Все персонажи и сюжетные линии романа являются плодом воображения автора, поэтому любые совпадения случайны и непреднамеренны.
Лучшему в мире программисту, создавшему для меня не виртуальную, а абсолютно реальную, прекрасную, земную вселенную
Москва, 2060
Целая вечность! Как будто это длилось целую вечность…
Они, забыв обо всём на свете, стояли обнявшись посреди единственной комнаты его неубранной, тёмной холостяцкой квартиры и не обращали ни малейшего внимания на окружающий беспорядок. Внезапно Ева, подняв голову и глядя куда-то поверх его плеча, выпрямилась и решительно отстранилась.
– Что это?
– Где?
– Вон там, на столе. Настоящие, живые цветы?!
В старинной стеклянной банке, поставленной на специально освобождённый кусочек стола, заваленного остатками разобранного ретрокомпьютера, красовались розы. Пять ярко-алых, вызывающе роскошных роз. Ева, не отрываясь, смотрела на цветы почти с ужасом, как будто увидела в комнате живую кобру.
– Я купил их тебе. Эти цветы для тебя, – спокойно сказал Ренат.
Ему стоило большого труда достать такой шикарный букет: как пояснили в онлайн-бутике, розы теперь не в тренде, все давно перешли на более практичные орхидеи.
– Для меня?.. – недоумённо переспросила Ева.
– Да, я купил тебе цветы. Что в этом странного?
– Нет, правда… Ты понимаешь, что говоришь? Это невозможно… Ты купил мне цветы?! C’est pas vrai!1 О, я забыла, ты же ментально находишься в девятнадцатом веке! Или нет – в Древнем Риме? Неужели ты не догадываешься, как это глупо? Даже хуже!
Грассирование Евы резало слух – первый раз так явственно за всё время их знакомства… Ренат хотел её удивить, но никак не предвидел такой чрезмерной реакции!
Тонкое выразительное лицо девушки менялось с каждой минутой, то бледнея, то краснея: казалось, от собственных слов она распаляется всё больше. Высвободившись из его объятий, Ева стояла посреди комнаты как античная фурия, непривычно некрасивая в этом приступе праведного гнева.
«Может, вернуться к тому, что работает? Например, взять её за руку? – думал Ренат, наблюдая за Евой со смесью недоумения и иронии. – Нет, лучше не надо!»
– Мало того что это никому не нужный вред для природы!.. Ведь это просто оскорбительно! Даже для не-нейтрального человека! Да, я пока ещё женщина… Для тебя, по крайней мере, – поправилась Ева, в волнении делая несвойственные ей ошибки в русском. – Но я человек! Прежде всего человек! И мне оскорбительно… Чёрт, как это по-русски?.. Мне отвратительно, что ты используешь этот знак унижения! Ведь это доминирование человека над человеком! Символ подчинения женщин мужчинам! Почти что рабства!
Несколько минут назад эта девчонка с бритой головой впивалась губами в Рената так, что у него перехватывало дыхание… А теперь вот, пожалуйста: ей не понравились какие-то розы! И зачем он связался с этой ненормальной француженкой?
– Ты… Ты абсолютно некорректен! – продолжала она. – Да, в вашей стране допустимо всё что угодно! Можно подавлять естественные свободы, издеваться над детьми, которые не имеют ни малейшего права голоса… Можно делать вид, что вы живёте во времена – как это по-русски? – du temps du roi Dagobert!2
– Царя Гороха? – с улыбкой подсказал Ренат.
– Да, именно! – запальчиво продолжала Ева, взбешённая его сарказмом. – Я… ненавижу тебя! Ты нравишься мне физически – ну и что? Плевать! Ты ненормальный, абсолютно ненормальный, патологический тип!.. Ведь ты знал, кто я такая!
Теперь это уже перестало казаться ему ребяческой вспышкой, и Ренат почувствовал, что тоже начинает выходить из себя. Что она себе позволяет, в конце концов?
Не говоря ни слова, он аккуратно, стараясь не расплескать воду, вынул розы из импровизированной вазы и, не обращая внимания на протесты Евы, подошёл к окну. Некоторое время понадобилось на то, чтобы открыть старенькую, постоянно заедавшую форточку…
На улице тихо и легко кружили первые снежинки. Розы одна за другой полетели вниз и упали на припорошённый снегом козырёк подъезда.
– Теперь довольна? – спросил Ренат, закрыв окно и повернувшись к Еве. – Что я ещё должен сделать? Называть тебя «оно»? Облачиться в женскую одежду? Обрить себе голову? Если вы там, в вашей Восьмой республике, решили сойти с ума, при чём тут я?!
Ева смотрела так, словно готова была броситься на него или плюнуть в лицо. Однако никаких буйств – словесных или физических – не последовало: она просто молчала, возмущённо глядя на него своими угольно-чёрными большими глазами. Однако когда рука Рената, решившего сделать первый шаг к примирению, оказалась на её плече, она отскочила как ошпаренная и бросилась вон из квартиры. Плохенькая входная дверь едва устояла на месте – с такой силой Ева решила заявить о своём уходе.
«Может, оно и к лучшему! – подумал Ренат, машинально усевшись на своё любимое место перед мегаэкраном компьютера. – Ведь жил же я спокойно до неё… Да, спокойно и вполне полноценно. Виртуальные миры в сто раз лучше, чем это французское сумасшествие! Ведь я ещё столько всего хотел сделать в Древнем Риме… Да и вообще, мало ли у нас своих баб?.. Или наконец-то поработать немного?..»
Однако привычное и понятное не вызывало прежних эмоций – он так и не решился войти в систему. В конце концов, есть ведь и другие занятия! Может, пойти в спортзал? А потом поужинать в какой-нибудь забегаловке?..
Интересно, куда она теперь пошла? За окном уже настоящая метель, а двор всё ещё завален обломками после того землетрясения…
Сидя спиной к двери и смотря на экран невидящими глазами, он целиком погрузился в свои мысли и ничего не слышал.
А тем временем тихонько скрипнула входная дверь. Шаги хрупкой Евы были легки, как дуновение летнего ветра: она бесшумно приблизилась к Ренату и, оказавшись за его спиной, нежно обвила его по-детски тонкими руками.
– Я очень не права, – еле слышно сказала она. – Ренат, прости меня, пожалуйста, ладно?
Москва, 2060
Аркадий Евгеньевич давно привык и любил руководить, однако по-прежнему терпеть не мог виртуальные совещания. Особенно когда нужно было выступать «говорящей башкой», как он про себя называл роль председательствующего. Пустая трата времени! Да ещё и эта головная боль…
Через пять минут начиналась обычная летучка, как по старинке называли заседание координационного совета Евразиады. Повесткой дня и техническими деталями занималась его заместитель, однако даже «говорящей башке» необходимо было сосредоточиться.
Ломило почти в самой макушке, как обычно при перепаде давления. И одновременно отдавало под лопаткой – последствия осколочного ранения, полученного почти сорок лет назад. Наверное, пора наконец заняться своим здоровьем… В его возрасте подлечиться совсем не помешает. Впрочем, это стоило небольшого лирического отступления.
– Коллеги, – начал он, убедившись, что все участники подключились: с трудом, но он всё же приучил их не опаздывать. – Вчера я заходил в нашу поликлинику. Нет, не в ведомственную – в обычную районную.
Лица на экранах не выразили никакого удивления: Номер Два, как называли Аркадия Евгеньевича в высокопоставленных кругах, хотя его официальная должность не позволяла делать такие далеко идущие выводы, всегда любил «прокачивать мозги».
– Итак, вчера в районной поликлинике меня встретил робот… Знаете, такой беленький, на колёсиках… Он спросил, что мне нужно, и я ему ответил. Однако вместо того, чтобы записать меня на приём к главврачу, он выдал мне талон к хирургу. Это абсолютно не входило в мои планы. Тогда я попросил его вызвать живого специалиста – то есть человека. И что же? Вскоре появилась очень любезная девушка. Я задал ей тот же вопрос, что и роботу. Думаете, она решила мою проблему?
Участники совещания смотрели не отрываясь, однако ответить никто не осмелился.
– Ничего подобного! Она наизусть процитировала какую-то инструкцию, довольно бестолковую, и совершенно не вникла в суть моей просьбы. Я попробовал переформулировать вопрос – и получил то же самое. Вывод: я встретился с двумя роботами – настоящим и ненастоящим, в обличье человека, причём довольно симпатичного! И что с этим делать?
Люди по другую сторону экранов оставались в том же положении, и только представительница Росспорта в смешном капюшоне, казавшаяся случайно попавшим в солидную компанию подростком, позволила себе глотнуть чая из термокружки: Номер Два допускал подобные вольности.
– Итак, – продолжил Аркадий Евгеньевич, – до нашего мероприятия осталось каких-то восемь месяцев. И я не хочу, чтобы мы с вами работали в стиле людей-роботов! Пусть машины используются там, где это оправдано. А здесь, на самом высшем уровне, работают полноценные человеческие мозги. Екатерина, прошу! – С этими словами он передал инициативу своему заместителю.
Екатерина, миниатюрная блондинка в очках, подключившаяся из своего кабинета, деловито начала:
– Сегодня мы должны обсудить пошаговый план. Через полчаса к нам подключится представитель Министерства иностранных дел. Уточняется список участников: как вы знаете, в этом году у нас рекордное количество представленных стран… В том числе почти вся Трансатлантика: на днях поступили дополнительные заявки из Шотландии, Каталонии, Восьмой республики… Вторым пунктом идёт доклад мэра Москвы… Да, я вижу вопрос!
– Аркадий Евгеньевич, коллеги, – уныло начал тщедушный тип, представлявший российский комитет Евразиады. – Я хотел бы внести в повестку дня вопросы кибербезопасности…
– Опять двадцать пять! – перебил его Фадеев. – Дорогой Егор Захарович, кибербезопасность обсудим обязательно… У нас будет соответствующая сессия. А пока давайте оставим технические аспекты специалистам!
– Мы столкнулись с беспрецедентным уровнем атак, – скорбно заметил Егор Захарович. – Хак-боты третьего поколения…
– И это для вас новость? – оборвал его Фадеев. – Идёт информационная война! И началась она сорок… вернее, семьдесят лет назад. В этом году спортсмены из всех стран Трансатлантики, кроме разве что Люксембурга, подали заявки. И это – несмотря на колоссальные штрафы и баны. А их Олимпийские игры спокойненько захирели… Конечно, они будут нас атаковать! А заодно щедро поливать дер… то есть грязью. Коллеги, идём дальше!
Неужели им нужен новый экскурс в историю? Увы, многие из подчинённых Фадеева, годившиеся ему во внуки, явно изучали жизнь по виртуальным играм…
Несколько лет назад очередной трансгендерный скандал поставил последнюю точку в Олимпийском движении, уже подорванном уходом России и Китая. Страны-участники стали одна за другой следовать их примеру: мало кто оказался в состоянии подготовить высококлассных спортсменов «третьего и четвёртого пола». Поэтому Евразийские игры, учреждённые Россией и Китаем в начале тридцатых, стали естественной, традиционной альтернативой Олимпийским – и, конечно же, их тут же окрестили «Играми непробуждённых» и «Евроадой».
«Нет, рассказывать им о роботах бесполезно! – думал Фадеев, слушая монотонные комментарии коллег. – Они даже зеркалу не поверят. И это ведь лучшие… Самые эффективные из тех, кого мы взрастили! Не брать же на их места китайцев? Пожалуй, скоро и эти варяги пойдут в ход».
Его мысли прервал мигающий сигнал на коммуникаторе. Кремль! Значит, его вызывают по одному из защищённых каналов. Нет, конечно, не сама – то есть не президент собственной персоной, – а один из замов.
Аркадий Евгеньевич выключил громкую связь, зафиксировал картинку на своём экране и отошёл вглубь кабинета:
– Фадеев слушает, – начал он.
– Это я, Аркадий Евгеньевич…
И хотя видео для таких разговоров никогда не включалось, не узнать этот бархатный тембр с нотками стали было невозможно: президент говорила с ним лично по коммуникатору одного из подчинённых. Такой знак внимания означал, что дело срочное.
– Прошу прощения, что отвлекаю… Но вы очень нужны сегодня вечером. Пожалуйста, подъезжайте к пяти. Будет несколько коллег.
– Да, Александра Александровна! – коротко ответил он.
Связь немедленно прервалась.
***
Огромный экран в терминале аэропорта «Шереметьево» приковывал все взгляды.
Это классически, эталонно правильное лицо – высокий открытый лоб, хорошо очерченный нос, слегка вьющиеся тёмные волосы, чистые небесно-голубые глаза – принадлежало всем известному человеку. Актёры, оперные дивы, политики продали бы душу ради его славы.
Красный кардинал, знаменитый Сальваторе Палларди! Человек, бросивший вызов самому Папе Римскому! В чём бы ни состоял секрет его успеха: в магическом взгляде, завораживающих проповедях, эпатажных проектах, – его знали и обожали даже здесь, в России.
«Сатана давно стоит у нашего порога! Нет, он уже вошёл в наш дом! Мы отвернулись от Христа ради денег и удовольствий. Мы отвергли опыт предков. Мы боимся добра и правды. Мы не верим ни в кого, кроме себя! Единственное спасение – вернуться к Христу! Уже завтра я отправляюсь в тур Великого крещения. Каждый может отречься от Сатаны и обрести новую жизнь!»
Слова кардинала мелькали в переводе внизу экрана… Только бы ролик поскорее закончился!
Анастасья была не в силах отвести взгляд от гигантского изображения. Вся её решимость, накопленная за предыдущие несколько недель, как будто улетучилась: она совершенно не готова к тому, что ей предстоит! С какой стати эта трансляция идёт здесь, в аэропорту? Досадное совпадение! Как хорошо, что девочка ещё не вышла!..
Сейчас Анастасья жалела, что решила приехать на собственной машине. Уже мало кто пользовался управляемыми автомобилями – это стало уделом богатых чудаков. Выруливать в потоке беспилотников, абсолютно одинаковых и в равной мере непредсказуемых, казалось почти пыткой. А тем более в её возрасте! Впрочем, настоящая пытка ещё впереди.
– Анастазья́, я здесь! – по-французски произнёс за её спиной хорошо знакомый звонкий голос.
Ева! Недавно ей исполнилось двадцать. В тот последний приезд в Москву, три года назад, в ней было ещё так много от трогательного, ранимого одарённого подростка: тоненькая, угловатая, немного сутулая, с яркими татуировками почти по всему телу – хорошо, что теперь они легко удаляются… А сейчас, общаясь с ней по видеосвязи в их редкие разговоры, Анастасья каждый раз удивлялась всё новым образам девушки-вундеркинда: завивка, дреды, разноцветные волосы, бесформенные балахоны… Конечно, в Париже нынче носят и не такое! Однако в последний сеанс связи её внучка выглядела вполне по-взрослому: классическое каре и строгий серый костюм – видимо, по случаю какого-то мероприятия в университете.
И вот сейчас, неловко повернувшись, Анастасья на секунду оторопела. Она не сразу решилась принять в свои объятия это почти незнакомое существо во всём чёрном. Ева показалась ей непривычно высокой – или это просто каблуки? Вполне обычная, мешковатая одежда… А вот причёска… Причёска отсутствовала! Голова её внучки была обрита наголо – так безупречно гладко, как будто на ней никогда и не было волос!
За девушкой, без всякой посторонней помощи, ехал огромных размеров чемодан. Заметив его, Анастасья слегка вздрогнула, так как до сих пор не могла привыкнуть к этой новомодной технике.
– Ҫa va?3 Да, у меня тоже всё окей. Пожалуйста, не читай мораль про мои волосы!
Ева прекрасно владела русским, но продолжила по-французски – вернее, на том молодёжном сленге, который Анастасья теперь знала исключительно по фильмам.
– Меня доконал этот осмотр в зоне безопасности. Песочили почти час! А где можно взять такси? Ты же не приехала сюда на своей колымаге?
– Дорогая, если помнишь, мы договорились, что я встречу тебя сама. Ведь три года не виделись!
– Да? Я думала, меньше… Так куда нам идти?
– Придётся немного пройти пешком, а потом – на минус пятый этаж… А как прошёл твой перелёт?..
Заранее наметив дорогу к лифту, Анастасья старалась не подать виду, насколько трудно ей ориентироваться в ослепительно белом терминале аэропорта, чем-то напоминающем громадную больницу. Она с опаской бросила взгляд на гигантский экран, но, к счастью, теперь там крутили ролик Евразиады.
Ева, не глядя по сторонам, проследовала за Анастасьей к стеклянной лифтовой шахте. За ней, как верный пёс, покорно ехал большой флюоресцентный чемодан на колёсиках.
***
Какая благодать… Неужели придётся испортить такой вечер тяжёлым разговором?
Сидя в уютном шезлонге у декоративного камина, Анастасья терпеливо ждала, когда внучка выйдет на заботливо подготовленный аперитив. Орешки, оливки, небольшой выбор вин – всё так, как принято во Франции, не считая декораций прекрасной русской осени за окном. В эти предзакатные, золотые часы мягкие переливы осенних красок ласкали глаз, и хотелось остановить, заключить в рамку ускользающее мгновение красоты. Да, осень в этом году выдалась исключительная – сухая, неспешная, солнечная… Почти как в Париже!
Неужели она никогда не вернётся в любимый город? Почти на пороге небытия, чтобы попрощаться… Анастасья боялась даже про себя сформулировать подобную мысль. Город, где она когда-то испытала все волнения молодости, казался отрезанным, запрещённым для неё навсегда…
За панорамным окном открывалась живописная череда холмов – часть Клинско-Дмитровской гряды, доставшейся Подмосковью в наследство от Ледникового периода. Дом Анастасьи стоял на самой вершине: она лично выбирала место и следила за каждой стадией строительства. Обширное поместье, которое местные почему-то окрестили «Куршевелем», содержалось в идеальном порядке, достойном замков Луары. С апреля по октябрь в саду хлопотали садовники: хозяйка не признавала роботов и модные технические решения, превращавшие естественную красоту в мёртвый слепок природы. В хорошую погоду она и сама работала в любимом розарии, а когда выпадала настоящая снежная зима, лично расчищала снег на открытой террасе.
Когда же придёт Ева? По-видимому, она слишком устала с дороги. В конце концов, необязательно всё обрушивать на неё сегодня!.. Завтра? А если завтра не наступит? Если всё случится внезапно?..
Доктора предупреждали, что побочные эффекты обойдутся слишком дорого – гораздо дороже миллионов, потраченных на попытку обмануть время… Нет, лучше сейчас, чем никогда!
Анастасья уже собиралась пригубить свой бокал, как в гостиной появилась её внучка. И снова новый образ! Прежний мешковатый наряд уступил место облегающему платью до пят. Трикотажная ткань, словно огромный носок, плотно обтягивала изящную девичью фигуру.
«Да, только в твоём возрасте и с твоей внешностью можно напялить на себя такое!» – улыбнувшись про себя, подумала Анастасья.
И всё же трюк не удался: даже в уродливом платье-носке, с татуировками и сияющим голым черепом Ева Берже была красавицей. Изящный разрез тёмно-карих глаз, нос с едва заметной горбинкой, бледные тонкие губы… Бесспорно притягательное лицо, выдающее то, что нельзя скрыть: породу, острый ум, чувствительность. И непростой характер!
– Наверное, я зря настояла на ужине вдвоём, – начала Анастасья. – Ведь ты так устала!
– Пустяки, я в порядке, – бодро ответила Ева. – У тебя здесь очень мило… Хотя, наверное, зимой холодно? – добавила она, покосившись на огромные окна в пол. – Честно говоря, вообще не помню русскую зиму. А ведь я пару раз приезжала сюда в январе!
– Но тогда у меня не было загородного дома. Да, пожалуй, здесь холоднее, чем в Москве, но я привыкла… Будешь вино? Это крымское, французского у меня нет…
Кажется, отсутствие привычных напитков ничуть не смутило девушку. Она, не выбирая, налила себе белого и, не отпив ни глотка, поставила бокал на столик. Затем села в большое удобное кресло, растянулась, как на пляжном шезлонге, и принялась смотреть в окно. Теперь Анастасья видела её правильный, точёный профиль: лицо казалось непроницаемым… Что её занимает?
– Как Элизабет? – задала Анастасья дежурный вопрос о матери Евы.
– Бетти? Нормально. Впрочем, я давно её не видела, – ответила девушка, не поворачивая головы.
«А отношения у них не намного лучше, чем были когда-то у меня с мамой, – подумала Анастасья. – Как всё повторяется!»
– Расскажи, что ты собираешься делать в Москве…
Приличия требовали предварительной светской беседы. А Анастасье так не терпелось перейти к главному! Казалось, Ева не горела желанием откровенничать, однако наконец повернулась к бабушке лицом.
– Что я буду делать? То, чего требует докторантура… Исследования, несколько интервью, лекции… Я должна закончить диссертацию. Плюс русский – мне нужно практиковаться… Ну и, конечно, я приехала повидать тебя! – всё-таки добавила она после небольшой паузы.
«Спасибо и на этом! – мысленно улыбнувшись, подумала Анастасья. – Надо бы спросить о причёске… Нет, как-нибудь потом!»
– Ты не возражаешь, если я останусь до Рождества? – продолжала Ева. – Забавно, но у нас все по-прежнему говорят «Рождество», «рождественские каникулы», хотя это давно отменили. Ты ведь знаешь, что в Восьмой республике это называется «новогодние праздники»? Антидискриминационные законы в действии… Так что скажешь?
– По поводу отмены Рождества или твоего приезда? – улыбнулась Анастасья, так и не привыкшая называть Францию не Францией.
– Моего приезда, конечно! – ответила Ева.
– Ты можешь оставаться здесь столько, сколько потребуется!
– Спасибо!
– Вернее не так…
Анастасья с небольшим усилием привстала с кресла и, всем корпусом развернувшись к Еве, серьёзно посмотрела ей в глаза:
– Я хочу, чтобы ты не уезжала! Вообще. Чтобы ты осталась здесь, в России!
Лицо девушки слегка дрогнуло. Казалось, она не совсем поняла то, что сказала бабушка, – или не хотела понимать.
– Я хочу, чтобы ты меня выслушала. Знаю, ты устала с дороги… Но это очень важно для меня, слышишь?
Анастасья слегка повысила голос, и теперь в ней звучала властная женщина, сама распоряжающаяся своим солидным состоянием:
– Ты знаешь, что я многие годы жила во Франции. Но решила оттуда уехать…
– Тебе не нравится Восьмая республика? – перебила Ева.
– Подожди, ты слишком торопишься! – остановила её Анастасья. – Итак, я прожила во Франции целую вечность – больше сорока лет. Когда-то я приехала туда учиться – и осталась навсегда. Так мне казалось… Но когда родился твой отец, я поняла, что… это не для меня. А главное, сама Франция постепенно переставала быть Францией! Всё началось задолго до Восьмой республики. И даже задолго до французской интифады4… Уже тогда, в двадцатых годах, я хотела уехать. Или хотя бы жить на две страны. Но это оказалось невозможно.
– Из-за войны?
– Да, из-за войны. Но не только. В основном из-за Габриэля… Пожалуйста, не надо так реагировать! – поспешно добавила она, увидев выражение лица внучки: казалось, любое упоминание об этом человеке болезненно для неё.
Анастасья отпила вина, чтобы сделать передышку, и продолжила:
– Да, во Франции меня держал твой отец. И деньги… Но десять лет назад мне наконец удалось избавиться от этого ярма: я смогла перевести большую часть своего состояния в Россию – так, чтобы иметь возможность при этом помогать тебе.
– Извини, зачем ты это рассказываешь? Я всё прекрасно знаю! – наконец произнесла Ева, и в её голосе явно зазвучало раздражение.
За окном по-осеннему быстро догорал закат: лучшие и редчайшие мгновения сентября уходили в небытие. И этот, ещё один, безвозвратно ушедший день! Анастасья пересилила себя и встала: почему-то ей казалось, что в таком положении будет легче донести до внучки свою мысль.
– Ева, это не мой каприз. Потому что…
Девушка, сохраняя непринуждённую позу, смотрела на неё обречённо – так, будто попала на нудную лекцию.
– Потому что я скоро умру! – твёрдо закончила Анастасья свою мысль.
Она много раз мысленно произносила эту фразу, но сейчас её слова прозвучали пафосно и банально. Ева никак не отреагировала, лишь взяла свой бокал и снова поставила на столик, так и не отпив ни капли.
– Мне семьдесят семь. Это не сорок и даже не сорок пять, – продолжала Анастасья уже без внутреннего содрогания.
– Но ты выглядишь гораздо моложе! – возразила Ева. – Ты ведь постоянно занимаешься собой… Многие не выглядят так и в пятьдесят!
Анастасья привыкла к комплиментам, однако сейчас никакой радости они не вызвали.
– Ты права… Я выгляжу моложе, намного моложе. И в этом всё дело!
– Хм… – вяло отреагировала Ева. – И что в этом такого? Антивозрастная терапия… Сейчас каждый при желании – и наличии денег, разумеется, – может себе это позволить!
Вздохнув, Анастасья нажала на пульт «умного дома» – шторы медленно поползли вниз. Она никогда не любила смотреть на сгущающиеся сумерки… Затем заговорила снова:
– Ева, я никогда не рассказывала о цене… моей искусственной молодости. Итак… С чего начать? Ну, хотя бы с денег! Миллион в месяц – вот стоимость моей жизни! Сегодняшней жизни…
– Миллион макронов? – с сомнением произнесла девушка.
– Нет, рублей. Но и это много. И миллион – только на лекарства и операции…
– Но ты же достаточно богата!
– Да, ты права, это не главное! Деньги – это просто деньги… На самом деле ты не совсем представляешь… Это лечение сделало меня другой, и не только внешне.
– Но ведь антивозрастная медицина существует много лет. Лично я… – начала Ева.
– Представь, что ты – наполовину не ты! – оборвала её Анастасья. – У меня чужие почки, искусственные коленные суставы и с недавних пор – ещё и тазобедренный. Две операции на позвоночнике. Постоянные переливания крови! Пожалуй, это самое отвратительное из всего… И гормональное лечение. Я уже не говорю о микропластике лица каждые два года. В результате – нет, только послушай! – я провожу в клиниках три дня из восьми! Плюс еженедельные визиты к косметологу, диета, упражнения…
– Но это и есть достижения прогресса, – спокойно парировала Ева. – Многие дорого бы дали, чтобы иметь твои возможности.
Анастасья немного перевела дух: перечисление болячек доставило ей почти физический дискомфорт… Как будто она сразу почувствовала в себе всё то чужое, что давно стало частью её тела!
«Нет, Ева ничего не понимает, – с досадой думала она. – Девочка-вундеркинд, а эмоционально – дитя…»
– Как бы там ни было, – снова начала Анастасья, – я уже решила: больше никакой борьбы с возрастом. Я хочу умереть, как все нормальные люди!
– И что ты собираешься делать? – невозмутимо осведомилась Ева. – Перестанешь пить таблетки?
– Разумеется, я не намерена совершать самоубийство! Да, я прекращу большую часть антивозрастной терапии. Это означает, что мне осталось не так много. Возможно, несколько лет. А возможно, гораздо меньше. Твой переезд решил бы все вопросы… Санкции, как известно, никто не отменял. Я больше не могу даже приехать во Францию! И не могу так просто завещать тебе моё состояние. Ты живёшь в другом мире! Не в моём – в другом! И если я уйду…
«…А ты останешься в этом французском аду… – мысленно договорила она. – Если я начну ещё и об этом… Нет, на сегодня достаточно!»
Анастасья крепилась, чтобы ничем не выдать своего состояния: её силы были на исходе, а пальцы предательски дрожали – первые признаки выявленной ещё десять лет назад генетической болезни. Ева молчала, и по её лицу снова ничего нельзя было прочесть. Наконец она заговорила:
– Анастасья, ты ведь не возражаешь, что я больше не говорю тебе «бабушка»? На самом деле… – Казалось, она хотела сказать что-то важное, но осеклась. – Спасибо за аперитив! Я действительно устала… Я подумаю о том, что ты сказала. Ничего, если я возьму тарелку и поем в своей комнате?
Провожая взглядом её тонкий силуэт, Анастасья невольно вспомнила себя. Нет, у неё была совершенно другая юность! И она даже не подозревала, насколько счастливая и беззаботная!
Так и не решившись трапезничать в одиночестве, Анастасья направилась к себе. Хорошо, что она убрала из гостиной фото Габриэля: раздражать Еву ещё и этим совершенно не стоило! Нужно действовать осторожно, иначе можно всё испортить…
Забавно, что сын с первого дня казался Анастасье двойником своего отца, Рафаэля, – если бы не голубые глаза. Как будто клонированный ребёнок! Пожалуй, только сейчас у него проступили новые, незнакомые черты… А вот внучка внешне мало напоминала дедушку. Но этот взгляд! Чёрный, бездонный взгляд Люцифера… Кто бы мог подумать!
***
Первое октябрьское утро две тысячи шестидесятого выдалось туманным и серым.
В квартире Рената Левина на втором этаже старенькой пятиэтажки было почти так же темно, как ночью. Не раздвигая выцветших занавесок, которые он уже три года забывал отдать в стирку, Ренат привычным движением нажал на выключатель. Комната осветилась старенькой люстрой с разноцветными плафончиками, купленными ещё его мамой.
Пойти позавтракать куда-нибудь в кафе? Или доесть вчерашний ужин? Нет, не хочется… Впрочем, в холодильнике ещё осталось что-то из фруктов и немного сыра. Ренат отправился на маленькую кухню, где стояло его любимое устройство – здоровенная кофемашина, слишком большая для его морально устаревшего жилья, чудом уцелевшего в очередную волну реновации.
Коллеги, краем глаза обозревавшие его хоромы по время онлайн-совещаний, не скрывали сарказма: как будто в таких квартирах, сохранившихся с советских времён, уже никто не жил! Конечно, Левина считали чудаком: неплохо зарабатывая, он вполне мог позволить себе современные апартаменты или дом в одном из пригородных посёлков. Работа программиста позволяла жить практически где угодно… Впрочем, его это касалось лишь отчасти.
Мегаэкран, размером почти в четверть стены, неожиданно замигал. Дэн, кто же ещё! Звонил начальник и партнёр Левина – неутомимый Денис Венгеров.
Нажав на «Приём» и «Скрыть картинку» (он даже не успел толком одеться), Ренат устроился в кресле: если уж Дэн встал так рано, то наверняка что-то срочное.
– Я очень сорри, что называется, – издалека начал Венгеров, обожавший коверканые иностранные слова. – Вернее, я даже миль пардон!5
– Слушай, я только встал. Давай сразу к сути! – без обиняков заявил Ренат: в их молодой компании энтузиастов, к счастью, не практиковался старомодный этикет.
– Короче, тут такое дело… Мы с ребятами посовещались… Да, во-первых, нужен новый разработчик в команду Димы… Но я о другом. Звонили оттуда!
– Заказчики? – предположил Ренат.
– Именно, май фрэнд! По линии МИДа прибыла некая студентка. Из Франции! Вернее, как их там? Седьмая республика?
– Восьмая. Франция теперь так называется, – поправил Левин.
– Блин, ну ты всё знаешь! Просто велл-дан6. Да…
Левина всё больше настораживал этот разговор. Денис, не убравший своё изображение, сидел перед ним в парадной, необычной для этого часа одежде. Куда он намылился? Рубашка с широким галстуком – кажется, такие носили ещё лет сто назад. Даже выражение лица с аккуратной клинообразной бородкой – последний писк моды – казалось неуместно торжественным. Уж не собрался ли он в очередную командировку, чтобы опять свалить все дела на коллег?