Кристен Каллихан
Дорогой враг
– Жалость к Сэм всегда приводит к катастрофе, – бормочу я.
– Тем не менее ты здесь.
В животе загорается пожар, и я наклоняюсь вперед, сжимая руки в кулаки.
– Я здесь не ради Сэм. Я здесь ради мамы. Папа умер в прошлом году, и мы – все, что у нее есть. Лично я убила бы Сэм за это. Мне доставило бы огромное удовольствие врезать этой девчонке прямо сейчас…
Мейкон фыркает от смеха. Зловещая часть меня тоже хочет смеяться, но ситуация слишком ужасна.
– Но ее здесь нет, а я делаю все, что в моих силах. Я просто… я уже потеряла папу, и не могу потерять и маму, Мейкон. Не могу.
– Она знает, какой Сэм человек, – говорит он почти заботливо. Но не из-за меня, а из-за уважения к моей маме. Впрочем, я понимаю, что уважение все равно не заставит его передумать.
– Есть разница между знанием и волнением. Маму уже дважды доставляли в больницу из-за панических атак. Она принимает лекарства от гипертонии, а врач предписал ей беречь себя. На вид она вроде держится, но ее нервы на пределе.
Мейкон сжимает челюсть, отчего сухожилия на его толстой шее резко выделяются. Он тяжело сглатывает, затем заметно расслабляется.
– Я не хочу причинять боль твоей маме. Но Сэм – воришка. Она украла у меня документы, личную информацию. – Его темные глаза вспыхивают яростью. – Пострадали люди.
– Кто? – я задыхаюсь.
– Это не важно, – огрызается он, затем вздыхает. – Суть в том, что, куда бы она ни пошла, после нее всегда остается разгром. И будь я проклят, если на этот раз она выкрутится.
Деяния Сэм – не мои, однако прямо сейчас мне так стыдно за нее, будто меня облили грязью.
– Возможен ли вариант оплаты?
– Хмм… – Мейкон проводит указательным пальцем по челюсти. Щетина на его лице только привлекает внимание к его губам и их мягкому изгибу. Трудно сказать, намеренно ли он отрастил бороду или же просто не в состоянии побриться после несчастного случая. – Тебе принадлежат популярные точки общественного питания.
Это не вопрос, а утверждение. От которого по моей спине скользит неприятное чувство.
– Откуда ты это знаешь?
В выражении его лица есть намек на осуждение, будто я должна знать ответ.
– Я искал информацию о тебе. Сначала Стэнфордский университет, специальность история искусств, но ты бросила его после первого курса и перевелась в Кулинарный институт Америки. Потом стажировка в Париже в течении года, а в следующем в Каталонии. Работала в Verve and Roses в Нью-Йорке, прежде чем вернуться в Лос-Анджелес три года назад, чтобы открыть собственный бизнес.
– Иисус. – Кажется, будто всю кожу на лице стянуло. – Как-то жутко, что ты так много раскопал. Ты понимаешь это?
Мейкон укоризненно качает головой.
– Это есть на твоем веб-сайте, Картофелька.
А сейчас я съеживаюсь.
– Точно. Забыла об этом. И все же это посягательство на мои права.
Он бубнит в своей раздражающей, высокомерной манере.
– Думаешь, я не стал бы заглядывать в твою жизнь, когда доверил вернуть часы моей мамы?
– Формально я должна была вернуть Сэм, а не часы.
– И ты отлично с этим справилась.
– Козел.
На его лице появляется тень улыбки, прежде чем исчезает.
– Почему ты закрыла свой бизнес на прошлой неделе?
– А вот это не твое дело.
Невозмутимый, он продолжает анализировать всю мою жизнь.
– По всем меркам он был чрезвычайно успешным. Черт, за последний год я встречался как минимум с тремя людьми, которые предлагали твой ресторан для мероприятий.
Боже. Он знал, что я нахожусь в городе так долго? И, очевидно, не хотел прибегать к моим услугам. Это больно задевает. Хотя не должно. В конце концов, мы разошлись как враги.
– Да, бизнес был успешным, – огрызаюсь я.
Пока я не закрыла кондитерскую-лавку, у меня были десятки сотрудников и полный список клиентов. Я зарабатывала хорошие деньги, хотя из-за сумасшедшей дороговизны жизни в Лос-Анджелесе, оплаты дома и маленькой промышленной кухоньки, которую я арендовала для бизнеса, мне по-прежнему приходилось жить в рамках бюджета. Но все в порядке. Любое развитие – это движение вперед, постепенно шаг за шагом. Рано или поздно, и я достигну высот.
– Решение закрыть бизнес не связано с деньгами.
Похоже, Мейкон мне не верит.
– Тебе не хватило накладных расходов, чтобы покрыть долги?
Он говорит о таких вещах, от которых у меня покалывает живот.
– Если ты намекаешь на то, что я каким-то образом действовала заодно с Сэм, чтобы обобрать тебя на вырученные средства от часов…
– Забавно, как далеко зашли твои мысли.
– О, не строй из себя дурака. Понятное дело, так оно и есть, когда ты сидишь напротив меня, приподняв бровь и строя из себя мистера Детектива. – Мейкон уставился на меня, приподняв эту чертову бровь.
Я закатываю глаза.
– Мне не нужны деньги. Разве я не предложила тебе пятьдесят тысяч долларов?
– Почему ты закрыла ресторан, Делайла?
– Потому что я двигаюсь дальше! – выпаливаю я.
Он вскидывает брови до небес.
Черт, я говорю так, словно собираюсь покинуть город. Я подавляю желание съежиться.
– Я отправляюсь в турне по Азии, чтобы изучить новые технологии и рецепты. – Если только он не примет деньги. Иначе мне чертовски не повезло и придется вернуться к ресторанному бизнесу.
Мейкон откидывается на спинку стула и продолжает водить кончиком пальца по подбородку. За этими темными глазами явно кроется много неладных мыслей.
– Как ты собираешься финансировать свою поездку? – Я ни за что не расскажу. Ни за что.
Но он и так знает. Это можно прочитать по его лицу и по тому, как оно расслабляется, прежде чем исказиться от разочарования во мне.
Вздохнув, он кладет руки на свой плоский живот.
– У тебя нет работы, поэтому ты не сможешь вернуть мне деньги. – Верно. Черт возьми. Я открываю рот, чтобы сказать… хоть что-то, что угодно, но Мейкон продолжает: – Сэкономь свои деньги и отправляйся в путешествие.
Хоть я и знала, что он откажется брать деньги, мои внутренности сжимаются от страха.
– Рано или поздно Сэм вернется. Она всегда возвращается. Просто дай ей еще немного времени.
Из него вырывается многострадальный вздох.
– Нет.
– К чему такая спешка?
– Потому что я не верю, что она вернется, – огрызается он.
– Должен же быть выход.
– Он есть, только тебе не нравится.
Оказавшись в безысходном положении, мы оба замолкаем. Раздается скрип кресла под значительным весом Мейкона. Не сказать, чтобы он был здоровяком: этот человек – груда мышц, ставших только больше с момента окончания школы. В семнадцать лет Мейкон обладал телосложением модели: худощавый и гибкий. Он по-прежнему худой, но теперь напоминает игрока НХЛ[11]. Мне стало интересно, нарастил ли он свое тело для роли Арасмуса – Короля Воинов, владеющего мечом.
Между нами затягивается тишина, пока единственным источником звука в комнате не становится шум волн и стук моего сердца. Я раскрыла свои слабые места, и от осознания этого меня скручивает. Но правда в том, что у меня закончились идеи.
Мейкон резко начинает говорить, отчего я слегка вздрагиваю.
– Послушай, Делайла, я понимаю твою ситуацию. Но это не изменит того, что сделала Сэм. Теперь мне придется разбираться с этим с помощью полиции.
Комната словно уходит из-под ног, и меня охватывает паника. Я не могу дышать. Это не должно закончиться таким образом. Мейкон Сэйнт не разрушит мою семью. Я ему не позволю.
– Возьми меня на работу.
* * *
Возьми меня на работу.
Я так сказала. Верно? Ничего не соображаю. У меня немеет лицо. В голове пустота.
Наступает неловкая пауза. Мейкон сводит брови на переносице.
– Прости, что?
Ладно, я неудачно выразилась. Но я не отступлюсь. Мейкон, которого я знала, никогда не упускал шанса доказать мою неправоту. Я должна воспользоваться шансом и убедиться, что он все тот же.
– Готова поспорить, что Сэм вернется менее чем через три месяца и возместит украденное. И, чтобы заверить тебя в этом, я предлагаю себя в качестве залога. Я отработаю долг Сэм.
Теперь Мейкон откровенно разинул рот.
– Давай-ка проясним. Ты хочешь стать моей помощницей?
– Я не хочу, – говорю я, спокойно делая вид, что по спине не стекает пот. – Но стану, если ты…
– Этого недостаточно. – Его тело вполне могло быть высечено из гранита, несмотря на скованные движения. Но его глаза полны раздражения. – Мы говорим о пропаже в триста тысяч долларов. О чем-то весьма памятном.
Я поняла. Он хочет мести. Я тоже, если быть честной.
Облизываю свои пересохшие губы.
– Вдобавок я буду твоим личным шеф-поваром. – Когда он собирается ответить, я спешу продолжить: – Лучшие помощники зарабатывают от ста до ста пятидесяти тысяч в год.
– Год работы будет равен трем сотням тысяч долларов. А ты говоришь, что она вернется меньше чем через три месяца. – Черт, он прав.
– Если она не вернется, я останусь на год.
Я уверена, что пролью немало крови, работая на Мейкона. Но если это убережет мою семью от беды, то я сделаю это. Я смогу прожить год с Мейконом. Кроме того, я уверена, что Сэм вернется раньше. Будут ли у нее часы – другой вопрос. Я отбрасываю этот страх в сторону и выдерживаю взгляд Мейкона.
Какое-то время он ничего не говорит. Но затем из его груди вырывается рычание. И он откидывается на спинку стула, словно пытается создать как можно большее расстояние между нами.
Мейкон грубо проводит рукой по щетине, и на этот раз я вижу, как истинные эмоции заливают его щеки.
– Какого черта, Делайла? В прошлом мы не раз срывались друг на друга из-за малейшей провокации, а сейчас ты хочешь добровольно окунуться в своего рода рабство. Ты совсем с ума сошла? Или тебе просто нравится строить из себя мученицу, когда дело касается Сэм?
– Строить мученицу? – я визжу. Я знаю, что это правда. Наверное, я просто не могу перестать защищать Сэм.
Он морщится, будто из-за меня у него болят уши.
– Кажется, ты одержима желанием взять грехи Сэм на себя снова.
Сжимаю руки в кулаки.
– Я никогда не защищала Сэм.
– Не изображай из себя оскорбленную невинность. Ты всегда вмешивалась и прикрывала Сэм. Или же закрывала глаза на ее выходки.
Несмотря на все усилия, мои ноздри раздуваются от яростного дыхания.
– Я никогда не закрывала глаза на ее выходки…
– О, еще как закрывала. – Мейкон кривит губы в усмешке. – Она намного хуже, чем ты думаешь.
– Тогда выходит, ты дурак, раз нанял ее?
– Тише, Картофелька. – Он слабо улыбается. – Я совершил глупость. И это был последний раз, когда я пожалел Сэм. Тем не менее, думаю, тебе лучше в это не ввязываться.
– Ну, я везунчик.
Он свирепо смотрит на меня.
– Ты все еще жутко раздражаешь.
– А ты все еще придурок.
Моргнув, он разражается смехом. Его смех такой забавный, что я поневоле улыбаюсь в ответ. Но затем сильно прикусываю губы.
Смех Мейкона затихает так же быстро, как и разразился.
– Это отстойная сделка для тебя, Картофелька. Все еще не могу понять, зачем ты предложила это.
Потому что я явно сошла с ума. Потому что больше ничего не могу предложить. Но не могу сказать ему ничего из этого.
– Сэм – моя сестра. А в семье люди заботятся друг о друге.
– Скажи это Сэм.
Держи себя в руках, Ди.
– Слушай, либо я буду постепенно возвращать тебе деньги, либо ты примешь мое предложение.
– Ни один из вариантов не устраивает.
– Но ты обдумаешь их. – Это я могу сказать точно по тому, как выражение его лица изменилось с раздраженного на задумчивое. О, это явно злит его, но он не прогоняет меня.
Мейкон поворачивает голову, глядя в окно.
– Обдумаю, – фыркает он себе под нос. – Должно быть, я сошел с ума.
– Добро пожаловать в клуб, – бормочу я.
Он резко поворачивается, пригвождая меня к месту своими темными глазами.
– Я мог бы превратить твою жизнь в ад.
– Похоже, тебе даже не стыдно за такую возможность.
– Мне нет. Ты сама умоляешь меня нанять тебя на работу, вместо того чтобы привлечь Сэм к ответственности.
Я щелкаю зубами. Я не разговаривала с этим человеком десять лет, и с тех пор ни с кем так много не спорила, как с ним. Даже во время ссор с Сэм не было столько перепалок. В основном она больше провоцировала, чем отвечала. Мейкон же заставляет меня обыгрывать его.
Спорить с ним – все равно что примерять узкие джинсы, которые вы достали из шкафа спустя несколько лет и которые все еще подходят, хоть и сидят плотно. Пожалуй, это не совсем удобно, но в какой-то степени воодушевляет.
– Три года назад, – начинаю я, – Сэм исчезла на неделю. Полиция нашла ее машину, брошенную на шоссе. Когда они пришли рассказать об этом маме, ее госпитализировали. Как оказалось, у нее поднялось давление, усугубившееся панической атакой. А это случилось, когда еще был жив папа, способный успокоить ее. Поэтому, когда я говорю, что ее сердце не выдержит этого, то не преувеличиваю.
Лицо Мейкона становится мрачным.
– А что Сэм? Где она была в это время?
Я заставляю себя выдержать его понимающий взгляд.
– Уехала с каким-то парнем. Она утверждает, что машина сломалась и что собиралась разобраться с ней позже.
Мейкон кривит губы в несколько подавленной улыбке.
– Когда я только переехал в Лос-Анджелес, Сэм приехала навестить меня. – По телу пробегает шок. Сэм никогда не упоминала, что знала, где все эти годы был Мейкон, или что вообще хотела узнать.
Он продолжает говорить.
– Каким-то образом она узнала, что я нашел агента. Сэм тоже хотела заняться актерством. И, как в старые добрые времена, умоляла меня назначить встречу. – Его улыбка натянутая и невеселая. – Эта чертовка пришла пьяная и оскорбила моего агента всего за две минуты. Потому что в этом вся Сэм. Она раз за разом извлекает выгоду, а нам лишь остается исправлять ущерб.
– Тогда что побудило тебя снова нанять ее? – спрашиваю я, по-настоящему ошеломленная.
Ухмылка становится горькой.
– Очевидно, у меня есть слабое место, когда речь заходит о сестрах Бейкер.
– Ты же не думаешь, что я поверю в эту чушь, правда?
Мейкон пожимает массивным плечом.
– Ну и не верь. Возможно, было высокомерно предполагать, что я смогу контролировать Сэм, если найму ее. Не знаю. – Он наклоняется вперед, пригвоздив меня взглядом. – Но я точно знаю, что больше не допущу этого.
– Я понимаю это, Мейкон. Правда понимаю. – Когда он недоверчиво приподнимает бровь, я продолжаю: – Но ты тоже кое-что получишь от этой договоренности.
– Ты это уже говорила, – бормочет он. Но в его темных глазах появляется расчетливый блеск. Контроль. Мейкон любит контроль.
– Ну же, – насмехаюсь я. Другой вопрос – насмехаюсь ли я над ним или над собой. – Подумай об этом. Я буду твоей служанкой целый год. Разве ты не этого всегда хотел? Держать меня в своей власти?
Между нами нарастает странная пульсация. Наступает затяжная пауза, и все это время он не шевелится, его мышцы напряжены. Между нами пробегает ток. Затем Мейкон издает короткий, холодный смешок.
– Черт возьми, а ты хороша.
Хмурю брови.
– Не знаю, о чем ты…
– О да, ты чертовски хороша. – Мейкон качает головой. Его улыбка не забавляет. – Твое предложение дает повод для разных мыслей. Хочешь, чтобы я почувствовал себя виноватым, почувствовал стыд из-за ситуации и прекратил все это.
Я ерзаю на стуле, желание отвести взгляд настолько сильное, что у меня болит шея. Черт.
Мейкон сжимает губы в жесткую линию.
– Типичный ход Делайлы Бейкер – манипулировать всеми, убеждая их в искреннем самопожертвовании, при этом превращая меня в злодея.
– Ты чересчур драматизируешь, – произношу я. Однако не могу остановить горячее зудящее чувство, которое ползет по коже. Именно этим я и занималась. Часть меня надеялась, что он окажется настолько потрясен, что откажется от идеи.
– Я готов согласиться лишь для того, чтобы посмотреть, как ты берешь свои слова обратно. – Он откидывается назад и сцепляет руки на животе. – Готов поспорить, ты выбежала бы из этой комнаты так чертовски быстро, что занавески закачались бы.
Этот зудящий жар превращается в прилив раздражения.
– Я не убегу. Какими бы ни были мои мотивы, мое предложение настоящее. Может, Сэм и безнадежный случай, но я обязана своей матери намного больше, чем ты способен понять. Я сделаю все возможное, чтобы сохранить ее душевное спокойствие.
Не знаю, что он видит на моем лице – поскольку не уверена, что ощущаю в данный момент: страх, гнев, решимость, даже странное чувство ожидания.
Его тон звучит по-деловому, когда Мейкон наконец отвечает:
– Если я приму пари, то ты будешь жить здесь. Проживание и питание за мой счет.
Удивительно великодушно с его стороны предоставить проживание и питание.
– И, если до конца года Сэм вернется с часами, моя заработная плата за все это время останется при мне.
Он прищуривается.
– Справедливо. Но когда ты работаешь на меня, то выполняешь все мои приказы – без каких-либо вопросов и не угрожая мне нашим маленьким соглашением. Ты сама решилась на это.
Это правда. Меня прошибает холодный пот, губы немеют. Я концентрирую внимание на дыхании через нос, чтобы меня не стошнило.
– Это тебя гложет, да? – говорит он слишком довольный. – Мысль о том, чтобы подчиняться мне.
– И как вы только догадались, Детектив?
Его улыбка во все тридцать два зуба наполнена чистым честолюбием.
– Ты будешь в моей власти, Делайла. В течение целого года твоя задница будет принадлежать мне.
Боже правый, он говорит так, будто ему нравится эта идея. Будто у него есть планы на меня. Волосы на затылке встают дыбом, руки дрожат. Я сжимаю пальцы в кулак.
– Я буду работать на тебя. Но не принадлежать.
– Ну как сказать, – возражает Мейкон.
– Если ты пытаешься отделаться от меня, то ничего не выйдет.
– Лучше сделай это сейчас, чем через три недели.
Как Сэм.
Хотелось бы мне лучше понимать Мейкона. Он не выдает ничего, чего не хотел, чтобы я знала. Но есть вещи, которые я должна знать.
– Между тобой и Сэм что-то произошло?
Прямо сейчас он похож на гранитную стену.
– Думаешь, я трахал ее? В любом случае, не понимаю, почему тебя это волнует.
– Не волнует. Но если это какая-то нездоровая игра в месть между вами, то мне хочется узнать о ней сейчас.
Наклоняясь вперед, он кладет здоровую руку на стол. Не совсем медленно, тем не менее ему не достает его обычной грации. И мне становится интересно, насколько сильную боль причиняют его раны.
– Я бы не стал прикасаться к твоей сестре, когда на ней защитный костюм. Она сама по себе токсична. Я еще давным-давно понял это.
Мейкон прав, но я удивлена, что он знает о недостатках Сэм и что в самом деле озвучил их мне.
– Не хорошо так говорить о своей первой любви.
Он моргает, словно я тоже его удивила. Но выражение его лица остается сдержанным.
– Я никогда не считал ее своей первой любовью. – Лед в глазах Мейкона немного тает, когда он изучает меня. – Последний шанс, Делайла. Откажись от затеи, и мы оба притворимся, что этого никогда не было.
– Я не могу. – Звучит как полная чепуха.
Мейкон моргает, на его лице нет ни одной эмоции.
– Я тоже не могу.
Боже. Не могу поверить, что делаю это. Что настаиваю на этом.
– Тогда о чем может идти речь?
Он качает головой, испуская усталый вздох.
– Я дам тебе пару часов, чтобы прийти в себя. Скажем, до полуночи?
Я не ожидала такой доброты. Что также достаточно жестоко, поскольку без этого было бы легче.
– Хорошо. – Я поднимаюсь на ноги. Мне нужно убраться подальше из этого прекрасного дома и от этого человека. Мне нужна моя кровать и хороший сон, прежде чем собраться с силами.
Глава пятая
Делайла
Я ищу луч надежды. На своем потолке. Не лучший план, конечно, но это все, что мне остается. Я не могу работать на него. Не могу.
Нет, могу.
Пытаюсь сконцентрироваться на том, чтобы отбросить свою гордость и позволить Мейкону руководить мной. И… не могу.
Мама-медведица:
Делайла, это мама.
ДиПрелесть:
Я знаю. Я сохранила твой номер.
Я понятия не имею, чего она хочет, но, поскольку я не сплю и последние несколько часов пялюсь в потолок, будет приятно отвлечься на разговор с мамой.
О, чудесно. Я пыталась дозвониться до Сэм. Она не отвечает на звонки.
Я вздрагиваю под коконом из одеял. Не на это я хотела отвлечься. С замиранием сердца пытаюсь придумать, что сказать, чтобы не вызвать панику у мамы.
Мам, сейчас середина ночи. Вероятно, она спит. А почему ты не спишь?
Мне за шестьдесят, и я живу одна. Я почти не сплю. Я смотрю HGTV[12] и планирую свадьбы своих девочек.
Может, поэтому она и не отвечает.
Делайла Энн, перестань пытаться отвлечь меня. Ты ведь по этой причине звонила мне ранее? Искала ее, потому что Сэм снова сбежала, верно?
Что ж, черт возьми. Одно дело – осторожно расспросить маму о Сэм. Другое дело – когда мама всерьез начинает беспокоиться. Я надеялась, что она не сложит два плюс два вместе.
Вроде того.
В руке звонит телефон. Я ожидала этого, но ответить все еще страшно.
– Привет, мам.
– Ох, эта девчонка, – говорит она с раздражением. – Почему она всегда так поступает?
– Не знаю. Но уверена, что рано или поздно Сэм вернется. – А если нет, то я окажусь в полной заднице.
Мама вздыхает.
– Бывают ночи, когда я просыпаюсь в ужасе, что мне позвонят и сообщат, что Сэм арестована или плохо кончила.
Я сжимаю переносицу.
– Понимаю.
– Тебе известно, во что она ввязалась на этот раз? – Ничего особенного. Всего лишь крупная кража.
– Нет. – Не люблю лгать маме. Ненавижу.
Мама издает звук, подозрительно похожий на всхлип. Ненавижу видеть ее слезы еще больше.
– Мое сердце не выдержит этого, Делайла. Если что-то случилось… я не смогу… я только что потеряла твоего отца.
Ужасная ситуация.
– Знаю.
Облизывая губы, смотрю на прикроватные часы. Я пропустила срок, который дал мне Мейкон. Меня охватывает паника, отчего слова звучат резко:
– Она вернется, мам. Все будет хорошо. Обещаю.
Мама издает слабый смешок.
– Что бы мы делали без тебя, Ди? Моя разумная, надежная девочка. Я почти уверена, что то, что осталось от нашей маленькой семьи, развалится на части.
И вот так звучит мой приговор.
Мейкон
Сладкая Картофелька:
Договор в силе?
Сейчас середина ночи, и срок, который я дал Делайле, давно истек. Тем не менее я практически бросаюсь к телефону, когда тот звонит. Теперь я смотрю на слова, и они кажутся бессмысленными. Хотя это не так. Она согласна. Черт возьми, она должна была отказаться.
Крайним сроком была полночь, Картофелька.
Она не отвечает, и чувство того, что я не хочу называть сожалением, ударяет прямо в грудь. Но затем на экране появляются три маленькие точки.
Уже за полночь. Я в деле. А ты?
Какая наглость. Черт. Ну почему это должна быть она? Почему она единственная, кто заставил меня чувствовать себя по-настоящему живым за последние месяцы, черт возьми, годы? И почему я так чертовски рад, что она настаивает на этом?
Мое сердце чуть ли не выпрыгивает из груди. Разум лихорадочно работает, пытаясь понять, что, черт побери, делать. Потирая рукой усталое лицо, печатаю единственный возможный ответ, а затем отбрасываю телефон, будто это змея.
Жду к 9 утра в своем доме. Важно следовать моим указаниям.
Я сделал это.
Что, черт возьми, я наделал?
Лежа в постели, я смотрю в потолок и задаю себе тот же вопрос, который задавал с тех пор, как Делайла стала Крестным отцом[13], сделав предложение, от которого, как она знала, я не смогу отказаться. Каким-то образом она поняла, что я ухвачусь за возможность командовать ею.
Когда я только стал знаменитым, то чувствовал себя королем. Все желали угодить мне, а я позволял им это. Для меня было привычным, что люди подлизывались ко мне, как бы высокомерно это ни звучало. Ведь когда ты вырастаешь в доме, похожем на мой, одобрение окружающих подобно выходу на солнце после многих лет ледяной тьмы.
Я недооценил Голливуд и то, что здесь все друг друга используют. Хотя сам прекрасно знаком с манипуляциями. Но я так жаждал чего-то хорошего, чего-то своего, что потерял бдительность. Вскоре я потерял счет тому, сколько раз было подорвано мое доверие. Мне казалось, я сумею за километр увидеть ложь и манипуляции Сэм. Но видите, к чему меня это привело? Неужели мне теперь и вправду придется впустить Делайлу в свою жизнь? Ту самую Делайлу, которая открыто ненавидит меня?
Но ее презрение ко мне – настоящее облегчение. Глоток свежего воздуха. И я либо вдохну его, либо задохнусь. Или, возможно, это сущий дьявол, который всем известен.
В любом случае, во мне по-видимому нет ни капли здравого смысла, когда дело касается этой девушки – точнее женщины. Теперь она настоящая женщина. Ее тело из мягких детских форм превратилось в пышные изгибы и изящные линии. Делайла Бейкер – спелый персик с пухлыми красными губами, кричащими «трахни меня».
– Не думай об этом, чувак, – стону я в темноте. Но не получается.
Все ее тело покачивалось и раскачивалось чересчур эффектно – пышные бедра, подпрыгивающая грудь, блестящие волосы, ниспадающие на плечи.
И эти красные губы были как восклицательный знак в заявлении «Иди к черту, Мейкон!», которое она делала при каждом взгляде на меня. Я ни капли не сомневаюсь, что Делайла хотела свести меня с ума в течение всего нашего разговора. У нее никогда не получилась скрыть раздражение. Но что раздражало меня тогда и до сих пор, так это ее готовность заплатить за грехи Саманты.
Меня всегда это бесило в Делайле. Против меня она будет сражаться, впиваясь зубами и ногтями, но ради Сэм прогнется и позволит вытирать о себя ноги.
Но я не могу винить ее в этом. Делайла убеждена, что защищает свою маму от страданий. Что чертовски благородно. А я подонок, который пользуется этим, поскольку ни на секунду не верю, что Сэм вернется и исправит ситуацию.
Я удивил сам себя, когда принял сумасшедшее предложение Делайлы. Часть моего разума кричала заткнуться и позволить бедной женщине уйти. Отпустить ситуацию с Сэм. Но я этого не сделал. Не смог. Не хочу вдаваться в подробности почему, поскольку уже не уверен, связано ли это с часами, Сэм или Делайлой.
Делайла. Наша реакция друг на друга похожа на эксперимент с уксусом и пищевой содой, который мы проводили на уроках естествознания в детстве. Даже сейчас она делает из меня глупого школьника. Но в ту секунду, когда она вновь появилась в моей жизни, я осознал два неоспоримых факта: я чертовски одинок, а Делайла Бейкер напоминает мне дом.
И теперь она будет жить со мной. Это одновременно и победа, и погибель, ожидающая своего часа.
– Черт. – Это ужасная идея. Эта женщина ненавидит меня до глубины души, что правильно. В подростковые годы я вел себя как урод по отношению к ней. Причинял ей боль такими способами, от которых самому становится противно. Она же ранила меня теми способами, о которых даже не догадывалась. И все дошло до того, что мы причинили друг другу неизгладимые страдания.
Резкая боль пронзает ногу, когда я протягиваю руку и хватаю телефон, чтобы закончить это безумие. Ее последнее сообщение ярко вырисовывается в темноте: «Уже за полночь. Я в деле. А ты?»
С таким же успехом она могла бы сказать: «Я дважды бросаю тебе вызов, Мошенник».
Я улыбаюсь, потирая большим пальцем край телефона. Мне следует ответить, прекратить все. Я понимаю это. Но пальцы не двигаются.
Последние десять лет я был предоставлен сам себе. С тех пор как получил роль Арасмуса, а в придачу всю ту ахинею, которая приходит со славой, я закрылся ото всех. Оставил лишь важные связи. Мне казалось, что одиночество мне по душе. Что покой – это когда рядом нет людей, которые по-настоящему меня знают. Я могу быть кем угодно, таким же обманчиво привлекательным, как отполированное зеркало.
Но вот в чем загвоздка. Люди видят то, что хотят видеть. Им нравятся мои деньги, слава, внешность. В итоге они не видят настоящего. Делайла не купится на внешний лоск. Так было всегда. И я понятия не имею, хорошо это или плохо.
Голос в голове шепчет, что если я сейчас отступлюсь, то буду сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Кто знает, может, это меня подстегивает дьявол, сидящий на моем плече.
Однако мое шестое чувство завело меня слишком далеко, поэтому я просто кладу телефон.
