Владимир Кунин
Сволочи
Коридор следственного изолятора
Теперь, уже в обратную сторону, двое охранников волокли бесчувственное тело Первого парня, а Осадчий и Рыскулов – Второго…
За ними, стараясь не наступать чистыми сапогами на кровавые следы, тянущиеся за искалеченными парнями, шел уже знакомый нам капитан и говорил плачущим голосом:
– Ну предупреждал же – не подсаживайте взрослых в камеры малолеток!!! Десятки же раз предупреждал!..
Поздний вечер. Центр Алма-Аты сорок третьего года
Старый, солидный трехэтажный купеческий дом.
Широкие двустворчатые двери. Слева от дверей под черным стеклом герб Казахстана, а ниже – золотые буквы: НАРОДНЫЙ КОМИССАРИАТ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ КАЗАХСКОЙ ССР.
Справа от дверей такое же черное стекло, но по-казахски…
У дома НКВД несколько автомобилей – большой роскошный «линкольн», легковая М-1 «эмка», пара американских «виллисов», грузовой «студебеккер», а совсем с краю – белый фургон ЗИС-5 с надписью по бортам – «Казплодовощторг»…
Кабинет наркома НКВД Казахстана
В кресле наркома – потный генерал лет сорока с добрым и простоватым русским лицом.
Напротив него сидит сухопарый человек в гражданском костюме. Заметно, что сухопарый гораздо «выше» хозяина кабинета…
– …для чего я и прилетел к вам, Алексей Степанович!
– Очень интересное решение, – пробормотал «казахский» нарком.
– К сожалению, пока единственное. К осени мы столкнемся с боевыми действиями по всему югу. А это – горы… Что противопоставить соединениям «Эдельвейс» с их альпинистами и скалолазами?
«Казахский» нарком молча и сокрушенно покачал головой.
– Значит, необходимо создать что-то очень жесткое, компактное, неожиданное. По принципу японских камикадзе. – Увидел, что нарком не понял, переспросил: – Знаете, что это такое, Алексей Степанович?
– Никак нет. Мне еще не докладывали, – смутился нарком.
– Смертники. Добровольные причем… Ну, нашим об этом знать незачем, а мы с вами – обязаны. Ибо если в ходе исполнения будущих акций кто-то из них случайно останется в живых – он становится чрезвычайно опасен как потенциальный носитель сугубо секретной информации.
– Понял. – Нарком вытер пот с шеи и лица большим платком.
– Вот мы в Главке и решили, что ваши Заилийские Алатау могут стать прекрасным ландшафтом для создания такой вот горноальпийской диверсионной школы…
– Благодарю за доверие!
– Вишневецкого вызвали?
– Так точно.
– Давайте его сюда.
Нарком нажал кнопку. В дверях неслышно появился майор НКВД.
– Полковника Вишневецкого! Через тамбур… – сказал нарком.
Человек в штатском и нарком повернулись к стене кабинета за креслом наркома. Между портретами Сталина и Дзержинского в стене была неброская дверь.
Эта дверь тихо отворилась, и в кабинет вошел крепкий бронзово-загорелый человек лет тридцати пяти. Тоже в гражданском, но не в рубашке с галстуком, а в свитере под пиджаком.
Нарком и человек из Главка встали ему навстречу.
– Заслуженный мастер спорта СССР по альпинизму полковник Вишневецкий, – представил нарком загорелого в свитере.
– Здравствуйте, Антон Вячеславович. – Штатский протянул руку.
– Здравия желаю, товарищ генерал-полковник!
– Меня зовут Николай Александрович, – сказал штатский.
– Слушаюсь, Николай Александрович.
– Присаживайтесь и почитайте вот эти разработочки… – И Николай Александрович пододвинул Вишневецкому бумаги. – Особо обратите внимание на заключения наших психологов. По-моему, там есть очень любопытные выводы.
Вишневецкий внимательно проглядел бумаги, отложил их в сторону.
– Довольно циничная штука, – сказал он.
Нарком с испугом посмотрел на Николая Александровича. Тот спокойно спустил на тормозах фразу Вишневецкого и улыбнулся:
– Вот вам и поручено возглавить эту «штуку».
– Штат? – коротко спросил Вишневецкий.
– По вашему усмотрению. Мы, конечно, отфильтруем, но… Называйте фамилии – будем снимать с фронтов, отзывать из эвакуации. Только у меня к вам просьба, Антон Вячеславович: подбором кадров займитесь лично.
– Естественно, Николай Александрович. Разрешите и мне обратиться к вам с просьбой?
– Слушаю вас.
– Месяц тому назад мы с женой похоронили десятилетнего сына. Брюшной тиф… Жена сейчас в очень тяжелом состоянии. Оставить ее на полгода не имею права. Нельзя ли определить ее куда-нибудь поблизости от меня? Чтобы я мог ее изредка навещать?
– Кто она по специальности?
– Тоже альпинист. Мастер спорта, – подсказал нарком.
– Капитан медслужбы. Травматолог, – уточнил Вишневецкий.
– Что-нибудь придумаем. Есть еще неясности? – спросил Николай Александрович.
– Когда начнет прибывать обучаемый контингент?
– Уже пара дней, как наши люди по всему Казахстану начали самый тщательный отбор этого «контингента», – усмехнулся генерал-полковник в штатском.
Следственная тюрьма. Кабинет начальника изолятора
В кабинете майора Сапаргалиева над уголовными делами подследственных сидели уже знакомый нам капитан милиции и двое в штатском: толстомордый лет сорока и худощавый, молодой, с веселым блудливым глазом.
С милицейскими они оба разговаривали на ты и покровительственным тоном, как и по сей день разговаривают сотрудники государственной безопасности с представителями органов милиции.
– Слушай сюда, капитан! – говорил молодой. – И ты, майор, постарайся врубиться… Мы же вам еще вчера поставили задачку: четырнадцать-пятнадцать лет – не старше!..
– А вы, понимаешь, нам чего напихали?! – возмутился толстомордый.
– Говорили же, чтоб обязательно сироты были, – сказал молодой, сделав ударение в слове «сироты» на первый слог. – Чтоб никаких там папы-мамы, тети-дяди, бабушки-дедушки!.. Это нам совсем ни к чему. Чтоб про его кто потом чего спрашивал…
– И чтоб статьи за ими числились самые что ни есть тяжкие! – заметил толстомордый.
– Ежели по-взрослому считать – от «десятки» и выше. А еще красивше – «расстрельная»! – вставил молодой. – Нам чем хуже – тем лучше.
– Вот такая конфигурация, понимаешь… – Толстомордый отодвинул стопку уголовных дел, оставил себе две папки. – Всего только двоих у вас и отобрали. Теперь придется по детприемникам шастать, в колониях для несовершеннолеток рыться…
– Кого отобрали-то? – спросил майор Сапаргалиев.
Толстомордый раскрыл первую папку, прочитал:
– «Чернов Константин Аркадьевич… Групповое вооруженное ограбление… Неоднократные кражи личного и социалистического имущества… Соучастие в убийствах сотрудников милиции…» Ну и так далее. Подходит, ничего не скажешь! За его – спасибо.
Захлопнул папку, раскрыл другую:
– «Тяпкин Валентин Петрович… Участие в банде… Убийство сотрудника милиции…»
– Стойте, стойте!!! – всполошился капитан. – Тяпкину нету четырнадцати!.. Ему только тринадцать… Зачем он вам?!
Толстомордый закрыл Тяпино уголовное дело, решительно сказал:
– Этот вопрос, понимаешь, мы еще вчера отработали. Ему четырнадцать – аккурат третьего апреля… Вот он в нашей внутренней тюрьме и отпразднует. Значить, мы эти два уголовных дела у вас изымем, а вы нам комнатенку подготовьте, чтобы мы могли с ими с глазу на глаз по душам потолковать. По одному – не гамузом…
– Вы же все равно их, как «малолеток», судить не сможете, – сказал молодой энкавэдэшник. – Начнете их по детдомам распихивать, по колониям, а они снова дрыснут оттуда и по новой начнут вас отстреливать.
Толстомордый встал из-за стола, приказал капитану и майору:
– Конвойным и надзирателям скажете, что, мол, представители Сталинского райвоенкомата города Алма-Аты с огольцами потолковать хотят…
Повернулся к своему молодому коллеге:
– А ты покаместь возьми у майора и капитана подписочки о неразглашении. А я поссать схожу…
