Кристиан Дрездеа
Импориум 2. Мрачные Тени
Глава 2
(краткая информация об области Поэрум и поселении Инрурум).
Область Поэрум – пустынная зона рвов и гор. Не построен в крае-пропасти ни один город, лишь несколько десятков поселений прячутся в тени гигантов – холмов, сельскохозяйственные угодья скудные. Скудно… скудность…
Земля увековечила себя дурной славой, руками жрецов кровожадных культов и дикими нравами почти что первобытных людей. Небольшие ростки цивилизации прорастают лишь в редких поселения в низинах долин и у вершин гор.
Сложно проходимые места, непролазные топи, очень неровный осадочный слой земли и постоянное чередование подъёмов и спусков ландшафта. Неблагонадёжная среда, в которой практически отсутствуют следы деятельности человека. Всё под властью суровой стихии. Мало построек, единицы проложенных дорог, считанные километры протянутых проводов. Связь почти полностью отсутствует, над областью играет и гремит лишь одна единственная радиоволна, она же последняя нить связывающая дикие места с оставшемся миром. Скрашивает быт немногочисленным поселенцам и путникам.
Край заблудших душ… конец мира… долина обречённых…
…
«Инрурум – технологический прорыв, гордость и памятник новой эпохи», – так декларировалось только что построенное поселение корпорацией «Индастра».
Инрурум построен на искусственном холме, которому была придана форма полукольца. Тысячи рук десятки лет возделывали её. В середине пропасть, по краям также пропасть. Благодаря столь уникальной структуре, стоя в одной части поселения, можно наблюдать за происходящим в противоположной, и почти всё на виду, предстаёт перед удивлённым взором. Края холма отвесные, их склоны почти перпендикулярны, рукотворные, стоит также особенно отметить. Спуститься или забраться не получится даже со снаряжением. Попасть и покинуть поселение возможно только одной автомобильной дорогой.
Причём это крайне высокий холм. Так двухсот этажное здание, построенное на дне, не достигнет края холма. Настоящая пропасть, кошмар для местных, горе для детворы, пожравшее огромное количество улетевших вниз мячей.
Порода у вершины для комфорта местных состоит преимущественно из плодородной земли и песка. И вся эта мягкая почва держится буквально в одном шаге от гигантского оползня.
Сложная неестественная форма и не грубая порода делают эту возвышенность крайне неустойчивой. И чтобы весь рукотворный холм в один день не осыпался, унеся с собой все дома и здания с невыспавшимися людьми, по каждому склону и на вершине вмонтированы железобетонные каркасы. Невиданный по размаху и стоимости инженерный ход.
Только один путь от момента создания к неизбежному краху. Ровно такая же автомобильная дорога только из камня и песка ведёт заблудшую душу от начала до конца поселения. Проложена дорога почти у самой пропасти, отодвигает все здания и постройки от края. И каждое сколь либо убогое сооружение расположено по правую сторону. Кроме одного. Слева от дороги на небольшом выступе в самом сердце поселения стоит один дом, самый большой и красивый, но и окружённые с трёх сторон пропастью.
Жертвы… преступления прошлого… грехи нынешнего… родившийся кошмар…
…
История Инрурум’а.
Первая страница истории, как и последняя, испачканы багровыми пятнами крови, перемазаны грязью нечистых рук.
Ранее территория поселения использовалась огромным научным комплексом, занимающимся изучением психики и сознания человека. Некогда двигатель науки, эталон гуманности и нравственности. Кошмар для оказавшихся, страшная участь для постояльцев. За белыми стенами из кирпича преступили через закон, пренебрегли жизнями, напоили медицинские перчатки кровью безвинных. Годы вершились немыслимые для морали деяния. Пока… Случайная ошибка – разрезанный политик, остановили эксперименты навсегда. Последовавшая волна ярости и распоряжения Власти Городов перемешали всё с землёй.
Разрушили…, стёрли… сровняли до фундамента. Не осталось даже слов упоминания в редких газетах, только пыль от рухнувших перекрытий и грязь не смытая с тротуарных плит.
Спустя десятилетия в руинах из штукатурки и арматуры пробился зелёный колосок, затем оранжевый полевой цветок – и всё вновь затоптали ноги прибывших бригад, прокатились гусеницы тяжёлых машин. На месте старого построили новое. В очередную постройку вложились колоссальные средства организации «Индастра», на строительство ушло тридцать лет и тысячи жизней рабочих. Возведение стало технологически сложной задачей и уже тогда пропасть пожрала немало сорвавшихся в неё людей и поглотила множество их криков.
«Инрурум», в название заложена загадочная фраза «комната в комнате», неразгаданная или же бессмысленная.
Оно должно было стать поселением для богатых и влиятельных, чьи социальные статусы высоки, как тот холм на котором Инрурум и построен. Вот только после завершения строительства «Индастра» не удалось продать ни одного дома. И жильё вместе с объектами общественного пользования, ради получения хотя бы какой-нибудь прибыли раздавали почти бесплатно на аукционах невиданной щедрости, порой и того дарили. Всё разошлось по самым разным рукам, некоторые из них принимали ключи в белоснежных перчатках, другие лишь вытерли с тыльной стороны ладони мазут. Только один дом, что располагался слева от дороги у самой пропасти, до последнего пустовал, населялся тенями и призраками, значительно позже был подарен состоятельной семье Андерсум, прибывшей издалека.
И место стало пристанищем самых обычных людей, часть из которых рабочие фабрик и полей, бегущие от финансовых проблем прошлой жизни, некоторые из них самые обычные проходимцы.
Затеплилась жизнь над краем гибели, далеко были занесены семена бытия. И Инрурум долгие годы жил обычной по своим меркам жизнью. У местных сложились свои повадки, образовались на свой лад развлечения. Разрослось количество пабов, ресторанов, магазинов и борделей. Часто гуляющие местные закатывали один званый ужин за другим. Редкие машины проползали по дороге у края холма. Родители запрещали детям играть у пропасти. В определённые дни пребывал старенький грузовик с продовольствием и товарами издалека. Избавлялись от мусора и ненужного, сбрасывая вниз. Так пойдёт и низина выровняется с вершиной холма за счёт мусора, но не об этом. Игра же в гольф из-за постоянно улетающих вниз мячей стало очень непопулярна.
Первые драматические события начались, когда задрожала земля. Лёгкие землетрясения часто тревожили кров, но в этот раз они решили сотрясти само основание. Для Инрурума с его неустойчивым, неприродным положением это как выстрел в сердце. Всё грозится одномоментно рухнуть. А на проклятом клочке земли нет ни одного безопасного места. Когда на тебя злятся люди, ты можешь пересидеть в подвале, когда на тебя злятся боги, прятаться становится негде. Значит время уходить, бросать отлаженный быт и идти дорогами, которыми когда-то давно пришли они сами или же их старики-родители. Возвращаться в края, откуда погнали злость человеческая и надежды на лучшее. Разве только большинству не было куда бежать, у них не оказалось средств, транспорта и социального свидетельства, чтобы быть нужным в мире вне.
Землетрясения то с большой, то с меньшей силой продолжались в течение месяца, порой были дни, когда наступала такая пронзительная тишина, что резало слух, а порой трясло так, что рушились стены, осыпались дома, под ногами расходилась земля. В один из самых чёрных дней по границе соприкосновения низины и подножья холма образовалась трещина. Насколько глубокая? Никому не известно. Разве только тому, кто сорвался и слетал в неё. Кажется, что там нет конца, открывается то самое загадочное дно мира.
Инрурум с потерями, но выстоял, хотя срок его эксплуатации, должно быть снизился в несколько раз.
Когда земля успокоилась люди массово побежали из поселения. Потерялась, растряслась вера в завтрашнее светлое утро. Они быстро собирали чемоданы, грузили огромные прицепы, которые нельзя было сдвинуть с места. В эти дни на улицах царила суета, поднимались панические настроения. Хорошо известный для каждого мотив кошмарного сна. Случалось, среди гружёных повозок вспыхивали конфликты, разгорались ссоры. Зачастую в руках одних сверкали ножи, в руках других стволы, третьи же руки закрывали порванные животы. Животные страхи толкают к самому краю. Когда ты изначально стоишь у пропасти, упасть становится очень просто. А отстать от основной волны переселенцев – значит навсегда остаться в пустом мире, где отныне место будет только для одиночества.
Из закрытых источников известно, побежали почти все, немногие выглядывали из окон вслед уходящей толпе. Но покинуть края Поэрума будет дано лишь единицам. Далее идёт информация, полученная из уст того, кто решил остаться в тени с надвинутой на глаза непроницаемой шляпой. Он будет редко поднимать голову и смотреть через чёрные очки.
Лишь те, у кого был транспорт, руль в руках, педаль под ногами, смогли вырваться вперёд и спастись. Им кричали вслед, бросались под колёса, кидались камнями и даже стреляли. Тяжёлые пули остановили немногих.
Оставшиеся поселенцы шли недели, по дороге у которой всего три направления: вперёд, назад и в пропасть. До поры, пока окончательно не оставили силы, тянули свои тяжёлые повозки. Под зноем солнца, холодными ночами, они окутывали пожитки одеялами, завязывали брезент на узелок и там же крепили маленькое накарябанное письмецо, где просили милости у прохожих, умоляли ни трогать, ни красть, что они непременно вернуться, обязательно заберут. Писали своё имя и благодарственные слова за понимание. Порой ещё крепили фотографии детей или сразу всей семьи. Затем дорогое сердцу оставляли вдоль дороги. Вещи теряли свою ценность, цифры в чеках переставали иметь значение. Новая дорогостоящая техника, редкие картины бросались в грязь. Дальше вместе с измотанными людьми следовала только еда и вода. А как оказалось, банки тушёнки быстро расходуются, а бутылки почти мгновенно пустеют.
Их труд и старания не должны были остаться на дороге. Обязательно преодолели бы всё, прошагали через многочисленные магистрали. И без того уже столько километров дорог за спиной. Но оказывается стёртые до крови стопы не единственное испытание на пути, есть ещё одно для него мало терпения, выносливости, стиснутых до скрипа зубов. Запертые ворота требовали специального пропуска. Эта созданная режимом Городов несправедливость всю жизнь их лишала образования, еды, культурных мероприятий, чести, достоинства, гордо поднятой головы, а теперь забрать решила и жизнь. Массивные и огромные, вмонтированные прямо в скале врата не обойти. А пройти через них смогли только те, жизнь которым подарила высокое социальное свидетельство, таких среди беженцев уже не оставалось.
На пути из Инрурума встретилось много ворот, но запертыми оказались лишь последние.
Говорится, что некоторые полезли на скалу, падали и разбивались. Ещё говорится, что некоторые облазили ворота над пропастью, срывались и улетали в бездну. Многие из беженцев направились в обратный путь, но там уже поджидали голод и жажда. Прочие остались у ворот в ожидании чуда, но в мёртвой пустыне чудес не бывает. Ходят скверные слухи, что там люди ели людей, и сперва тех, кто упал и разбился, но потом грызлись друг с другом и поедали слабейших. Сам рассказчик заявил: «Если бы я тогда ел с меньшим аппетитом нежели все остальные, меня бы тут не было. Если бы я тогда ночью помиловал и бросил камень к ногам своим, нежели поочерёдно на головы последних выживших, меня бы тут не было».
Но информация никаким официальным источником не подтверждена, и по настоящее время правдивой версией считается, что все желающие, смогли покинуть Инрурум без трудностей на пути. Разошлись по миру и осели по поселениям Поэрум’а.
…
Запись с публичной конференции «Индастра» (одна из немногих оставшихся, хранящаяся в укромном уголке ящика письменного стола под стопкой бумаг):
– Зачем «Индастра» стала строить поселение для богатых на самом отшибе мира, где нет и близко ничего из их роскошной жизни? Отсутствует связь, проблемы со снабжением, осложнена логистика. Уже не говоря об опасных природных явлениях, – спрашивает корреспондент «Новости Городов»;
– Полагалось, что уставшие от жизни города, его шума и суеты успешные люди смогут найти в Инрурум’е покой и умиротворение. Убежать так далеко, что будет не достать, – отвечает представитель «Индастра».
– Не достать это сказано верно… Но зачем нужно было строить именно в таком поганом месте? – тот же корреспондент;
– Выбранные территории позволило нам осуществить нашу инженерную задумку, дом под облаками, – отвечает представитель «Индастра».
– И за эту мечту жизнями заплатили тысячи рабочих. Я бы предпочёл жить поближе к земле, нежели оставлять детей без их родителей. И ведь корпорация специально набирала работников низких социальных статусов. Их деревяшек и неумех предпочитала вместо квалифицированных специалистов, которые работают на каждой стройки Индастра в Городах. Дело в стоимости? Корпорация никогда не гнушалась гигантскими чеками на жильё. Я полагаю безродные рабочие были нужны, чтобы затем скрыть жертвы, – снова говорит тот же корреспондент;
– Красивая и очень долгая речь. Но дело в том, что при строительстве Инрурум’а не погиб ни один работник, – отвечает представитель «Индастра».
– Есть свидетельства, письма родственников, тысячи трупов не так просто скрыть, пусть даже они падают в пропасть… – говорит тот же корреспондент;
– Голословные обвинения, я бы захотел познакомиться с каждым родственником про которого вы говорите. Назовёте хотя бы одного? – отвечает представитель «Индастра».
[Некоторая пауза]…
– В Инрурум есть только один выход, он же вход, и если этот путь будет заблокирован, так скажем, разрушен селем или смыт дождём люди не смогут покинуть поселение никаким образом. Останутся на верную гибель. Для чего же эта хитрая ловушка? – говорит тот же корреспондент, голос просел;
– Никакой угрозы для жизни нет, въезд стабилен и безопасен. Он наоборот не позволит проникать в поселение сторонним лицам, бродягам и беглым преступникам. Край полон скверной и скверными людьми. Инрурум же планировался как оплот стабильности и безопасности. Пренебрежительная глупость создавать больше лазеек для нечистых на руку лиц, – отвечает «Индастра».
– «Индастра» раздавала дома бесплатно, и…
– Да, кампания не получила никакой прибыли с проекта, но наша задача кроется не только в материальной выгоде, мы ответственны за судьбу человечества, за формирование быта и жизни в самых отдалённых частях нашего крохотного мира. Борьба с перенаселением – важное направление в нашей деятельности – звучит торопливая речь «Индастра».
– Но даже если бы все здания ушли по начальной стоимости, проект не окупился бы как минимум в десять раз. – говорит тот же корреспондент.
– Ваши подсчёты неверны.
– Для чего строили Инрурум? – говорит тот же корреспондент;
– Для жизни. Следующий вопрос.
– Следующий?..
Пауза.
– Ведь уже так много сказано… Впрочем, одну важную деталь нельзя пропустить. Как достоверно известно… достоверно, господа… что ранее на месте Инрурум’а располагался запятна… запят… проклятое слово, запятнавший себя кровью исследоват… – сперва медленно, но с каждым словом всё быстрее говорит корреспондент.
– Не туда вы полезли… журналисты, – очень тихий шёпот звучит на фоне.
– Выключай запись! – гораздо ближе звучит другой грубый голос.
[Шум суматохи].
– И доля всего этого дерьма прина…
[Шум суматохи ещё громче].
– Следующий вопрос.
– Принадлежала, – слышно, что последние слова репортёр уже выкрикивает.
– Следующий вопрос.
– Живо! – другой грубый голос.
– Принадлежит Индас…»
С этого момента слышится лишь шорох помех.
…
Из записи на найденном в реке диктофоне:
«
– Эй, куда вы меня тащите? Кто вы? Что вам надо? Я журналист, у вас будут пр… Что? Зачем это? Убери! Убери! Нет! Нет! НЕТ!
Продолжительные вопли…
» – говорит тот же корреспондент.
Глава 3
Этажом выше не унимаются вопли старой хозяйки дома, она бьётся о стену в истерике, почти в припадке, глаза же, из которых побежали слезинки, до сих пор закрыты, не открывала бы их никогда вновь. Этот вой не заканчивался бы. Но наконец у неё запершило в горле, и она закашлялась. Долго и продолжительно, выплёвывая целые горсти густой мокроты. В один момент потеряла равновесие и отшатнулась назад, тут под руку так некстати подвернулась тумба. От удара мебель опрокинулась, туда же рядом приземлилась и сама старуха.
Ужас от вида мерзости не покидает старое трепыхающееся сердце. Заставляет непроизвольно дёргать головой по сторонам и по-прежнему пытаться кричать. Голос охрип, а горло раздирает как от осложнений болезни. И всё же вынимает из платья один за другим патроны, перезаряжает ружьё. С трудом, ведь руки стали такие непослушные, по несколько раз теряют патроны, с тем же трудом собирают их обратно.
– Миссис Гретти! – донёсся грубый мужской голос с улицы. Не будь около окна и вовсе не смогла выхватить его из шума бури. Ураган всё ближе и его зов становиться невыносимо громок.
– Миссис Гретти, мы пришли с миром! – оттуда же, но уже кто-то другой.
Старушка ни сразу признала голоса, плохо слышатся они на фоне проникающего в голову шёпота страха, на фоне звона в ушах. Запоздавшее осознание, что к ней взывают, заставили наконец подняться с пола. Она припала к окну и кое-как деревянными пальцами раздвинула мешающиеся жалюзи. Внизу показалась группа людей, человек пять, одетые в чёрную одежду, причём в несколько слоёв, особенно сильно закутаны в тряпки рот и нос. Рослые с оружием и походными сумками. С виду неместные. На бронепластинах, что закрывают грудь, символика какой-то группировки, чёрные крылья или нечто наподобие им. Стоят на подходе к дому в шаге от ступеней. Вихри пыли, как ещё одни таинственные гости, стоят за их спиной и словно бы тоже готовы в любой момент войти в дом. Ветер же невероятно усилился, частые порывы практически сбивают незнакомцев с ног. Не люди, а тени что вот-вот станут частью бури. Наверно последнее, что не даёт им заблудиться в песке их фонарики, те стали жёлтыми искрами, а их свет едва заметен в частицах грязи.
– Миссис Гретти, нам нужно остановиться переждать бурю! – прокричал человек, во главе группы, с чем-то красным, мотающимся на шее.
– Нам некуда идти! – добавил кто-то ещё, едва закончил, как порыв ветра сорвал и унёс шляпу, примотанную шарфом к его голове.
– Эй! Есть там кто! Отвечай! – следующий помотал фонариком.
– Буря сожрёт нас! Открой дверь! – вновь первый.
– Я не могу, – тихо простонала старушка. – Не могу. Лучше найдите другой ночлег или сдайтесь на милость стихии. Она не так жестока. Не ищете себе мучительную смерть.
Жаль, её слабое воззвание не дойдёт до незнакомцев. Да и смысл они вряд ли поймут. В этот же момент на глаза вновь накатились слёзы, собралась горько зарыдать…
Тихий нежный на распев глас дитя с первого этажа…
– Гретти…
Словно зов к матери, чистый, как ручей
– Гретти…
Волнующий и тревожащий.
-Гретти…
– Я убью тебя! – проревела старушка.
–Гретти… Гретти… Гретти…
– Убью! Убью мерзость! – снова грозный глас старой хозяйки, и она отскочила от окна, бросилась к лестнице. Перескакивая через разорванные периллы, соскочила на ступени. Пусть только заткнётся.
– Миссис Гретти, не глупите! – зов с улицы. – Мы не грабители, нам нужен только кров! Мы переждём бурю и уйдём!
– Нам нужен только кров! – повторил кто-то ещё.
Гретти едва замечает слова зовущих на помощь, слова людей полные тревог, усталости и испуга. Исток же страшной опасности фальшив. Старая хозяйка сбежала вниз по лестнице. Глаза судорожно выискивает по комнатам и коридорам нечто, звавшее её. Оно снова не в поле зрения, но тут всё пропитано его присутствием, даже вонь, сорвавшаяся с плоти мерзости – загнивание, прение и разложение вперемешку с запахом свежих потрохов. Ни в первую очередь взгляд упал на пол, а под ногами тоже есть правда. Капли чёрной крови окропили деревянный паркет. Раны твари оставляют неплохой след. Опасный след для того, кто любит красться.
– Миссис Гретти, мы не уйдём! – с улицы доносится всё более неразличимая речь, буря буквально у них за спиной. – Нам некуда идти! Мы…..долж….идт… Мы в любом… случае попадём в дом… У на…. нет…. Люди, доведённые до отчаяния, на многое способны… Мы выломаем дверь или разобьём окно!
Невыносимо громко стучат створки окна, пробивается в дом и сносит всё попавшееся на пути поток грязного воздуха. Он же приносит пыль. Здесь становится так много кружащихся частиц, местами образуется ядовитая дымка. Дыхание резко осложняется, глаза мутнеют и болят. Если не закрыть окно, буря завладеет и этим домом. Но пока…
Гретти остановилась у последней капли крови, оставленной недалеко от кухни. Эта капля уже размазана по белой кафельной плитке лапами кошек. Больше в этом мире нет следов, выдающих перемещение своего хозяина. Он снова недосягаем, и он снова где-то рядом. Гретти замерла на одном месте уставилась на эти чёрные капли, как если бы ждала от них ответа. Не решается даже оборачиваться по сторонам, хотя во всём этом шуме можно надеяться только на глаза. А вокруг много балок, арок, переходов, тварь может быть всюду. И резко стало холодно, пошли волной мурашки по спине, и ни платье, ни накинутый сверху халат уже не спасают от дрожи по всему телу.
Но здесь у старой хозяйки есть свои союзники. Около мусорного ведра стоит чёрно-белый кот, шипит на кого-то за тумбой. Шерсть на холке вздымается дыбом, грозно обнажаются клыки, сверкают вылупленные глаза. Он готов вступить в смертельную схватку. В непосредственной близости к нему на столике покоятся несколько тарелок, пара стеклянных кружек, кофемашина, но тень что падает на стену точно исходит не от них. Она же крутит головой, длиной конечностью пытается нащупать что-то у себя за спиной.
– Миссис Гретти! – возглас с улицы. – Это….послед… наш….слова. Пред… упр… Последнее. Вас ждут проблемы. Вы ведь не думаете, что мы вас не накажем…
Руки пожилой хозяйки подняли ружьё. Решилась бы она выстрелить наперёд… но когда голова тени резко повернулась в её сторону, пальцы сдавили курок. Вновь грохот оружия! Пули влетели в кухонный стол, и в то же мгновение оттуда выскочило серое некрупное тело. Спугнув кошку, оно рванулось в ближайший коридор. Гретти успела распознать в бегущем на четвереньках мальчика-незванца. Он забежал за диван.
На улице послышались переполошённые голоса.
– В нас стреляют! Укройтесь!
Пока уши наполняет звон кажется, что стало очень тихо, будто бы всё уже закончилось, и ураган, и налёт чудовищ. Гретти с каким-то неподдельным интересом рассматривает как растворяется в воздухе облако, возникшее при выстреле. Губы же произносят что-то неразличимое, вряд ли пытаются донести какую-нибудь идею, скорее озвучивают хаотичные мысли, среди которых нечто совсем безумное, вроде как не забыть полить цветы, когда закончится буря.
Под шёпот она дозарядила ружьё, патронов в кармане становиться всё меньше. Он заметно полегчал. Затем навстречу потоку пыли подобралась к окну, захлопнула мотающиеся ставни, следом задвинула тяжёлый затвор. И теперь в доме стало гораздо тише.
Ружьё выскользнуло из рук. Гретти трёт полные пыли глаза, из них в обратную сторону сочатся слёзы, пробираются по складкам морщинистых рельефных щёк.
– Боитесь? – возглас.
Старая хозяйка бросила один быстрый взгляд вперёд, толком и не разглядела, кто стоит перед ней. Небольшого роста человек, помесь белого и чёрного. Гретти кинулась поднимать своё ружьё. И так убого, неуклюже, поднимает и тут же теряет, помимо всё время трёт свои «слепучие» глаза. Девочка-кукла у книжного столика, наверно, только сейчас поняла почему же это ничтожное существо ещё живо, почему жнец не раскромсал жалкую плоть. Властелин не видит нужды, старуха вот-вот сдохнет от страха.
Наконец старая хозяйка захватила своё ружьё, крепко обняла двумя ладонями, устремила взор, как и дуло, на возникшую из темноты девочку-куклу. Последняя освободила своё белое как молоко лицо от тряпок, можно видеть даже проглядывающие через закинутые наперёд волосы широко распахнутые глаза. В них столько безумия. Причины могут скрываться хотя бы в приколотой ко лбу канцелярской скобе. Мерзко. И всё ради того, чтобы копна волос не спадала с лица. Впрочем, стоит отметить, несмотря на всю дикую жестокость и садизм это весьма ненадёжное крепления. Скобы отпадают с кожей. А ведь это не единственное её увечье, можно ещё заметить через рваную ткань платья и много других ссадин, синяков, надрезов и прочую кровавую работу на её исхудалом теле.
– Вы боитесь? – снова подала голос девочка-кукла, за её спиной какое-то движение, точно не пыль, оно крупнее и зашло следом.
– И вы знаете какой финал вас ждёт, – продолжает ужасная девочка. – Нестерпимая боль, крики – это только начало. Торчащие кости, кровь, выплывающие глаза. Это я так на всякий случай озвучила самое гуманное, что с вами случится. В действительности нет слова, чтобы передать эти муки. Любое слово будет слишком мягким для них. Тогда почему же не пустите пулю в лоб, приговариваете себя на самое страшное наказание? Неужели вы это заслужили?
– Зачем вышла из комнаты?! – теперь возглас старухи, снова кричит. – Беги обратно, прячься…
Последнюю реплику сорвал ужасный нечеловеческий крик, разнёсся за спиной девочки, там же промелькнуло что-то похожее на огромную змею. Оно прямо за ней. Старуха крепко сжала зубы, вскинула ружьё. Так сильно трясётся дуло, наверно, разброс у орудия будет все равно что выстрелить вслепую. Глаза девчонки округлились, но лишь на миг, гостья проследила взгляд старой хозяйке, обернулась через плечо. Назад на старуху вернулся уже вновь заскучавший взгляд.
– Думаете, что эта штука у вас в руках остановит его? – девочка-кукла, синие губы искривила улыбка. У неё такой же взгляд исподлобья как у её брата.
Из комнаты совсем рядом стон, что в уме соотносится с распахнувшейся пастью. Оно всюду. Это уже не дом людей – обитель чудовищ.
– Беги же! – потребовала старуха.
– Не могу, – девочка-кукла. – Мне нужно предупредить вас.
– Уходи немедленно, – уже взывала старуха, закружилась на месте.
– Не верьте моему братцу, – прошептали тёмно-синие губы.
Когда старая хозяйка обернулась обратно к девочке, та подобралась значительно ближе. Левая рука впереди, правая заведена за спину. Натянутая улыбка не сползает с губ. И при всём ужасе вида она выглядит… мило?
– И мне тоже, – добавила. Сделала один рывок к старой хозяйке дома, вонзила ножницы в дряблое бедро. Старуха рявкнула, отшатнулась, одним только чудом смогла устоять на ногах. Вот разочарование. Но это же позволило развести концы ножниц ещё сильнее, шире становится рваная рана… шире кровавая улыбка на ноге…
– Дрянь! – провопила старуха, замахнулась ружьём, а девчонка оказалась не такая керамическая, увернулась от удара, приклад оружия лишь перемешал воздух.
– Мерзость! – ещё один плевок в спину убегающей куклы. И не только он. Старая хозяйка передёрнула затвор, взвела курок, без секунды колебаний спустила механизм. Прицел лёг в сторону головы удирающей мишени. Раздался рёв ружья, и незамедлительно вместе со столбом искр из ствола вырвалась свинцовая дробь, бросилась вдогонку. Проскользнула за спиной у маленькой бестии, которая так вовремя пригнулась, осколки угодили в светильник, разрезали картину на стене.
И вновь дёрнула затвор, ещё одна попытка смертельного огня поймать цель, в этот раз чуть не застал девочку-куклу в прыжке. Маленькая бестия быстрая и ловкая, проскользнула по полу, перемахнула через книжный столик и приземлилась за диваном. С тела соскочила последняя тряпка, скрывающая её болезненную наготу.
– Мерзость! – снова провопила старуха. Гнев неплохо разбавил страх, а этот разразившийся хохот за диваном, который перетекает в безудержный смех, ещё сильнее разжигают огонь.
В порыве ярости старая хозяйка дёрнулась вслед за куклой, острая боль в ноге напомнила о ножницах, впившихся в плоть. Страшное увечье практически сбило с ног. Кровь каплей за каплей сбегает по бёдрам на пол, платье окрашено двумя красными потёками, на очереди халат. И вот ужас режущие части ножниц разведены в стороны. Выглядит это так будто доставать их будет сложно. Старуху уцепилась за рукоятку, пытается вытянуть из себя лишний инструмент. А это настолько нестерпимо больно, естественно, что вопит, и сжатые зубы трещат. Визг отзывается эхом по разным частям дома.
Маленькая бестия продолжает надрывисто хохотать, грудная клетка пульсирует, словно задыхается. Старается, трудится над тем, чтобы воспроизводимые звуки смеха были максимально вызывающими и мерзкими. От такого старания слюни хлестают из-за рта. И уж дабы не пропустить главные результаты своего труда, высунулась из-за своего укрытия. Не стесняется своей наготы. За тёмными губами сверкают серые зубы.
– А-а-а-а-а, – вырывается продолжительное из глотки старухи. Наконец вместе с обилием крови и кусками срезанной кожи вылезли и сами ножницы. Багрового цвета их острые грани, на них же осталось что-то из тела. То, что назад уже не воткнуть. На ноге остаётся глубокая рана с развороченной плотью. От одного вида собственных комплектующих на далеко не хирургическом инструменте у старухи подкосились ноги. Наверно, села бы на стул или прямо на пол, разглядывая ужасное зрелище. Вырвавшийся из-за рта девочки-куклы громкий смех, позволил отбросить ножницы и крепче сжать ружьё.
– Убью! – прикрикнула Гретти, насколько смогла быстро зашагала к дивану. Теперь каждый шаг прокалывает всё тело от пятки до макушки острой болью. Добавилась и сильная хромата к походке. Ноги стали словно костыли.
Не дожидаясь встречи, полностью голая девочка-кукла выскочила из-за дивана, бросилась вперёд, наигранно завиляла из стороны в сторону. Также шустро и ловко обходит на своём пути кресла и тумбочки, отчасти даже элегантно. Хромая старуха пробует догонять. Успела прицелиться, не успела вдавить курок, маленькая бестия скрылась за углом комнаты, носиться как тень, там же зазвенел очередной порыв издевательского смеха. Её сильно забавляет погоня.
– Мерзость! Мерзость! – раз за разом повторяет старуха. Начала пытаться двигаться вслед. Кряхтит и стонет, за собой волочит травмированную ногу. Рана обливается кровью, кожа равномерно окрашивается красным и липким соусом.
Между тем скрип матраса затягивает непивучую мелодию. Мелодию старой кровати и чьих-то грязных ног. По-видимому, девочка решила позабавиться на супружеской кровати хозяев дома, а именно попрыгать на ней. И пусть Гретти давно вдова, дразнящий звук скрипящих пружин таки заставил прореветь через сжатые зубы.