Кристофер Джон Сэнсом
Мертвая земля
Глава 12
Николас застонал и пошевелился. Я помог ему сесть и заорал во всю глотку, призывая на помощь Барака. Через несколько минут тот примчался в сопровождении нескольких посетителей таверны. К этому времени Николас, к великому моему облегчению, пришел в себя и затряс головой.
– Что произошло? – спросил я.
– Не знаю. Стоило мне сюда войти, как кто-то огрел меня по затылку. – Рука его потянулась к кошельку. – Деньги на месте, – с удивлением пробормотал он.
Джек, наклонившись, внимательно осмотрел голову пострадавшего.
– Рана неглубокая, – сообщил он. – Много крови, но никакого серьезного вреда. Судя по всему, ни убивать, ни грабить тебя они не собирались. Унизить джентльмена – вот их единственная цель. Ты никого не видел?
– Нет. Но мне кажется, их было несколько.
– Наверняка работа тех чертовых лодочников.
– Думаю, ты прав, – кивнул я. – Они хотели отомстить.
– За что? – сердито буркнул Николас. – Они первыми начали к нам цепляться.
– Возможно, за то, что ты назвал их невежами, – предположил Барак. – То есть подчеркнул их принадлежность к низшему классу. Такого рода оскорбления здесь не сходят с рук.
– Они оскорбили нас еще хуже, и без всякой на то причины, – напомнил я. – Давайте выйдем уже из этого вонючего сарая.
Под огнем множества любопытных взглядов мы помогли Николасу выйти на свежий воздух и усадили его на скамью. Он несколько раз моргнул и снова затряс головой.
– У него здорово кружится башка, – захохотал кто-то из зрителей.
– И вся его красивая одежда теперь в дерьме.
Надо признать, наблюдение было верным; от одежды бедняги Николаса исходила жуткая вонь. К нам подошел запыхавшийся хозяин таверны.
– Что здесь произошло? – спросил он, обращаясь к Бараку, своему постояльцу.
– На моего друга напали, когда ему приспичило заглянуть в нужник.
– Его ограбили?
– Нет, только ударили по голове.
Я протянул трактирщику записку, пришпиленную к спине Овертона:
– Вот что они оставили. За соседним столом сидели какие-то лодочники, все время пытавшиеся завязать ссору. Думаю, это они напали на моего помощника.
– Он сам сказал, что никого не видел, – раздался чей-то злобный голос. – Или джентльменам можно возводить на простых людей напраслину?
– И зачем они только вообще к нам приперлись, спрашивается? – подхватил кто-то еще. – Сидели бы в своем Лондоне.
По небольшой толпе прошел одобрительный ропот. Хозяин таверны отвел нас в сторону и произнес, понизив голос:
– Среди наших завсегдатаев много лодочников и рыбаков. Я очень сожалею о случившемся, сэр, но умоляю вас: не разбрасывайтесь здесь подобными обвинениями. Иначе нам не миновать крупных неприятностей. Сообщите обо всем констеблю, если считаете нужным. Но я очень сомневаюсь, что от этого будет хоть какой-то толк. Ведь нападение произошло без свидетелей.
Догадавшись, что оскорбившие нас рыбаки являются постоянными клиентами заведения, я метнул в собеседника суровый взгляд. Однако Барак, оглядев толпу, сказал мне почти шепотом:
– Думаю, вам с Николасом стоит побыстрее унести отсюда ноги.
– А ты?
– За меня не волнуйтесь. Меня можно принять за джентльмена, лишь когда я нахожусь в вашем блистательном обществе.
Трактирщик едва сдержал вздох облегчения.
– Я пошлю двух мальчишек с фонарями проводить вас до самого дома, – пообещал он. – Где вы остановились?
– В «Девичьей голове».
Хозяин таверны обернулся к зевакам:
– Ничего особенного не произошло. Все живы и здоровы. Возвращайтесь к своей выпивке, парни.
Зрители, поняв, что представление окончено, поплелись к своим столам.
– Ты можешь идти? – обратился я к Николасу.
– А что мне остается делать? – пожал он плечами. – Господи Исусе, мне нужно вымыться как можно скорее.
Глянув на людей, сидевших за столами, я получил в ответ несколько недоброжелательных взглядов. Тут, к моей радости, появился трактирщик в сопровождении двух дюжих юнцов, державших в руках факелы.
Вернувшись в «Девичью голову», мы объяснили плачевный вид Николаса тем, что в темноте он якобы наступил на кучу дерьма, поскользнулся и упал. Хорошенько вымывшись и переодевшись, Овертон почувствовал себя лучше, хотя и оставался бледным как полотно. Николас настаивал на том, что завтра утром будет сопровождать меня и Тоби. Припомнив поговорку «Утро вечера мудренее», я отправил его спать. Когда Николас ушел, я извлек из кармана записку. Один из четверых лодочников – я не сомневался, что нападение совершили именно они, – был обучен грамоте. Никогда прежде я не сталкивался с подобной ненавистью к джентльменам – ненавистью, толкавшей людей на самые рискованные поступки. Оказавшись в своей комнате, я первым делом тщательно запер дверь.
Назавтра я проснулся рано. Не было еще и шести утра, а мы с Николасом уже сидели за завтраком. Я с облегчением заметил, что к нему вернулся прежний румянец. Огромный синяк на затылке был скрыт под шляпой. Вчера, прежде чем лечь спать, я снова проделал упражнения, рекомендованные Гаем, и теперь спина беспокоила меня гораздо меньше. Садиться в седло, впрочем, у меня не было ни малейшего желания, но я чувствовал, что смогу обойтись без палки. Едва колокола собора прозвонили шесть, как в дверях появился пунктуальный Тоби Локвуд.
– Да ниспошлет вам Господь доброго утра, – произнес он, кланяясь нам обоим.
– И вам тоже, Тоби. Как поживают ваши родители?
– Матушка чувствует себя немного лучше. А отец очень озабочен видами на урожай.
Я выглянул в окно, на залитую солнцем улицу:
– К счастью, ненастная погода, похоже, закончилась.
– Да. Даже в такую рань уже жарко. День, судя по всему, будет знойный.
– И к тому же трудный. Я намерен сегодня повидаться с Джоном Болейном, с коронером и с родителями Эдит Болейн – конечно, если они нас примут.
– Вчера вечером мне удалось договориться с коронером. Он будет ждать вас в ратуше в полдень.
– Было бы лучше сначала поговорить с ним, а потом уже с Болейном, – задумчиво произнес я.
– Но к сожалению, сэр, встретиться с вами раньше он никак не сможет.
– Значит, первым делом мы отправимся в замок. Скажите, Тоби, а удалось вам что-нибудь узнать о моей бывшей служанке Джозефине Браун?
– Никто из моих знакомых не слышал этого имени, – покачал головой Локвуд. – И о Питере Хеннинге, адвокате в отставке, тоже пока ни слуху ни духу. Правда, один из моих друзей, помощник солиситора, пообещал навести справки. Даже если мастер Хеннинг оставил адвокатскую практику, он не мог провалиться сквозь землю. Конечно, если милостью Божией этот человек до сих пор жив.
– Спасибо, Тоби. Это очень важно для меня. Что ж, идемте. – Я внимательно посмотрел на Николаса. – Ты уверен, что после вчерашнего приключения сможешь выдержать все тяготы предстоящего дня?
– Уверен, – буркнул он не без раздражения.
– После вчерашнего приключения? – нахмурившись, переспросил Тоби.
Я рассказал ему о печальном происшествии в «Голубом кабане» и показал записку, которую оставили злоумышленники. Локвуд внимательно выслушал, теребя свою густую черную бороду.
– Напрасно мастер Николас назвал этих людей невежами, – заметил он. – Даже если они первыми затеяли ссору.
– В точности то же самое сказал мой друг Барак, – кивнул я.
– Вы совершили оплошность, явившись в трактир, в который редко заглядывают джентльмены, – продолжал Тоби, пристально глядя на Николаса. – Постарайтесь впредь не допускать подобных промахов и избегать ненужных стычек.
– Я думаю, стоит сообщить о случившемся констеблю, – процедил Николас.
– Это ни к чему не приведет, лишь создаст о вас не самое благоприятное впечатление, – возразил Локвуд, переводя на меня взгляд своих ярко-голубых глаз. – Согласитесь, сэр, выполняя свою работу, мы должны считаться с обстоятельствами, верно?
В семь часов утра мы уже покинули трактир «Девичья голова». Мы с Николасом облачились в мантии законников.
Тоби указал на один из домов, стоявших на площади Тумлэнд.
– Здесь живет олдермен Гэвин Рейнольдс, – сообщил он; дом представлял собой просторный особняк, недавно выкрашенный в желтый цвет. – Я уже предупреждал вас: нрав у старика скверный. Судя по запуганному виду его бедной жены, она трепещет перед грозным мужем. Прежде он был известен тем, что не пропускал ни одной смазливой служанки. Сегодня мы попытаемся к нему наведаться, утром у нас назначена встреча в замке, а это, как вы помните, на Элм-Хилле.
Мы вышли на широкую рыночную площадь, над которой возвышалась громада замка. Торговцы протирали свои прилавки, выметали мусор и убирали конский навоз, готовясь к завтрашнему базарному дню. У большого креста какой-то человек в одеянии проповедника ораторствовал, энергично размахивая в воздухе книгой Нового Завета. Ему внимала небольшая толпа, состоявшая главным образом из ремесленников и подмастерьев в синих фартуках.
– Апостол Павел говорит, что как тело едино, хотя имеет многие члены, и как все члены одного тела, хотя их и много, составляют единое тело, так и Христос един для всех, – долетел до меня голос проповедника, звучный и глубокий.
– Это правда! – воскликнул какой-то юнец. – Все верующие равны перед Господом!
Толпа встретила сие заявление одобрительным гулом.
Проповедник, долговязый молодой человек, вновь взмахнул в воздухе Новым Заветом:
– Именно так! Все верующие равны в глазах Господа! Но апостол Павел учит также, что в этом мире каждому из нас, подобно частям человеческого тела, уготовано свое служение. Господь, по милости своей, даровал каждому из нас способности, необходимые для того служения, к которому Он нас предназначил. Тот, кто наделен даром пророчества, должен пророчествовать…
– Предрекаю, что, когда к нам наконец прибудет Комиссия по огораживаниям во главе с Джоном Хейлзом, общины вновь воспрянут! – подал голос пожилой человек с окладистой седой бородой. – Вместе мы будем так же сильны, как левиафан из Книги Иова. – Все повернулись к нему, и он громогласно процитировал: – «Можешь ли ты удою выловить Левиафана и веревкою схватить язык его? Вденешь ли кольцо в ноздри его? Проколешь ли иглою челюсть его? Будет ли он умолять тебя и будет ли говорить с тобой кротко?» Мы, простые люди, и есть этот самый левиафан! – гремел над площадью его голос.
Ответом ему стал хор одобрительных возгласов. Проповедник горячо затряс головой:
– Не сомневайтесь, возлюбленные братья и сестры, в мире, которым управляет Господь, должна восторжествовать справедливость. И благодаря попечениям короля и лорда-протектора она неминуемо восторжествует. Но телу необходима голова, дабы управлять членами. Помните: апостол Павел учит нас с радостью подчиняться тем, кто управляет нами…
– К черту лордов! – заорал какой-то подмастерье.
Мы двинулись дальше.
– Этот проповедник ходит по острию ножа, – заметил я. – Он ежеминутно рискует возбудить гнев толпы. То же самое происходит в Лондоне.
– Именно поэтому разрешение проповедовать на улицах теперь дается далеко не всякому, – сказал Тоби. – Того, которого вы только что видели, зовут Роберт Уотсон. Он один из тех, кому покровительствует архиепископ Кранмер. Кранмер добился, чтобы Уотсона назначили каноником в собор. По слухам, он хотел досадить этим епископу Рагге.
– Рагге, я так понимаю, приверженец старых религиозных традиций?
– Да. К тому же он ленив и корыстен. Что до Уотсона, то вы сами видели, он пляшет под дудку лорда-протектора. Некоторым это не слишком нравится, например тому старику, что его перебил. Его, кстати, зовут Захария Ходж. Воображает себя пророком и вот уже лет двадцать проповедует на улицах Нориджа. Даже в тюрьме за это несколько раз сидел. Надо сказать, некоторые из его пророчеств и в самом деле сбываются.
– Ну просто кошмар, сколько в последнее время развелось прорицателей, – ухмыльнулся Николас. – И все они играют на руку какому-нибудь политику.
– Это верно, старина, – согласился я.
Мы посторонились, уступая дорогу худому оборванному подростку с копной спутанных каштановых волос, тащившему огромный тюк шерстяной ткани. Какой-то толстяк средних лет, стоя в дверях своей лавки, покрикивал на него:
– Пошевеливайся, Скамблер! Ты что там, уснул?
Мальчишка, изнемогавший под тяжестью своей ноши, ускорил шаг. Тут толстяка окликнули из лавки, и он исчез. В этот момент трое других подростков в блузах подмастерьев, ошивавшиеся у повозки, бросились наперерез мальчику с тюком. Один из них сбил беднягу с ног, так что тот упал. Тюк, несмотря на все отчаянные усилия мальчика удержать его, оказался в грязной луже.
– Грязнуля Скамблер снова отличился! – хором закричали подмастерья.
Лавочник вновь появился в дверях и, сердито сдвинув брови, бросился к месту происшествия. Сокрушенно взглянув на перепачканный грязью тюк, он поднял его из лужи и двинулся к мальчику, недоуменно озиравшемуся по сторонам. Подмастерья, устроившие эту проделку, с серьезными лицами наблюдали за происходящим. Один из них осуждающе покачал головой.
– Гляди, что ты натворил, безмозглая скотина! – взревел лавочник.
Николас подошел к нему и тронул за рукав:
– Послушайте, сэр! Вот эти три шельмеца сбили мальчика с ног, и мы тому свидетели!
– Нам нельзя терять времени, я уже говорил вам об этом, – недовольно вздохнул Тоби.
– Но допустить, чтобы эта шайка юных оболтусов осталась безнаказанной, тоже нельзя, – возразил я, подходя к Николасу.
Локвуд неохотно последовал за мной.
Лавочник, злобно зыркнув на Овертона, процедил:
– Не суйте свой нос в чужие дела, молодой крючкотвор! Я уже полтора месяца вожусь с этим недоумком Скамблером, и ныне моему терпению пришел конец! Убирайся прочь, дармоед! Если у тебя остались родные, я привлеку их к суду за порчу ткани!
– Простите, сэр, но мой помощник совершенно прав! – изрек я непререкаемым тоном. – Мальчика нарочно сбили с ног. Мы это видели, все трое.
– Вранье! – хором завопили подмастерья.
Злополучный Скамблер взглянул на своих обидчиков, и недоуменное выражение на его лице сменилось печальным.
– Это правда они? – едва слышно спросил он.
Я пристально посмотрел на мальчика, пытаясь определить, не страдает ли он слабоумием. Но взгляд его, хотя и растерянный, отнюдь не свидетельствовал о тупости.
Лавочник по-прежнему рвал и метал:
– Вы думаете, мы здесь, в Норфолке, такие недоумки, что не отличим дармоеда от хорошего работника? – Трясущимся от ярости пальцем он указал на троих озорников. – Эти ребята работают подмастерьями у городских ремесленников, достойных всяческого уважения. А Скамблер – безмозглый осел, не способный даже смотреть себе под ноги. Родные выгнали его из дома, потому что этот жалкий мешок с костями способен доводить людей до белого каления! А то, что его с детства прозвали Грязнулей, говорит само за себя!
Один из подростков поднял тюк, валявшийся на земле, и подал его лавочнику. Тот кивнул в знак благодарности. Скамблер, по щекам которого ползли слезы, пробормотал:
– Я смотрел под ноги, хозяин. Наверняка это они меня повалили.
Торговец вместо ответа закатил ему оплеуху:
– Убирайся! И чтоб глаза мои тебя больше не видели. – Он метнул в нас злобный взгляд. – Законники! Знаем мы ваши законы, черт бы вас всех побрал!
Смачно сплюнув, он скрылся в своей лавке и захлопнул дверь. Трое подмастерьев, хохоча, убежали прочь. Один из них распевал во весь голос:
– Ах ты, наш Грязнуля Скамблер, глупый маленький урод!
Несчастный Скамблер стоял, потупив голову и глотая слезы.
– Прости, парень, что не сумели тебе помочь. Но мы сделали все, что могли! – обратился я к нему.
– Вы были очень добры, сэр, благодарю вас.
Я вытащил из кармана кошелек и протянул бедолаге шиллинг.
– Почему эти мальчишки тебя изводят? – спросил я.
Скамблер покачал головой, слезы потекли по его щекам еще быстрее.
– Не знаю, – выдохнул он. – Но люди всегда надо мной издеваются. А почему – не знаю.
– Кончай лить слезы, парень, – нетерпеливо вмешался Тоби. – Будь мужчиной.
Скамблер взглянул на него, резко повернулся и припустил бегом в сторону замка. Мы с удивлением глядели ему вслед.
– Вот мерзавцы, – буркнул Николас. – То, что они устроили, – это уже не шутка. Мальчонка по их милости лишился работы.
– Все дело в том, что этот парень не походит на других, – задумчиво произнес я, вспоминая собственное детство. – Люди не любят тех, кто от них отличается, и дети в этом смысле еще хуже взрослых. Проповедники ныне орут на всех углах, что мир забыл о милосердии, и с ними трудно не согласиться. – Переведя взгляд на Тоби, я заметил: – А вы могли бы нас поддержать.
– Насколько я понимаю, сэр, нам следует по возможности не привлекать к себе внимания. Таково распоряжение мастера Пэрри, о котором мне сообщил мастер Копулдейк.
– Идемте, – велел я. – Нас ждут в замке.
«Судя по всему, сочувствие, которое Локвуд питает к обиженным и угнетенным, далеко не безгранично», – размышлял я по пути.
Глава 13
Прежде чем подняться на огромный, поросший травой холм, на котором стоял Нориджский замок, нам пришлось пересечь пустошь, где уже сколачивали загоны для завтрашнего скотного рынка. Перейдя по мостику мутный ручей, мы вступили сначала на извилистую тропу, а потом на широкую дорогу, которая вывела нас к воротам замка. Солнце стояло уже высоко, и к тому времени, как мы добрались до цели, я взмок от пота, а многострадальная моя спина буквально раскалывалась от боли. Что до моих молодых спутников, то они оба, несмотря на события вчерашнего вечера, выглядели свежими и бодрыми. Наконец мы оказались у главного входа, представлявшего собой огромную полукруглую арку. Массивные деревянные ворота были заперты, но у вделанной в них калитки стоял часовой – хорошо сложенный парень с начищенной до блеска алебардой в руках. На нем были круглый шлем и белый солдатский мундир. Буквы «ЕR»[4], вышитые на мундире, напоминали, что превращенный в тюрьму замок находится в ведении короля, а не городских властей. Стражник внимательно наблюдал за человеком, который приколачивал к воротам какую-то бумагу, вероятно с официальным указом. Покончив с работой, тот кивнул стражнику, бросил: «Теперь пойду к ратуше» – и двинулся по дороге прочь.
Локвуд, подойдя к воротам, принялся читать. Пробежав объявление глазами, он потеребил свою длинную бороду и присвистнул.
– Очередное воззвание лорда-протектора? – осведомился я.
– А что же еще.
Мы с Николасом тоже изучили бумагу.
– Подумать только, герцог Сомерсет объявляет помилование всем бунтовщикам, выступавшим весной против незаконных огораживаний, – заметил Тоби. – Против богатых землевладельцев, вроде сэра Уильяма Герберта и ему подобных.
– И о чем Сомерсет только думает? – нахмурился Николас. – Очень подходящее время для подобного указа, ничего не скажешь. В западных графствах и без того беспорядки. Этот указ только придаст бунтовщикам пылу.
– Так оно и будет, – с непроницаемым лицом кивнул Тоби.
Я подошел к часовому и протянул ему верительную грамоту, которую Копулдейк вручил мне в Лондоне.
– Нам необходимо увидеть заключенного по имени Джон Болейн, – сообщил я.
Часовой кивнул и распахнул перед нами калитку. Поднявшись на каменное крыльцо и миновав богато украшенную арку, мы оказались в огромном пустынном зале с высокими узкими окнами, сквозь которые проникал тусклый свет. Как и во всех на свете тюрьмах, тут разило сыростью, мочой и потом. Несмотря на стоявшую за стенами замка жару, воздух здесь оставался холодным и влажным. Двое стражников играли в карты, устроившись у грубого деревянного стола. Один из них, оторвавшись от этого увлекательного занятия, устремил на нас вопросительный взгляд. Я изложил наше дело, и он крикнул: «Орестон!» Зычный голос эхом разнесся под сводами просторного зала. До меня долетел топот шагов по железной лестнице. Мгновение спустя одна из внутренних дверей распахнулась и перед нами предстал здоровенный детина в грязной блузе; на поясе у него висела дубинка.
– Тут целый отряд законников хочет увидеть Болейна, – сообщил ему часовой.
Тюремщик бросил на нас любопытный взгляд.
– Как я смотрю, кого-то из важных людей сильно интересует мастер Болейн, – пробормотал он.
– Его адвокат живет в Лондоне и не смог приехать. Он передал мне свои полномочия, – пояснил я и кивнул в сторону Тоби. – А это его помощник, мастер Локвуд.
Вслед за тюремщиком мы спустились на один пролет по железной лестнице и оказались в коридоре с каменными стенами и узкими окнами; в коридор выходило несколько дверей с зарешеченными оконцами. Звук наших шагов гулко раздавался под сводами замка; заслышав его, заключенные подходили к оконцам своих камер и провожали нас тоскливыми взглядами. Остановившись возле одной из дверей, тюремщик выбрал ключ из связки, висевшей у него на поясе, и отпер ее.
Камера Джона Болейна оказалась совсем крохотной; свет проникал туда только через маленькое окошко, расположенное под самым потолком. Я догадался, что мы находимся под землей. Пол покрывали грязные циновки; вонючая бадья, табуретка и деревянная кровать с соломенным тюфяком составляли всю обстановку камеры. Заключенный, сидя на кровати, читал Евангелие при тусклом свете, падающем из окна. Когда мы вошли, он поднял голову.
Я ожидал, что Джон Болейн, подобно своим сыновьям, окажется светловолосым и дородным. И действительно, высокий рост и широкие плечи близнецы явно унаследовали от отца; однако волосы и борода у него были черными как смоль. Изборожденное морщинами чумазое лицо выглядело до крайности изнуренным, в глазах застыло выражение безнадежности. Трудно было поверить, что перед нами один из крупнейших землевладельцев Норфолка. Впрочем, еще в Лондоне Тоби Локвуд утверждал, что Болейн пребывает в удручающем состоянии.
– Что, мастер, хотите примириться с Господом до того, как вас повесят? – жизнерадостно осведомился Орестон.
Болейн промолчал, ограничившись презрительным взглядом.
– Оставьте нас, – повернулся я к тюремщику.
Он пожал плечами и вышел, закрыв за собой дверь.
– Сержант юстиции Мэтью Шардлейк, – представился я, протянув Болейну руку. – Приехал разобраться в вашем деле. Это мой помощник, мастер Овертон. Полагаю, с мастером Локвудом вы знакомы.
– Да, – сдержанно ответил Джон. – Надо же, сержант юстиции! Никак не ожидал, что сюда пришлют адвоката, занимающего столь высокое положение.
– В этом мире есть люди, которые хотят вам помочь, мастер Болейн, – улыбнулся я. – Я не имею полномочий представлять ваши интересы в суде, так как дело относится к разряду уголовных. Однако намерен собрать все факты, проливающие свет на случившееся. С вашего позволения, я сяду. В последнее время спина доставляет мне много неприятностей.
– Вы уже встречались с моей женой Изабеллой? – спросил Болейн, и голос его неожиданно потеплел.
– Пока еще нет. Надеюсь, завтра мы сможем съездить в Бриквелл и поговорить с ней.
– Они заявляют, что теперь Изабелла не считается моей законной женой. Здешний священник не разрешил ей навещать меня, – вздохнул Болейн, и лицо его исказилось от злобы. – Меня повесят, в этом можно не сомневаться. Им ненавистно мое имя, ненавистна моя жена… И соседи давно мечтают прибрать к рукам мои земли.
– На суде имеют значение лишь факты, а чувства не играют никакой роли, – заметил я, пытаясь его приободрить. – Если вы не возражаете, я задам вам несколько вопросов. У меня с собой ваши прежние показания, – сообщил я, вынимая из сумки бумаги.
– Как вам будет угодно.
– Прежде всего давайте поговорим об исчезновении вашей покойной супруги девять лет назад. Насколько я понял, Эдит покинула ваш дом внезапно, без всяких объяснений.
К моему удивлению, Джон отрывисто расхохотался.
– Именно так. Хотя, надо признать, ее исчезновение не слишком меня удивило, – бросил он с горечью.
– Почему?
Поколебавшись несколько мгновений, Болейн начал свой рассказ:
– Двадцать лет назад, когда я женился на Эдит Рейнольдс, она была очаровательной девушкой, с пышной грудью и чудесными белокурыми волосами. При этом Эдит была на редкость робкой и застенчивой – полагаю, потому, что отец держал ее в ежовых рукавицах. Впоследствии я догадался, что она вышла за меня замуж лишь для того, чтобы избавиться от отцовской власти. Но тогда я любил Эдит. Очень любил. – Джон прикусил губу и погрузился в молчание. Когда он заговорил вновь, голос его был едва слышен. – Как только мы поженились, Эдит точно подменили. Свои супружеские обязанности она исполняла до крайности неохотно. Даже самую главную из них. – Залившись краской, Болейн бросил на меня вызывающий взгляд. – Мужчины обычно не признаются в подобных вещах, но мне уже на все наплевать. Произведя на свет близнецов, жена заявила, что больше не желает иметь детей. К сыновьям она не питала ни малейшей привязанности, даже когда они были совсем малютками. Иногда я думаю, что именно поэтому Джеральд и Барнабас выросли такими варварами. В общем, жизнь с ней превратилась в сущий ад, – продолжил он дрожащим от застарелой обиды голосом. – Эдит постоянно устраивала скандалы, прислуга боялась ее как огня – за исключением горничной по имени Грейс Боун, к которой моя супруга благоволила. Но даже Грейс в конце концов не выдержала и попросила расчет. К тому же у моей жены имелись странные привычки. Как я уже сказал, когда мы поженились, она была цветущей девушкой с пышными формами. Однако порой Эдит принималась морить себя голодом и доходила до того, что от нее оставались кожа да кости. Причины столь дикого поведения были совершенно мне непонятны. Садясь за стол, она заявляла, что не голодна, и не брала в рот ни крошки. Я пытался действовать добротой, пробовал вразумить ее бранью. Но все оставалось по-прежнему. У меня даже возникли опасения, что у Эдит помутился рассудок.
– А потом вы встретили свою нынешнюю супругу, Изабеллу?
Во взгляде Болейна вновь сверкнул вызов. Про себя я отметил, что подвижное лицо выдает в нем человека, обуреваемого страстями.
– Да, это случилось примерно за год до исчезновения Эдит, – кивнул Джон. – Изабелла работала в таверне, куда я частенько заглядывал. Она обладает всеми достоинствами, которых была лишена моя первая жена. Иными словами, она добра, приветлива, жизнерадостна и молода. И самое главное – я пришелся ей по душе. Это было упоительно – после стольких лет ненависти ощущать себя желанным. Изабелла стала моей любовницей. А какой у нас еще был выбор в подобных-то обстоятельствах? – спросил Болейн, и в приглушенном его голосе неожиданно зазвенела злоба.
– Вскоре соседи начали чесать языками, и Эдит узнала о ваших отношениях с Изабеллой, – подсказал Тоби.
– Да, когда это произошло, Эдит не сказала мне ни слова, но нрав ее стал еще невыносимее. Незадолго до этого Джеральд порезал Барнабасу лицо. Эта кошмарная выходка не только рассердила Эдит, но, полагаю, и всерьез напугала ее. Она вновь перестала есть. Времена тогда были трудные, лето выдалось жарким и засушливым, а значит, неурожайным. Я опасался, что останусь без денег. Если вы помните, именно в тот год пал лорд Кромвель. Признаюсь, я был с Эдит груб и не раз давал волю вспыльчивости.
«То, что этот человек подвержен приступам вспыльчивости, не вызывает никаких сомнений, – подумал я. – Но вот мог ли он до такой степени выйти из себя, чтобы убить бывшую жену предельно жестоким и изощренным способом?»
– И вот в один из зимних дней, в начале декабря, Эдит исчезла, – продолжал Болейн. – Не взяла с собой ничего, ушла в той одежде, которая на ней была. Поднялась суматоха, мою жену искали повсюду, но не удалось обнаружить ни малейшего ее следа.
– После исчезновения Эдит Изабелла переехала к вам? – уточнил я.
Болейн сдвинул брови, лицо его стало непроницаемым.
– Она перебралась в мой дом только год спустя, – процедил он. – После того, как нам стало ясно: Эдит не вернется. Вы читали мои показания, сэр, а значит, вам должно быть известно – я не пытался скрыть свои отношения с Изабеллой. Наше чванливое норфолкское дворянство было этим до крайности скандализировано. Многие местные болваны были убеждены, что я убил Эдит и закопал ее тело в укромном месте. При встрече со мной они воротили нос и утверждали, что безнравственность – фамильная черта Болейнов, а отсутствием моральных принципов я похожу на Анну Болейн, свою дальнюю родственницу. «Ну и черт с ними», – думал я. А что мне еще оставалось?
– И все эти девять лет вы не получали от Эдит никаких вестей?
Он устало покачал головой:
– Нет, и это меня вполне устраивало. Как и все прочие, я считал, что она мертва. Полагал, жена покончила с собой.
– У нее имелись какие-либо знакомые за пределами Норфолка? – спросил я и после недолгого замешательства уточнил: – Например, в Эссексе, в Кембриджшире, в Хартфордшире?
Николас метнул в мою сторону предостерегающий взгляд. Упомянув про Хартфордшир, я слишком приблизился к Хатфилду. Однако на лице Болейна не дрогнул ни один мускул.
– Нет, никаких знакомых в других графствах у Эдит не было. Она родилась и выросла в Норидже.
– Насколько мне известно, ее отец – богатый купец.
– Да уж, денег у него предостаточно. – В голосе Болейна вновь зазвенела злоба. – Гэвин Рейнольдс торгует тканями, так же как его отец и дед. Они нажили состояние, нелегально продавая камвольную шерсть в Данию. Характер у старика скверный. Впрочем, мне не стоит об этом распространяться. Олдермен Рейнольдс – один из тех, кто правит Нориджем. Жена его – урожденная Сотертон. Рейнольдс жесток и хитер. Можно не сомневаться, он способен добиться своего любой ценой. Сейчас он залег на дно – видно, боится, что шум вокруг этого дела повредит его положению в городе. – Болейн усмехнулся. – Старый хрыч мечтал стать мэром Нориджа. Теперь с этой мечтой пришлось проститься. Думаю, он не будет слишком горевать, когда меня вздернут на виселицу.
– Прямо отсюда я намерен отправиться к нему.
– Сомневаюсь, что он станет с вами разговаривать.
– Когда это необходимо, я умею проявлять настойчивость.
Тоби почесал голову, и Болейн, заметив это, грустно улыбнулся:
– В здешних тюфяках пропасть блох.
– Мастер Болейн, наша цель – доказать, что вы не убивали Эдит, – веско произнес я. – А значит, мы должны найти, у кого еще имелась причина лишить жизни вашу бывшую жену. И кто при этом мог подстроить все так, чтобы подозрение упало на вас. Прежде всего необходимо определить, у кого была возможность спрятать в конюшне грязные ботинки и молоток. Это правда, что ключи от конюшни были только у вас и у конюха?
– Да. – Лицо Болейна смягчилось. – Мой любимый жеребец по кличке Полдень – отличный скакун, но норов у него крутой. Меня этот зверюга слушается беспрекословно, а ко всем прочим относится с недоверием. Даже сыновьям я запрещал подходить к нему, потому что конь не раз их лягал. Я боялся, что он лягнет Изабеллу или кого-нибудь из работников. Кроме меня, он слушался только мальчика-конюха. Но конюх тут ни при чем, уверяю вас. – Болейн грустно усмехнулся. – У этого мальчишки не все в порядке с головой, но с лошадьми он ладит отлично. Я нанял его в начале года. Честно говоря, поначалу сомневался, стоит ли брать на работу парня, которого все считают малость чокнутым. Но меня заверили, что лучше конюха не найти. И правда, он подружился с Полднем, и тот полюбил его. Мне кажется, этот парень, Саймон, предпочитает общаться с лошадьми, а не с людьми. Близнецы вечно его изводили, и бедняге приходилось это терпеть. В общем, поверить в то, что Саймон убил человека, так же трудно, как и в то, что он улетел на Луну. Ключи от конюшни малец всегда держал при себе, я сам на этом настаивал. После убийства он вручил их мне и скрылся в неизвестном направлении. Я так полагаю, что Скамблер чертовски испугался. Удивляться этому не приходится, этот парень из тех, кто боится собственной тени.
