Кристи Маккелен
Искусство нарушать правила
Посвящается моим подругам из книжного клуба «Просекко».
Спасибо Клио, моему фантастическому редактору, за позитивный настрой и неизменную поддержку!
Lessons in Rule-Breaking
Copyright © 2014 by Christy McKellen
© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015
© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015
Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
Глава 1
– Джесс, тебя вызывает Памела!
Джессика Лафайетт оторвалась от монитора. Перед ней стояла Клер, младший редактор. Клер смотрела на нее пытливо и немного тревожно. Она, как и Джесс, явно волновалась. Неизвестно, что их всех ждет.
Последние несколько недель в редакции «Стиля» ходили упорные слухи о сокращениях. Понятно, что все сотрудники нервничали. Каждый боялся вызова в кабинет заведующей и увольнения… Как говорится, пристегните ремни, взлетаем!
Пригладив волосы и одернув блузку, Джесс кивнула Клер и встала, сжав дрожащие руки в кулаки. Быстро, не давая себе опомниться, она зашагала в кабинет Памелы.
Если ее уволят, ей крышка. За те девять месяцев, что она прожила в Лондоне, пока работала вне штата, успела истратить почти все свои скудные сбережения. Наконец ее взяли в штат – с трехмесячным испытательным сроком. Очень обидно будет возвращаться домой и снова жить с родителями на окраине Лестера, особенно после того, как ее, наконец, пригласили в «Стиль»! Родители считали ее ненормальной из-за того, что она выбрала профессию, в которой невероятно высокая конкуренция, но Джесс всегда хотела заниматься именно журналистикой и ничем другим. Она отдавала любимой работе все силы, а упрямства ей было не занимать.
Целых два года после окончания университета она стремилась попасть в редакцию «Стиля». Два долгих года она прожила с матерью, которая без труда победила бы на конкурсе «Самая недовольная мать столетия». Ингрид Лафайетт рассчитывала, что ее дочь будет похожей на нее саму в молодости, то есть вырастет такой же бойкой красоткой. Джесс оказалась совсем другой. Ингрид считала дочь слишком своенравной и немного тронутой. В конце концов Джесс надоело терпеть обиженное молчание матери – а ведь в такой атмосфере ей приходилось жить с самого раннего детства. Но теперь она взрослая и хочет сама решать свою судьбу.
Расправив плечи и глубоко вздохнув, Джесс постучала в стеклянную перегородку и вошла.
Памела Брэдли, заведующая отделом, оторвала взгляд от компьютера и холеной рукой поманила Джесс к себе. Все сотрудницы «Стиля», как правило, выглядели так, словно только что сошли с парижского подиума. Джесс плыла против течения. Она предпочитала красоте удобство. На топ-модель она все равно не похожа; кроме того, она понятия не имела, какая одежда ей подойдет и при этом не вызовет насмешек. Ей казалось, что в чем-то броском у нее будет нелепый вид – как будто она из кожи вон лезет, лишь бы соответствовать дресс-коду редакции. Отсталой она себя не считала, но гордилась своей практичностью.
– Садись, Джесс. – Памела показала на стул напротив ее стола, и Джесс села на самый краешек, скромно сложив руки на коленях. Сердце забилось чаще. – Я прочла твой материал о сети маникюрных салонов. – Памела устремила на нее стальной взгляд, и Джесс непроизвольно вжалась в спинку стула, словно ища опоры. Так-так… Памела, похоже, вовсе не спешит поздравить ее с удачей, а она так надеялась! – Буду с тобой предельно откровенна, – продолжала Памела. – Это никуда не годится. И вообще, то, что ты пишешь в последнее время, немного… Как бы получше выразиться? – Она побарабанила по столешнице длинными ногтями, похожими на когти. Затем подалась вперед. – Сухо. Безжизненно. Скучно. – Она поморщилась, словно ей не нравилось то, что приходилось говорить. Памела тряхнула безупречно уложенной прической. – Когда я приглашала тебя в штат, я ожидала большего!
Джесс стало страшно. Неужели она загубила свое будущее?! Памеле нужно кого-то сократить, и похоже, что на плаху ляжет голова Джесс!
– Я… п-постараюсь, – запинаясь, выговорила она, не желая слышать страшные слова, вот-вот готовые сорваться с языка Памелы.
Памела покачала головой и криво улыбнулась:
– Я взяла тебя на работу, потому что почувствовала в тебе скрытый потенциал. Ты одаренная журналистка, умеешь грамотно писать, но твоим материалам недостает остроты, изюминки, благодаря которым статьи будут выделяться из общей массы. Уж слишком ты хладнокровна и сдержанна, слишком консервативна.
– Я постараюсь писать смелее, – выпалила Джесс, чувствуя, как глаза наполняются слезами. – Как ты собираешься этого достичь?
Джесс смотрела на заведующую огромными глазами. Она не знала, что ответить.
– Не обижайся, – продолжала Памела, – но, по-моему, тебе нужно перестать жить под стеклянным колпаком. – Она окинула многозначительным взглядом безупречный, но скромный костюм Джесс.
– Не понимаю, о чем вы. – Под критическим взглядом начальницы Джесс непроизвольно разгладила юбку и поправила прическу.
– Послушай, Джесс, я уже сказала, что считаю тебя одаренной журналисткой, способной достичь больших высот в профессии, но послушай моего совета: придай своим статьям дополнительную остроту, перца, сделай их яркими. Узнай жизнь за пределами своего аккуратного мирка. – Памела по-матерински склонила голову. – Вот, например, когда ты в последний раз ходила на свидание?
– При чем здесь это? – Джесс стало не по себе.
– Сколько тебе? Лет двадцать пять? По-моему, ты слишком серьезно относишься к жизни. В твоем возрасте нужно больше гулять, встречаться, влюбляться и заниматься сексом. Обогащать свой опыт.
– Секс сильно переоценивают, – буркнула Джесс, имея в виду свой небогатый опыт. Она в самом деле не понимала, почему все так носятся с этим сексом. Ей в постели с мужчиной бывало неловко, неприятно… Если уж быть до конца откровенной, обычно она радовалась, когда все заканчивалось. Ни один из тех парней, с которыми она встречалась, не перевернул ее мира. Она соглашалась переспать с ними, потому что хотела проверить: может, она действительно чего-то не понимает? А когда отношения исчерпывали себя, она приходила к выводу, что ничего не потеряла.
За ее спиной послышался стук. Обернувшись, Джесс увидела в дверях секретаршу Памелы с листом бумаги в руке.
– Извините, что помешала, но только что звонила Мэгги. Она застряла в Греции из-за забастовки авиадиспетчеров и не успевает вернуться к сроку, а сегодня у нее важная встреча. Она просто в отчаянии, ведь ей с огромным трудом удалось договориться об интервью с Ксандером Хитоном, ну, этим художником, по которому все сходят с ума.
Памела вздохнула:
– Перенести интервью никак нельзя? Я надеялась, что оно появится в следующем номере… и станет центральным материалом.
– Видимо, нет. Он отказался встретиться с ней в другой день, потому что сейчас готовит новую выставку. Сегодня он еще работает в своей мастерской на Олд-стрит, а вечером улетает в Италию. Кроме того, он обычно не дает интервью, когда работает. Говорит, что разговоры с журналистами убивают его музу.
– Все ясно, – вздохнула Памела, устало махнув рукой. – А может, послать Марни? – без особой надежды спросила она.
– Марни слегла с гриппом. На этой неделе почти половина редакции на больничном.
– А может, я ее заменю? – пожалуй, чересчур громко предложила Джесс. При этом сердце у нее забилось как сумасшедшее. Если она не воспользуется подвернувшимся случаем, ее обойдет какой-нибудь другой начинающий, а ей в самом деле необходимо доказать Памеле, что и она умеет писать остро, с изюминкой, нет, с перцем!
– Ну, не знаю, не знаю… – Памела смерила ее скептическим взглядом.
– Пожалуйста, Пэм, дайте мне еще один шанс! Я докажу, что сумею сделать по-настоящему стильный материал, достойный нашего журнала! – Джесс подалась вперед, словно в молитве сложив руки: – Жаль будет упустить такую возможность! Ведь важно успеть поговорить с ним, пока он еще не улетел!
– Думаешь, ты сумеешь справиться с кем-то вроде Ксандера Хитона?
Джесс выпрямилась; в сердце затеплилась надежда.
– Конечно, сумею! Что тут трудного?
Она могла бы поклясться, что в глазах Памелы заплясали веселые огоньки.
– Ну ладно, – вздохнула завредакцией. – Если он сейчас работает с натурщицей, постарайся и ее разговорить – может, узнаешь что-нибудь любопытное. Как с ним работается, спит ли она с ним, почему он выбрал натурщицей именно ее – что угодно, лишь бы статья получилась привлекательной, острой. Постарайся понять, какой он; вытяни как можно больше личных подробностей. За последний год он заработал репутацию настоящего плейбоя – то и дело появлялся на самых модных приемах и везде устраивал скандалы. Так что поройся в старых подшивках, выясни, что он вытворял. Кстати, постарайся узнать, почему он в последнее время не создал ничего достойного внимания. После его прошлой выставки критики просто смешали его с грязью; возможно, за всем кроется какая-то тайна. А самое главное, спроси, над чем он сейчас работает.
Джесс так пылко закивала, что у нее заболела шея.
– Да-да, все поняла. Никаких проблем! – Она встала и улыбнулась. – Спасибо за то, что даете мне шанс исправиться!
Памела подняла выщипанные брови:
– Не упусти его, Джесс. Если хочешь и дальше работать в нашем журнале, тебе придется постараться!
Джесс спустилась в метро; слова Памелы еще звучали у нее в ушах. В вагоне она делала пометки в блокноте, стараясь вспомнить все наставления Памелы.
На подходе к станции «Мургейт» поезд неожиданно затормозил, а затем и остановился в туннеле. В динамиках послышался голос машиниста: он просил пассажиров не волноваться. Что-то случилось с электропроводкой; скорее всего, через несколько минут движение возобновится.
Джесс затравленно озиралась по сторонам. Она и так опаздывала к назначенному времени. Очень не хотелось появляться в студии Ксандера Хитона раскрасневшейся и запыхавшейся. Ей хотелось произвести на него впечатление своим сдержанным профессионализмом; тогда он скорее почувствует к ней доверие и разоткровенничается… Тогда и статья выйдет по-настоящему острой, пикантной, интересной.
Джесс пересмотрела много фотографий знаменитого художника. Чаще всего он попадал в объективы камер на приемах и вечеринках, где присутствовали сливки лондонского общества. Обычно он появлялся там под руку с какой-нибудь известной красоткой. Джесс заранее боялась, что он окажется непростым собеседником. Она должна расположить его к себе, а значит, не имеет права поддаваться его прославленному отрицательному обаянию и сознанию своей мужской неотразимости. Таких, как он, она старалась обходить в реальной жизни. «Плохие парни», к которым женщин так и тянет как пчел на сладкое, – полная противоположность тому, что искала в спутнике жизни сама Джесс. Она мечтала об уверенности и надежности. Ей хотелось покоя и предсказуемости. Хотелось быть уверенной в завтрашнем дне.
При мысли о том, что скоро она его увидит, по спине пробежал холодок, но Джесс велела себе держаться. Нет, она не позволит Ксандеру Хитону испробовать на ней свои чары. Она – умная, здравомыслящая профессионалка; такой он ее и увидит – когда она наконец доберется до него.
Следующие пятнадцать минут она притоптывала ногой от нетерпения и кусала ноготь. Наконец поезд тронулся и мучительно медленно пополз к станции «Олд-стрит».
Она поняла, что не успеет к сроку. Джесс терпеть не могла опаздывать. Ее буквально мутило, когда ситуация, как сейчас, выходила из-под контроля.
Еще несколько минут ушло на то, чтобы она нашла нужную улицу по навигатору в своем смартфоне. Наконец она увидела здание бывшего склада, где находилась мастерская Ксандера. Она пожалела, что надела туфли на высоком каблуке; от метро пришлось бежать. От Джесс буквально валил пар, так она раскраснелась и вспотела; ноги у нее подкашивались. Войдя в прохладный подъезд, она вздохнула с облегчением. Фамилии жильцов и названия фирм были выгравированы на металлической табличке. Оказалось, что, помимо Ксандера, здесь снимали мастерские еще несколько именитых художников и дизайнеров.
Джесс огляделась по сторонам. Обстановка в стиле «потертый шик», в винтажном стиле – повсюду огромные мягкие кожаные диваны, в кухонной зоне шкафчики с черными лакированными дверцами. На стенах удивительные фрески; в одной Джесс признала знаменитый «едкий» стиль Ксандера. Очевидно, он демонстрировал свое отношение к журналистам и их творениям. На раскрытой газетной полосе изображалась фотография плачущего ребенка; на него опускался нож мясника, на лезвии которого большими кровавыми буквами было написано: «ХРЯСЬ!» Джесс передернуло. Не сразу она поняла, что ее буквально трясет от страха. Неужели он в самом деле так ненавидит журналистов? А вдруг взять у него интервью будет труднее, чем она рассчитывала? Что ж, выяснить это она сможет единственным способом – встретиться с Ксандером.
Стиснув зубы и одернув жакет, она поднялась на четвертый этаж, где находилась мастерская Ксандера. Набрала в грудь воздуха и громко постучала в тяжелую деревянную дверь. Затем отступила на шаг, сцепила руки за спиной и, изобразив дружелюбную улыбку, стала ждать, когда ей откроют.
За дверью послышались шаги, и Джесс внутренне собралась. Дверь широко распахнулась. На пороге стоял Ксандер Хитон с кистью в руке. Он раздраженно смотрел на нее. Джесс словно приросла к месту. Она надеялась, что во плоти Ксандер окажется не таким красавцем, но ее надеждам не суждено было сбыться. Высокий и статный, он буквально нависал над ней. Заляпанные краской джинсы низко сидели на бедрах; серая футболка облегала мощную грудь. Он был красив, мужествен и импозантен, а еще в нем было что-то мальчишеское. Может, именно в этом и кроется секрет его притягательности? Настоящий мужчина! Этакий мачо с мальчишеским задором.
Джесс показалось, что его окружает мерцание. Наверное, это его яркая харизма рвется наружу. Ему очень шла модная прическа в стиле «только что с постели». Растрепанные густые каштановые волосы блестели в лучах солнца, проникавшего в мастерскую через огромные окна бывшего склада. Джесс захотелось встать на цыпочки и погладить его по лицу, провести пальцами по трехдневной щетине. Желание было настолько острым, что она ощутила покалывание в кончиках пальцев.
Девушка не сразу сообразила, что он смотрит на ее губы своими изумительными ярко-голубыми глазами и недовольно хмурится. Видимо, она не произвела на него особого впечатления; он лишь досадует, что ему помешали.
Джесс велела себе взять себя в руки. Ей двадцать пять лет, она профессиональный журналист, а не сопливая девчонка, готовая влюбиться в знаменитого эпатажного красавца. Пора вспомнить, кто она, и вести себя соответственно.
– Привет, Ксандер, я пришла взять у вас интервью, – весело заявила она. – Точнее, сегодня я заменяю Мэгги, с которой вы договорились… – Ее улыбка увяла оттого, что он не перестал хмуриться. – Ну да, я немного опоздала, но виной всему задержка поезда. Поезд, на котором я ехала… – Она осеклась.
Ксандер покачал головой:
– Понятия не имею, о чем вы говорите.
От страха сердце у Джесс забилось так, будто вот-вот выскочит из груди.
– Вы обещали дать интервью. Вам звонила Мэгги, помните? Она сказала, что вы обещали рассказать о выставке, к которой сейчас готовитесь.
Он по-прежнему смотрел на нее в полном недоумении.
– До того, как уедете в Италию. – Джесс в отчаянии взмахнула руками. Неужели он ничего не помнит? Должно быть, ее сумбурные объяснения что-то прояснили; его глаза потеплели. Впрочем, он тут же снова нахмурился.
– А, да, я и забыл… – Он пожал плечами. – Но вы все равно упустили момент. Я сейчас очень занят.
– Но ведь в-вы… – От страха Джесс начала заикаться.
– Извини, детка, но кто не успел, тот опоздал. – Ксандер развернулся, собираясь закрыть дверь.
– Как?! И все? Вы не уделите мне даже пяти минут своего времени? – Страх придал ей сил.
Ксандер вздохнул, снова повернулся к ней, провел рукой по волосам.
– Честно говоря, я с самого начала не хотел давать это интервью. А согласился только потому, что твоя коллега – знакомая моего знакомого и поймала меня в минуту слабости. Кажется, я тогда здорово надрался. – Он прислонился к дверному косяку и состроил гримасу, означавшую: «Всякое бывает». – Ну, а сейчас у меня совсем нет времени на журналистов. Надо работать. Надеюсь, ты меня простишь… – Он подмигнул, переступил порог и захлопнул за собой дверь.
Джесс стояла на площадке и беспомощно раскрывала рот, как рыба, вытащенная из воды.
Ксандер Хитон вернулся к мольберту. На диване его ждала натурщица Серафина. Он гнал от себя чувство вины, чему мешал возникающий перед глазами образ журналисточки с выражением откровенного ужаса на лице. Его мучила совесть, хотя он и заставлял себя забыть о неожиданной гостье. Сейчас ему нельзя отвлекаться. И без того трудно сосредоточиться, когда к нему то и дело являются все кому не лень. Как сговорились – всем от него что-то нужно, а ему сейчас и на свои дела едва хватает времени. Он встал к мольберту, натурщица обольстительно ему улыбнулась. Вот уже час она старалась сохранять непростую позу, в которую он ее усадил.
Проклятье! Ксандер понимал, что играет с огнем, когда попросил ее позировать для картины. Они познакомились на вечеринке; девушка оказалась профессиональной натурщицей. Ксандеру показалось, что рисовать ее будет любопытно. И вот теперь она ясно дает понять, что ее интересует не только позирование.
Хорошенькая, слишком молодая на его вкус; со временем она станет настоящей красавицей. Обычно такие его заводили, но сегодня из него как будто выпустили весь воздух. Навалилась ужасная усталость. Уже несколько месяцев он искал в себе вдохновения для новой выставки, отчаянно стараясь призвать, оживить свою музу. Отчего-то не получалось. В конце концов он уничтожил все картины, созданные в последнее время; они показались ему банальным вздором и не вызывали ничего, кроме отвращения. Как, впрочем, и то, над чем он сейчас работал до того, как его прервали.
Перед ним снова возникло лицо темноволосой журналистки, ее глаза – огромные, синие; они сразу привлекли его внимание. Ксандер вырвал лист из альбома для эскизов, смял его и бросил в корзину. И лицо… ее нельзя назвать красивой в общепринятом смысле слова, но вокруг нее как будто аура… при виде ее кровь быстрее побежала у него по жилам. Вспомнив их короткий разговор, он сам себе удивился. Ужас, охвативший девушку, когда он отказался от интервью, озадачил его. Она была не просто раздосадована или разочарована, нет! Досаду и разочарование он часто видел на лицах репортеров, когда отказывался с ними беседовать. А сейчас… похоже, он только что грубо растоптал мечту всей ее жизни.
Внезапно художником овладело острое желание зарисовать образ, только что всплывший в его сознании. Он был ярче, яснее и выразительнее всего, чем все, что ему виделось когда-либо. Апатия, владевшая им в последнее время, отступила; он почувствовал давно забытый азарт. Он провел рукой по лицу, словно желая стряхнуть усталость. Прошло много месяцев с тех пор, как Ксандер нормально спал; что бы он ни делал, бессонница не отпускала. Он стал раздражительным и рассеянным.
– Что с тобой, Ксандер? – спросила Серафина, вставая и подходя к нему. Взглянув на чистый лист, она усмехнулась: – Ты что же, рисуешь невидимыми чернилами?
Ксандер метнул на нее сердитый взгляд, и она перестала улыбаться. Почувствовав себя виноватым, Ксандер примирительно улыбнулся:
– Слушай, Сера́, извини, что-то не клеится работа.
– Я не пробуждаю в тебе творческое начало? Может, отвлечемся для вдохновения? – спросила она с откровенной чувственностью в голосе. Прежде чем он успел ответить, она сняла блузку, подошла ближе и, взяв его руку, положила на свою обнаженную грудь.
Ксандер ничего не почувствовал. Закрыв глаза, он покачал головой и осторожно убрал руку.
Весь последний год он бурно развлекался, пытаясь подавить в себе разочарование и гнев, особенно после учиненного критиками разгрома его последней выставки. Вся эта банда как сговорилась – все патетически восклицали: «Что случилось с его талантом!» Но особенно тяжело ему стало в последнее время.
Его опустошали бездарные интрижки, череда связей с алчными женщинами. Ни одна из них не продержалась рядом с ним больше пары месяцев. Художник не находил себе места. Он искал что-то (или кого-то) новое, свежее и ободряющее, способное вытащить его из депрессии. Но все шло по-прежнему: сначала излишества, а потом послевкусие – усталость и опустошенность.
Такой образ жизни, разумеется, влиял на его творчество. Ксандер уже не помнил, когда в последний раз испытывал непреодолимое желание взяться за кисть, карандаш или хотя бы баллончик с краской. Он чувствовал себя истрепанным и бесплодным.
Покосившись на Серафину, он с досадой увидел, что ее глаза наполнились слезами. Ему стало жаль девушку, в конце концов, она ни в чем не виновата!
– Слушай, ты очень красивая, но сейчас мне нужно другое, – мягко произнес он.
– Что же тебе нужно?
– Сам не знаю. Нечто такое. – Он щелкнул пальцами, задумчиво глядя в пространство. – Как только увижу, сразу пойму.
– Вот и прекрасно! – воскликнула она дрожащим от гнева голосом. – Если я для тебя недостаточно хороша, не стану напрасно терять время! – Она схватила блузку, надела ее и, метнув на него испепеляющий взгляд, вылетела из студии, захлопнув за собой дверь.
Джесс дрожащей рукой пригладила волосы и посмотрела в зеркало. Она стояла в туалете, расположенном как раз напротив мастерской Ксандера, когда услышала, что открылась дверь мастерской и кто-то шумно выбежал. Почти в то же мгновение в туалет вбежала высокая красотка, она оперлась о фарфоровую раковину и громко разрыдалась.
– Что с тобой? – спросила Джесс, радуясь возможности перестать беспокоиться за себя. Задаваясь вопросом, не из-за Ксандера ли рыдает незнакомка? Она бы совсем не удивилась…
– Ничего, – буркнула девушка, криво улыбнувшись.
Джесс придвинула к незнакомке пачку бумажных салфеток, а сама прислонилась к стене и стала молча наблюдать. Красотка кивнула в знак благодарности и промокнула глаза. Выглядела она потрясающе – гибкая, длинноногая, большеглазая, похожая на олененка Бемби. Заплаканные голубые глаза дышали жизнью, а какая кожа! Любая женщина могла бы ей позавидовать!
Рядом с такой красавицей Джесс казалась себе неуклюжей коровой. Она инстинктивно запахнула на себе длинный жакет и спросила:
– И все-таки что с тобой?
– Ничего особенного. Меня всего-навсего унизили и дали отставку, но ничего, я справлюсь.
– Добро пожаловать в клуб униженных и отставленных! – хмыкнула Джесс.
Незнакомка посмотрела на нее в замешательстве:
– А с тобой что случилось?
Джесс вздохнула:
– Я должна была взять интервью у Ксандера Хитона, но он меня выставил.
– Как это похоже на него! – фыркнула красотка. – Вытворяет что в голову взбредет, ему ни до кого нет дела. Он же у нас небожитель!
Ага, подумала Джесс, значит, она была права.
– Что он натворил, чем довел тебя до слез? – осторожно спросила она, коварно прикидывая: если ей не удалось взять интервью у художника, можно что-нибудь выудить из его отставленной натурщицы. Памеле должно понравиться…
Натурщица посмотрела на раковину.
– Ты не представляешь, как я радовалась, когда он пригласил меня поработать! Всем рассказала, что прославлюсь… Видите ли, я не вдохновляю. Он не считает меня достаточно привлекательной. – От обиды у нее сел голос. – Только что сама любезность, а в следующую минуту – холоден как лед, а я понятия не имею, что я сделала не так.
Джесс разгневалась. Кем он себя вообразил?
– Как тебя зовут?
– Серафина.
– По-моему, ты очень красивая, Серафина, а Ксандер – идиот, раз отверг тебя. – Джесс поощрительно улыбнулась. – Судя по тому, что я о нем слышала, ты еще дешево отделалась. Говорят, он не склонен к долгим отношениям.
Натурщица шмыгнула носом, но все же улыбнулась:
– Да, наверное. Похоже, я не в его вкусе – а я-то, дура, надеялась… – Она опустила глаза в пол. – Сама виновата, завелась, пока смотрела на него… В такого и не захочешь, а влюбишься.
Джесс кивнула. Что ж, во всяком случае, она получила ответ на вопрос, спит ли натурщица с художником.
– Да, наверное, это совсем нетрудно. – Она смахнула пылинку с рукава. – Что ж, мне пора. Надо возвращаться на работу. Попробую убедить начальницу не увольнять меня.
При мысли о возвращении сердце у нее ушло в пятки. Ей придется признать, что она провалила задание.
Серафина наградила ее сочувственной улыбкой:
– Желаю удачи!
– И тебе того же. – Джесс пожала руку девушке и вышла из туалета. Гнев бурлил в ее груди, как вулканическая лава.
Ксандер запирал дверь мастерской, когда из туалета напротив вышла та самая темноволосая журналистка. Увидев его, она резко остановилась. Ее щеки раскраснелись, огромные синие глаза пылали яростью и презрением. Она сделала движение, собираясь уходить, но, видимо, передумала.
– Кем вы себя вообразили? – сквозь зубы процедила она.
– В чем дело? – удивился он.
– Как вы смеете так обращаться с людьми! С той девушкой вы обошлись ужасно!
– С какой девушкой? – Ксандер озадаченно нахмурился.
Журналистка сердито взмахнула рукой:
– С Серафиной!
Он удивленно посмотрел на настырную девицу: кто она такая, чтобы учить его, как себя вести?
– Если Серафина и дальше хочет работать натурщицей, ей придется привыкать…
Синие глаза смотрели на него с возмущением и презрением:
– Не у всех кожа толстая, как у носорога! Разве вы сами не помните себя молодым, когда начинали свой путь и ждали от будущего только хорошего, только радости? Когда жили надеждами? – Она выжидательно смотрела на него, как будто была уверена, что он тут же признает себя виновным.
Ксандер медленно закипал. Еще не хватало, чтобы какая-то журналистка читала ему нотации! – Не помню, чтобы в молодости я ждал от жизни только хорошего… Зато насчет другого вы правы – я жил не с одной Надеждой. – Пошловато скаламбурив, он неожиданно расплылся в улыбке и шагнул к журналистке, а та нахмурилась и неуверенно попятилась.
– Вы всегда такой самоуверенный?
– Да. – Он снова самодовольно улыбнулся. Неожиданно ему захотелось подразнить ее, чтобы еще раз увидеть огонь в ее огромных синих глазах.
Тряхнув головой, она посмотрела через его плечо на закрытую дверь мастерской.
– Ничего удивительного, что все считают вас самонадеянным плейбоем. Я видела, как вы обращаетесь с людьми… что ж, свою репутацию вы вполне заслужили!
Ксандер возмутился: ну это уже переходит все границы! Девчонка не смеет его судить, она понятия не имеет, как он живет. А если бы знала, не спешила бы с выводами! Стремление взлететь все выше, творить все лучше постепенно лишало его уверенности в себе, он устал и, кажется, разучился расслабляться… Впрочем, объясняться он не собирался.
Она подняла голову, и он заглянул в ее глаза, поразившись их глубине. Ее дерзость, несмотря ни на что, нравилась ему. Этакая бунтарка или просто нахальная девчонка? Ее лицо нельзя было назвать красивым по классическим канонам: нос великоват, глаза слишком широко поставлены. И все же от ее лица невозможно было оторваться. Ксандер не сомневался, что и за ее скованностью тоже кроется нечто большее, чем она готова показать. Костюм не подчеркивал, а, наоборот, скрывал изгибы и выпуклости ее пышной фигуры. Так могла бы одеться женщина, разменявшая шестой десяток… И стрижка, длинный боб, подчеркивала удлиненность лица. Она была застегнута на все пуговицы, словно решила жестко подавлять свою молодость и жизненную силу.
При мысли о том, как приятно будет проникнуть за ее хорошо охраняемый фасад, в нем мгновенно пробудились несвоевременные желания. Ксандер понимал, что сейчас ему не стоит отвлекаться на женщин. Наоборот, он должен отгораживаться от соблазнов, во всяком случае, пока не создаст нечто стоящее к новой выставке.
Но, глядя на ее прекрасно очерченные, соблазнительные губы, он вдруг захотел почувствовать, каковы они на вкус, и досадливо поморщился. Сейчас ему в самом деле не до глупых романов.
В голове молнией пронеслась мысль о том, как здорово было бы зарисовать незнакомку. Он мысленно представлял себе эскизы в красках и карандаше. Что, если он попросит ее позировать? Его так давно никто и ничто не привлекало, что сейчас внутри все закипело. Захотелось тут же начать делать наброски.
Видя, что художник не отвечает, девушка досадливо вздохнула:
– Все ясно, оставляю в покое и вас, и ваше непомерное самолюбие. Вам, вероятно, пора возвращаться к работе!
Круто развернувшись, она зашагала прочь; плечи поникли, руки болтались вдоль тела.
– Можно вас нарисовать?! – крикнул он, осознав, что она уходит.
Она остановилась у верхней ступеньки лестницы и круто повернулась к нему. Ее смущенное лицо показалось ему таким комичным, что Ксандер громко расхохотался.
– Что вы сказали? – с трудом произнесла она и смущенно кашлянула.
Он подошел к ней:
– Мне нужна натурщица для портрета; по-моему, из вас выйдет отличная натурщица.
– Хотите, чтобы я… позировала вам?
– Ну да, а почему нет?
– Во-первых, потому, что я занимаюсь серьезной журналистикой и работаю в солидном журнале, а во-вторых, я видела, как вы обращаетесь с натурщицами, и должна сказать, что мне это не нравится!
К ее изумлению, он провел рукой по лицу, а затем фыркнул как ни в чем не бывало:
– Ладно, серьезная журналистка, ваша взяла! В свою защиту могу сказать, что Сера хотела не только позировать, а я в виде исключения повел себя как художник, которому работа важнее, чем романы, и отказал ей. – Он оперся рукой о стену совсем рядом с ней, почти касаясь ее плеч. – Вот почему она так разозлилась на меня.
От его близости ей стало жарко; она машинально отступила на шаг. Он нарочно ее дразнит?
– Ладно, шутки в сторону. Прошу прощения за то, что нагрубил вам. – Ксандер по-мальчишески склонил голову к плечу. – Предлагаю объявить перемирие и начать все сначала.
Он посмотрел на нее в упор, запоминая ее лицо на тот случай, если она откажется позировать и он ее больше не увидит. При этой мысли ему стало не по себе – странно, если учесть, что они видятся в первый раз в жизни. Что в ней такого? Почему его так влечет к ней?
– Ладно, идет. Мир! – согласилась она, разглаживая перед своей безупречной блузки.
– Как вам такое предложение? – вдруг выпалил он как бы по наитию. – Приезжайте ко мне в Италию на несколько дней! Вы мне позируете, а я даю эксклюзивное интервью для вашего журнала.
