Кристина Стрельникова
Мадам Пэн и ее крыс
© Стрельникова К. И., 2022
© «Время», 2022
* * *
Глава 1
Знакомство
Мадам Пэн размешала кашу в кастрюле, сняла огуречные кружочки с лица и задумалась о вселенском зле.
Вселенское зло в виде лопоухого соседа-гимназиста опять накорябало на ее двери нехорошее слово из пяти букв. Из пяти – потому что по-английски. Witch[1]. По-английски – потому что мадам Пэн – англичанка, хоть и бывшая. Мадам ее прозвали ученики, чтобы выразить свое почтение. К сожалению, не все из них хорошо знали английский язык.
Пока мадам Пэн раздумывала о причинах соседского внимания и о причудах переходного возраста, ее взгляд упал на комок белого меха. Комок пульсировал быстро-быстро, с частотой крысиного сердцебиения. Крысеныш отдыхал на стуле из ротанга.
Мадам Пэн пока не догадывалась, что и у крыс бывают секреты. Секрет крысеныша Мартина превосходил его хрупкое костлявое тельце в тысячу раз и прямо-таки разрывал его мозг размером с орех. Крысеныш Мартин долго трясся в поезде, карабкался по проводам в тоннелях метро, ехал в собачьих перевозках и катился на хозяйственных тележках как зацепер. Потом он долго бежал, пока не стер свои розовые аристократичные пятки о петербургские мостовые.
Следуя дедовскому завещанию, Мартин должен был попасть на улицу Шестилавочную.
«Там, на Шестилавочной, встанешь меж трех писателей, хвостом на север, и увидишь старую лавку в подвале. В лавке большие ящики, в которых много маленьких ящичков, а в одном из них припрятано древнее фамильное сокровище – Змейкин глаз. Обещай, что найдешь!»
– Писатели-то какие? Известные хоть? – испуганно шепнул крысеныш в волосатое дедово ухо.
– Каменные они, вечные, – прохрипел дедушка Финдус. – А теперь иди. Мне уже снится фисташковый лес.
Старый Финдус пробормотал еще что-то про то, что Змейкин глаз может оживить другой какой-то каменный дедушка, но это, кажется, не имело значения.
Мартин никогда не обманывал деда. Он смахнул слезу и отправился на вокзал – ждать поезд на Петербург.
Улицу Шестилавочную крысеныш так и не нашел, потому что она давным-давно была переименована в честь Маяковского. Так вот, эту улицу Маяковского Мартин избегал стертыми лапами туда и обратно раза три – от Невского проспекта до Кирочной. Он нашел только одного писателя, гранитного. Голова Маяковского красовалась на перекрестке с улицей Некрасова. Тела у него не было, потому что это был бюст. Зато на голове и на плече всегда сидели голуби и болтали.
– Значит, хороший писатель. Голуби его любят, – пришел к выводу Мартин, забравшийся на фонарь, чтобы разглядеть окрестности.
Раньше Мартин не очень любил поэта Маяковского. Когда Мартин поедал слова (дед считал, что умные мыши должны раз в день питаться словами из книг), то слова поэта вечно вставали поперек горла. То они были слишком громоздкими, то слишком жесткими, а то и вообще от них хотелось пищать навзрыд.
Крысеныш скатился с фонарного столба и понял, что голоден как слон. Голова кружилась от сдобного аромата: рядом находилась булочная № 10. Мартин никогда не пробегал мимо булочной с вывеской «Пекарни Ф. Вольчека». Это было выше его сил. Здесь было все: кленовые пеканы, истекающие сиропом; тарталетки с лоснящимся лимонно-заварным кремом; жирные улитки с ветчиной, с картошкой и с грибами, коричные улитки; глянцевые лимонные конвертики; душистый гречишный хлеб; ноздреватая чиабатта. Ах да, и морковный торт, и тыквенный флан, и вафельные трубочки с кремом, и эклеры! Что уж говорить о пирогах!
Мартин никогда не убегал, не расплатившись. Не в его правилах утаскивать еду. Он расплачивался золотыми и серебряными пайетками или мелочью – блестяшками. А еще он подставлял пластиковую крышку под кран, из которого вытекали последние, никому не нужные, капли капучино. Они были самые вкусные!
Крыс Мартин всегда говорил: «Благодарствую» – и подсовывал монетку-блестяшку под ящичек кассы. И только тогда убегал. В этот раз Мартину не повезло: промокший до последнего волоска, он поскользнулся и был слегка прихлопнут входной дверью. Мартин упал без сил. И внутри у него тоже будто все рухнуло. В таком упадническом состоянии его и застала мадам Пэн.
Она осторожно тронула его носком ортопедического ботинка, убедилась, что он шевелится, тогда завернула в оберточную бумагу и сунула в сумку.
– Ветеринарка-то сегодня закрыта, – сказала себе мадам Пэн. – Ну что ж, сходим завтра, сходим завтра.
Местная ветеринарная врачиха хорошо знала мадам Пэн. Как не знать человека, который таскает в лечебницу всю хворающую и бомжующую живность, которая попадается на пути?
По дороге мадам сделала еще гору почтово-банковских и хозяйственных дел. Дома мадам Пэн не сразу и вспомнила, что положила в сумку нечто живое. В ее сумке могли затеряться: цветочный горшок, небольшой ручной пылесос, мелкая цирковая собачка и немногочисленное индейское племя. Внезапно мадам Пэн вспомнила, что покупала кленовый пекан, который мечтала съесть в одиночестве, и полезла в сумку.
– Опять?! – простонала она. – Опять оставила на прилавке?
Но нет, вот она – картонная коробка с печатью «Пекарни Ф. Вольчека», а в ней – три липкие крошки и две серебристые пайетки.
А это еще что? Из бумажного свертка вывалился грязно-серый клок меха. Клок жалко шевельнулся.
Мадам Пэн с ноткой брезгливости относилась к мышам, а тем более – к крысам. Но тут ее сердце почуяло, что этот крысеныш каких-то непростых, благородных кровей, как и она сама.
Мадам Пэн набрала в тазик воды с мыльной пеной, попробовала воду пальцами.
– Давай уж сам, ладно? Я не знаю, как тебя мыть, – призналась она, опуская крысеныша в теплую воду.
Она почувствовала, как под шкуркой движутся мелкие хрупкие косточки отощавшего грызуна. Только надутый живот выдавал место последнего пристанища пекана.
Крысеныш посмотрел на мадам исподлобья, обреченно пискнул и послушно, даже с достоинством, погрузился в пену. Там он покрутился, попрыгал, погрел свои окоченевшие лапы и выскочил прямо в подставленное полотенце.
И вот теперь он потягивался на стуле из ротанга, весь такой бело-розовый, в серых яблоках, почти симпатяга.
Пока мадам Пэн анализировала подростковые перепады настроения соседа и пыталась их связать со своей личностью, Мартин украдкой присматривался к мадам. Книги по психологии, заботами деда, тоже входили в меню крысеныша.
«Интеллигентная тетенька. Робкая. Скромная. Чувствительная. Умная. Держит в доме много книг. Кажется, породистая. Легко идет на контакт. Может впутаться в приключения ради справедливости. Кашу варить умеет», – охарактеризовал ее Мартин. Такой человек вполне пригодился бы Мартину. Хорошо бы взять ее в помощники. Если она много читает, то могла раньше работать в колледжах или университетах. А вдруг она знает университетских крыс?
Тем временем мадам Пэн нарисовала схему на обрывке бумаги. Вот стоит человечек. На человечка направлено множество стрел: сверху и с боков его атакуют внешние силы. Что будет делать этот человечек? Будет он бороться со злом или покорится? Или сам себя назначит некой карающей силой – Вселенским Злом – и будет всем мстить?
Мадам Пэн вздохнула и отложила карандаш. По рукаву сейчас же вскарабкался крысеныш. Пришлось терпеть. Крысеныш посидел на плече, присматриваясь к рисунку сверху. Потом быстро сбежал на стол, долго близоруко разглядывал набросок, суетился и толкал карандаш, наконец встал на задние лапы и посмотрел прямо на мадам Пэн. Глаза у него были голубые и смышленые, но зрачков не было видно, это выглядело жутковато.
Мадам Пэн вздохнула:
– Придется пойти в гости, поговорить с его мамой.
Крысеныш с готовностью взбежал на плечо мадам.
– А ты уверен? Ты умеешь себя вести? – спросила мадам, поднимаясь вместе с крысенышем.
В коридоре она посмотрела на себя в зеркало. Крыс тоже глянул на ее отражение, все так же исподлобья, но уже веселее.
– Ну и зрелище! – расхохоталась она. – Мадам Пэн и ее крыс.
Крысеныш подпрыгнул на ее плече.
Глава 2
Мадам Пэн в образе
Соседскую дверь открыла девочка Надя. За шесть лет своей жизни Надя не успела сделать никому ничего плохого. Разве что уронила какого-нибудь мишку на пол и достала пару конфет из припрятанного родителями пакета.
– Здрасте, мамад Пэн! Проходите, мамад Пэн. Я думала, это Гоша. Хотите кукольный чай, мамад Пэн? Мамы нету, а Гоша ушел в аптеку. Я сделаю вам прическу. У вас пока некрасивая прическа. Я хорошо делаю прически куклам, вы не бойтесь. Если не получается, я просто отстригаю им все волосы!
Внезапно Надино чириканье затихло. Она уставилась на плечо мадам Пэн.
– А! А! Кто-это-кто-это-кто-это? Я знаю, это крыса! А вы знаете, что у вас крыса на плече?
– Да, знаю. Это моя крыса, – почти уверенно сказала мадам Пэн.
– Я не боюсь крыс! – предупредила Надя и отошла на три шага назад.
– И молодец!
– А если она бешеная? – предположила Надя.
Мадам Пэн как-то не задумывалась об этом.
– А если нет? – спросила в свою очередь она.
Надя кивнула и пошла в комнату. Все-таки «нет» иногда звучит лучше, чем «да».
– Но если и бешеная, то думаю, что совсем немного, – неуверенно продолжила мадам Пэн, следуя за Надей. – Вообще-то, мы придем в другой раз, когда мама будет дома…
Но было поздно. Мадам Пэн была уже вовлечена в кукольное чаепитие, а также в парикмахерские и косметические процедуры.
Довольный приятным обществом Мартин сновал туда-сюда по руке мадам Пэн, как по мостику. Он обнюхивал кукол, миниатюрный фарфоровый сервиз, помады, тюбики, кремы и пудреницы. Кукольное чаепитие не входило в его героические планы, но он мог кое-что разведать для мадам Пэн, это был долг спасенного крыса.
– Он хорошо себя ведет, – похвалила Мартина Надя, начесывая волосы мадам изо всех сил.
– Мне тоже так кажется, – морщилась от боли мадам.
Она была рада, что крысеныш ничем не опозорил ее. Он все время находился рядом, то отбегая на небольшое расстояние, то снова подбегая к руке.
– Он прямо совсем ручной. И кусаться не хочет! – продолжала Надя.
Вооружившись красной помадой, Надя приступила к самому ответственному делу для женщины.
– Будете как фея Свинкс! Только без крыльев, – пообещала она. – Закройте рот!
Мадам Пэн послушалась, а вот у Наденьки рот не закрывался.
– Посмотрите, кто перед вами сидит! Это мой помощник – заяц-красавец!
Мадам посмотрела. Заяц был, видимо, постоянным клиентом Наденьки. Он серьезно смотрел на мадам Пэн огромными глазами, над которыми блестели фиолетово-зеленые тени. Щеки у зайца были такие, какие полагалось иметь красавцам: чрезвычайно румяные.
В квартире хлопнула дверь. Девочка испуганно бросила помаду на пол и выбежала в коридор.
Мадам Пэн в панике стала искать салфетки, чтобы стереть липкую массу с губ.
Из рукава что-то посыпалось. Оказалось, что Мартин хорошо поработал. Все это время он таскал блестяшки, пайетки, бумажки и складывал это добро в надежное место – рукав мадам Пэн.
– Что ты тут насовал? – удивилась мадам, выгребая крысиные драгоценности на стол.
Мартин заволновался. Он заметался возле руки, посверкивая глазами.
– Тебе они очень нужны? – спросила мадам Пэн.
Стоя на задних лапах, Мартин прижал передние к груди.
Мадам Пэн вздохнула и неловко сгребла все, что высыпалось из рукава, в ладонь. Потом завернула эту кучку в обрывок бумажки и снова сунула в рукав. Теперь она была сообщницей четвероногого преступника. Другим рукавом она хотела стереть помаду, но не успела.
В комнату вошел тот самый подросток, который был так неравнодушен к ее двери.
– Надька, ты опять играешь в моей комнате? Что ты натворила? Быстро убирай свою ерунду. Не то я выкину все в окно! – с ходу пригрозил он и схватил за уши зайца-красавца.
Похоже, мальчик намеревался выполнить угрозу, но застыл на месте.
Сначала он уставился на крысу, которая сидела на плече у мадам Пэн. Он не мог совместить в своей голове этих двух существ: «Англичанка и крыса. Крыса и англичанка». По правде, он сам давно мечтал завести крысу, пострашнее и позубастей, но мама развопилась… то есть категорически была против. Потом он медленно перевел взгляд на соседку. Явно испугался. Потом он стал страшно хохотать, да просто ржать как сумасшедший и тыкать в нее пальцем.
Мадам Пэн, раз уж ей не удалось стереть следы макияжа, приосанилась и гордо взглянула на мальчика:
– Ты не бойся, я не к твоей маме заходила.
Он умолк и выжидающе, исподлобья уставился на нее.
– Мы с твоей сестренкой решили поиграть в салон. Мне идет? – повела она бровью, совершенно не представляя, как сейчас выглядит.
– Нет. Вы похожи на чокнутого клоуна. На старого чокнутого клоуна, – подчеркнул он и вдруг почти проорал: – Старым ничего не идет!
Гоша раскрутил зайца за уши и бросил в коридор так, что тот шмякнулся об стенку. Наденька с докторским чемоданчиком в руке подошла к зайцу, подняла, погладила и унесла на лечение.
Мадам Пэн с достоинством встала и степенно поплыла из комнаты, стараясь придерживать рукав с крысиными ценностями. Причины агрессии соседа так и не выяснились.
Она уже открывала дверь, когда к ней подбежала Надя и прошептала:
– Не верьте ему! Он злой! Вы так очень красивая. И совсем не старая. Вы помолодели лет на восемь-сят!
– Спасибо, – улыбнулась мадам Пэн, чувствуя, как жирный кусок помады отвалился с ее губ. – Я пойду, пока никто не увидел моей красоты.
– Почему?
– Меня сглазят! – прошептала мадам Пэн, наклоняясь к девочке.
Надя понимающе кивнула.
Крыс тоже наклонился к Наде, осторожно обнюхивая ее нос.
– Это он так прощается, – объяснила Надя и засмеялась. – Я подарила ему немножко своих сокровищ. Пока, крысик, пока!
– Как подарила?
– Я сказала – «дарю», и он взял, – улыбнулась Надя.
«Значит, не украл», – поняла мадам Пэн. Она быстро пробежала по лестничной площадке домой, отдышалась и только теперь глянула в зеркало.
На нее смотрело несусветное чудище. С торчащими вверх, как антенны, волосами. С кровавым людоедским следом вокруг губ, прочерченным с одной стороны почти до уха. С испуганными глазами, подведенными фиолетово-розово-синими тенями.
– Кто ты? – спросила мадам Пэн у отражения с крысом на плече. – А ты кто? Кто вы оба?
Отражение мадам подошло к стулу из ротанга, высыпало блестки, пайетки и бумажки на крысиную постель, снова вернулось к зеркалу и гордо ответило:
– Мамад Пэн и ее крыс!
Тут ей показалось, что крысеныш, сидящий на плече, подмигнул ей голубым глазом.
Глава 3
Побег
Мартин пересчитал свои драгоценности. Он может снова пойти на поиски фамильного сокровища. Он может наведываться в булочные этого… Фильчика и там набираться сил: у него есть монетки. Эти штуки, которые дают люди, когда им что-то надо. Эти штуки, без которых некоторые люди никогда ничего не дадут.
Должен ли он бросить любезную мадам Пэн?
Должен. Иначе он не выполнит обещание, не добудет фамильную ценность. Сидя под боком у доб-рой тети, никогда не станешь героем! Это он понял еще дома: так его братья, крысиные аристократы, становились вялыми, жирными и бесхарактерными писклявыми нытиками.
Мартин вздохнул. Все-таки жалко мадам. Она вон кашу сварила, молоко согрела. Ветеринару звонит: «Чем мазать пятки крысам?»
Зато потом, когда он найдет тайник с сокровищами, то сможет отблагодарить ее…
Мадам Пэн, ничего не знавшая о тайных помыслах крысеныша, подобрала бумажку, в которую были завернуты «монетки» Мартина.
«Мне плохо, когда…»
Это был обрывок тетрадного листка в клетку. Неровный подростковый почерк. Похоже, Гоша пытался уничтожить запись, чтобы никто не добрался до его мыслей. Но маленькая девочка и мелкий крысеныш все-таки добрались.
Мадам Пэн стала собирать другие бумажные кусочки и складывать их, как пазл. Крысенышу понравилась эта игра, он кинулся за остальными обрывками и, бегом-бегом, натащил их в общую кучу. (Дедушка Финдус часто играл с Мартином в такую игру.) Если мадам Пэн отвергала какой-то кусочек, потому что он не сходился с остальными, Мартин сердился и усиленно тер нос.
«Мне плохо, когда… Н. К. делает замечания на уроке… когда одн… гнобят… не получается подтянуться… физрук позорит при всем классе… М. обозвала меня… родители ругают… М. А. С. могут заставить… я чувствую…»
Мадам Пэн задумалась. Кусочков не хватало, и они с крысенышем не смогли составить полную картину, но кое-что уже было…
– Ты даже не представляешь, что ты сделал, милый крыс! Как ты мне помог! – произнесла мадам Пэн и достала свою нарисованную схему.
Возле стрел, направленных на человечка, она сделала надписи: «Физрук», «Одн» (одноклассники?), «Некая М.», «Родители», «Учитель Н. К.», «Неизвестные М. А. С».
Она хотела написать что-то еще, но Мартин укатил карандаш в сторону.
– Тебе он нужен? – спросила мадам Пэн. – Подарить?
Мартин выжидающе глядел на нее. После волшебного слова «дарю», он утащил карандаш на обжитую ротанговую территорию.
Мадам Пэн приготовила омлет на двоих: для себя и для крысенка. Вдруг она вспомнила, что у нее есть муж. Кот с мужем должны были вернуться с дачи сегодня утром.
– Да, я же забыла тебя предупредить! Не волнуйся, мой муж любит животных, особенно мелких. А вот насчет кота… Любит ли он крыс? Возможно… И это плохо! Ничего, я куплю тебе большую удобную клетку.
Крысеныш вздрогнул. Клетка не входила в его героические планы.
В это время возле двери мадам Пэн что-то грохнуло. Теперь и мадам, и крысеныш подпрыгнули одновременно. Крысеныш вскарабкался на плечо мадам, и через минуту они оба стояли на площадке и взирали на новые разрушения. Возле двери мадам Пэн вился дымок. Ящик с запасами овощей и «пока ненужных» вещей был подорван и опален с одного угла. Пахло петардами и печеным картофелем.
Оld English witch![2] – было нацарапано на двери.
Мадам Пэн должна была что-то сделать. Срочно!
Первым делом она написала на своей двери под свежей записью Why?[3]. Потому что мадам и правда не представляла, почему ее кто-то считает ведьмой. Потом мадам вернулась в квартиру и схватилась за телефон. В таких чрезвычайных ситуациях она звонила своей подруге, географичке. Они жаловались друг другу на учеников и родителей, на мужей и котов, на цены и продавщиц, на президента и муравьев. Эта была взаимная психотерапия.
– Слушай, с ним надо что-то делать. Он совсем обнаглел. Заяви! – настаивала телефонная трубка.
– Но я не могу понять! Что я-то ему сделала? Он же на что-то злится. Ведь мы как-то раньше с такими справлялись!
– Раньше дети были другими! – вздохнула географичка.
– Чушь! Дети во все времена были одинаковыми! – вспылила мадам Пэн, и Мартин на ее плече согласно подпрыгнул.
– Вот и возись тогда со своим белобрысым крысенышем, пока он тебя саму не взорвал! – прогудела трубка хорошо поставленным учительским голосом.
– Маразматичка старая! – буркнула мадам Пэн и бросила трубку.
«Стоп! – сообразила мадам Пэн. – А ведь подруга ничего не знает о моем крысеныше. Это она Гошу! Гошу назвала крысенышем!»
Только сейчас мадам Пэн поняла, что между крысенышем и Гошей в самом деле есть некое сходство – удлиненный нос, белые волосинки, плутоватый взгляд исподлобья. Даже походка: на цыпочках, с оглядкой, как будто кто-то догонит и укусит за ухо.
Мартин доедал кусок омлета, аккуратно держа его розовыми пальцами, когда в замке повернулся ключ.
Мартин и мадам Пэн посмотрели друг на друга.
«Муж!» – подумала мадам Пэн.
«Кот!» – подумал Мартин.
Кот вошел первым, по-хозяйски протопал на кухню и устало свалился на пол.
Муж пока еще разгружал сумки.
Кот увидел крысеныша, привстал и недоуменно посмотрел на мадам Пэн: «Сожрать?».
– Даже не думай, – погрозила пальцем мадам Пэн.
«Ну и ладно», – успокоился кот и снова развалился на полу.
Но муж мадам Пэн был, пожалуй, пострашнее кота. Он так любил животных, что ему захотелось взять крысеныша на руки, повертеть, потискать, погладить по животу и подуть ему на лоб.
Мартин терпеливо перенес это знакомство ради любезной мадам Пэн.
Когда мадам Пэн с мужем обсуждали планы по заботе о новом члене семьи и его благоустройству, Мартин уже зарывал во дворе, возле подъезда, свое небольшое состояние: монетки-блестяшки, цветной карандаш, ошметок сыра и огрызок от пледа.
Несколько монеток запасливый крыс забрал с собой. Надо же ему как-то расплачиваться в булочной!
Мартин прощально взглянул на окна мадам Пэн и побежал туда, где на него строго смотрела голова Маяковского, где тихо ворчали большие голуби, где таились опасности, а рядом разливался кофе капучино и дышали теплом булочки. На этом отрезке улицы Мартина ждала следующая загадка. Ну хотя бы второго писателя он должен сегодня отгадать!
Мадам Пэн уже поняла, что крысеныш сбежал, и тоскливо глядела в окно.
«Неужели конец истории? – подумала она. – Конец истории под названием “Мадам Пэн и ее крыс”?»
