bannerbannerbanner
Несовместимые. Книга первая

Кристина Янг
Несовместимые. Книга первая

Полная версия

Глава 6

Первое, что я почувствовала, когда мое сознание начало медленно просыпаться из спячки – это опустошённость. Она окутала мою душу в липкий кокон. Этот кокон, словно паутина. Я запуталась в ней и не могу выбраться. Казалось, чем больше я стараюсь высвободиться, тем сильнее запутываюсь. Цепкие, на первый взгляд тонкие нити, обхватили все мое естество. Паника возрастает. Инстинкты самосохранения и самозащиты выбираются наружу прямиком из моего сердца, и я хочу кричать. Кричать до боли в горле, до разрыва связок. Мне хочется плакать от того, что мое сердце чувствует полное одиночество. Это одиночество сжирает меня до самых скрытых глубин души, словно тля в одежде, намереваясь поглотить весь огромный лакомый кусок полностью.

Я хочу бороться с этими внезапно нахлынувшими ощущениями, которые посылают меня в темный и холодный подвал. Но чем больше я сопротивляюсь, тем снова хуже. До меня доходит, что выбора особого нет. Я просто лежу неподвижно и позволяю этим сжирающим разум, сердце и душу паразитам овладеть мною полностью.

***

Я чувствую холод, пронизывающий до самых костей. Открывая глаза, их до физической боли ослепляет яркий белый свет, и этот свет буквально разрезает мои глазницы. Мне вдруг показалось, что я лежу на холодной, пустынной земле. На нее и на меня медленно падают белые снежинки, покрывая землю белоснежным ковром. Они накрывают мое лицо и не таят. Будто все мое тело покрылось льдом и эти снежинки нашли свой дом, бесстрашно ложась на мою безопасную для них ледяную кожу. Небо полностью белое, без каких-то трещинок, через которые могут проникнуть теплые солнечные лучи и обогреть меня.

Моя душа плачет от безысходности. Единственная слеза скатывается по моему виску и теряется где-то в куче снега. Она до чертиков холодная, будто горошина льда вышла из моего глаза.

– Проснись, моя девочка, – слышу я мягкий голос мамы и будто дыхание прорезывается в моей груди. Она свободно поднимается, словно голос мамы раскромсал давящий лед внутри меня.

– Мама, – беззвучно, одними губами зову я ее, но голоса нет.

– Не смей пускать свою душу в холод. Не смей замуровывать свое сердечко в лед. Не смей замораживать свои чувства. Ты сильная. Я в тебя верю. И помни, что я всегда с тобой.

Голос мамы эхом доносится по белому пространству. Я пытаюсь поймать его, но тело обездвижено. И он улетает в неизвестность. Исчезает среди кучи снежинок и становится недосягаемым.

***

Вдох. Резкий вдох. Моя грудь сильно приподнимается, а после я слышу биение своего сердца. От сильных ударов взрывается толстый слой льда вокруг жизненно важного органа. Я ощущаю запах жизни, вместо свежего аромата лютого холода, покрывающий все мое тело инеем.

С меня падают снежинки, которые уже успели толстым слоем накрыть мое тело. Лед трескается. И с приятным звуком, ласкающий слух, трескается купол вокруг меня. Наконец появляются трещинки и солнечные лучи обнимают мое тело в спасательном жесте.

– Открывай глазки, моя хорошая. Вот так, – слышу я чей-то нежный голос практически над ухом. Но это уже не голос мамы. – Снимайте наркоз.

Я вдыхаю еще больше воздуха через нос, когда с лица снимают какую-то маску. Легкие наполняет острый запах медикаментов и этот запах резко толкает меня в реальность. Этот аромат щекочет мои ноздри, и я морщусь, пытаясь открыть глаза.

Снова яркий свет бьет в глазницы, и я чаще моргаю. Замутненные глаза, покрытые пеленой, не в ясности посылают картинки в мой мозг, и я не могу в полной мере разобраться, где нахожусь.

Глаза проясняются, а вместе с ними и разум, в полной мере вспоминая о своей функции размышлять и анализировать. Я вижу белые стены, белый потолок и яркое свечение лампы надо мной. Мельтешащие люди в белых халатах вызывают тошноту из-за своих резких движений перед моими глазами.

– Все хорошо, Элла. Ты проснулась. Все хорошо, – слышу я тот же нежный голос, и вижу лицо обладательницы этого голоса.

Миссис Эванс. Мать Брук. Она работает хирургом в клинике Манхэттена. Подкрадывается осознание, что я сейчас лежу на больничной койке и только недавно эта добрая женщина боролась за мою жизнь.

– Пить, – хриплю я почти неслышно.

Во рту до невозможности пересохло, а в горле будто распласталась великая пустыня Сахара.

Миссис Эванс осторожно приподнимает мою голову и подносит к губам стакан такой желанной воды. Как только прохладная жидкость касается моих губ, я с жадностью начинаю глотать ее, не обращая внимания на то, что половина вливается на мою шею.

Женщина заботливо обтерла полотенцем участки моей кожи, куда попала вода.

Я пыталась пошевелиться, чувствуя, как отекло все тело. Это было очень плохой идеей. Острая боль в голове мгновенно парализовала меня, и я сморщилась, шипя.

– Тише, милая. Еще рано вставать, – мягко настояла миссис Эванс, слегка надавливая на мое плечо, и я расслабилась, жмурясь отгоняя мучительную боль в голове.

Открыв медленно глаза, я теперь боялась даже пальцем пошевелить, не намереваясь больше ощущать ту тугую боль, которую получила несколько секунд назад. Осмотревшись, я заметила, что все остальные люди в белых халатах покинули помещение и со мной осталась только миссис Эванс.

Посмотрев на нее, я заметила, как она что-то заполняет сосредоточенным лицом. Видимо, это моя медицинская карта. Медицинская шапочка на голове женщины прячет ее блондинистые волосы, но несколько передних прядок все же выбрались и теперь обрамляют ее бледное, с острыми чертами лицо. Черные глаза внимательно вычитывают информацию на карте, и я замечаю, как брови женщины слегка хмурятся.

Миссис Эванс вздыхает и поднимает на меня свои уставшие глаза. Черные круги под глазами будто никогда не исчезают с ее лица, и я уже представить не могу, как ей будет без них.

– Я задам тебе пару вопросов, хорошо? Только не напрягайся.

Я моргнула, показывая таким образом свое согласие.

– Ты помнишь свое имя?

– Элла, – хрипло ответила я. – Элла Тейлор.

– Своих близких?

Я снова моргнула, еле как кивая головой.

Внезапно я снова почувствовала боль, но уже не такую сильную. Боль появилась от того, что я вспомнила, как оказалась в клинике и в этой палате. Воспоминания резко нахлынули, как тяжелая волна, пытающаяся утопить меня.

Я успела сделать всего три шага, как донесся оглушительный взрыв в доме, сотрясая стены особняка. Земля под моими ногами задрожала, и я упала на деревянное покрытие крыльца, ударяясь головой о твердую поверхность. Перед глазами все поплыло.

Ужас охватил меня. Округленными глазами я посмотрела на миссис Эванс, а к краям уже подступали горькие слезы. Женщина вскочила со своего стула и принялась гладить меня по голове бережными движениями. Только сейчас я поняла, что вся моя голова обмотана бинтами и перевязана под подбородком.

– Тише. Тише, спокойно.

– Миссис Эванс, – шепотом говорила я дрожа. – Папа, Деймон. Где они?

– Все хорошо. Тише. Все будет хорошо. Только не нервничай, иначе снова потеряешь сознание, – взволнованно трепетала женщина, поглаживая меня по плечу и голове.

– Там был взрыв. Они живы? – Мой голос прорезался от накатившего волнения, которое наполняло мое сердце.

– Живы. Они живы, – успокаивала меня хирург, а я внимательно смотрела в ее глаза, пытаясь найти правду.

Вдруг она обманывает меня, чтобы я не впадала в истерику и горе. Черные глаза, будто сама непроглядная бездна. У обладателей таких глаз сложно выведать правду самой, пристально всматриваясь в них. Теряешься во тьме.

– Скажите мне правду, – дрожащим голосом умоляла я, вцепившись руками в ее руку.

– Я говорю тебе правду. Когда сможешь встать на ноги, я отведу тебя к ним. Обещаю. – Миссис Эванс говорила искренне и с уверенностью, и я приняла решение поверить ей безукоризненно.

Чувствуя, как расслабляется мое тело от полученной утешающей информации, мне уже хотелось сейчас же встать на ноги и навестить самых близких мне людей. Хочу быть уверенной в том, что с ними все будет хорошо.

В ушах все еще стоит тот самый оглушительный взрыв, подавляющий мою надежду на то, что папа и Деймон смогут встать на ноги. Мрачные мысли угрожающе подкрадываются под корку головного мозга и начинают там вводить свои собственные правила. Я кое-как стараюсь отгонять их своей верой, поселившаяся в моем дико бьющемся сердце.

– Сколько дней прошло с того случая?

– Ночь. Вас привезли в девять вечера. Сейчас уже день. У тебя никаких серьезных повреждений на теле. Ты сильно ударилась головой. Небольшое сотрясение, – объяснила мне миссис Эванс. – Брук всю ночь просидела в зале ожидания, и до сих пор там. Как и твоя бабушка.

– О нет, – ужаснулась я. – Сообщите бабушке, что со мной все хорошо. У нее слабое сердце.

– Все уже сообщили, не переживай, – улыбнулась она. – Хочешь, я их позову?

– Если можно, – тихо попросила я и миссис Эванс улыбнулась шире, обнажая свои белоснежные зубы, кивнув.

Когда она вышла из моей палаты, я вздохнула. В моей голове все еще густой туман, и я не могу начать размышлять о случившемся. Только я пытаюсь сосредоточиться, мысли снова путаются. Будто поднимается вихрь и поглощает все в себя, затем выплевывает ошметки. И я снова копаюсь в них, пытаясь разобраться в этой головоломке.

Главные вопросы: Кто это сделал и зачем?

Дверь моей палаты со скрипом отворилась, и я повернула голову в сторону звука. Никто пока не торопился заходить. Сейчас я жалею, что позволила пригласить бабушку. Увидев меня такую, она еще сильнее расстроится и точно заплачет. Я только потревожу ее и так слабое сердце.

– Только постарайтесь говорить с ней не так много. И меньше информации с того злополучного вечера. Ей нужно восстановиться, – слышались тихие наставления миссис Эванс.

Я заметила копну блондинистых волос Брук и после ее улыбающееся лицо.

– Дорогая моя, – выдохнула она с облегчением и стала приближаться к моей постели. За ней следовала моя бабушка.

 

Сердце заныло, когда я увидела измученный вид моих близких людей. Бабушка никогда не позволяла себе выглядеть так растрёпано и неопрятно. Так было лишь раз, когда умерла мама. Бедная женщина. Уверена, она только что пережила те самые ужасные времена заново. Представить не могу, как она еще держится на ногах.

– Мое сокровище, – прошептала бабушка и поцеловала меня в лоб. Горячая слеза с ее щеки упала на мою щеку.

– Ну полно, Сеньора, – вымученно улыбнулась я, стараясь не показываться хмурой и расстроенной. Лучше буду шутить и уверять ее этим, что все обошлось. – Прекратите реветь. Вы столько средств потратили на свое омоложение. Не порте свою красоту.

– Она шутит. Значит все с нашей малышкой хорошо, – оживилась Брук и взяла меня за руку.

– Так и чувствовала, что надо было улетать раньше. Ты бы тут не лежала, – корила себя бабушка.

– Бабушка, от судьбы не убежать. Если мне предстояло лежать тут, то я бы все равно оказалась в таком положении. – Я прикусила нижнюю губу. – Ты была у Деймона и папы?

Глаза бабушки накрыли сожаление и легкий ужас. Впервые от упоминания папы, она не закатывает глаза и не бубнит под нос колкости в его адрес. Мое сердце замерло, когда они с Брук переглянулись и продолжали молчать. Навязчивые, терроризирующие подсознание предположения снова подкрались и вытесняли мою надежду на все хорошее и светлое.

– С ними все хорошо, – натянула улыбку бабушка и сжала мою руку в ободряющем жесте. – Пойду принесу тебе бульон.

Бабушка поспешно вышла из палаты под этим предлогом. Когда она не может быть уверенной передо мной в каком-то вопросе, то избегает под приличными и действующими аргументами.

Я посмотрела на Брук. Та опустила глаза и поспешно вытерла слезу со своей щеки, непрошено вышедшую из глаза.

– Брук, скажи мне правду, – взмолилась я.

– Элла, ты сама скоро их увидишь, – с грустью в голосе только и сказала она, пытаясь отвертеться от моего вопроса.

– Брук, – я сжала ее руку, – пожалуйста. Иначе я сейчас сама встану.

– Тебе еще рано, – ужаснулась она.

– Вот именно.

Брук тяжело вздохнула и села на стул. Посмотрев на дверь, слегка отдаваясь всем корпусом в сторону, она убедилась в том, что никого нет и снова выпрямилась.

– Взрыв произошел в кабинете твоего отца.

– Они же тогда были там! – ужаснулась я и почти выкрикнула. Сердце забилось как бешеная птица в клетке.

– Тише. Не совсем. Как я услышала, на их спинах многочисленные ожоги. А что это значит?

– Они в это время выходили оттуда, – догадалась я и ощутила легкое облегчение в груди.

– Да. Они оба в коме, но живы. Их толкнуло на несколько метров ударной волной. – Брук вздохнула. – Я заглядывала к Деймону. – Она опустила глаза и шмыгнула носом. – Я…я очень переживаю.

– Он небезразличен тебе, – улыбнулась я и погладила ее руку.

Моя подруга лишь кивнула и почесала красный нос. Кажется, она изрядно проревелась за ночь, что даже макияжа на ее лице нет.

– С ними обязательно все будет хорошо, – уверенным голосом уже говорила я, когда услышала все, что произошло с папой и Деймоном. – Это Тейлоры, – шире улыбнулась я и Брук усмехнулась.

– Это точно. Одна фамилия все скажет. Их ничего не возьмет, – уже с весельем добавила Брук.

– Верь вместе со мной, чтобы я не была одна.

– Конечно, Эллочка, – она поцеловала мою руку. – Я всегда буду с тобой.

– А пока они в коме, я должна узнать, что произошло и кому это надо было, – в моем голосе появилась злость.

Брук в ужасе расширила свои глаза и снова посмотрела на дверь.

– Ты с ума сошла!? – прошипела она. – Этим занимается полиция и ФБР. Ты даже не представляешь, сколько их тут. Всю клинику заполнили.

– Они мне ничего не скажут.

– Естественно не скажут. Если ты дочь начальника штаба, и сестра сотрудника ФБР, то тебе это не откроет дорогу к истине. Сиди на заднице ровно, поняла меня? – прошипела Брук и уставилась на меня с легким гневом, проблескивающий в ее глазах.

Я вздохнула и кивнула. Брук расслабилась и снова посмотрела на дверь.

Мой отвлекающий маневр в действии.

Вот именно. Я дочь начальника штаба, и сестра члена ФБР. В моей крови кипит справедливость и месть, а не только доброта и свет, освещающий мою душу.

Еще я не забыла о разговоре брата и отца.

Элла считается мертвой.

Меня терзает эта фраза и я всеми способами должна больше разузнать об этом.

Если я во всем этом не разберусь, то меня уже зовут не Элла и я действительно буду считаться мертвой. Сила моего духа и жажда правды придерживают меня на плову в разрушенной лодке. И на этой лодке я смогу проплыть весь мировой океан, пока не устану грести и не брошу весла. Всем естеством я ощущаю, что не позволю себе так поступить со своими принципами. Я предам саму себя таким поступком. Пусть ураган, град, бьющий по спине и лицу, пусть руки в кровь от усталости махать веслами, но я не сдамся. Потому что у меня есть моя семья, за которую я перегрызу глотку любому. Стоит лишь пробудить во мне злобу, коварство и жажду мщения.

Я начала ощущать свой внутренний мир, практически дотрагиваясь до него своими руками. Во мне живут две личности и пробудить вторую, достаточно тяжело. Если не коснуться и не попытаться отнять то, что я люблю и что принадлежит только мне. Больше времени я провожу с личностью доброй, наивной и милой девочки.

Первый и последний раз, когда во мне восстала темная сторона, окутавшая меня как черная дымка, это было в ночь, когда меня пытались изнасиловать. В моих желаниях было убить тех громил, а мысли об убийстве, да еще о таком изощренном, никогда не посещали мою голову.

Брук написала моя бабушка. Она попросила ее помочь привести для меня еду.

Когда моя подруга вышла, я снова погрузилась в воспоминания о вчерашнем дне.

Эдвард Дэвис. Теперь я знаю его имя, и он первый, кто попал в пункт списка подозреваемых в содеянном. Ясно, что отец что-то должен ему, и он приезжал со своей шайкой напомнить ему об этом. Дэвис был в его, кабинете и он вполне мог установить взрывчатку. Мотив у него есть, я в этом уверена. Папа что-то должен ему, но он не получил желаемого. В таких обстоятельствах от человека проще избавиться, забрав его жизнь.

– Может Эдвард Дэвис и убийца, но есть в нем человеческие инстинкты.

Убийца. Ему не составило труда сделать это. Такие как он думают лишь о своем благополучии и плевать на всех остальных. Мафиози не копит себе врагов и должников. Они просто избавляются от них, как от мусора. Использованный биоматериал не должно мешаться под ногами.

– Элла?

Я вздрогнула и повернула голову к источнику звука. В палату зашли бабушка с Брук, а из-за своих рассуждений я даже не услышала, как они вошли.

– Мы привезли тебе покушать, – улыбнулась бабушка и стала раскладывать все с тележки на поднос.

Я посмотри на свои руки. Сжимая простыни, костяшки побелели, а кожа натянулась. Расслабив их, я почувствовала, как кровь прилила, и кожа приобрела здоровый оттенок.

Ярость донимала меня и сжирала изнутри не своевременно, стоило мне подумать о Эдварде Дэвисе. В моей голове его образ проектируется как образ чудовища, а в моих желаниях стереть его с лица земли. Жажда мести, гнев, ярость, злость – все это так ново для моего организма, что испытывая их, я чувствую легкую усталость.

Я покорно и охотно начала принимать пищу, когда бабушка подняла крышку миски и в нос ударил запах только что сваренного, горячего куриного бульона. Желудок заурчал, вспоминая, что не потреблял пищу всю ночь и целый день, а слюновыделение такое, что могу наполнить им стаканы.

– Мне пришлось сдать твой билет обратно, – с грустью сообщила бабушка, когда я трамбовала съеденное водой.

– Ты улетаешь одна? – ошарашенно спросила я ее.

– У меня там дела, милая. Неотложные. Я попросила Маргарет забрать тебя к себе, пока у нас такое плачевное положение.

– Мы уже планируем поставить еще одну кровать в мою комнату, – улыбалась Брук осчастливленная этой затеей.

Я натянуто улыбнулась ей, затем снова посмотрела на бабушку, и улыбка спала с моего лица вовсе.

– У тебя все хорошо? – обеспокоенно спросила я, рассматривая ее внимательными глазами, будто пытаюсь влезть прямо в душу.

– Все хорошо, солнышко, – улыбнулась бабушка и погладила меня по щеке своей нежной рукой.

– Надеюсь, Вы не долго, Сеньора? Иначе умру от тоски, – весело проговорила я широко улыбаясь.

Бабушка молча смотрела на меня. Взгляд ее голубых глаз был поникшим, но пристальным. Глаза бегали по моему лицу, будто она хотела запечатлеть в своей памяти каждую мою деталь. Бабушка улыбнулась, а глаза заблестели.

– Как ты похожа на свою мать, – прошептала она и обняла, стараясь не давить на мое тело. – Одного желаю, чтобы ты не испытала ее судьбу и прожила спокойно до самой старости.

Я крепче обняла бабушку и уткнулась носом в ее плечо, когда почувствовала, как там противно закололо. Навязчивые слезы уже щипали глаза, и я закрыла их, чтобы задержать нежелательные соленые дорожки на своих щеках.

Рейс бабушки завтра утром. Я убедила ее вернуться домой и отоспаться, чтобы хорошо добраться до Испании. Она долгое время обнимала меня, не желая отпускать и уходить. Я давно не наблюдала в ней таких порывов. Обычно она улетала в Испанию даже не прощаясь, ведь знала, что вернется. А сейчас все иначе. И это не может не волновать мое сердце. В голову сразу лезут страшные мысли, терзающие душу.

И почему мне кажется, что моя размеренная жизнь начинает идти наперекосяк, а я даже сделать ничего не могу?

Так я подумала, когда увидела сначала Деймона через стекло реанимационной палаты, а после отца. Миссис Эванс запретила мне заходить к ним. Есть определенные правила, не позволяющие этого сделать. В первую очередь антисанитария. Многочисленные трубки, торчащие на их груди и шее, пугают. Лиц практически не видно из-за больших масок наркоза. Пикающие мониторы – единственное, что сейчас придает мне надежду и уверенности в том, что мои родные выживут. Они доказывают, что их сердца все еще бьются, а мне остаётся верить в то, что они никогда не остановятся.

Я приложила ладонь к стеклу, за которым лежал мой отец. Его руки были обожжены и местами покрылись жесткой бордовой коркой. Миссис Эванс сказала, что вероятно мой отец последним выходил из кабинета, поэтому ему досталось больше Деймона. Он прикрыл его с собой. Даже не зная о страшной судьбе наперед, отец всегда защищает своих детей. Будто чувствует приближающую к нам опасность.

Я обессилено приложилась к стеклу еще и лбом, чувствуя, как слезы размером с горошину скатываются по моим щекам и падают на кафель, разбиваясь там вдребезги.

– Папочка, услышь меня. Я рядом. Я сделаю все, чтобы ты открыл глаза, слышишь? Ты только не покидай меня. Я хочу быть эгоисткой и держать тебя рядом с собой, даже если ты собрался уходить от меня. Я не смогу тебя сейчас отпустить. Пожалуйста, помоги мне и поправляйся. Только борись.

Я всхлипнула и смогла подавить рыдания, закрывая рот ладонью. Сердце внутри меня дрожит и обливается кровью. По телу пробегает холодок и мне хочется скомкаться в комочек прямо здесь на полу и лежать как беззащитное существо. Я чувствую себя такой одинокой…

Я дрожащими руками вытерла слезы со щек и мокрых ресниц. Сентиментальность – это не ошибка, но с ней не стоит затягивать. Имеет свойство привязывать. Становишься зависимой от нее и тогда уже перестаешь быть сильной и прекращаешь бороться. Я могу изредка оплакивать свое состояние, но знать меру и когда стоит остановиться.

Я шмыгнула носом и развернулась. Вместо пустого помещения для врачей, я наткнулась на большую фигуру в темном костюме. Мое лицо было на уровне его груди, как и глаза. Сердце замерло, потому что эту фигуру я узнаю из тысячи, хотя встречались мы всего два раза.

Сглотнув, я медленно подняла глаза на мужчину, который стал мне ненавистным всего за пару секунд и впилась в него презренным взглядом.

Он смотрел через стекло на моего отца, и через несколько секунд опустил свои слегка сощуренные глаза на меня. На его фоне я казалась маленькой потерянной девочкой в данный момент, с бинтами на голове и в больничной сорочке из синтетики, но не чувствовала ни капли страха. Лишь тень ненависти, нависшее над моим сердцем.

Мужчина смотрел на меня беспристрастными глазами. В них не играли искры удивления, ненависти или злобы. Не было ничего абсолютно. Его глаза – прозрачное стекло, на котором невозможно ничего прочитать.

В моих глазах он, я уверена, смог прочитать массу эмоций: от всепоглощающей ненависти, до убивающего горя. Сейчас я не могу и не хочу контролировать себя. Меня больше интересует его присутствие здесь.

– Что Вы здесь делайте? – хриплым и низким голосом спросила я.

 

Мужчина смерил меня своим взглядом и снова посмотрел прямо в мои глаза.

– Очевидно же, что приехал навестить своего друга, – свойственным ему безэмоциональным и низким голосом ответил он.

– Вы издевайтесь надо мной!? – зашипела я.

Его ответ снова разжег в моей груди пожирающий огонь ненависти.

– Я не из тех, кто получает удовольствие от издевательства над немощными.

– Но получайте удовольствие, когда делайте их такими! – гневно процедила я стойко держась на ногах.

– О чем Вы говорите, юная леди? – непонимающе нахмурился он.

– Вздумали театр играть здесь? Кому, как не Вам выгодна смерть моего отца?

Мужчина склонил голову в сторону, прищурив свои глаза. Густые черные брови были нахмурены, но не угрожающе, а скорее непонимающе. Его взгляд не изменился на злобный, получая от меня такие слова и такой тон. Видимо, действительно считает маленькой и глупой девочкой, не знающей ни о чем. А тот, кто не прав, не должен получать гнев в ответ.

Почему сейчас смотря в его глаза, я усомнилась в своей правоте? Может я изрядно ударилась головой и поэтому посчитала его убийцей своего отца? А когда он стоит передо мной, все снова становится на свои места. Он убийца, но не такой как все.

Что за бредни, Элла!?

– С чего Вы это взяли? – даже с интересом спросил он, будто хотел услышать мою версию.

Я набрала воздуха в легкие и немного задержала дыхание, после выдохнула. От такого действия последовало легкое головокружение. Если начала, то следует идти до конца.

– Вы в последний раз были у папы. Не знаю, какие проблемы у него с Вами, но взрыв произошел в кабинете. А там кроме Вас из чужих больше никого не было.

Мужчина прочистил горло. Он вздохнул, скрещивая руки на груди. При этом выпрямил свою спину, слегка выпячивая вперед мужественную грудь. Его заинтересованный взгляд никуда не исчез. Наоборот, искр в них прибавилось больше.

– Неплохая версия, юная леди, – облизнулся он и я почему-то сглотнула. Его уверенность выводит меня из моей уверенности. – Но у меня другая. Возможно потому, что информации имею больше. – Уголки его губ дрогнули, и я увидела наподобие улыбки, но такой мимолетной. Мне захотелось вернуть ее и увидеть вновь. Она такая приятная.

Я мысленно ударила себе по щеке за такие глупые мысли. Очевидно же, что рядом с этим мужчиной я не должна терять бдительности.

– Вы точно уверены в том, что никого в вашем доме больше не было помимо меня?

Я задумалась, слегка нахмурившись.

– Абсолютно, – с уверенностью ответила я, но его решительность все еще давила на меня.

– Учитывая Ваше состояние, – он бросил на мою голову мимолетный взгляд, и я инстинктивно коснулась бинтов, – я не стану давить на Вас. Хотя потребовал бы задуматься. Я бывал в вашем доме на протяжении года часто, Элла. И признаю, Ваше появление удивило меня, ведь дочь Винсента считается мертвой.

Я сглотнула и поджала губы. Злобу как рукой снесло одной фразой. На смену ей пришли разочарование и грусть.

– Видимо, Вы сами об этом недавно узнали. Вы не удивлены.

– А Вам так хотелось посмотреть на мое удивление? – процедила я.

– У меня фотографичная память, – продолжил он как в ни в чем не бывало, игнорируя мой вопрос. Хотя я сама понимаю, что он был риторическим. – Я знаю каждый уголок вашего дома. На этот раз заметил кое-что иное, отсутствующее явление на протяжении долгого времени. Открытый кабинет Винсента. Мы приехали вместе и на тот момент в доме была лишь горничная. А как я знаю, она не заходит туда в его отсутствие, а сама дверь по себе всегда заперта.

Я нахмурилась, обдумывая его слова. Информация до меня пока действительно доходит медленно и закрепляется туго.

– И правда. Отец всегда закрывает кабинет, – задумчиво заметила я.

– Поэтому, судя по всем фактам, в ваш дом наведывались до меня.

– Но почему папа не обратил на это внимания?

– Обратил, – ответил Дэвис. – Но не стал заострять внимание. Размышлял, думал, что сам забыл закрыть. Обвинения с меня сняты? – внезапно спросил мужчина, сцепляя руки за своей спиной.

На груди стало легко и тоскливо одновременно.

– Почему я должна быть такой уверенной? Может Вы мне лжете? – не унималась я, хотя в глубине души уже верила ему и это придавало мне облегчение.

– У меня нет причин убивать Винсента. А если бы и хотел, то не таким жалким способом.

– Да неужели? – вскинула я одну бровь и скрестила руки на груди.

Мужчина приблизился ко мне еще ближе, и я тут же растерялась. Между нами оставались какие-то жалкие сантиметры. И от такого маленького расстояния я могла ощущать исходящий жар от его крупного тела. Этот жар сбивает мое дыхание. Его глаза в опасном прищуре, что пугает мое сердце.

– Я встаю напротив. Смотрю в глаза своему врагу и приставляю пистолет в его голову. Наслаждаюсь его страхом, безысходностью и поражением. Жму на курок и довольствуюсь последними ударами его сердца, слышу, как выходят последние капли воздуха и смотрю, как враг падает к моим ногам.

Я в ужасе и этого не скрываю. Смотрю на него со всем осуждением, что есть в моем арсенале. Этот человек опасный, прозорливый, коварный и совершенно беспощадный. Даже его глаз и голос не дрогнули, когда Дэвис говорил мне о своей структуре по очищению населения.

– Простите, – он поднял руки перед собой и отошел от меня на один шаг. Воздуха стало больше, и я чаще задышала, наслаждаясь чистым кислородом. – Вы сами вынуждайте меня на откровения. И к тому же, зачем мне убивать человека, который должен мне крупную сумму денег.

Я вскинула брови. Но не в удивлении, а в раскрытии своей догадки. Я была права. Папа должен этому человеку.

– Почему он Вам должен?

– Вы забыли о моих словах на вашем крыльце? Не влезайте, юная леди. – В его голосе проснулись злобные нотки. Мужчина развернулся и зашагал к выходу из смотрового помещения.

– Нет. Постойте же, – я нагнала его и встала перед ним, преграждая дорогу. Мужчина раздраженно выдохнул и облизал свои губы. – Вы сами сказали, что папа должен Вам. Сколько? Я покрою его долг.

Мужчина усмехнулся. Да, мои слова смешные, но я не могу оставить папу в беде. Мне плевать, что этот человек подумал.

– Юная леди, Ваш отец не мог покрыть этот долг в течении трех лет. Вы хотите закрыть его за считанные минуты?

Во мне снова вскипала злоба. Этот человек считает меня никчемной, но я обязана доказать ему обратное.

– Мой отец сейчас в коме! Как он будет выплачивать этот долг!? Как бы горько для меня это не звучало, но…но, а если он умрет? – выпалила я невзирая на свое хрупкое равномерное состояние.

– Если так случится, то долг перейдет родственникам. Как наследство, – спокойно ответил он своим низким голосом.

– Тогда почему я не могу начать выплачивать долг сейчас?

Мужчина повернул голову и указал рукой на отца.

– Винсент еще жив, – ответил он, снова направив на меня свой взор. – Встанет на ноги и снова начнет выплачивать.

– А если это будет через полгода? – не отставала я. Во мне уже разбушевалось это ярое желание помочь собственному родному отцу, который делает все для меня. Моя очередь. Но этот человек активно препятствует мне, отчего я злюсь больше.

– Тогда через полгода, – и снова его спокойствие.

– Неужели у Вас такое стальное терпение!? – воскликнула я.

Мужчина ничего не ответил и снова решил уйти, но я снова не позволила, вставая прямо рядом с дверью. Дэвис снова раздраженно выдохнул и уже сжал челюсть. Видимо, не такое оно уж и стальное это его «сказочное» терпение.

– Откуда ты такая настырная? – Он уже стал говорить со мной без всяких прелюдий.

– Я – дочь Винсента Тейлора, а мой брат Деймон Тейлор, – гордо произнесла я.

– Это конечно все меняет, – ни без сарказма произнес он.

– Дайте мне оплатить долг отца. Вам же в радость только будет.

– Элла, – уже сквозь зубы говорил он и наклонялся на меня. – Не в радость. Ты станешь мне обузой. Что ты можешь сделать?

– Работать на Вас! – воскликнула я и Эдвард вскинул свои густые брови.

Он выпрямился и тяжело вздохнул.

– И кем же?

Я замялась. Действительно, кем? Я понятия не имею, чем они там занимаются и как вообще все действует. Убивать я точно не смогу. Перевозить оружие? Бред. Куда загоняет меня желание помочь отцу? В тупик.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24 
Рейтинг@Mail.ru