Что ты смотришь Сёма, вот всегда так, лучше бы почитал науку, Фиала стояла, скрестив руки на груди в глубь двора.
Было бы что читать. Если и брал учебник в руки вы меня гоняли в огород, или за скотом. Он сбежал за дом к скоту, где было и его место.
Эти воспоминание невольно заставили Семену заплакать. Сидя на прибрежных глыбах, он вытер слезы и встал, уже почти светло, надо идти.
«Он сломал не скворечник, он сломал меня».
Семен возвращается домой по той же дороге, проходит мимо дома Розы. Он остановился вокруг все спали, он заметил отблеск комнатного света на шифере веранды со второго этажа. «Она еще не спит» подумал он. Его ноги понеслись вперед к воротам зеленого цвета, он остановился и понимает – туда дорога закрыта.
Глава 8
Времена такие, первые дети умирают. Не ты одна не ты последняя что дитё потеряла. Нечего тут… сама знаешь. Вон и у моей матушки, и у свекрови первые детки помирали. Ну ничего собрались еще родили. – Фиала хочет утешать Розу, но по-своему. Со стороны все выглядит, как укор за сострадание умершего младенца.
На восьмом году жизни в супружестве с Семеном, Роза первый раз забеременела. Родила здоровую девочку, а через девять месяцев со дня рождения похоронила. Умерла Лида от простого несварения. Малолетнего ребенка накормили помидорами. Толи были немытые, толи детям помидоры нельзя. К врачу так и не повели «поплачет и успокоиться, все дети болеют, живот болит. Оставь, делай дела», говорила тогда Фиала Розе. Семена дома не было, а когда вернулся домой, поддержал мать. «Мать моя не знает, что ли как с детьми обращаться? Говорит пройдет, значит пройдет». Белый цвет лица Лиды его не смутило. «Дай воды родниковой, молитву прочитай пройдет».
Все восемь лет она хотела ребенка, Семен грозился что, разведется, бросит бесплодную, и вот бог подарил ей девочку, хотя бы так, лучше чем ничего, и ту не уберегла. Сможет ли она еще родить –о чем думали все вокруг. Доктор когда узнал о смерти обругал Розу за глупость, послушать старых неграмотных людей, что только фамилию и писать умеют. «От такого дети не помирают Роза Георгиевна, стыдно должно быть».
Хоронят Лиду в детском гробике в старой части сочинского кладбище. Роза надела черный, траурный платок поверх своих засаленных волос. Волосы ее больше не блестят как тогда, и не густые больше какими были. Под серыми глазами обвисла кожа, это тоже не из-за смерти ребенка. В свои тридцать Роза как в пятьдесят. Легко ли ей дались последние восемь лет? Потерявшего ребенка, стоя у маленькой, засыпанной горкой земли, в голове в обратном порядке всплывает цепочка действий и решений, что привели к вот этой минуте. Роза думает вот о чем: послушала свекровь не отвезла Лиду к доктору, а до этого согласилась выйти замуж за Семена и забыть об их уговоре той ночью у нее в комнате.
Утром после той ночи Семен никуда не уехал как хотел, а пошел на свою смену в хлебозавод, развозить хлеб. Когда к полудню вернулся домой отец застал его у порога.
Ты где всю ночь ходил? – тяжелые руки Василия схватились в собственные крепкие бока.
Не спалось, ходил на море.
Ладно, дело молодое. Проходи давай, разговор есть. – Семен прошел в дом, сел у только затопленной печки, на которой шумела жаровня с молодой картошкой. – поеду землю под вас с Розой просить. Пусть выдаст наше государство. Думаю положено, раз троих сыновей в армию то отправил, на войне служили….
Так Сема не воевал ведь. – перебила Фиала.
В годы войны служил. Виноват что не под пулями? Ерунда все это. Старший сын герой войны, средний погиб, я чуть не погиб. Мало? Пусть отдельно живут.
Только сложилось все иначе. О чем Роза узнает позже. А вот Семен воодушевленный отдельным жильем с девушкой, которая вот только-только запала в душу. Он и пошел к Розе после разговора с отцом, рассказал все как было и с ней порешали ничего более не отменять.
Следующее в цепочке воспоминаний была роспись Розы с Семеном. Она стояла в бирюзовом костюме двойка с блестящими синтетическими нитями в ткани. Костюм достала Татьяна у старых знакомых поносить Розе на один день. Ни семья Молокотиных ни ее собственная о свадебном платье не позаботились. «Еще тогда следовало понимать, что меня ждет. Что за жених, что невесту нарядом обеспечить не может?» Роза все прокручивает в уме маленькие знаки о будущем неудачном браке, которые не замечала. Это все потом, а тогда, что Семен пришел к ней с суждением об удачном истечение событий, что их свела судьба мол отказываться нет толку, раз они не против быть друг с другом значит тому и быть. Обещал об отдельном жилье, ведь их родительский никуда не годился для семьи и детей, это был старый деревянный дом, с маленькими окнами, которые заколачивали досками по краям чтоб не продувало.
«Что за мужик что слово свое держать не смогу, то передумал жениться, то передумал не жениться?» Спустя три месяца жизни с Семеном она узнает что не видать им отдельной площади. Роза подсушила семейный скандал опять около адлерской земли от чего все беды пошли.
После женитьбы молодых, Розу устроили на работу в совхоз, где положена было выделить жилплощадь. Однако проблема заключалось в том, что бездетным давали только коммуналку, только и коммуналка не оказалась в Мацесте, и Розе за недолгую службу поставили в очередь пока освободиться что-нибудь. Отказ получил и Семен за имением семей выделенной ранее участка в Адлере на переселение. Услышав причину отказа, Семен тут же пошел к отцу и тот в порыве спешки пообещал переписать уже наконец-то эту землю как положено по закону и оставить обязательства переехать в болотистый Адлер и передать этот долг сыну.
Ты сказал для меня земля, так что передумал? – женатый возмужалый Семен рвал глотку у курятника. Отец с матерью стояли скрестив руки на груди. – Разве не так было? Разве мы не должны были съехать и строить дом.
Я со свекровью 18 лет жила, вы чтоль особенные? Какие нежные, уединиться хотят. – Фиала подбирала самые постыдные упреки для Семена, ведь он меньше всего хотел выглядеть увлеченным женой мужчиной, это не придаст ему мужественности.
Что? Что? Это что за дом? Дом прогнил, осел с одной стороны, как здесь детей растить?
Ну, ну, нос к небу поднял, глянь-ка на него. Сам рос в этом доме, что не дорос? Мы с матерью в еще худших условиях росли. А вам каменный дом подавай, мы-то со старухой тут останемся гнить.
Все ясно с вами, обманули значит…
Не боись сынок, помрем скоро и тебе достанется земля, поживешь с жёнушкой.
Ну что ты позволяешь бабе твоим разумом управлять. Сема, разве этому тебя учили? – Фиала погладила Семену по спине успокаивая, пока тот окончательно не отвернулся от них. Ты хоть раз видел чтобы я твоему отцу что-то приказывал, учил уму разуму, или тайно настраивал против кого-то? И ты своей не позволяй, это же она тебя прислала правда ведь?
Семен смотрел на разгневанного отца, тот был не доволен Семеном, а вот мать была так близка к нему, он хотел её похвалы, одобрения. А похвалу заработаешь оправдывая ожидания.
Да, матушка, ты права. Будь как будет, что тут уже. Не будем больше.
Так Роза сама не зная стала виновницей семейного скандала с дележей имущества, но к ней никто не возвратился с этим вопросом, и не собирался никто, Василий с Фиалой знали Роза не имеет отношение к требованиям Семены, дом маленький, стены тонкие.
Розе было обидно, не зная как проучить или донести до Семена его отвратительный поступок, она ходила несколько дней с обиженным лицом, отвечала сквозь зубы, не обедала с ним, спала к нему спиной. Семен в душе не ведал что с Розой такое а Фиале с Василием было все равно на ее физиономию. Понимая, что Семен не переживает за ее обиженное настроение, Роза сама забыла об обиде и перестала так делать. Смиренность удел обидчивых.
После той сцены у курятника, Роза больше не вникала в грандиозные планы и обещания Семена. Ни его желания поехать на север заработать денег на стройке городов, ни его планы делать карьеру в хлебзаводе, так сказать выслужиться перед начальством. Бедолага ничего умнее не нашел, как просто рано пойти на работу и поздно уходить со смены. Семен просто сидела у служебного входа пока ждал открытия, а после смены просто ходил и мозолил глаза без толку. Но кто ждет тот дожидается, однажды Леван Рамазанович, начальник бригады водителей, увидел его в коридорах пекарни, позвал к себе.
Сема, ты задержался на работе или дела какие личные? – спросил тот.
Задержался Леван Рама…
Ну раз тактоварища подмени со второй смены. У него что-то в семье. – Леван просил авторитетно, отказать стыдно. Да и зачем отказывать, он, Семен уже как пятый день так ошивается после утренней смены.
Конечно подменю Леван Рама…
Ну так беги в автопарк, Алексей все расскажет.
Вечером придя домой скрюченный в спине, Семен окончательно решил, карьера ему не нужна.
Как ишак таскал на себя мешки. Он мне сказал водителя сменить, а те меня разгружать мешки с мукой. – Он был крайне недоволен понижением на полсмены. – Они мне даже не оплатят, мне оно надо горбатиться за дополнительный выходной? Нет Роза Георгиевна, не сможете разубедить. Я вот что поняла за эти четыре часа. Туда. – Указывая вверх большим пальцем Семен твердил. – Туда, такие простые не попадают. Там все свои, вон глянь сама, одни кумовья да сваты. Не желаю на этих пахать чтобы на моей шее. хлопая характерно по своему затылку. Они делали карьеру. Нееет Роза Георгиевна, тут все было ясно, я-то дурак, думал коммунизм, равноправье, а они что, меня в грузчики. Тьфу. Чему их могут в этих университьетьях учить? – Странно выговаривая слово «университет» Семен смягчал буквы Т. – Ничему. Поработать с народом – вот тебе и знания.
Потом Семен собирался обратиться в сельсовет для получения жилплощади, но никуда так и не обратился, сам себе давая ответ на свое собственное обращение «Не, не положено. У нас и так 2 участка и жилой дом. Какой толк мозолить ноги».
Но вот однажды, когда он грозился построить перед домами две комнаты чтобы курортников заселять или самими жить, Роза почти поверила. Семен измерил шагами двор от холма с лево и до соседей с право, убрал все прогнившие доски, что Василий воровал, где мог, срубы от деревьев, которые росли там же когда-то. Другой строительный мусор кирпичи, двери, оконные рамы, все что они таскали из заброшенных, не крепко закрытых домов. Но на этом все, после расчистки, он постоял, посмотрел, почесал подбородок, и больше не вспоминал. Свое решение он не озвучил, потому что ему было лень, не мог же он так объяснить. Семен решил, что потребуется много времени и сил, а так они и не плохо живут.
Восемь соток земли, где располагается дом Молокотиных не полностью на равнине и пригодный к обработке. Проходя мимо дома, мы бы увидели холм с правой стороны от нас. Одна стена дома полностью смотрит на этот холм, в этой части дома окон нет. Было раньше, но его заколотили, так как света почти нет а холод зимой был пронзающий. Переднее окно дома из комнаты Розы и Семена, где с двадцати лет проживал Семен, смотрит на улицу и во двор. Расстояние от окна до забора 14 шагов Семена.
Часть холма тоже входит в собственность хозяев, но склоном те не пользуются, потому что раньше, вдоль холма проходила тропинка откуда водили всякий скот и овец на пастбище и обратно, а те в свою очередь проникали во двор Молокотиных и наносили ущерб. Так Василий, будучи сам еще бездетным из речных камней построил забор в четырёх шагах от дома, прямо перед возвышением. А чтобы оставшуюся часть земли на холме никто не присвоил ни для каких целей, тот предусмотрительно поставил столбы и растянул столбы проволокой, а уже в проволоки сплел ветки колючих кустарников и ветки акаций. Василию можно похвалить за хорошую работу, забор длиной двадцать метров не знает себе равных в окрестностях. С годами земля осела или поползла под забором и каменное сооружение местами наклонилась, местами потеряла высоту, но ни одни камень не свалился. В конце забора течет река Мацеста, в водах, которого приезжают лечиться со всего советского союза. Но между речкой и землей Молокотиных тоже имеется забор, в этом городе вообще любят заборы. Эта любовь сохраниться еще век, и заборов станет еще больше.
Особое место во дворе занимает туалеты. В начале он был в самом дальнем углу. Когда яма переполнилась, ее засыпали а старые стены из шифера и досок разобрали. Позже, по просьбе старой матери Василия, он построил туалет новый, поближе, чтобы старики далеко не ходили. Но и этот переполнился и был засыпан. После смерти стариков, еще Фиала беременная Семеном ходила, Василий построил каменный туалет с очень большой ямой, так сказать на века. И перекрыл бетоном, а дырку какую соорудил, всем на зависть. На дырку можно было поставить табуретку с еще одной дыркой, чтобы дети не провалились. Копал долго, подготовки были еще когда старый туалет стоял. Его он поставил недалеко от дома прямо под каменным забором. Удобно бегать по ночам а потом детскую табуретку сняли и выбросили. В годы войны, да и после войны в доме стало два раза меньше людей. Старший сын уехал в Германию, средний не вернулся с войны. Все занимались своими делами и не так часто посещали места уединение.
Василий когда заходит туда всегда на глаз измеряет, сколько еще прослужит эта яма. Конечно он хочет оттянуть этот момент, ведь у него нет ни одной идеи что ему сделать с каменным сооружением. Использовать в быту как-то не приятно, туалет все-таки. Оставить жалко, так он про себя думал примерные сроки, когда придется принимать решение. А в последний раз он об этом думал, когда Розу забирали из отчего дома. «Ну вот, этот день настанет раньше», но прошли еще годы а день все еще не настал, возможно рыхлая и ползучая земля забирает все и перерабатывает во что-то полезное.
Когда Семен забросил идею постройки комнат во дворе, вечером следующего дня, когда Роза убирала стол после того как накормила мужу и свекра, спросила почему он передумал построить отдельную пристройку, Семен не нашел ответа, взглянул на мать с отцом и фыркнул под носом. Когда супруги пошли спать в свою комнату а Фиала с Василием остались спать на большой кушетке, Семен, схватил Роза за волосы и все силой ударил по лицу так, что та кроме ожога на коже ничего не чувствовала.
Ты меня что перед родителями опозорить решила? Мол никчемный я, и стройку до ума не доведу? Так вот, специально ничего для тебя строить не буду, чтобы ты не жила в каменном доме, и этот для тебя слишком шикарен. – он рукавом отер сопли из носа.
Роза не узнавала робкого мальчика из своей комнаты в Семене. «Разве могут люди так перемениться?» думала она, сидя на корточках в узком углу между кроватью и стеной. Глупые люди могут поумнеть, но умные не глупеют. «То ли дурное влияние матери с отцом на Семена, то ли я совершила ошибку». Ну конечно первые умозаключение Розе нравилось больше, не хотелось ей признавать свою ошибку в выборе мужа и признаваться в поспешном решение выйти за Семена ради того, чтобы сбежать из дома Татьяны. Да из дома Татьяны, ведь отчим она его называть не могла.
Так Роза поставила себе за правила наладить отношение с Фиалой и с Василием вместо того, чтобы взяться за мужа. Она потакала его родителям и упрекала во всем Семена. В самые сытые дни, когда Василий разрешал резать курицу или гуся, Роза доставала самые жирные и большие куски свекру и свекрови, а Семена давала остатки, себе она вовсе брала только картошку, или косточки. Семену это обижало, ему казалось это не уважением со стороны жены, но говорить ничего не мог, иначе батя с матушкой обидятся. Так он выплевывал свой гнев на Розу иначе, ругался и лупил ее по каждому поводу. Она быстро позабыла о словах отца не давать себе в обиду. Не когда рука Смена летала к ее лицу, не когда она сидела скрюченная на холодном полу. Ну а все что повторяется систематически, ты просто перестаешь это замечать.
Ты даже детей родить не можешь, на что нам твой ум и прочитанные книги. – они сажал картошку, он бросал, она закапывала. – что за нас люди говорят, пять лет уже как вместе, а детей нет. Стыдно людям в глаза посмотреть.
Так может к доктору пойти? В нашем-то веке какая вон медицина, наука…
Ты кого за больного выставляешь а? Я здоров как… чему мне быть не здоровым. Ты за себя говори-ка. – Он повернулся к ней и бросил всей силой на нее картофелину. Роза от неожиданности даже увернуться не успела, и удар пришелся прямо ей в левую грудь. От боли она уселась на холодной земле.
Так и мне ты не даешь к ним идти. Как же нам знать, что лечить надо если не ты не я к врачу не ходили? – удерживаясь за лопату она привстала. Боль лишил её рассудка и не подумав Роза ляпнула. – посмотри чья жена закапывает картошку? Закапывать мужской труд, лопата и земля тяжелые я спину надрываю, потом детей рожать не можем.
Но одуматься о сказанном было поздно.
Хочешь, чтобы я лопату взял? Значит возьму. – широко шагая пошел к Розе.
Роза сразу поняла зачем он идет, два шага отошла, пытаясь спастись, лопата скользила с рук. Семен схватил падающую лопату повернул в руке и как чиренком по спине Розе даст. Та сложилась на двое. Больше Роза говорить не смела. И тактику поменяла к его родителям. Молчание золото, ее голос в доме не слышно было пока к ней кто обратится.
На следующий день после сцены в огороде, Роза с совхоза, когда по дороге встретился отец.
Роза ты чего меня не видишь? Машу тебе. – Роза не видела отца в самом деле, но Георгий ей не поверил. – Ну как ты, и не заходишь совсем. Уже как полгода тебя в доме не было у нас.
Не хочу вас стеснять. Последний раз Татьяна при виде меня стала плакать что денег нет на хлеб, и что деткам Лизы она даже носочек не может купить. – Роза стояла крючком перед отцом, уж больно болела спина да и в глаза отцу смотреть не охота.
Что за глупости ты слушаешь, ты меня навещай, а не Татьяну. Сама к себе не пускаешь, и к отцу в дом не идешь.
Отец, это не твой дом, ты там гость. А меня там не рады. Лучше нам на улице болтать.
Георгий хотел было обнять дочь, взял ее руками, а та от боли завыла. Роза очень хотела сказать отцу, надеялась тот заступиться за нее и Семена на место поставит, но знала, что ее отец мягкий и мирный, а после его разговора с Семеном, последний ее совсем исколотит.
Это я со ступенек на спину свалилась. Не осторожно наступила на край пяткой и не удержалась. – Обманула Роза.
Если это Семен, твой муж, а то хуже свекор на тебя руку поднял, так ты скажи мне Роза, и ты в том доме ни минуты не останешься и вернешься домой.
От этого предложения Розе стало спокойно за свой обман. В почти тридцать лет вернуться в дом мачехи, худшее что могла она вообразить. Это значило она навеки останется в том доме как рабыня. Так лучше в доме мужа тихо жить также, но иметь статус хозяйки, хоть и только для виду.
Завтра я яйцы на рынок отнесу на продажу, приходи повидаемся отец. – Роза знала ответ, но все-таки предложила для спокойствия.
Завтра не могу, к Лизе с Татьяной поедем в Сочи, внуков и зятя навещать. – Сказал Георгий
Зять, Миша был из богатой семьи потомственных промышленников из царской России, которые вовремя перешли в нужную сторону, отдали все государству, а потом как истинные коммунисты получили лучшие места в партиях. Они были приезжие из Новгорода. Роза вспомнила свадьбу Лизы, платье, машину. Высокий, красивый Миша все сам организовал, только платье и приданное купили Георгий с Татьяной. А Катя потом рассказала в каком доме Лиза с Мишей будут жить. Два этажа каменного строения, с садом, германская мебель, чешский хрусталь. Роза завидовала, она себя считала достойнее всему этому чем Лиза. Когда Лиза родила сыновей погодок, Роза вовсе запретила себя спрашивать у Кати про Лизу. Добрая и наивная Катя не ведала, какую боль причиняет сводной сестре. Все, о чем ты мечтаешь получает другой, которого ты видишь с пустою головою. Но другая сторона этой медали наиболее больнее. Ведь иметь ничего, как Роза, как раз следствие пустотой головы, потом влияние родителей, потом отсутствие сильных намерений. Судьба, та самая, на которую все сваливает Роза это просто оправдание для тех, кто не решился взять жизнь в свои руки. А чужое счастье, доставляет несчастие из-за высокомерия оценки собственной стоимости.
Глава 9
Конечно, стоя у могилы маленькой Лиды Роза и об этом думает. Ей уже много лет, чтобы не понимать простые истины. На похоронах Лиза стоит напротив Розы через яму, моросящий дождь накапливается на бортиках большого зонта, что держит муж Лизы, Миша и напором стекает ей на плечо. Он выглядит опечаленным, да и Лиза тоже. Несмотря на детские разногласии Лиза сострадает Розе всем сердцем.
Мужики начинают осыпать мокрую землю, Роза покосилась на бок, Семен хватает Розу со спины, он ни Разу удерживая, а сам не подходит к яме. Лиза наступая на грязь огибает яму, перебегая людей бежит к Розе. У той влажное от дождя лицо обретает некий восковый блеск придавая бледной коже более мертвецкий оттенок.
Роза, Розочка, очнись. – Лиза наклоняется над Розой. На ее лице уже слезы от дождя не отличить. – Давайте её домой, хватит уже с нее.
Семен и Георгий хватают Розу с обеих сторон под руки, унося ее почти в невесомости. Роза на прощание оглядывается через плечо на могилу дочери.
Семен за все три дня похорон и после ни сказал ни слово жене, кроме звуков хмыканья. Во двор Роза уже идет сама без помощи. Панихидный стол уже накрыт в маленькой комнате их дома. В той самой, где они едят, готовят, где спят Василий и Фиала. Лиза первый раз побывав за восемь лет брака ее неродной сестры ужасается от обстановки. Черные от дыма стены, прогнивший пол вызывает в ней брезгливость. Ей хочется скорее покинуть это прискорбное место. Она видит, как Семен остался с мужиками на улице, а Роза совсем одна пошла в комнату горевать, она направляется в след за ней. Роза садиться на край кровати, снимая с плеч накидку. Лиза оглядывается в комнате. Здесь нет следов от дыма на стенах и на потолке. На полу ковер, старый, но прогнившего пола не видно. Ее взгляд останавливается на детской колыбели, который еще стоит накрытый широкой марлей. Со злобой Лиза снимая с себя тяжёлое пальто, бросается в угол комнаты хватает марлю, отбрасывает. Она замирает с леденящим взглядом, на маленькой постельке остался след маленького тело. Вмятина на матрасе, заботливо сшитое и вышитое руками Розы, кажется, даже сохранил тепло. За спиной Лизы, Роза наблюдает за этим, падает на кровать и кричит так, что ни разу не кричала за все эти дни. Что делать Лизе, выбросить на улицу колыбельную или утешать Розу? Какой толк утешать осиротевшую мать перед пустой колыбельной. Холодно и без сцен, Лиза хватает тяжелую колыбель с пола, поднимает через себя, идет к выходу. Открыв дверь она видит обернувшиеся, замершие лица, которые ждут чего-то. Георгий бросается на встречу Лизе, без слов понимая что надо делать, хватает с рук колыбель и бежит куда глаза глядят.
Стой куда несешь? – в след Василий бежит с криками.
Сожгу к чертям Вася не смей мешать. – Георгий широко шагая идет к курятнику по грязи.
Да что на тебя нашло, погорюет и пройдет, оставь люльку. Еще родит, куда мы того положим. – Фиала догоняла мужа.
В гроб положите, вы же знаете уже как. Ребенка загубили, ребенка загубили. – Георгий хрипит от злости, меняет направление и идет на право к забору, бросает колыбель всей силой на край забора из речных камней. Та разлетается в боковых прутьях и оказывается в мокрой траве.
Что ты натворил Георгий а, мы разве в твоем доме такое себе позволяем? Чужое имущество ломать, надо же такое. – Фиала и Василий перебивая друг друга ругаются на Георгия, только уже в след.
С порога смотрит Семен, не вмешивается, но внутри все горит. Семен был привязан к девочке. Он боялся показывать свою любовь к ней. «Не зачем с детьми возиться Сема, вырастут плаксами, оставь ее». Говорила Фиала замечая, как сын таял от смеха долгожданного ребенка. «Ну вот дочку родила, моя Фиала мне троих сыновей подарила, от глянь Роза, учись, как надо. Спроси у свекрови-то как надо. Та, от баб толку нет, мужиков надо побольше». Так он все свободное время избегал Лиду, только по ночам, когда вставал в туалет, или по работе раньше всех, он глядел на Лиду, замирал, иногда подносил указательный палец к носику и проверял дыхание, а потом облегченно выдыхал. «успею еще повозиться с ней, пусть пока растёт». Не успел Семен, возиться с повзрослевшей Лидой ему не суждено.
Стоя на пороге, наблюдая за отцом, матерью и тестем, Семен чувствует вины за смерть ребенка, за то, что не разрешил Розе отвезти ребенка к доктору. Он также чувствует вину за то, что сам не успел вынести и спрятать колыбель, чтобы Роза не видела. Остатки люльки уже вдвоем несут Фиала и Василий к дому. Одноэтажное, деревянное строение, так не уместно стоит в дождливом городе с сырым ползучим грунтом слегка перекосившаяся в бок на деревянных сваях. Василий достает ключ свешанный с ремня на длинной веревке, открывает замок на маленькой двери подвала, достает ключ из замка, спускается по ступенькам и забирает у жены раненую люльку. Этого Семен уже не видит, т к происходящее за домом, вообще никому не видно. Укромный вход в подвал специальная задумка Василия, он раньше там прятал запрещенные в СССР предметы, о наличие тайного подвала вообще знали не многие. Столько всего повидал забор из речных камней перекрывая тыл дома, если бы смог он заговорить, не успел бы рассказать. В подвал не проводили свет, там даже лампы не было, хозяин по памяти все находит на ощупь. И по этой причине Семен туда не ходил никогда, кроме детских лет, по зову любопытство. Даже в редкие случаи, когда в отсутствие хозяина в доме Фиала просила сына что-то притащить, он отказывался напрочь идти в темный подвал. Парой детские страхи всю жизнь не отпускают.
Вечером, когда народ разошёлся, Роза сутулая садиться на стул в углу комнаты и наблюдает за Семеном, тот готовится ко сну. В горестную минуту, ей показалось, что может сказать все что ей вздумается.
У Лизы бы такого не случилось. Она бы не позволила ребенку умереть от поноса. Не послушала бы никого, повела бы к доктору, жива бы была.
Семен каменеет от злости этим обвинением.
– Значит зря я на тебя женился, надо было мне Лизу в жены брать, раз она умная такая. – Ложиться в кровать укрываясь одеялом. – ну хоть Лида была бы жива.
Ты был так близок к тому, чтобы женится на ней Семен Василичь. – первый раз она обращается к мужу по отчеству.
Семен приподнимает голову с подушки крапивными узорами, смотрит на жену в недоумении.
Ведь не меня в карты мой отец проиграл, а Лизу. На кон ставили Лизу.
Семен привстал на кровати.
Ты что разум потеряла женщина? Обезумила?
Татьяна не разрешила Лизу отдать, ее отстояли, а меня нет, вот почему тебя досталась я а не Лиза. Ты Лизу не достоин, ты меня достоин, «каждой кастрюли своя крышка». А твой отец согласился и на меня, потому что…
Хватит молоть чепуху. – Семен откидывается на колючую подушку, поворачивается на бок и делает вид, что готов спать. Этой ночью он не уснет.
Глава 10
На следующее утро Роза, положив обе руки на старую раковину на несколько минут замирает наблюдая за водой вытекающей из черного шланга в раздумьях, смотреть на свое устаревшее лицо или нет. Ее утренние привычные ритуалы включали в себя умыть лицо, посмотреть в зеркало, вытирать лицо каждый раз замечая больше морщин и темных пятен. После рождения Лиды она об этом и не думала, ритуал был нарушен, но ни разу ей это не волновало, а вот сейчас на следующий день после похорон ей хочется посмотреть на свое выстраданное лицо. Из старого, потертого зеркало на нее уставились две тусклые серые дырки. Она вглядывается в глаза в поисках черного ободка вокруг когда-то серых шаров. Это не глаза, а грязные лужи, в которых еле виднеются черные зрачки. Глубокая морщина между бровей, опустившиеся веки – как летопись на ее лице. Как многое можно сказать о семейной жизни посмотрев только лишь на лицо жены.
Надо все забыть и дожить этот век. – Роза опускает взгляд на умывальную раковину, когда-то в белой эмали, а сейчас серо-ржавую. Ей кажется она и есть эта раковина для рук. – А может пробовать что-то поменять? Глупости. Кто мне даст? Не в моих силах решать судьбу. Мне так суждено… Мысли обрываются, ударяются об воспоминания из детство, как волны Черного моря бьются об высокий берег.
«– Бога нет Роза. Молиться не кому, никто чудо не сотворит, стихи учи, вот что тебе поможет в жизни».
Мама, твои стихи мне не помогли в жизни. Зря я не молилась, может пошло бы иначе. – В мыслях появляется образ Татьяны. Она верует в Бога как и папа. – Если у Георгия больше вера, переданная предками, как правила жизни, то у Татьяны она была своеобразной.
Роза всегда поражалась, как женщина, которая чтит бога, хранит иконы и молиться может кричать жестокие проклятия. Татьяна проклинала за любую повинность по отношению к ней или к ее дочкам. А через минуту бегала к домашнему алтарю молиться, чтобы повинившиеся получали достойную кару от всевышнего.
Мама, может ты была не права? Если бы я молилась и верила в бога как Татьяна, смогла бы уберечь дите, как уберег бог Лизу и Катьку? Бог дал бы мне больше смелости, и я… Как бог даст смелости? Смелость либо есть, либо его нет. Ясно одно, молитвы Татьяны услышаны. – Роза оглядывается, нет ли вокруг никого, кто мог бы помешать ее разговору в слух. Семен с Василием ушли утром, Фиала спит.
Татьяна все святыни обошла, чтобы Катьку родить. Ведь и Татьяна была почти бесплодной. Все мощи перецеловала и родила, хоть и дочь. А я спустя восемь лет брака, без единой зажжённой свечи родила, да не уберегла мою девочку, мою крошку, мою Лиду. Отец рассказывал, что бабушка не была верующей, ну она ладно, на половину мусульманка, тяжелую жизнь прожила в кого верить? Мама моя, не верила в бога, возможно, потому что через страшные испытания прошла. И у той, и у другой одни сплошные несчастья. Может быть, это связана с безбожеством? – Розе так хочется найти причину всех бед, что свалились на нее, она готова пойти даже против советской идеологии, собственных убеждений, только бы обрести надежду.
Роза перебирает возможности приблизиться к вере, только не знает, как. Ведь последний раз она молилась тогда, когда мать застала ее за этим делом. Позже в память матери, ни разу не поддастся на уговоры Георгия, чтобы помолиться. Тихо будет смеяться над Татьяной, которая не могла родить ребенка от ее отца и надеялась на чудо. Но ведь чудо произошло.
Как же мы с Татьяной оказались в чем-то похожи. Все хотела ребенка, чтобы мой папа ее не оставил, «как же так, не рожу ребеночка от Георгия, а если к другой уйдет». – Процитировала Татьяну Роза с озлобленностью. – Ей хоть было за что держаться, мой папа хороший муж, ни разу руки не поднимал ни на одну женщину, добывал еду в самые сложные годы. Конечно, он бы Татьяну не выгнал ни за что, да и куда выгонять, мы сами у нее дома жили, даже сам бы не ушел ни за что, он не такой, он не такой. А я вот за что держусь, за какие успехи моего несчастного мужа? – за восемь лет женитьбы, Роза впервые сама себя призналась, от чего так жаждала родить ребенка, чтобы не стать одинокой, брошенкой, да еще и без дитя.