пикарт, в настоящее время в моем ордене не более сотни братьев, но у ордена тысячи друзей по всему миру. А тираж моей «Остары» еще в 1908 году достигал ста тысяч экземпляров. Среди ее постоянных подписчиков наместник Египта граф Китченер. Я назвал бы вам десятки других громких имен, но, думаю, это излишне. Имея в каждой европейской стране братьев по вере, мне не требовалось нанимать детективов или приставлять к вам шпионов, тем более что я не занимался перехватом вашей переписки или подслушиванием телефонных разговоров. Мне достаточно более общих данных, чтобы сделать тот или иной вывод. К примеру, вы съездили в Англию, но не на скачки, а в ничем не примечательный Хартворд. Сразу после этого вы провели несколько дней в Амстердаме, вскоре после чего в международном каталоге драгоценных камней появляется сообщение об обнаружении нового уникального алмаза, владелец которого пожелал остаться неизвестным. Как вы думаете, в состоянии я связать эти факты? Узнать же через моих друзей о Ван Кейсере и заказе, над которым он работает уже третий год, не составляло труда. Другой пример: вы побывали в Египте, и там тут же находят Тутанхамона. Все вспоминают о литературном «Проклятии Долины Царей», начинают дискутировать по поводу алмаза Феруамона, а я, связав эти факты, уже знал, кто и с какой целью сочинил историю Адама Травирануса. Во многом благодаря ей бриллиант «Фараон» оценен недавно в двадцать миллионов. Не так ли? Конечно же, многое о вас мне неведомо. Имеете ли вы отношение к мюнхенскому шахматному марафону, например? Теперь, после вашей расправы с этим недоучкой Тауренци, думаю, что имеете. Но и того, что мне известно доподлинно, вполне достаточно, чтобы попросить фрау Винифред завлечь вас сюда. Как видите, я предельно откровенен.
– Значит, фрау фон Вирт выполняла ваше поручение, – с грустью констатировал Нижегородский.
– Да, но она ничего не знает о «Титанике», «Английском призраке» и Тутанхамоне. Имейте это в виду. Объясняя свой интерес к вам, я не открыл ни одной вашей тайны. Вы уж, пожалуйста, не сердитесь на нее.
Ланц прошелся по кабинету. Подойдя к окну, он достал из кармана платок, подышал на стекло и тщательно протер это место.
– Быть грозе. Я чувствую, как фронт низкого давления идет с юга. Вы не страдаете гипертонией? Впрочем, наверняка нет. – Он отошел от окна и встал напротив Вадима. – Вам, наверное, интересно, что же дальше?.. Ничего особенного. Я даже не стану ни о чем вас расспрашивать, а просто хочу пригласить вас сегодня быть моим личным гостем, а потом составить мне компанию на вечерней прогулке.
– Прогулке?
– За час до полуночи мы с братьями отправимся на Повиликовый холм. Это недалеко, за нашим монастырским виноградником. Прогулка не связана с ритуалом, и в ней могут принять участие все желающие. Из числа приглашенных, – добавил Ланц. – Если пойдете с нами, я познакомлю вас с фра Хервиком, виноделом из Штрудена. Вы пробовали наш грюнер-фельтлингер или нойбургер?
«Не хватало еще шляться по ночам с этими малохольными», – успел подумать Нижегородский, как вдруг его очки активизировались, и он прочел появившуюся перед собой надпись: «Попробуй только отказаться!»
– О'кей. С большим удовольствием. А что это за картины у вас… ваше преподобие?
– Как светский человек вы можете называть меня просто доктором, а что до картин, то на них история падения рода человеческого. Видите вот эту?
Ланц показал на стену прямо над головой Нижегородского, так что тому пришлось встать и обернуться. На полотне были изображены какие-то люди в хитонах, ведущие, словно собак на поводках, странных существ, отдаленно напоминающих обезьян.
– Это ассирийцы доставляют королю Мюсри дары, или, если хотите, дань короля Ашурназирпала П. Он разводил этих животных в своем зоологическом саду в Калахе. Вот этот тип – baziati, это – udumi, а там виднеется pagatu. Но не буду утомлять вас терминами, ведь суть проста – это пигмеи, которых разводили также египтяне, патинеане и другие. Сюжет картин основан на барельефах и текстах с обелисков Салманасара III и Ашурназирпала II, найденных сэром Генри Лайярдом шестьдесят лет назад в Нимруде. А здесь, – Ланц показал на следующее полотно, изображавшее пир, а скорее, вакханалию с участием тех же существ и людей, – мы видим совокупление древних арийцев с пигмеями. В центре – Адам, первый, кто породил расу человекозверей. Данные современной археологии и антропологии, а также некоторые главы Ветхого Завета полностью подтверждают этот сюжет. Кровосмешение людей с низшими видами особой ветви животной эволюции – это не гипотеза. Даже у поздних античных историков, у Геродота, Плутарха, Страбона и Плиния, мы находим описания сексуальных оргаистических ритуалов, ареал локализации которых располагался в основном на Ближнем Востоке. Результатом этой скотской практики явилась утрата людьми своей божественной первоосновы. Чудеса Христа и само Преображение как раз и призваны были показать людям, чего они лишились благодаря своей распущенности. Изучайте апокрифические христианские материалы, и вы поймете, что Страсти Христовы есть не что иное, как намеренный акт насилия пигмеев, сторонников сатанинских бестиальных культов.
«Не вздумай там чего-нибудь сморозить! – прочитал Нижегородский следующее Валтасарово предупреждение, возникшее перед ним на фоне стены. – Если он поймет, что ты дурак, мы не узнаем, чего он хочет».
Рядом с доктором Ланцем Вадим и вправду чувствовал себя полным дураком. Этот невысокий очкарик с благообразной внешностью прилежного школьного учителя подавлял его своим уникальным интеллектом. Впрочем, Каратаев предупреждал о такой возможности. Никто не знал, сколькими языками владел фон Либенфельс и какой он обладал скоростью чтения, но то, что в иной своей статье еще в тридцатилетнем возрасте он мог запросто сослаться на сотню древних первоисточников, о большинстве из которых даже не ведали иные семидесятилетние профессора самых уважаемых ветхозаветных кафедр Европы, было фактом. И можно быть совершенно уверенным, что все эти источники, все эти «Септуагинты» и «Вульвиты», книги Маккавеев, Товита и Юдифи, десятки евангелий, включая и протоевангелие Якова, послания апостолов и апокалипсисы, все это и тысячи других текстов он знал наизусть. Арамейский, коптский, готский, самарийский, древнееврейский и древнеарабский, уже не говоря о латыни и древнегреческом, были для него почти родными языками. За час он мог прочесть двухсотстраничную теософскую монографию, а за другой – написать по этому поводу статью, ни разу больше не заглядывая в прочитанный текст. Полемизировать с ним было делом совершенно безнадежным.
– Занятно, – пробормотал Вадим. – Страбон, говорите. Не читал.
– Древние хранили в тайне все, что было связано с сексуальностью, – произнес Ланц, подводя своего гостя к следующей картине. – Не меч и не бомбы погубят человечество. Половая неразборчивость – вот самый действенный способ самоуничтожения. Пигмеи уже давно не походят на обезьян, но, приобретя человеческий облик, они стали стократ опасней. Их женщины порой привлекательнее блеклых нордических девушек, а их мужчины сильны и мускулисты. Но суть Гримасы Содома от этого нисколько не меняется. Эта суть есть реэволюция цивилизации с последующим захватом власти над людьми.
Они стояли перед картой мира, на которой были изображены исчезнувшие когда-то континенты.
– Я не во всем согласен с мадам Блаватской, – сказал Ланц, показывая на карту, – однако полностью разделяю ее веру в Гиперборею, Лемурию и Атлантиду. Вы знакомы с ее гипотезой «третьего глаза»? Реэволюция привела к тому, что некогда мощные органы телепатии атрофировались в нас в рудиментарные гипофизарную и шишковидную железы. Мы не слышим бога и его архангелов, которых Блаватская называет регентами галактик и властителями Огненного тумана. Нас поражают открытия Бондлота, Рентгена и Кюри, а ведь когда-то все их лучи воспринимались органами наших чувств. Мы утратили связь с космосом и вряд ли сможем восстановить ее в полной мере. Однако реставрация арийской расы еще возможна. Следы электронного могущества еще присутствуют в старых княжеских династиях Германии, в их дворцах и замках. А также в отдельных индивидах, – он посмотрел на Нижегородского, – например, в таких, как вы.
– Я?
– Вы.
– Но я даже не немец.
– Неважно. Немец вы, француз или чех, не имеет значения. Главное, что вы белый (этого-то вы не станете отрицать) и не еврей. Все остальное вторично, а первичны ваши уникальные способности предвидения. Я давно слежу за такими людьми. Я собираю сведения о них, чтобы в решительный момент обратиться к ним с воззванием. Как раз они должны стать основой реставрации, материалом для возрождения расы, нашим генофондом. А что до национальности, то такие страны Юпитера, как Италия, Испания или Венгрия могут даже стать примером для Австрии и Германии, хотя арийская составляющая в них гораздо слабее.
«Час от часу не легче, – подумал Вадим, – материал для возрождения – это жеребец-производитель, что ли?»
– А что за решительный момент, господин доктор? – спросил Нижегородский. – Когда он наступит? Я это к тому, чтобы быть на месте.
– Скоро, молодой человек. Подозреваю, что вы не знакомы с антропогенической теорией палеонтолога Штратца. Прочтите обязательно, «Натурегешихте дер меншен» за 1904 год. – Фон Либенфельс снова указал на карту. – Так вот, изначально существовало пять корневых рас. Первой была астральная раса, возникшая в невидимой священной земле; вторая – гиперборейцы; третья – лемурианцы, остров которых находился в Индийском океане; четвертыми мы можем считать атлантов и, наконец, пятыми – арийцев, создавших свою цивилизацию в приполярных областях Европы. О судьбе астральной расы нам почти ничего не известно. Южане-лемурианцы оказались самыми нестойкими, и первыми из остальных лишились божественного благоволения, смешиваясь с низшими видами и производя при этом уродов…
Нижегородский согласно кивал головой, но скоро окончательно перестал что-либо понимать. Иногда он выхватывал отдельную фразу доктора Ланца, пытался ее обмозговать, пропускал при этом другие и в конечном счете решил плюнуть на все. «Что-то Савва молчит, хоть бы подсказал что-нибудь, умник», – думал про себя Вадим.
– …Четвертая корневая раса – атлантов – разделилась на чистые и бестиальные подвиды, соотносимые с ранними антропоидами и антропоморфными обезьянами…
«Нет, а какова баронесса! Не могла сказать просто: Вацек, вас жаждет видеть господин фон Либенфельс. Оказывается, у вас в заднице сохранился электронный глаз, что встречается нынче крайне редко и потому очень высоко ценится».
– …Роковой же ошибкой первого подвида пятой корневой расы – арийцев, или homo sapiens, стало скрещивание с наследниками второго подвида…
«А этот сидит там, небось, чаек попивает. Отключился уже, наверное, а я тут, как жертва тайного гнозиса, отдувайся. А Нойрата разыщу и собственноручно…»
Нижегородский несколько раз порывался прервать фон Либенфельса, сославшись на острое недомогание в животе, но его природная тактичность всякий раз препятствовала ему в этих намерениях.
– …В результате сейчас на земле угасает последний подвид пятой корневой расы – арийцы. Однако мой панпсихизм, то есть вера в мировую душу, вселяет в меня надежду: мы еще не сказали своего последнего слова. А если не скажем вообще, наших потомков ждет вот это. – Фон Либенфельс указал на большое полотно с изображением чего-то страшного. – Это «Великое разобщение» кисти Артура Книпфа. Если численность людей на земле достигнет некоего предельно низкого значения, тайные ментальные вибрации между человеческими душами прервутся. Связывавшие их духовные и родственные узы исчезнут, и даже матери потеряют привязанность к своим детям, а супруги друг к другу. Плоть человеческой цивилизации распадется на отдельных одиноких и равнодушных ко всему индивидов. И вот тогда на них набросятся обезьяны, и они породят демонов.
Напустив на лицо печаль, Нижегородский еще раз осмотрел полотно. Автор не утруждал себя прорисовкой деталей, насытив изобразительное пространство размытыми полутенями, похожими на привидений. Тем отвратительней выглядели оскалившиеся морды там, где художник все же уделил им внимание. Разинутые в экстазе пасти, затянутые пеленой похоти глаза. Черные существа, напоминающие морских звезд или некие сгустки, вытянув длинные щупальца, тащут куда-то белых…
– Вы знакомы с историей Святого Грааля? – неожиданно спросил Ланц.
– Это такая чаша?.. М-м-м… боюсь, весьма и весьма поверхностно.
– И очень хорошо, потому что никакой истории нет, а есть одна лишь литература. – Ланц повернул потайной выключатель сбоку на стеллаже, и тот плавно отъехал в сторону, открывая выход на узкую лестницу. – Прошу.
Они долго спускались вниз, а когда вошли наконец в какое-то помещение, то, по расчетам Нижегородского, должны были находиться в подземелье. Доктор Ланц зажег освещение. С каменных стен широкого коридора на Вадима глянули лики святых, монахов и рыцарей.
– Это комната мистерий Грааля, – негромко заговорил Ланц, идя вдоль картин. – Здесь собраны портреты тех, кто имел отношение к так называемой Чаше. Вот архангел Михаил копьем выбивает камень зеленого цвета из короны мятежного архангела Люцифера. Это lapis ex coelis, из которого спустя какое-то время была изготовлена Чаша. Именно из нее Иисус пил вино на Тайной вечере, а после распятия некие Никодим и Иосиф Аримафейский собрали в нее немного крови казненного. Иосиф отвез Чашу в Британию, в Гластонберри, где вскоре было основано Гластонберрийское аббатство. По другой версии, Мария Магдалина привезла некий сосуд с кровью Иисуса в южную Галлию. По третьей – Грааль попал во Францию стараниями рыцаря Гэлахэда и в конечном счете очутился в крепости Монсегюр – духовном центре альбигойцев-еретиков. По четвертой – Священной Чашей владели рыцари Круглого стола, по пятой – она никогда не покидала Святой земли и ее хранили в своих подземельях первые тамплиеры. Такое взаимоисключающее разнообразие сюжетов уже само по себе говорит об их искусственном происхождении. А ведь существуют и другие истории, однако, как и первые пять, ни одна из них не имеет в своей основе ни Библию, ни сколько-нибудь значимый христианский апокриф. Все они выдуманы поэтами и странствующими рыцарями, подхвачены чернью, воспеты композиторами и совершенно справедливо не признаны церковью. Начало мистерии положил трубадур Кретьен де Труа (вот и его портрет), и в мир за прошедшие семь веков пришли Парсеваль, Лоэнгрин, Гилем де Желон… Впрочем, последний – единственная историческая личность во всей этой компании. Здесь, – Ланц показал на очередную картину, – он во главе своего отряда. Так вот, все эти истории объединяет общая концовка: Грааль исчез, и никто не знает куда. Более того, никто толком не знает, как он выглядел, из чего был сделан, был ли вообще. Никто! – Ланц повернулся к Нижегородскому. – Кроме меня.
В этот момент они стояли напротив фрагмента папирусного свитка, заключенного под стекло.
– Это лишь небольшой отрывок текста секты египетских гностиков, рукописи которых обнаружены совсем недавно в Хенобоскионе. Он написан на коптском, но при этом зашифрован. Зашифрован так искусно, что лингвистам с большим трудом удалось идентифицировать язык. К двадцати пяти греческим буквам и семи демотическим знакам древний автор добавил еще двадцать знаков, не имеющих смысла, а многочисленные сокращения и лигатурные связки сделали текст чрезвычайно сложным для прочтения.
– Но его прочли? – спросил Нижегородский, просто чтобы не молчать.
– Да. Впрочем, смысл манускрипта к теме Грааля не имеет отношения. Это из переписки Павла с Сенекой.
– Зачем же тогда вы поместили папирус здесь?
Фон Либенфельс снял очки и принялся не спеша протирать стекла платком. Это была намеренная пауза перед кульминацией.
– Затем, что я прочел на этом документе другой текст, тот, что написан как раз теми двадцатью знаками, которые посчитали излишними. Вкупе с семью демотическими эти знаки сложились в алфавит и дали связное повествование о некоем божественном символе, который иногда именуется сосудом, но не в том утилитарно-прикладном значении, которое присуще кубку или чаше. Это аллегорический сосуд, хранящий в себе нечто главное. Вы меня понимаете? А учитывая, что подлинность папируса и чернил подтверждена экспертами Каирского музея, я полагаю, что тайна так называемой Чаши близка к разгадке.
Ланц взял Нижегородского под руку и медленно повел дальше.
– Сущность Грааля триедина, как и сущность Бога. С одной стороны – это электронный символ, олицетворяющий панпсихические силы чистокровной арийской расы, носитель сексуально-расистского гнозиса человеческой цивилизации. С другой – это парадигма цивилизационного развития, свод данных нам свыше законов, нравственные начала бытия. И, наконец, Святой Грааль – это средство общения с Богом. А уж сосуд это, чаша, магический камень или сияющий храм в безжизненной пустыне, не имеет определяющего значения.
Они подошли к высокой дубовой двери, на каждой створке которой был вырезан барельеф опрокинутого кубка. Выше, на массивной перекладине, имелась надпись, сделанная, очевидно, на латыни.
– «Быть защитником Грааля – наивысшее достижение человека на земле», – торжественно прочел Ланц. – Эта фраза пришла к нам не от рыцарей Храма, она гораздо древнее. И я утверждаю, что Грааль имеет такое же отношение к христианству, как и к любой другой религии, включая языческую. Другими словами, он вне религий. И заметьте, здесь сказано «быть защитником», – Ланц показал на надпись. – Значит, Грааль – это нечто, нуждающееся в защите. Вероятно, те, кому было поручено его оберегать, не справились со своей задачей, и тогда в мир пришли пигмеи. И позже, уже после распятия, чтобы искоренить истинное знание, они стали морочить нам голову рассказами о чаше с кровью Христа. По их наущению начали выдумывать все эти байки с целью сбить людей с толку, примитивизировать их понятия, поселить в душах ересь. Тамплиеры никогда ничего не говорили о Граале. Тысячу сто пятьдесят лет после смерти Иисуса Христа никто не поднимал эту тему и не знал такого слова. Ни в Библии и ни в одном из отвергнутых церковью евангелий нет освящения чаши, из которой пил Иисус или в которую некто собрал его кровь. Тем более там нет описания свойств этой чаши. За тридцать три года своего земного пути Христос пользовался множеством предметов и даже удивительно, как кроме Креста, Гроба, Ковчега, Плащаницы, Хитона, Копья и Чаши не ввели в этот предметный пантеон сотни других. Для чего? Для того, чтобы снова сделать из нас язычников, поклоняющихся культу священных предметов? Вы помните заповедь «Не сотвори себе кумира»? Это означает: чти только Бога, следуй только за ним, не выдумывай ничего лишнего. Надеюсь, я вас не слишком утомил?
– Нет-нет, – заверил Вадим. – Так вы не признаете Копье или Плащаницу, господин доктор?
– Признаю, но только в качестве реликвий. Бесценных реликвий, перед которыми нужно благоговеть и трепетать, но которые тем не менее не обладают никакой иной силой, кроме силы нравственного воздействия. Разве не является ярким подтверждением моих слов хранящееся в Хофбурге Копье Лонгина? Габсбурги владеют им сто лет, а их империю уже открыто называют «больным человеком Европы». Куда же девалась сила Копья? Была ли она вообще? А что касается реликвий, то я сам придаю им громадное значение. Ритуалы, униформа, внешний антураж. С их помощью можно объединять гораздо эффективней иной многочасовой проповеди. Возьмите на улице десять случайных прохожих, оденьте их в красивую, но непременно одинаковую униформу и попросите всех вместе просто пройтись по городу. Через двадцать минут они будут чувствовать себя членами одной команды и гордиться этой своей общностью. Что касается немцев, то им для этого достаточно нарукавной повязки.
«Да уж, – согласился про себя Нижегородский, – этому мы охотно верим».
– Так что же такое Грааль? – спросил он. – Только прошу вас, в двух словах.
– А вы еще не поняли? Это кровь. Королевская кровь первых арийцев. Дело не в Чаше, а в ее содержимом, поэтому оберегать нужно не сам сосуд, а помещенную в него кровь. Грааль – это божественный наказ «Береги расу». Вот что такое Грааль в двух словах!
– Значит, его не нужно искать?
– Нужно, но не в виде чаши или камня, которые время от времени ищут горе-археологи в лабиринтах Монсегюра или в подземельях храма Соломона. Искать нужно сакральную идею, завещанную нам предками. А потом от нас потребуется свято ее блюсти. Но уже сейчас, молодой человек, необходимо строить замки Грааля, монастыри Грааля, сплачивать вокруг них общины арийцев, следить, чтобы внутри их совершались только евгенические браки, и изгонять из этих святых мест нечистых. Нужно бороться с извращенным пониманием сути Грааля, а также с такими уводящими от истины догматами, как Спас на Крови. Не кровь Христа спасет нас, но нордическая кровь ариев. Не о спасении души и загробном Рае следует думать нам сейчас, а о земле, о том, чтобы на нее не пришла эра Обезьяны. Все остальное потом.
«Впору запеть «Стражу на Рейне», – подумал Нижегородский.
– А за этой дверью комната Грааля, – сказал Ланц. – Вы уже догадываетесь, что никакой чаши или небесного камня там нет. Здесь принятые в наше братство приносят клятву верности своей расе.
Они вернулись назад, долго поднимались вверх, потом шли через коридор, представлявший собой еще одну картинную галерею. На этот раз здесь были портреты старых тамплиеров от первых девяти рыцарей Храма во главе с основателем ордена Гуго де Пейеном до последнего, сожженного на костре великого магистра Жака де Моле. Над каждым из портретов располагался соответствующий герб в виде поделенного на четыре части треугольного щита. На двух диагонально расположенных белых полях были нарисованы красные орденские кресты, на двух других – рисунок из личного герба рыцаря. Висели здесь и портреты некоторых апостолов ариохристианской мистики, таких, как Экхарт и Парацельс.
