Кристина Амарант
Ты мои крылья

Мягкий плюш придал уверенности. Вожделение потухло, сменившись мучительным стыдом. Хоть бы безопасник ушел поскорее и оставил ее в одиночестве!

– Я сохраню ее, – предложил Равендорф, собирая ее вещи. – Когда соберетесь уезжать, тогда и решите, что с ней делать.

Наама безразлично пожала плечами. Заколка ей нравилась, но от Андроса она не хотела ничего. Никаких сувениров на недобрую память.

В дверях безопасник обернулся.

– Моя спальня на втором этаже. Если что-нибудь потребуется, не стесняйтесь. Спокойной ночи.

В нейтральной вежливой фразе почудился намек, от которого демонице захотелось зарычать, словно разъяренной тигрице.

– Не надейся, – прошипела она, с яростью глядя на только что захлопнувшуюся дверь. – Даже не мечтай, Равендорф.

ГЛАВА 3

Она много лет мечтала о свободе. Представляла, как это случится, что сделает в первую очередь, с какими проблемами столкнется.

Но ни разу ни в одной из фантазий Наама и представить не могла, что будет настолько страшно.

Все казалось непривычным. Пугающим. Мир, манивший издалека буйством красок и возможностей, приблизился, раскинулся прямо под окнами. Наама проводила часы у окна, наблюдая, как по улице ходят люди и нелюди, ездят мальчишки на велосипедах, почтальон разносит письма, а молочник по утрам оставляет у дверей бутылки с молоком. Проезжали машины, в саду соседского дома дети с визгами и хохотом гонялись друг за другом. Мир рядом двигался, дышал, жил, как делал это все тридцать лет.

Без нее.

Она казалась себе осколком другой эпохи. Мушкой, проведшей в янтаре долгие годы. В Грейторн Холл все было размеренно и неизменно. Эпоха прошла, а Наама осталась. Удаленное от оживленных трасс поместье ди Небироса сохранило ее, как зачарованный саркофаг хранит труп.

Смешно, но с побегом в ее жизни мало что изменилось. Она по-прежнему в чужом доме, во власти мужчины, от которого не знает, чего ожидать. Разве что клетка стала проще и меньше размером: коттедж Равендорфа не сравнить с пафосным великолепием Грейторн Холл.

С хозяином дома было сложно. Несмотря на страшную роль, которую бывший безопасник сыграл в судьбе ее клана, Нааму притягивало излучаемые им спокойствие, сила и странное ощущение надежности. Когда Равендорф находился рядом, грызущая душу тревога утихала словно сама собой. Он казался островком стабильности в этом изменчивом и страшном мире. Наама знала, что должна ненавидеть его, но ненавидеть не получалось. Скорее уж ее тянуло к убийце отца.

Свойство всех анхелос – привлекать таких, как она. Вызывать желание, жажду. И не важно, что ее демоническая сущность давно отсечена, поэтому Наама не нуждается в подпитке энергией, рожденной от чужих эмоций, ее все равно тянуло к нему. Просто физиология, грубый животный инстинкт, помноженный на ощущение своей беспомощности и желание найти опору в мужчине рядом. Она не должна поддаваться!

И демоница снова и снова выпускала колючки, дерзила и бросала полковнику в лицо резкие слова, в надежде, что он потеряет терпение и сделает что-то болезненное и жестокое. Что-то, что поможет воспылать ей настоящей ненавистью, поставит точку в неуместном и постыдном влечении.

Бесполезно. Равендорф всегда был сдержан, вежлив и ироничен. Порой в его вежливости сквозила откровенная издевка, порой он просто потешался над ее вспышками, чем приводил демоницу в настоящую ярость.

Первые дни она не покидала мансарды, забившись в нее, как раненый зверь в нору. Лишь когда Равендорф уезжал по делам, она осторожно прокрадывалась вниз, словно лазутчик на территорию врага. Изучала комнату за комнатой и пугливой белкой взбиралась вверх по винтовой лестнице, заслышав бархатное урчание движителя у ворот внизу.

Хозяин дома возвращался после полудня, а иногда и поздно вечером. Неизменно привозил с собой судки с едой. Судя по логотипу на крышке, он покупал блюда на вынос в известной сети ресторанов.

– Почему вы не наймете кухарку? – спросила Наама на третий день, наблюдая, как он выгружает покупки из пакета.

– Моя кухарка в отпуске на неопределенный срок. Как и экономка.

– Почему?

Мужчина выразительно покосился на нее.

– Потому что я не уверен в их способности держать язык за зубами.

Наама отвела взгляд, чувствуя, как начинают гореть уши. Равендорф ни слова не сказал о ее поведении, но она все равно ощутила себя избалованной и неблагодарной малолеткой.

– Это было необязательно…

– Обязательно, – отрезал он. – Не учите меня моей работе.

– Я верну вам потраченные средства, – пообещала Наама, мысленно пытаясь понять, где возьмет деньги. Наверное, придется пойти работать…

Он поморщился.

– Прекратите. Вы мне ничего не должны.

– Должна! – резко возразила демоница. – Я настаиваю на компенсации!

– Ну раз настаиваете… – в его глазах заплясали насмешливые искры. – Тогда откажитесь от мысли убить меня, чтобы отомстить за Увалла. Вы этим меня чрезвычайно обяжете.

***

Слежку Наама заметила на восьмой день.

Поначалу отирающийся у ворот зевака показался ей случайным прохожим, который никак не может найти нужный дом. Но спустя несколько часов, она опять обратила внимание на человека в неприметном сером плаще, которого уже видела парой часов ранее. Тот снова прошелся мимо дома Равендорфа, засунув руки в карманы. И снова слишком уж тщательно пялился на живую изгородь, окружавшую коттедж. Так, словно пытался разглядеть что-то важное сквозь сплетенные ветви.

Что-то или кого-то?

Сердце замерло, в животе заледенело от страха. Наама резко отпрянула и задернула штору с такой силой, что чуть было не сорвала ее с карниза. Стук крови отдавался в ушах, а побелевшие пальцы никак не хотели отпускать плотную ткань.

Она провела у окна несколько часов, забыв о еде и питье. Видела, как незнакомец в сером плаще уходит и снова возвращается. Как заглядывает в соседние дома, рассматривает соседей, заводит с ними вроде бы случайную беседу…

Хотелось выть от тоски и боли. Все предосторожности оказались напрасны, Андросу потребовалось всего восемь дней, чтобы ее найти. Страх медленно переростал в панику, стремление бежать.

Но бежать было некуда. Этот, в сером плаще, ждал снаружи.

Наама отошла от окна. Спустилась в кухню – зачем-то ступая на цыпочках – выбрала самый большой и острый нож и все так же крадучись, словно вор, вернулась к своему наблюдательному пункту. Человек в сером плаще еще несколько раз мелькнул и исчез. Мимо шли люди, проезжали машины. На район медленно опускались сумерки, ощущение неуюта и притаившейся за окном опасности усилилось. Цепочка уходящих вдаль фонарей освещала лишь шоссе, остальное тонуло во мраке. И без того измученные нервы натянулись до предела.

Чтобы не выдать своего присутствия, Наама не стала зажигать свет. Так и стояла за шторой, вглядываясь в темноту, сжимая в побелевших пальцах нож, и вздрагивала от каждого шороха.

Там ее и нашел Равендорф, когда вернулся вечером.

Вспыхнул шар под потолком, заливая пространство комнаты магическим светом. Наама вскрикнула и шарахнулась в сторону.

– Хммм, – задумчиво протянул безопасник, разглядывая распластавшуюся по стене демоницу с ножом в руках. – Я тоже рад вас видеть, ди Вине.

Ее передернуло от неприкрытого сарказма в его голосе.

– Стойте! Не подходите! – выпалила Наама, увидев, что он собирается пересечь комнату.

Равендорф нахмурился.

– Мне казалось, мы уже обсудили это и пришли к выводу, что я не собираюсь вас насиловать.

– Да нет же, бестолочь! Окно! За домом следят.

Он поверил сразу. Перевел задумчивый взгляд на персиковые шторы, кивнул.

– Давно?

– Я заметила сегодня днем. Человек или внешне неотличим от человека. Серый тренчкот. Волосы каштановые. Лицо такое… никакое. Округлое, нос картошкой, – она зажмурилась, пытаясь воссоздать в памяти облик ищейки до мельчайших деталей, и неуверенно закончила. – В руке что-то вроде маленького кейса.

– Он следил именно за этим домом?

– Не знаю, не уверена. Но он ходил рядом. Говорил с вашим соседом, – голос против воли задрожал, выдавая страшное нервное напряжение, в котором демоница находилась последние несколько часов.

– Разберемся, – пообещал бывший безопасник.

Наама тяжело выдохнула и вдруг поняла, что с плеч словно упал невидимый груз. Присутствие уверенного и опытного в подобных делах мужчины помогло лучше любых утешений. Страх перед людьми Андроса по-прежнему холодил душу, но порыв сорваться и бежать куда угодно испуганным зайчонком исчез.

Равендорф отмерил пять шагов от двери. Выразительно покосился на Нааму, а потом, словно решившись, выстучал по настенной панели сложный ритм. Дерево отъехало в сторону, открыв нишу. Нанесенные внутри руны и оси магических фигур светились бледно-голубым.

– Что это?

– Что-то вроде профессиональной паранойи, – задумчиво отозвался мужчина, активируя дополнительные контуры. – Проект коттеджа при строительстве согласовывали со мной, а я люблю знать, что мой дом – моя крепость.

Он закончил, с негромким щелчком вернул панель на место и подошел к Нааме.

– Все. Теперь нас никто не увидит. А это лучше отдайте мне, – с этими словами он мягко, но уверенно отобрал у нее нож и положил на кофейный столик. – Еще порежетесь.

Ноги внезапно превратились в кисель. Наама без сил рухнула на диван. Ее колотила нервная дрожь.

– Не надо бояться, – Равендорф опустился рядом и положил руку ей на плечо, приобнимая в жесте защиты. – Я обещал, что в моем доме с вами ничего не случится.

Странно, но фамильярное вторжение в ее пространство не вызвало у демоницы никакого протеста. Возможно, из-за исходившего от анхелос искреннего желания помочь, поддержать. Она помедлила и осторожно прильнула к мужчине, все еще готовая по первому сигналу сорваться с места, как пугливый зверек, но он не стал распускать руки. Только осторожно погладил ее по плечу.

Физический контакт способствовал ментальному. Наама глубоко вдохнула, погружаясь в эмоции анхелос. Все равно, что в изнуряюще жаркий день окунуться в прохладные волны: спокойствие, уверенность, собранность с ноткой сочувствия и заботы. Не чувствовать выматывающего душу страха было наслаждением. Ситуация не нравилась Равендорфу, но его настороженность и близко не стояла рядом с паникой, которую она ощущала, стоя в темноте у окна.

– Это может оказаться не в вашей власти.

– Дом под надзором службы безопасности. При попытке проникновения, пойдет сигнал моим бывшим коллегам. Поверьте, мы серьезно относимся к таким вещам. Кроме того, – тут он нехорошо прищурился, – режим усиленной защиты, который я только что включил, подразумевает ряд неприятных сюрпризов для любого чужака.

– Вы не знаете на что он способен.

– Считаете Андроса всесильным?

Демоница пожала плечами. Разумом она соглашалась со словами полковника. Но подсознание не желало слушать доводов рассудка. За годы во власти Андроса тот волей-неволей превратился для Наамы в безмерно могущественную фигуру, чудовище из сказок. Временами бывший хозяин казался ей злым божеством: всезнающим и безжалостным, всегда готовым разгневаться и покарать.

Что может сделать всего лишь полковник службы безопасности в отставке, против ди Небироса со всей его властью и миллиардами?

– Считаете, – неизвестно как Равендорф понял все, о чем она промолчала, но острый всплеск вины в ровном фоне его эмоций выбил ее из только-только найденной точки равновесия.

Интересно, почему он винит себя в этом?

Спросить она не успела. Полковник чуть отстранился, взял ее за плечи и требовательно заглянул в лицо. Наама застыла, всматриваясь в его глаза. Серые и хмурые, наводящие на мысли о штормовых волнах…

– Даю слово чести: пока я жив, вы не станете его собственностью.

Она поверила ему сразу. Поверила и изумилась, не в силах понять, что заставило его дать подобную клятву.

У Торвальда Равендорфа нет ни единой причины заботиться о ней, тут Наама не питала иллюзий. Они никогда, даже в счастливом прошлом, не были друзьями – просто знакомые. И за эти восемь дней она не старалась завоевать его расположение, скорее наоборот: делала все, чтобы оттолкнуть своего защитника. В конце концов, она же обещала убить его! Пусть анхелос не принял эту угрозу всерьез, он должен, просто обязан был помнить о ее словах.

Так ради чего он сейчас поклялся, фактически объявив себя непримиримым врагом существа куда более влиятельного и могущественного, чем он сам?

– Зачем вам это? – напряженно спросила Наама. Вдруг показалось, что если она узнает ответ на этот вопрос, то поймет что-то очень важное.

Снова долетел отголосок вины, потом Торвальд нахмурился.

– Сейчас куда важнее ответ на вопрос как ди Небирос вышел на вас. Рассказывайте все, что запомнили.

Под руководством безопасника она максимально точно воссоздала все перемещения человека (или нечеловека, в частные детективы куда чаще шли оборотни из мелких кланов) в сером плаще. Полковник слушал, кивал, задавал наводящие вопросы.

– Судя по всему, люди Андроса взяли пеленг на квартал и прочесывают его. Они знают, что сигнал исходит из данного района, но не могут определить его источник, – сделал он вывод. – А это означает, что маяк внутри дома.

– Почему?

– Потому что на стенах экран, затрудняющий сканирование, он рассеивает сигнал, – мужчина задумался. – Мы что-то пропустили во время осмотра?

Наама приподняла брови.

– Мы? Я не ослышалась, Равендорф?

– Я пропустил.

Так и подмывало съехидничать: “Стоило тщательнее искал маяк, а не мечтать, как бы завалить меня в койку”, но Наама сдержалась. Сама тоже думала не о тяжелой судьбе родины. Да и осмотр, насколько она могла судить, полковник провел тщательно и профессионально.

– Моя одежда?

– Я избавился от нее, как вы и хотели. И насколько я успел посмотреть, на ней ничего не было.

– А заколка?

– Обезврежена.

– Вы так уверены?

– Более чем, – он усмехнулся. – Я решил не рисковать, поэтому показал ее коллеге, который специализируется на поисковых заклинаниях.

Перед мысленным взором снова встал коварный подарок. Тонкая работа, клеймо лучшего ювелирного салона страны на брюшке серебряной летуньи. Наама бы не удивилась, узнав, что заколки делали на заказ специально для нее.

Внезапно в памяти во всех красках и мельчайших подробностях возникло то самое утро – последнее утро в Грейторн Холл. Уже одетая, она сидела перед зеркалом и небрежно водила щеткой по волосам. Сооружать сложную прическу не хотелось, поэтому Наама просто потянулась к шкатулке и извлекла двух бабочек, чтобы подколоть волосы с одной и с другой стороны…

– Торвальд! – она впервые назвала его по имени, но не заметила этого, захваченная пугающей мыслью. – Послушайте! Я почти уверена, что бабочек было две…

***

Вторая бабочка нашлась в гараже. Лежала, поблескивая золотыми крыльями под лестницей, ведущей в дом. Судя по всему, заколка слетела, когда Равендорф с Наамой на руках поднимался по ступенькам, а взбудораженная встречей демоница этого просто не заметила.

Безопасник поднял украшение, провел над ним раскрытой ладонью и негромко выругался.

– Маяк? – с упавшим сердцем спросила Наама.

Он кивнул.

– Вы можете убрать его?

– Могу. Но ситуацию это не исправит. Последний раз сигнал был зафиксирован в этом районе. На месте ди Небироса я бы после пропажи утроил усилия и проверил каждый дом. Нет, я сделаю умнее…

***

На следующий день предательская бабочка покинула дом Равендорфа. Наложенное заклинание рассеивало сигнал и по-прежнему не давало установить ее точное местоположение, но не мешало фиксировать вектор перемещения. Для наблюдателя, следившего за маяком с помощью сканирующих чар, это должно было выглядеть, как спешный отъезд Наамы из пригорода.

Бабочка добралась до центрального вокзала, где и осела в руках карманника, стянувшего ее с головы спящей в зале ожидания женщины. Дальнейшая судьба женщины терялась где-то в паутине бесчисленных железнодорожных путей, сетью вен и капилляров пронизывающих Империю, и отследить ее не представлялось возможным.

– Думаете, он в это поверит? – с сомнением спросила Наама, когда Торвальд набросал ей свой план.

Тот пожал плечами.

– Это лучшее, что мы можем сейчас сделать, чтобы увести ищеек от этого района. Но я бы все равно на вашем месте не стал рисковать и покидать этот дом в ближайшее время.

– Как долго?

Изначально Мэл говорил о двух неделях. Но это было до того, как ее небрежность привлекла к дому сыщиков Андроса.

– Месяц. Возможно, два-три.

Еще три месяца взаперти, вздрагивая от каждого шороха?! Ей захотелось завыть.

Выражение ее лица не укрылось от Торвальда.

– Вам так плохо в моем доме?

Не плохо. Дом напоминал самого Равендорфа: удобный, лишенный внешнего лоска и пафоса. И таящий в себе опасные секреты, как выяснилось.

Плохо было от постоянно снедающей душу тревоги. От страха перед окнами и соседями, ощущения себя внутри осажденной крепости. И от неприятного понимания, что с каждым проведенным здесь днем ее долг перед бывшим безопасником неуклонно растет. Непонятно, чем и как возвращать одолженное.

– Ваш дом не хуже любого другого, скорее даже лучше, – с грустным смешком ответила Наама. – Проблема во мне. Я так устала быть слабой, – против воли в голосе прорезалась звериная тоска. – Все на свете отдала бы за возможность снова принимать боевую форму.

Странно, но Равендорф вздрогнул и виновато отвел взгляд.

ГЛАВА 4

Наама медленно спускалась по лестнице. Магическое освещение не работало, но несмотря на окружавшую демоницу тьму, она отлично видела полированные немного вытертые ступеньки и покрытые лаком перила. На одной из планок был скол: небольшая вмятина, слегка кольнувшая пальцы.

Дом, обычно приветливый и уютный, полнился странными звуками, шорохами, словно в темноте пряталось и скалилось нечто жуткое. Пульсирующий ток крови в висках метрономом отсчитывал последние мгновения до беды.

Что происходит? Где Торвальд?!

Дверь гостиной захлопнулась за спиной с грохотом, вспыхнули лампы на стенах гнилостно-тусклым светом. Он не рассеивал тьму, только окрашивал ее в болотные оттенки.

“На-а-ама” – шепотом потекло по стенам, зашелестело в углах осыпающимся песком.

– Кто здесь? – голос дрогнул, и Наама попятилась, чувствуя, как шею щекотят капли холодного пота. Взгляд метнулся вправо, влево. Бежать, бежать из безопасного убежища, разом превратившегося в ловушку…

– Я, – раздался за спиной мужской голос. Глубокий и властный – она узнала бы из десятка тысяч. – Скучала?

Дрожь пронзила все тело. Этого не может быть, просто не может быть! Откуда ему здесь взяться?! Наама со всхлипом глотнула воздух, страшась обернуться.

– Ты действительно верила, что сможешь скрыться от меня, На-а-ама? – прорычало ее личное чудовище за ее спиной. – Что сможешь уйти, спрятаться и зажить мирной жизнью в этом пряничном домике?

Он неслышно шагнул и встал сзади. Спиной и ягодицами она ощущала мощное мужское тело. Обжигающе-горячее дыхание пощекотало шею, и по коже прошла постыдная дрожь смешанной со страхом похоти. Наама съежилась в ожидании дикой вспышки гнева и последующей боли. Или ласки. Или ласки, смешанной с болью. Какая-то тайная и гаденькая часть ее души встрепенулась от радости, приветствуя господина, и от этого захотелось разрыдаться.

Выдрессировал, словно псину! Научил возбуждаться от его голоса, запаха, приказов, наказаний. Заставил хотеть себя вопреки воле. Знакомое и такое привычное безволие поднялось изнутри, уговаривая сдаться, расслабиться, не спорить. Все равно все будет так, как хочет Андрос.

Тяжелые, словно отлитые из свинца руки, опустились на плечи. Пальцы сжались, оставляя синяки на нежной коже.

– Нет уж, – прошипел он ей на ухо. – Я найду тебя где угодно, На-а-ама. Я в тебе, в твоей крови, мыслях. Ты будешь видеть меня в любом мужчине, но никто из них не сможет дать тебе того, что даю я.

Демон вынул заколку из волос и намотал на кулак длинные черные пряди. Потянул, заставляя ее откинуться назад, положить голову ему на плечо. Пальцы легли на шею и чуть сдавили.

– Только я – твой хозяин!

Он снова дернул за волосы с такой силой, будто намеревался выдрать их с корнем. Наама вскрикнула и в попытке избавиться от острой боли встала на цыпочки, изогнувшись натянутым луком. Мужские пальцы поглаживали беззащитно обнаженное горло, и в этих вроде бы ласковых прикосновениях ощущалась нешуточная угроза.

– Не надо, – выдавила она, ожидая, что вот-вот пальцы сожмутся, чтобы лишить ее остатков воздуха.

Был период, когда хозяин любил душить ее во время секса. Все начиналось с ласки, но потом Андрос, не переставая двигаться в ее теле, клал ладонь на горло. Надавливал осторожно, медленно, вглядываясь в ее лицо, словно пытался прочесть в нем что-то. Наама помнила тяжесть мужчины сверху, нарастающий шум крови в ушах, странную эйфорию, вызванную недостатком воздуха и требовательный взгляд, словно проникающий в самую душу.

Удивительней всего, что даже в таком положении она умудрялась раз за разом кончать под своим мучителем. Удовольствие было остро приправлено ужасом и ощущением абсолютной беспомощности. В памяти остались черные провалы и яркие вспышки болезненного, почти мучительного оргазма. Демоница содрогалась в экстазе, беспомощно открывая рот, как рыба, вынутая из воды. Дергалась, тщетно пытаясь освободить связанные руки, хоть и знала, что спазмы ее бьющегося в агонии тела доставляют ему невероятное наслаждение.

Потом все темнело, тонуло во мгле. Оставался только нарастающий шум крови в ушах, член, размеренно и сильно входящий в ее лоно, горящие страстью и ненавистью глаза… Он изливался с рыком и убирал ладонь, позволяя глотнуть воздух, и не было ничего слаще этих первых вдохов после тьмы удушья.

Но однажды Андрос не успел остановиться. В тот раз Нааму с трудом откачали, и он, испугавшись потерять ее, не делал так больше.

– Ты – моя! Моя собственность, вещь!

Пальцы на шее угрожающе сжались и тут же расслабились. Он выпустил ее, и демоница отпрянула, держась за горло. Обернулась и попятилась. Андрос в ответ оскалился и шагнул вперед, как хищник, играющий с добычей. Шаг, еще шаг и спина наткнулась на стену. Дальше бежать было некуда. Взгляд цеплялся за дорогой костюм, холеные пальцы в драгоценных перстнях. Поднять голову, чтобы встретить свой страх лицом и лицу было слишком жутко.

– А что это за тряпка на тебе? – глумливо спросил мучитель. – На какой помойке ты их взяла?

Простое и строгое домашнее платье – одно из тех, что Равендорф оставил в шкафу для нее. Полушерстяное, темно-зеленое и по-домашнему уютное. Ничего общего с провокативными и яркими нарядами, по которым свет запомнил Нааму ди Вине. Ничего общего с тем, что покупал ей ди Небирос, любивший ее агрессивный и броский стиль в одежде.

Он ухватился за ворот и разорвал платье – небрежно, словно это была ветхая тряпка. Та же участь постигла белье. Холодный ветерок прошелся по коже, поднял волоски дыбом, заставил съежиться соски. Внизу живота поселилось ноющее предвкушение. Бесполезно и бессмысленно сопротивляться. Андрос всегда получает то, чего хочет…

Демон шумно втянул воздух.

– Ты меня хочешь, – с довольно улыбкой отметил он. – Ты всегда пищишь: “Нет”, но течешь, как последняя шлюшка.

Подтверждая его слова, пальцы вторглись в мокрое лоно и задвигались, пробуждая в теле сладостные спазмы. Наама тихонько застонала насаживаясь на пальцы. Расслабиться и получать удовольствие? Да, этому она научилась отлично!

Все было привычно: приказы, грубость, ярость. Желание Андроса контролировать ее тело, даруя по собственному выбору боль и наслаждение.

– Признай: ты моя, – прорычал он ей в лицо.

– Нет! – обреченно выдохнула она, сама удивляясь тому, что продолжает это безнадежное бессмысленное сопротивление.

– Да, – его пальцы снова вошли – намеренно грубо, причиняя боль. – Ты хочешь меня. Всегда будешь хотеть… Сбежала, но от себя не сбежишь.

Стены подернулись рябью, поплыли. Гостиная Равендорфа превратилась в знакомую до последней прожилки на паркете спальню в Грейторн Холл. Наама закрыла глаза, но продолжала видеть, даже не желая этого.

Побег, надежда на новую жизнь – все мечты. В реальности ее ждал только ди Небирос – личное чудовище.

– Ты была плохой девочкой. На-а-ама, – оскалился мужчина. – И сейчас я накажу тебя за это.

Демон небрежно стянул ей руки за спиной и швырнул на кровать на живот. Демоница уткнулась лицом в подушку и тихо заплакала. Мужские руки приподняли ее за плечи слегка встряхнули…

– Ди Вине, с вами все в порядке?

Она вскрикнула, дернулась и забилась в чужих объятиях, пытаясь вырваться. Почему получается двигаться? Андрос же связывал ее…

– Тише, тише, – успокаивающе пробормотал голос над ухом. Совсем другой голос – звонкий и резкий, не похожий на утробное рычание хищника. – Это просто сон.

– Сон?

Наама замерла в его руках, уткнувшись носом в накрахмаленную рубашку. Теплое облако заботы и тревоги окутало ее, изгоняя остатки полуденного кошмара.

О, Богиня! Всего лишь сон! Андрос не приходил за ней, он не знает, где она. Свободна… пока еще свобода.

Свободна телом. Кошмарный морок был прав, когда говорил, что в глубине души Наама все еще его собственность. Рабыня, вещь. Навсегда.

От этой мысли стало так невыносимо больно, что она не выдержала и снова расплакалась. Мужчина рядом только тяжело выдохнул и сжал ее крепче, поглаживая по распущенным темным прядям. В его объятиях было так уютно, тепло и безопасно. Прикосновения не таили за собой вожделения, только желание позаботиться, успокоить.

– Плачьте, – мягко и грустно, без привычной скрытой насмешки, произнес он. – Некоторые вещи нужно выплакать, это не стыдно.

Простые, но такие верные слова стали сигналом. Наама устала, так бесконечно устала носить все в себе, подавлять изматывающий страх перед будущим и прошлым, трястись перед неизвестностью. Устала жить выпустив колючки, ждать в любой момент удара, одиночества, зависимости и беспомощности…

Все это выходило с рыданиями. Слезы впитывались в рубашку, на бледно-голубой ткани темные разводы. Прямо перед глазами маячила лямка серой подтяжки и эта такая простая и банальная деталь мужского гардероба лучше любых слов доказывала нереальность сгинувшего кошмара.

Потом слезы ушли. Осталась только пустота и покой. Наама еще несколько раз протяжно всхлипнула и попыталась отстраниться, но Торвальд не дал ей этого сделать.

– Простите. Я испортила вам рубашку.

– Пусть это будет моей самой большой потерей, – по голосу, и теплым покалываниям его ауры, она поняла, что анхелос улыбается. – Вам нужен платок?

– Не помешал бы.

Он выпустил ее, посеяв в душе странное чувство пустоты и протянул носовой платок. Здоровенный, в крупную синюю клетку.

– Спасибо, – Наама громко и совершенно неженственно высморкалась. В комнате повисла тишина.

Демоница, наконец, огляделась, вспоминая все, что предшествовало кошмару. Гостиная. Да, она задремала в кресле, ожидая Равендорфа, после того как провела несколько часов на кухне в попытках приготовить что-то съедобное на ужин и тем самым отплатить за гостеприимство. За окном синели сумерки, намекая, что сон длился не меньше трех часов.

От устроенной истерики стало неловко. Демоница, которая рыдает от дурного сна, словно ребенок?! Как теперь смотреть безопаснику в глаза? Наама опустила голову. Она никогда не была нервной барышней из тех, что чуть что падают в обморок или ударяются в слезы. К тому же снова вспомнилось собственное поведение по отношению к Равендорфу в первую неделю, и от стыда начали гореть щеки.

– Еще раз простите. Я пойду, – она попыталась встать, но Торвальд удержал ее.

– Не надо.

– Надо!

– Что вы собираетесь делать? Запереться в комнате и вздрагивать от каждого шороха?

Снова докатилось: тепло, забота, сочувствие… Наама вздрогнула от внезапного понимания.

– Вы жалеете меня?

В обычной ситуации сама мысль о жалости с его стороны привела бы ее в ярость, но сейчас на настоящий гнев не было сил, и фраза прозвучала скорее потерянно, чем сердито.

– Мне просто приятно ваше общество.

– Ну да, – вот теперь привычная язвительность все же вернулась. – Кто, если не я, нахамит вам прямо с порога?

– Именно, – с насмешливой улыбкой подтвердил он. – Ничто так не бодрит, как хорошая пикировка после рабочего дня.

Под его спокойным и теплым взглядом, Наама ди Вине – искусная во флирте светская львица, безжалостно и легко разбивавшая мужские сердца, внезапно смутилась, как школьница, которой симпатичный старшеклассник помог донести портфель.

– Не знала, что вы носите подтяжки, – ляпнула она, лишь бы хоть что-нибудь сказать.

– Я немного старомоден. В моем возрасте это простительно, – он замялся, а потом все же спросил. – Вам снился ди Небирос?

– Снился, – она вздрогнула, снова вспоминая слишком реалистичный сон и слова морока, так пугающе похожие на правду. – Он никогда меня не отпустит.

– Отпустит. Но потребуется время.

– Ну да, конечно, – она скептично скривила губы. Анхелос будет рассказывать ей о рабстве. – Что вы вообще можете знать об этом?

– Все, – его лицо закаменело, и Наама внезапно задохнулась от чужой скорби – острой, словно боль. – Мне девяносто шесть лет. И первые тридцать три из них меня считали человеком.

Считали человеком? Но ведь прошло всего чуть больше пятидесяти лет после императорского указа, отменившего человеческое рабство. Свобода не далась людям так просто, она родилась в горниле пожара гражданской войны. Торвальд упоминал, что воевал…

Демоница помотала головой, пытаясь соотнести эти откровения с прежним образом полковника. Сначала она просто считала его удачливым выскочкой. Позже, когда узнала о его природе, воспринимала не иначе, чем императорского выкормыша и тайное оружие против таких, как она. Мысль что у Равендорфа могут быть свои причины ненавидеть демонов, просто не приходила в голову…

– И кому вы принадлежали? – хрипло спросила она, в глубине души готовая к жесткой отповеди в ответ на попытку вторжения в чужое прошлое.

Безмерно саркастичная ухмылка изменила его обычно спокойное лицо до неузнаваемости.

– Семье ди Вине. Символично, не находите?

– Ди Вине? – непонимающе переспросила Наама.

В памяти замелькали картинки и лица из детства. Ей было шесть, когда война за Освобождение подошла к концу. В те годы личный пони интересовал маленькую Нааму куда больше всех человеческих рабов вместе взятых, но кого-то она запомнила. Равендорфа среди них не было.

– Конкретно Отису ди Вине.

– Это тому, которого вы…

– Именно, – все с той же кривой улыбкой подтвердил мужчина. – Вашему дяде, которого я убил.

Все, на что ее хватило это растерянное протяжное “О-о-о”.

Несколько минут они сидели молча, а потом Торвальд резко встал.

– Ладно, предлагаю закрыть эту тему и поужинать.

– Ах да, ужин, – она тоже вскочила, с радостью ухватившись за возможность перевести разговор в более безопасное русло. – Я приготовила паэлью!