Кристина Борис
Забытая благодарность
Неожиданный поворот судьбы
Агапион не мог заснуть, ожидая Урсулу. Мысль о том, что сейчас переживает его жена, не давала покоя. Когда женщина пришла домой в сопровождении охраны, муж спешно, как мог, набрал ещё тёплую воду для мытья, как заранее договаривались с супругой.
Урсула зашла тихо, будто боялась разбудить всех жителей поселения. Женщина лишь кратко попросила мужа ни о чём не беспокоиться и не спрашивать и, передав ему мешочек с монетами и золотой браслет, украшенный драгоценными камнями, пошла умываться.
Когда Урсула легла в постель, её муж уже лежал рядом:
– Он тебя не обижал? – робко спросил Агапион.
– Нет, – ответила Урсула после секундного молчания. Она до сих пор чувствовала на себе прикосновения Аполлония, горячее семя, стекающее по бёдрам. Ей казалось, что всё шло мучительно медленно и, придя в свой дом, она наконец-то обрела покой.
Утром следующего дня супруги обнаружили в своём дворе дары от местных жителей, в благодарность за то, что их жизни и чести теперь ничто не угрожало.
Ещё несколько дней войско Аполлония пользовалось гостеприимством деревни, однако Урсулу больше не призывали, что, конечно же, не могло не радовать несчастную.
От пережитых эмоций женщина слегла с простудой, но быстро выздоровела после того, как полководец повёл свою армию в сторону столицы.
Люди шептались, что Аполлоний выглядит встревоженным и задумчивым, будто что-то его тревожило. В сердцах народ надеялся, что до полководца дошли вести о неприступности столицы, ведь мужчина все эти дни больше не выходил из шатра, однако судьба решила сыграть другую шутку.
До столицы армия Аполлония так и не дошла. Болезнь, что охватила солдат, постепенно проникала в кровь полководца. Мужчина чувствовал себя неважно, после приезда в деревню, потому он все эти дни находился в шатре.
Лекари, которых он собрал с собой из своей страны, настаивали пролежать ещё дольше и отложить наступление на столицу до того времени, пока Аполлоний окончательно бы не окреп. Однако амбициозные планы полководца были настолько велики, что никакие увещевания лекарей не заставили мужчину изменить своего решения.
Почувствовав себя немного лучше, Аполлоний повёл войско в сторону столицы. Увы, но томительная дорога дала свои плоды. Болезнь, до конца не вышедшая из тела мужчины, пустила свои корни и продолжала отравлять уставшее от походов тело.
Через неделю Аполлоний свалился с коня из-за жара, а уже через несколько дней после питься всевозможных трав и лихорадки, юный полководец скончался. Армии ничего не оставалось делать, как возвращаться домой, чтобы встать на нужную сторону среди братьев Аполлония, желающих занять его место.
Король Патриций, неожиданно победивший в этой войне, быстро вернул себе прежние территории и, чтобы предотвратить дальнейшие нападения, спешно поздравил нового правителя, младшего брата Аполлония, и выдал за него свою дочь. С тех событий прошло несколько лет.
Свой унизительный побег Патриций никак не хотел вспоминать, и потому он делал всё, чтобы всячески его забыть. Те солдаты, которые бежали за ним в столицу, получили маленькое жалование и ссылку на работы в самые удалённые участки страны. Так, невольные свидетели слабости короля были устранены из людных мест.
Людей, кто в тавернах или рынках любил вдаваться в воспоминания о том злополучном моменте, арестовывали и лишали имущества. Местные вестники и проповедники, по приказу короля, распространяли речи о низости и трусости тех людей, кто поддался страху и не верил в короля.
Увы, люди, пребывающие в экстазе от недавней свободы, быстро приняли эти слова в сердце. Теперь начинался народный суд. Люди, успевшие послужить Аполлонию или его войску, всячески преследовались и подвергались всеобщим унижениям. Они становились изгоями.
Забытая благодарность
Не избежала этой участи и деревня, в которой проживали Урсула и Агапион. Казалось, что жизнь возвращается в этот небольшой клочок земли: сыновья вернулись из лесов, черные ленты стали постепенно исчезать из домов, поля были богаты урожаем, а весть о дальнейшем перемирии вообще должна была стереть все ужасы прожитых дней.
Однако народ помнил. Каждую проповедь люди слышали хулу о тех людях, что подчинились Аполлонию. Каждый понимал, что виноват по этой проповеди, однако признать подобного унижения не хватало сил. Каждый оправдывал себя как мог, и потому часто можно было слышать подобные речи на совместных работах:
– Мои мальчики были неизвестно где. Мне надо было их ждать! Я только дала им чистого белья. Что здесь такого? Любой бродяга мог бы ко мне подойти, я бы сделала то же самое!
– А у меня дочь пяти лет. С ней долго не убежишь. Пришлось оставаться. Я только кормил их. Но я любого человека накормлю, пусть он только попросит меня. Я же человек!
– Я только воду черпала! Это же простая нужда. Тем более, если бы я была их слугой, то получала бы за это плату! А так ничего!
– Да, как будто нас ограбили! Да, так и есть! Нам угрожали и унизительно ограбили!
– Конечно! Я до сих пор не могу собрать тот урожай, что был тогда!
– Я же их никак не ублажала! Не пресмыкалась перед ними!
– В отличие от Урсулы. Вот она ублажала того жалкого полководца. Сначала такая «Неет, я не буду!», а затем молча пошла.
