Кристина Французова
Ревность
Физическая боль со временем, рано или поздно утихнет сама по себе, спасибо матушке-природе за регенерацию, но как быть с жесточайшим разочарованием и крушением надежд…
Вопреки моим мечтам изверг долго не выходил из меня, водил носом по волосам, которые перестал тянуть рукой. Вдыхал мой запах и будто урчал. Если раньше я расценивала подобное как проявление чувств, то сейчас это казалось противоестественным. Нежность после насилия… – терпеть ещё более муторно и гадко, чем переждать сам кошмарный процесс. Не надеется же он, что я забуду о сотворённом? Когда изверг скрылся в ванной, я наконец растянула измученное тело прямо на полу, опускаясь животом на ковёр, совершенно не беспокоясь о гигиене или чистоте полового покрытия. Наверно меня накрыло беспамятство, потому что я очнулась лишь тогда, когда по возвращении Гера небрежным жестом швырнул мне на спину влажное полотенце и пренебрежительно произнёс:
– Если не пойдёшь в душ, то хотя бы оботрись. – После чего раздался звон стаканов, и, как ни странно, вскоре перед моим носом оказалась остро пахнущая спиртным янтарная жидкость. – Это коньяк. Здесь мало. Как раз тебе на глоток. Выпей и ложись спать.
Он обо мне что… заботится? Чудовище, выкованное из чистого льда и облитое ненавистью, способно проявлять добрые чувства?
Если бы могла и не трусила, то я бы непременно расхохоталась, но в действительности я не смогла удержать сорвавшийся с губ жалобный стон, когда поднималась и принимала бокал из ненавистных рук. От запаха конька затошнило сильнее, но я без раздумий опрокинула в себя всё содержимое одним махом. Внутренности обожгло, и, как ни странно, одной порции показалось мало, бутылка пришлась бы в самый раз. С трудом обтёрла промежность полотенцем, но каждое движение руками или телом и даже самое лёгкое прикосновение к коже заставляло морщиться, стискивать зубы, глотать непрошенные слёзы и я бросила в итоге дохлую затею. Легла в кровать, предварительно сняв последнюю деталь гардероба – чулки, остальное Гера изодрал. Повернувшись к стороне мужа спиной, я накрылась одеялом с головой и наконец позволила себе утонуть в болотистой, вязкой темноте.
***
Проснулась или скорее очнулась, когда за окном вовсю светило солнце, но на душе царила чернильная непроглядная ночь. Потянувшись, застонала. Тело ломило. Но что такое испытывать страдальческие муки я поняла после посещения туалета, когда промежность буквально взорвалась болью. Взглянув на отражение в зеркале, я едва удержалась на ногах. Под глазом на пол-лица расплылся отвратительный фингал, скула опухла, в уголке губ приличная ссадина, до сих пор кровоточащая при малейшем движении рта, под носом засохшая кровь, склеры покраснели от полопавшихся сосудов, под вторым глазом чёрная тень. Хоть не фингал, уже проще. Кряхтя, кое-как почистила зубы и приняла душ. Пока промывала волосы, собственная кожа головы вопила с такой силой, что я прочувствовала каждый волосок.
Чёрт, на моем теле осталось хоть одно место, которое не болело?
Надев чистое бельё и халат, вернулась в постель. Никто и ничто на свете не заставил бы меня выйти к людям в таком жутком состоянии. Я даже предусмотрительно заперла дверь в спальню на щеколду. Ни один человек не зайдёт сюда, пока синяки не сойдут с моего тела. Чудовищного позора я точно не переживу. А он неминуемо нагрянет, стоит окружающим увидеть меня во всей «первозданной красоте» и начать активно выражать бесполезное сочувствие, сопровождая неискренние слова жалостливыми взглядами.
Когда бьют – это безусловно больно, но, когда снисходительно жалеют – это запредельно унизительно.
Я слышала шорох за дверями, кто-то приходил для уборки. К обеду тётя Маша стучала в дверь, звала на обед, но я не открыла. Воду пила из-под крана в ванной комнате, а принимать пищу не хотелось. Мне казалось, что меня вырвет даже от запаха еды. Вечером гораздо настойчивей в дверь ломился муж. Сначала просил, затем угрожал, а после наконец ушёл. Я же, отвернувшись и закрыв глаза, погрузилась в дрёму. Сегодняшний день я так и провела, балансируя на грани полусна-полуяви. Стоило прикрыть веки, и я представляла себя плывущей в космосе среди загадочных звёзд или качающейся на лазурных волнах, омывающих затерянный остров. Иногда вслушивалась в детскую песенку, звучащую в голове под лёгкий, ненавязчивый щебет золотых птичек, время от времени прилетавших, чтобы помельтешить вокруг. Но чаще я горько сожалела, что мне никак не удавалось попасть в ту волшебную пустующую комнату без окон и дверей, которая избавляла от всех проблем одним своим существованием.
Неожиданно спальню сотряс оглушающей треск. Я вздрогнула, моментально очнувшись, но не предприняла даже попытки обернуться. Во-первых, не хотела, а во-вторых, просто не могла пошевелить телом, не причиняя себе лишних мук.
– Что за детские выкрутасы, Мира?
Рассерженный голос мужа тоже не пугал. Возможно, я наконец устала бояться. Неизвестно надолго ли, но сегодня мне нравилось быть в таком состоянии. Муж сел на кровать рядом и откинул одеяло с плеча, отвёл волосы с лица…
– Ох, ты ж, чёрт, малышка, – выплюнул на выдохе, – почему не позвонила? Я бы ушёл с работы.
Идиотский вопрос, и ещё более идиотское желание стать моей сиделкой.
Требовательные руки надавили мне на плечо, вынуждая перевернуться на спину. Освободив лицо от последних волосинок, он провёл кониками пальцев по синяку под глазом, по скуле и ссадине на губе.
– Как же так, Мирочка? Сильно болит?
– Какого чёрта… Малышка… Я не знал, что ты так…
– Ох, Мирочка. Ну почему?.. Твою ж долбаную…
Я отвела глаза в сторону, не вступать же в дискуссию с извергом. Как бы не так. Его оборванные фразы, шокировано-вытянутое лицо могли бы пролиться лечебным бальзамом, но нет… Мои раны его деланным замешательством не залатать. То, что он был вчера пьян и возможно не контролировал на сто процентов свои действия для меня не играло никакой роли. Он сделал ровно то, что хотел. Выплеснул на меня столько ненависти, что я даже не желала больше знать возможных причин. Пусть подавится ими. Зачем сейчас строить из себя неравнодушного мужа, к чему задавать бредовые вопросы, на которые он и сам знал все возможные варианты ответов. Не хотела видеть его лицо, обеспокоенные, испуганные глаза, лихорадочно и заполошно мечущиеся, будто ему не всё равно. Гера же полностью сдёрнул с меня одеяло и начал развязывать халат. Тут я уже испугалась не на шутку, что вчерашнее повторится и с диким ужасом вцепилась в полы, не давая развести ткань в стороны.
– Чшш, Мирочка, не бойся. Я не буду ничего делать. Просто посмотрю, – он успокаивал негромким говором и ладонями, которыми водил по обнажённой коже моих лодыжек. Но я не могла верить его нежному голосу, ведь после ласковых прикосновений ледяное чудовище продолжало меня мучить и терзать. Мои глаза против воли увлажнились, но я не выпустила наружу ни единого звука или всхлипа, упрямо стиснув зубы. В синем взгляде, словно в зеркале, отражались мои внутренние страхи и сомнения, но в синеву я тоже больше не верила.
– Малышка, я только посмотрю, вдруг нужно вызвать врача. Кровотечение было?
А как ему не быть, если сходить по нужде для меня сущая пытка?! Так и не произнеся ни звука, лишь коротко кивнула.
– Чёрт, какого долбаного…, – он отвернулся, но разглядывая мужской профиль, я заметила, что челюсть ходила ходуном, как и желваки под скулами. Гера что-то бормотал под нос, сжимая и разжимая кулаки. А когда повернулся обратно, то его взгляд обернулся решимостью: – Малышка, я знаю, что тебе больно, но мне нужно посмотреть.
Больше не идя на поводу, он одним резким движением развёл полы халата, затем снял трусы и развёл мои ноги в сторону, вырвав тем самым глухой стон.
– Извини. Я буду осторожен. Честно. Я только посмотрю, Мира. Пожалуйста, не бойся.
Мужские пальцы бережно прошлись по складкам, раздвигая. Затем его ладони развели ягодицы в стороны, вынудив меня недовольно и обиженно зашипеть.
– Кровь остановилась, но можем вызвать врача, чтобы проверил на внутренние повреждения, – после непродолжительного осмотра выдал заключение эгоистичный изверг, решивший поиграть в доброго доктора.
– Нет, – это первое, что я произнесла вслух за сегодняшний день.
– Зря. Тебе не придётся никуда ехать, я оформлю вызов на дом…
– Я сказала нет, – обрубила резко, не вслушиваясь в продолжение.
Гера нахмурился и встал с постели, окидывая меня долгим нечитаемым взглядом, пока я закутывалась обратно в халат, махнув рукой на поиски трусов, и снова накрылась одеялом с головой. Я слышала, что он ушёл, но мне было всё равно, кто и куда ходил, лишь бы оставили меня в покое. Но мои мечты так и остались мечтами. Одеяло слетело вновь, являя мужа во всей красе, век бы его не видеть. Он после душа, пришла к выводу, бросив беглый взгляд на влажные волосы и кожу, поблёскивавшую каплями воды. Гера одел только штаны, без футболки, но в отличии от меня, он никогда не мёрз.
– Вставай, я принёс тебе ужин. Тётя рассказала, что ты ничего не ела и не пила, – муж явно отошёл от первого шока и теперь больше походил на привычного себя, даже голос звучал на удивление спокойно.
– Я не могу ходить, больно, – мой же больше смахивал на сип алкоголички в первый день трезвости.
– Тогда устраивайся на кровати так, как тебе удобно, я подам тарелку.
Спорить с мужем, который вчера показал на что способен, я не рискнула и, подложив под спину подушки, с горем пополам устроилась, кривясь при каждом болезненном движении. Гера подал мне глубокую пиалу с бульоном, заправленном сухарями и зеленью.
– Тётя решила, что ты заболела и сварила бульон специально для тебя.
– Спасибо, – разумеется благодарность предназначалась ей, а не ему.
Доела всё, принципиально не обращая внимания на тошноту, а после Гера протянул мне стакан воды и две таблетки:
– Обезболивающее, раз уж ты отказалась от врача.
От этого «угощения» я точно не смогла бы отказаться. Весь день голова кружилась и раскалывалась хоть вой. Выпив таблетки, я сытая вкусным ужином и довольная отсутствием идиотических диалогов, не вызывающих ничего кроме бешеной пульсации в висках, откинулась на спину, прикрывая глаза, мечтая снова провалиться в темноту.
– Спокойной ночи, малышка, – прозвучало пожелание и последующий короткий поцелуй в лоб, но я оставила их без ответа. Вытянулась в полный рост под одеялом и моментально заснула.
Глава 13
И упало каменное слово
На мою ещё живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить…
А. Ахматова, отрывок Реквием
На следующий день самочувствие незначительно улучшилось, по крайней мере посещение туалета не вызывало раненого подвывания. Неприятно и болезненно – да, но главное терпимо. Я приняла душ, заплела волосы в косу и горестно вздохнула, разглядывая фингал на лице и отёк. Над гематомами, рассыпанными по всему телу, вздыхать я не собиралась, под одеждой их в любом случае не видно. Самая большая из них облюбовала правое бедро, размером и формой аккурат с большой мужской кулак. В гардеробной выбрала спортивной костюм и спустилась вниз, крепко держась за перила по причине частого головокружения и тошноты. Но с выходом на люди я, к сожалению, поторопилась, как-то не подумала… «Может всё гораздо проще: и теперь думать попросту нечем? После мужниных-то кулаков». Ибо стоило тёте Маше меня увидеть, как с женщиной едва не случился сердечный приступ. «Мира, ты абсолютнейшая тупица!»
– Как такое возможно! Мирушка! Что происходит? Это Гера сделал?! Что же он, окаянный изверг, натворил?
Я думала её причитания и рыдания не остановятся никогда. Даже испугалась за работоспособность её сердца, потому как женщина схватилась за левую часть груди и коротко дышала с выпученными глазами, точно рыба на берегу. Пришлось накапать в полстакана холодной воды сердечного лекарства, чтобы тётя пришла в себя. Измерив ей давление и частоту пульса, убедилась, что Мария Мстиславовна постепенно приходила в чувство. Надавав себе мысленных затрещин не меньше десятка (о чём думала моя бестолковая голова, когда разрешила спуститься к завтраку, так и осталось загадкой), я наотрез отказалась обсуждать произошедшее. Не хватало чтобы тётушка, переволновавшись угодила на больничную койку. Довольно с нас болезных.
Позавтракав как можно скорее, предпочла убраться обратно в спальню, чтобы не пугать домочадцев, доводя их до инфаркта. Однако от Маринки отделаться было не так-то просто, в отличие от тётушки. Ко всему она словно чувствовала неладное. Я сбросила множество звонков, но упёртая бестия не сдавалась. Откуда ей было знать, что случилось со мной? Фантастично, но выдвинула для себя гипотезу, что, пережив однажды насилие, непроизвольно учишься загривком ощущать если тебе или твоим близким что-то угрожает. Понимала, что если я отключу телефон, то подруга примчится сама, бросив все дела и работу, и вот тогда отбиться от неё не получится. А чем грозит встреча Марины и Подольского, когда она увидит меня во всей «красе» …, в общем поговорить по телефону намного безопаснее:
– Мира, ты почему вчера не отвечала на звонки, даже не написала? Я от беспокойства вся извелась.
– И тебе привет, – когда подруга на взводе, правила приличия ей неведомы, – плохо себя чувствовала.
– Мне сегодня даже Подольскому пришлось звонить и спрашивать всё ли с тобой в порядке.
А вот это она зря. Сердце подпрыгнуло к горлу, и я неосознанно схватилась свободной рукой за грудь. К сожалению, сердечные капли остались на первом этаже в кухне:
– И что он ответил?
– Что-что, – недовольный голос она даже не скрывала, – якобы ты неважно себя чувствуешь и как оклемаешься то сразу позвонишь. Но я не собираюсь ждать. Что за чушь? Позавчера ты была абсолютно здорова. Хватит пороть чепуху. Что у вас стряслось? Кстати, почему ты оборвала видеосвязь и перезвонила через оператора, мм?
– Мариш, я не в состоянии спорить, честно. Мы можем отложить разговор на недельку?
– Недельку? Да, что с тобой происходит, Мирка? Или ты рассказываешь всё как есть или я приеду прямо сейчас. Даже если уволят с работы, чёрт с ним, всё равно приеду.
А вот этого делать не надо: – Хорошо, – выпалила в раздражении, заранее предвидя из чего сложится разговор, – хорошо, я перезвоню. Но я не в форме, ясно? Не хочу от тебя ни жалости, ни сочувствия. Если начнёшь охать вообще отключу телефон. Поняла?
– Замётано.
Я перезвонила, включив видеосвязь. В ответ на мой фингал в пол-лица, Маринка ожидаемо потеряла дар речи, открывая беззвучно рот и распахнув дальше некуда свои огромные голубые глазища. Но видимо помня про обещание и на удивление быстро собравшись с духом, она стиснула губы, а после выплюнула, при этом нисколько не скрывая переполнявшую её злобу:
– Художник Подольский?
– Он.
– Ещё картины есть?
– Интимные.
– Насколько всё… плохо?
– Сегодня могу ходить.
– Вот же, ублюдок, – она отвернулась ненадолго, переваривая случившееся, но разве катастрофу можно осознать за минуту, – значит так, сделай фото всего, в том числе интимного, то есть абсолютно всего, чтобы было видно повреждения и пришли мне.
– С ума съехала? Я не собираюсь на него заявлять.
– Ну, и дура! – грубое высказывание, зато справедливое. Я только вздохнула поглубже, чтобы вылить на неё личное возмущение, но Марина меня опередила: – Успокойся. Про это речь не идёт. Ты пролетела с «заявлять», когда сразу же не зафиксировала причинённый вред в медпункте. Сделай фотографии на всякий случай. Я так понимаю в прошлый раз про адвоката по разводам, ты спрашивала не просто так.
Мне не ловко смотреть в глаза проницательной подруге. Смотрю в сторону, но говорю правду: – Не просто. Но я пока не решила насчёт развода и вообще всего.
– Мира! – тут Маринка перестала сдерживать эмоции и заорала в полный голос, – нормальная, здравомыслящая женщина с первого раза понимает: если муж бьёт – это не значит, что любит, а значит – нужно бежать сломя голову за разводом!
Я лишь скорчила недовольную гримасу, да посетовала про себя на вернувшуюся головную боль, разбуженную справедливыми криками: – Мариш, не заводись. Ты же знаешь, он не такой…
Интересно, кто-нибудь ведёт статистику по количеству произнесённых фраз «он не такой» и «я сама виновата», слетающих с преступных ртов недалёких женщин, замазывающих перед зеркалом фингалы.
«Ты же знаешь, он не такой». Сама сболтнула и тут же поняла сколь жалко это прозвучало. Ведь именно эти слова произносят миллионы дурочек по всему миру, не взирая на паспортный возраст, жизненный опыт, словарный запас, цвет глаз, длину волос, упитанность фигуры или же наличие счёта в банке. Будто в нас, женщинах, на генетическом коде, несмотря ни на что и вопреки всему, гений высшего разума забавы ради прописал выгораживать и покрывать своих недостойных и незаслуживающих того мужиков. До смешного используя одни и те же идиотские фразы.
Тем паче кажется невероятным, что течению времени, измеряющемуся не веками, а миллионами и даже миллиардами лет, на нашей планете подчинено всё. В буквальном смысле – всё. Мы все подвластны времени, как одному из фундаментальных законов бытия всего сущего. Поразительно наблюдать, как сквозь утекающие в несуществующую пустоту века и тысячелетия, под влиянием их же трансформируются города, поселения, страны, континенты. Географический ландшафт, климат, политические границы, культура, мыслеобразы людей одинаково подвластны неумолимому ходу времени.
Раскручивая современный глобус, мы наблюдаем как одна народность перетекает в другую, в связи с чем видоизменяются нравы, обычаи, повадки, мы двигаемся по-разному, любим разную еду, исполняем разные танцы, говорим на разных языках, выбираем своих любимых писателей, свой любимый цвет, любимое тотемное животное, чтим своих богов…
Чёрт побери, за миллионы лет эволюции мы – женщины – сменили набедренную повязку из шкуры животного на джинсы! Добились того, что предстательницам женского пола вообще дозволено носить проклятущие штаны, а не юбку до пят и корсет в сорокаградусную жару. На пляже загораем в бикини, а самые смелые – топлес. Но почему, когда парень, друг, муж, а кому-то не повезло с отцом или братом позволяет себе избивать и насиловать женщину, то пресловутые: «Он не такой», «Он меня любит», «Я сама виновата» – словно какое-то всеобщее женское помешательство, замешанное на массовом гипнозе. И можно смело тыкать пальцем в любую точку глобуса, чтобы затем изучить увеличенные снимки с космического спутника, и в режиме реального времени на всех языках мира слышать одни и те же дьявольские фразы.
Только вдумайтесь, преображается всё! Абсолютно всё! За прошедшие эпохи мы сами – как женщины, так и мужчины – изменились во многом. Так почему же домашнее насилие – неистребимая константа, женское оправдание его – смертельно постоянная величина?!
Кто-нибудь знает ответ? Психологи, не обижайтесь, но пожалуйста, помолчите. Это не вопрос психологии, для меня по крайней мере. Да и в топку «почему». Кому какое дело до исторических исследований и антропологических раскопок, верно?
Я давно заметила, что существуют во вселенной некие основополагающие принципы. Взять, к примеру, закон того же «бумеранга». Мы можем верить или не верить в Бога, карму, высшие силы, потусторонний мир, но «что посеешь, то и пожнёшь» – предки писали аж в Евангелие, а мы используем по сей день. Глупо отворачиваться от законов природы, ведь даже мы в своих человеческих догмах и правилах додумались прописать, что их незнание не освобождает от ответственности. Только почему люди постоянно забывают, что не являются хозяевами нашей планеты. Ведь наверняка существуют куда более глубокие, древние установки мироздания, о которых большинство двуногих и прямоходящих, к сожалению, даже слыхом не слыхивали.
Я вообще сомневаюсь, что человек далеко ушёл от животного (и да, я знаю, стоит произнести эту фразу в общественном месте или заикнуться в социальных сетях, как большинство «неживотных» забросают меня тухлыми яйцами, хоть не камнями, что до сих пор практикуется в некоторых странах, и то, как говориться – хлеб, или вовсе удалят из чатов, сообществ и прочей современной не побоюсь этого слова – интернетной вакханалии…). Но независимо от нашего «самого умного и безусловно единственно верного мнения», человек по-прежнему – это класс млекопитающих, отряд приматов и только род Человек, три раза хи-хи. Мы стучим себя в грудь и громко убеждаем всех вокруг или себя самого (никого не напоминает? Лично мне сразу на ум приходит телевизионный канал про животный мир с передачей про горилл, те ведь тоже приматы, разве что по-английски не разговаривают), что мы не животные, приводя какие-то мудрёные, хитро вывернутые цитаты учёных мужей, не путать со значением супруг. Да и бес с ними, учёными, можно сколько угодно строить гипотез, но из века в век, как бы мы себя не называли и кем бы мы себя не считали, бумеранг как возвращался, так и продолжает возвращаться. Ему абсолютно всё равно к кому прилетать – Человеку разумному или примату. Бросил бумеранг – получи обратно. И к чему тогда все бесполезные трепыхания касательно вопроса Человек разумный – не есть животное?
Или взять, тех же мужчин, позволяющих себе обращаться с женщиной с позиции силы, насколько далеко они ушли от животных? Со всех сторон послышится: их нельзя считать за людей, потому как нормальный, уважающий себя, здравомыслящий и так далее мужчина так не поступит. Но антропологическая наука, да что там наука, даже школьный учебник по биологии приведёт несокрушимый довод, что, подняв руку на женщину мужчина не перестаёт быть Человеком разумным, и тут вступает разноголосый хор психологов уточняя, что Человек разумный с психическими отклонениями.
Позвольте-с, начиная с эпохи появления первобытных людей (очень много миллионов лет назад), мужики насиловали и били женщин. Я так-то не очевидец тех прискорбных событий, но расхожая фраза: тюкнул дубиной по темечку, взвалил на плечо и утащил в пещеру – говорит сама за себя. Расцвет древних цивилизаций ни к чему иному не привёл: люди научились писать и строить, но женщины как были бесправными, таковыми же остались. Про нашу эру вспоминать не менее тошно, все знают сколько рыжих, уверена, прекрасных дам, было зазря сожжено на кострах в средние века, про количество избитых и изнасилованных, покалеченных и убитых – говорить и вовсе бессмысленно. В те времена, полагаю, число дев, расставшихся с невинностью на добровольных началах, было до безобразия скудным. И что-то я объективно сомневаюсь, что хотя бы половина из тех, кто творил запредельную жестокость имели в анамнезе психические отклонения. Будь это действительно так, в мире уже давным-давно не осталось бы людей-не психов.
Человек современный правит миром: гаджеты, роботы, нано-технологии, мы летаем в космос позавтракать на МКС. Что-нибудь изменилось? Ага, за последние сто с маленьким хвостиком лет у нас случилось две мировых войны, гадалки пророчат третью (тьфу три раза через левое плечо), открылся Макдональдс, ну, и женщины выходят на митинги, скандируя «Моё тело не твоё», «Бабушка терпела, мама терпела, я не буду», «Женщины – люди», «Феминизм, свобода, выбор», «Женщины – сила» и тому подобные забавные в своей простоте речовки.
Но вот приходит уставшая дамочка после митинга домой, её встречает подвыпивший дружок-муженёк и «воспитывает» кулаком под глаз: «Где шлялась? Пожрать есть чё? Пива купила? Нет? Тогда сгоняй да пошустрее, пока магаз не закрылся». А вечером, когда мужичок (тот самый «неживотное», но тем не менее класс млекопитающих, отряд приматов) спустил в свою подружку накопившееся напряжение, надеюсь вы понимаете, о чём я, а если нет – ваше счастье, она со слезами звонит маме-сестре-подруге и жалуется на выпавшую ей горемычной тяжкую долю. Но задай ей вполне закономерный вопрос: «Как долго ты собираешься терпеть скотское отношение к себе, и когда ты наконец уйдёшь от своего козла», мы слышим тот самый вызывающий подёргивание глаза и нервную икоту ответ, который мычала тётка в набедренной повязке из меховой шкуры, уворачиваясь от ударов тяжеленной дубины в пещере, а теперь продолжаем мычать мы, дамочки в джинсах, все из себя современные, «университетски» образованные, психологически подкованные, но как под копирку: «Он не такой», «Он меня любит», «Я сама виновата». Чтоб этой копирке гореть в аду, которого возможно и вовсе не существует. И тут мы можем вернуться к принципу «бумеранга», действующего независимо от того к какому классу, отряду или роду мы себя относим. Но даже веря в обратную карму, с синяком на пол-лица и гематомами по всему телу я продолжала, как запрограммированный робот отстаивать невиновность мужа. Да кукиш ему без масла, а не «невиновность». Он виноват, но тем не менее я до сих пор искала пути для возможных оправданий и осторожно дула на незатухающую искорку надежды… «Мира, ты редкостная дурёха, – отчитывала сама себя. – Мне ли не знать, – сама же себе и отвечала».
– Ми-ра! – Вылупленные голубые глаза подруги без устали швыряли в меня гневные молнии.
– Я знаю, что ты скажешь. Знаю…, – я только лишь не знала, как и где найти подходящие слова, чтобы объяснить. «Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что», всё нужное и важное давно придумано до нас. В моём случае народную сказку следовало назвать: пойми то – не знаю что, объясни так – не знаю как… – Мариш, поверь, я сама могу прочесть лекцию по психологии нам обеим. Но ты не можешь отрицать того факта, что Гера не типичный абьюзер. До прерванной беременности я считала нас идеальной парой.
Настал черёд Маринки кривиться и гримасничать:
– Не хочется, но признаюсь. Идеальной парой вас считали все, кто с вами знаком. Я в том числе. Если моё мнение что-то значит для тебя.
– Не обижайся. Я ценю твоё мнение и поддержку, ты знаешь. С ним что-то происходит. Но он уходит от ответа, обвиняя меня в несуществующих изменах.
– А ты точно в криминале не замешана?
– Марина!
– Я же просто спросила! Мало ли… Кстати брат Савелия очень даже на тебя засматривается.
– Если он засматривается, это не значит, что меня дозволительно клеймить прелюбодейкой.
– Ладно, проехали. Но на твоём месте я бы не стала дожидаться второго раза, который может оказаться куда более плачевным.
– Я понимаю. Но и уйти просто так, бросить мужа, у которого явные проблемы, не могу.
– Слушай, если у него проблемы пусть идёт к специалисту, это же не повод распускать руки-то в конце концов. Если вслед за ним каждый мужик возьмёт за правило действовать схожим образом, то женщин на белом свете попросту не останется.
Я печально вздохнула, ибо Маринка безусловно права.
– Не вздыхай, – она продолжила психологическую атаку на моё «он не такой» …
Самое непостижимое во всей сложившейся ситуации, случись подобное с подругой, я действовала бы абсолютно идентичным способом и, подозреваю, использовала бы те же самые слова, что и она сейчас, пытаясь донести до меня очевидные вещи. Ещё больший парадокс в том, что лучшие мировые мозгоправы опять-таки мужчины, но я что угодно готова поставить на кон, потому как прямо сейчас со всей глубиной и отчаянием осознавала – никто не в силах понять происходившего внутри меня, а уж мужчина тем более. Во-первых, без схожего опыта постигнуть другого человека просто невозможно, кто утверждает обратное – нагло врёт. Максимум, что в состоянии выжать из себя неравнодушный человек – сочувствие бедняжке, и то на подобное способен не каждый из нас. В общей своей массе люди скорее испытают не сопереживание, а жалость. А во-вторых, мы слишком по-разному устроены, одну и ту же ситуацию мужчина посчитает сущим пустяком, тогда как женщина примет за катастрофу вселенского масштаба. И как не прискорбно, но возможно именно теперь я стану относиться к любимой подруге с гораздо большим трепетом…
– Если бы Подольский дорожил тобой… – Мне повезло, что Марина не заметила моего отстранённого, безучастного взгляда и долгого молчания. – То решал бы свои проблемы любым доступным и, что самое важное, адекватным способом. А судя по твоему лицу, он их не решает, он по-скотски вымещает на тебе свою злость. Но ты живой человек, женщина, а не груша для битья.
– Ты права, Марин. Но не уговаривай, чтобы я начала бракоразводный процесс прямо сейчас. Я не могу так. Не знаю, как объяснить.
– Конечно. Ходить с синяками и на раскоряку ты можешь, а подать на развод и свалить от неадекватного и опасного психа ты не можешь. Ты себя-то слышишь, Мир?
– Слышу и тебя, и себя. Ты права. Я чётко осознанию, что рискую собственным здоровьем. Но всё равно попытаюсь ещё раз. Если не получится в третий раз, тогда уйду.
– ЧТО?! Это происходит уже второй раз?! Какого чёрта, Мира!!
Я зажмурилась от досады, прикрывая лицо ладонью, кто меня дёргал за язык. Но слово не воробей, придётся каяться:
– Первый раз было не так, как сейчас. Я по большей части сама испугалась, чем он что-то сделал.
– Ми-ра, – подруга протяжно простонала, – не ожидала, что когда-либо скажу это, тем более тебе, но ты уже превратилась в классическую жертву абьюза. Ты защищаешь и выгораживаешь в первую очередь его, а не себя саму. Ты потерялась, подруга. Больной на голову ублюдок вовсю тобой манипулирует, и ты повелась. Твоё хвалёное самообладание – полнейший самообман.
– Марин. Пожалуйста, остановись. Я не обманываюсь на его счёт, больше нет. Не знаю, как объяснить, просто не могу уйти именно сейчас. Возможно, через неделю или месяц, не знаю. Сейчас – не могу.
– Ты – дура! Но помни, что я на твоей стороне.
– За дуру отдельное спасибо, – хохотнула между словами несколько истерично, – у тебя отлично выходит открывать мне глаза на реальный мир.
– А для чего тогда нужны друзья? Просто будь осторожна, Мир, очень тебя прошу. Не хочешь ради себя, тогда хотя бы ради меня. Никому не нужны бессмысленные жертвоприношения.
– Ты меня до слёз доведёшь. Я постараюсь.
– А тебе точно помощь не нужна? Он не держит тебя закрытой? Или может выкинул все вещи, чтобы ты не сбежала, мм? – порой из Маринки, как из рога изобилия, сыплются бредово-фантазёрские идеи.
– Ты начиталась романов? Я хоть сейчас могу уехать куда угодно. Но не хочу этого делать с фиолетовым лицом и заплывшим глазом.
– Ладно, уговорила. Только не теряйся, звони. Или хотя бы скидывай сообщения, что ты жива-здорова. И глядя на твою физиономию, лишний раз убеждаюсь, что моя паника была не напрасной.
– Извини. Кстати, твоя чуйка, по правде, немного пугает, – несмело улыбнулась ей.
– Чего уж там. Жаль, что она включается «после», а не «до».
