Кова Крэйсид
Гнездо страха
ГНЕЗДО СТРАХА
Интерлюдия
Она была цветом, а он – звуком. Долгие тысячелетия они существовали раздельно, неспособные определить существование друг друга. Их разделяло одиночество – невидимая воронка, засасывающая в себя любые признаки проявления чувств этих двух, столь непохожих друг на друга существ.
Но вот однажды одиночеству надоело выполнять свою роль. Впитав в себя миллионы разных образов, ему стало интересно найти своё отражение, и оно решило устраниться.
Произошёл великий взрыв, породивший вселенную. Пространство, с помощью которого звук и цвет смогли соединиться и принять форму.
Это были два идеальных создания, вихрем носившиеся вместе по вселенной и создававших разные, но всегда прекрасные миры.
Спустя какое-то время они поняли, что одиночество стало их частью. Частью их памяти. Им захотелось разделить с кем-нибудь их чувства, а также проверить их на прочность. Хотя они в друг друге не сомневались ни на мгновение, они решили выпускать одиночество ненадолго на волю. Так они придумали игру, в которой они каждый раз рождаются без памяти и, при определённых условиях, ищут друг друга.
– Теперь ты все видишь? Какой я нравлюсь тебе больше всего?
– Моей. Но абсолютно не похожей на меня.
– А что, если я стану непорочным ангелом? Ты найдешь меня?
– Я найду тебя при любых обстоятельствах. Даже если стану воплощением зла.
«Тем, кто не слышал музыки,
танцующие казались безумными».
Глава 1. ПРИЗНАНИЕ ЧРЕВАТО
Она, конечно же, знала о моих внезапных, беспочвенных страхах, но все же повела меня в цирк. Бабушка. Она была мне тогда даже более дорога, чем мать, она всегда одаривала меня своей любовью и заботой настолько, насколько было в ее силах и кошельке, скудно пополнявшемся небольшой пенсией, что я очень ценил. Она считала нужным принимать постоянное участие в моем воспитании и навещала меня каждые выходные. В один из таких выходных мы и пошли в цирк. Мне было четыре года и то, что я там испытал, было первым большим потрясением в моей жизни.
Я не помню ни того, как мы туда доехали, ни названия цирка, ни даже того, во что я был одет, вообще, в таком возрасте человек мало чего запоминает, но я неплохо запомнил цирковое шоу и уж точно никогда не забуду того, что посреди него повергло меня в ужас.
Выступление циркачей началось с речи клоуна, который представил себе, что он умер и лежит в гробу. Ему было интересно, сколько человек придет на его похороны, и он увидел, а вместе с ним и все зрители, что оплакивать его смерть пришло очень много народу. Со всего света к нему стали стекаться разные акробаты, иллюзионисты, друзья-клоуны и звери, которые устроили грандиозное шоу с трюками, хореографией и музыкой.
Я так сильно увлекся этим завораживающим зрелищем, что не заметил, как из моего носа начала течь кровь. Не заметил, или еще, так сказать, не понял, что со мной что-то не так, поскольку нос был заложен, и кровь приходилось рефлекторно глотать.
После представления, имитировавшего похороны шута, начался рассказ о побеге девочки в мир грез и воображения. А после рассказа началось главное шоу, называвшееся «Заркана». В ней главный герой, волшебник Зарк, потерял свою возлюбленную, а вместе с ней и свой магический дар. Чтобы вернуть свою любовь, Зарк отправился в неизведанный фантастический мир, представленный циркачами в виде волшебной сказки, на фоне которой играла добрая, но временами грустная мелодия.
И вот, когда музыка достигла своего апогея, в моей голове словно что-то лопнуло, уши мгновенно заложило, а в глазах забегали миллионы белых точек, как это иногда бывает, когда резко встаешь. Рефлекторно подняв брови и закрыв глаза, и открыв их после тяжелого вздоха, я увидел сразу несколько наложенных друг на друга картинок, которые, сложившись воедино, перенесли меня в совершенно другое место. В ушах зазвучал монотонный писк. На заднем плане эхом, издалека раздавались приглушенные удары чьих-то массивных конечностей и пронзительные стоны с криками. Проморгавшись, я, наконец, смог определить свое местонахождение. Я находился в огромной пещере. Своды этой пещеры, словно подсвеченные изнутри, были испещрены дырами, из которых лилась вода, и время от времени вываливались коконы размером с футбольный мяч. Эти яйца падали туда, где раньше была арена цирка, а теперь находился мелководный бассейн, наполненный смесью воды с кровью, и, разбиваясь, из них вылуплялись не то комары, не то верхоплавки. Эти насекомые-переростки тут же вставали на воду и начинали всасывать ее в себя с помощью жал. Затем, достигнув человеческих размеров, они приглушенно взрывались, расплескивая вокруг воду. Подняв глаза, я обнаружил причину, по которой в ней появилась кровь. Ею оказалось огромное, этажей пять в высоту существо, которое ударами своих лап вырывало куски мяса из повисшей на стене массы, непонятного рода, похожей на грушу. Масса брызгалась кровью, стекавшей по стене и по телу этого великана, стоявшего по щиколотку в бассейне спиной ко мне. Пытаясь тщательней разглядеть его, я вдруг почувствовал холодное прикосновение рук на своем лице, рук, которые повернули мою голову влево, где должна была сидеть моя бабушка. На ее месте оказался человек, обтянутый вместо кожи металлической сеткой. Нависнув надо мной, он пристально смотрел мне в глаза, почти касаясь своим носом моего. Мои глаза нервно забегали, рассматривая его лицо и руки, на которых я смог разглядеть каждую жилку, каждую вену или мышцу. В его глазах постепенно загорался огонь. Вместе с этим его ладони и мои щеки стали нагреваться, постепенно погружая меня в сон. Я испугался и вырвался. Хорошо, что мое сидение было с краю ряда, всего в четырех ступенях над выходом – бежать было недалеко. Но как только я спустился на тот уровень, где раньше была арена, грохот ударов прекратился, и громадное существо обернулось в мою сторону. Встав на передние конечности в нескольких метрах от меня, и, склонив свою голову, оно застыло, предоставляя мне несколько секунд, чтобы рассмотреть себя. Теперь стоило бы назвать его скорее не монстром, а демоном, так как каждая его черта, запечатлевшаяся в моей памяти, напоминает об этом. Первое, что бросалось в глаза – это раскроенный словно гигантским топором до уровня бровей череп. Далее я переводил взгляд от рогов к иссиня-черным глазам, от глаз – к похожему на человеческий, проколотый двумя кольцами нос, от носа – к отвратительному рту. Отвратительным он был потому, что его верхняя губа была оттянута вверх к носу большими железными скобами, а нижняя – таким же образом вниз к подбородку. Демон зловеще рычал сквозь зубы, которые он стискивал со злобой и такой силой, что на его скулах выступали мышцы. Руки его были полностью, включая кисти и пальцы, сотворены из человеческих черепов, словно приклеенных друг к другу. Ноги были похожи на звериные лапы, возможно льва или тигра. По истечению времени, которое было выделено на короткий осмотр, почувствовав, что он смог внушить присущий ему ужас, демон сделал глубокий вдох и произвел самый громкий и душераздирающий крик, который я когда-либо слышал. И никакой писк или эхо не смогли его приглушить. Я на мгновение остолбенел. Как только крик закончился, демон поднял свою череповую руку и обрушил ее на меня. Не успей я отскочить и броситься к выходу, от меня вряд ли бы что-нибудь осталось, если, конечно, все происходящее было реальным. Но проверять это у меня не было никакого желания, и я со всех ног пустился бежать по коридору, который тянулся сразу за выходом из пещеры и огибал ее вокруг. Внешняя стена была сделана из стекла, сквозь которое пробивался лунный свет так, что пустой коридор, казалось, не предвещал беды. Я почувствовал облегчение. Демон не смог пролезть в коридор из-за своих габаритов, и я побежал дальше. Но не пробежал я и десяти метров, как за спиной что-то упало. Я медленно обернулся и, вздрогнув, попятился назад. В метре от меня, опираясь лишь на два острых кола, торчавших из обрубленных по локоть рук, полз уродливый монстр, подвешенный под потолок длинным, обтянутым кожей шлангом, соединяющимся с обезноженным туловищем. У этого урода было три пары вертикально расположенных глаз, безумно таращившихся мелкими зрачками на свою жертву. Острый, без ноздрей нос, из которого рос длинный плавник, проходящий между глаз по лысому черепу и спине, сильно отвисающая зубастая пасть с массивным подбородком и квадратные коробки на месте ушей. «Это» пыталось проткнуть меня своими колами, а я, уворачиваясь, споткнулся и стал передвигаться ползком. Из-за головы монстра я увидел, как ко мне летят те насекомые, которые вылуплялись из коконов, а вместе с ними приближался сетчатый человек. Так вот, они были от меня в каких-то пяти метрах, когда я увидел, что шестиглазый монстр удаляется от меня. Он по–прежнему размахивал обрубками, но что-то сковывало его движения, как будто шлангу, на котором он висел, не хватало длины. Поняв, что у меня появился шанс спастись, я собрал остатки своего мужества и, перевернувшись с локтей на колени, пополз дальше. На моем пути оказался еще один шестиглазый монстр, размахивавший колами. Я откатился в сторону и в очередной раз увернулся от грозящих смертью ударов. Сетчатый человек уже тянул ко мне руки, а насекомые обступали вокруг, когда я вскочил на ноги и побежал со скоростью, с которой еще ни разу в жизни не бегал. На протяжении коридора мне повстречались еще пять шестиглазых монстров, но я каждый раз избегал столкновений с ними. В принципе, это было не очень-то трудно, так как передвигались они довольно-таки медленно. И вот, наконец, словно спасительный свет в конце тоннеля, я увидел знакомую застекленную дверь – выход из здания цирка. Через него я выбежал на аллею, ведущую к автобусной остановке. Вид аллеи ужаснул меня. Вместо деревьев вдоль нее из земли торчали соразмерные деревянные кресты, а фонарям заменой были трехметровые, горящие красно-рыжим огнем, соломенные чучела. Я продолжил свой бег, но вдруг споткнулся и упал на асфальт – что-то схватило меня за ногу. Этим «что-то» оказалась серая человеческая рука, торчавшая из асфальта. Дернув ногой, я вырвался, но не сделал и двух шагов, как меня снова схватили, на этот раз рук уже было две. После еще одного рывка меня схватили уже четыре руки, оглядевшись, я увидел, что вся аллея усеяна этими руками, но делать было нечего, и я попытался сделать еще рывок. Внезапно живот скрутило в спазме и я, схватившись за него, упал на колени. Через несколько секунд передо мной стоял сетчатый человек и, держа меня за щеки, пытался что-то произнести. Тепло его рук расходилось по моему телу, но не обжигало. Неожиданно окружающая картина стала меняться, принимая прежние очертания. Кресты превратились в деревья, чучела в фонари, руки превратились в прах и развеялись в воздухе, а сетчатый человек превратился… в мою бабушку. Тут я распознал тепло ее рук и смог расслышать ее голос:
–Джон, что с тобой? Джонатан, куда ты бежишь, слышишь, Джон?
В ее глазах читалась сильная взволнованность. Я хотел сказать, что теперь все нормально, но тут меня снова скрутило в спазме и вырвало. Бабушка отдернула руки, но лучше бы она этого не делала. На меня напала слабость и закружилась голова. Я обмяк и упал на асфальт лицом прямо в лужу крови, которую я только что выблевал. Я даже не подозревал, что во мне может быть столько крови, мне казалось, что я потерял всю, какую имел. Я знал, что меня вырвало из-за того, что я глотал, а не выплевывал свою кровь, пока длилось шоу и все эти галлюцинации.
Позже, когда я очнусь в больнице, я услышу оправдания моей бабушки, адресованные моей маме:
–Откуда я могла узнать, что у него пошла кровь из носа?– скажет она,– он спокойно сидел, смотрел выступление, как вдруг сорвался с места и понесся на всех парах, как будто за ним гнался сам дьявол. Я бежала за ним так быстро как могла и добралась до него только на улице, где он остановился и упал на колени.
– Всегда говори нам, если что-то не так. Ни в коем случае не молчи!
Даже не поздоровавшись стала наказывать мне мать.
– Скажи, ты опять что-то увидел?
– Да, но так страшно было впервые – отвечу я и расскажу ей ту же историю, какую рассказал вам.
Второй серьезный случай произошел, когда мне было уже одиннадцать. В те годы я учился в средней школе, учился так себе, что, собственно, совсем не удивительно. Я был зажатым, нервным, испуганным мальчишкой. Зажатым, потому что чувствовал себя не таким как все, у меня была заниженная самооценка, и я робел всякий раз, пытаясь заговорить с девушкой. Нервным, потому что у меня не получалось учиться и общаться со сверстниками. Я все время отмачивал какие-то глупости, потом корил себя за это, как и за то, что я стал причиной развода моих родителей. А если говорить прямо, то из-за моих страхов. В принципе страхи были причиной не только развода, они были неотъемлемой частью моей зажатости и неврозов. О чем мне общаться со своими сверстниками и сверстницами, если у меня нет никаких интересов в жизни, в которой я только и делал, что избегал любой возможности появления у меня каких-либо галлюцинаций. Как мне учиться, если, порой, задавая вопрос, учитель мог превратиться в огромного богомола, надвигавшегося на меня, с целью съесть или, может, порвать на куски. И кем я являюсь в глазах общества, когда на какой-нибудь вопрос или даже простое дружественное приветствие я начинаю трястись и проглатываю язык. Но, однако, я сказал именно "почти" ни с кем не общался, а это значит, что в друзьях у меня все-таки кое-кто был, а именно Найджел Вайс. Он был на год старше меня и общался со мной по двум причинам. Первая-наши семьи дружили между собой и вторая – он мечтал стать программистом и создать крутую компьютерную игру. Я был для него чем-то вроде клада в том смысле, что я предоставлял ему бесконечные образы монстров и вообще всяких страхов, которые он впоследствии старательно зарисовывал. Он и моя мать были единственными людьми, которым я рассказывал о своих видениях.
Ну и, собственно говоря, общение наших семей подразумевало совместные ужины, вылазки на природу, проведение праздников, прогулки и все подобное.
Одной весной Найджелу исполнилось тринадцать, и я с матерью, как обычно, были приглашены на его День рождения. Пройдя пешком два квартала от нашего до их дома, мы к шести часам вечера пришли в дом, где проводился праздник. Все шло как обычно: застолье, море газировки и чипсов, торт со свечами… Взрослые, а их кроме моей матери и родителей Найджела было еще четверо, отсортировавшись от нас – детей, пели песни под гитару и распивали спиртное. В это время мы – семеро друзей Найджела-сидели за компьютером и игровой приставкой. Каждый по очереди пробовал поиграть на подаренной ему электронной барабанной установке, а сам именинник в это время снимал всех нас на камеру.
Что касается меня, то я пошел с кем-то на задний двор играть в настольный теннис и прихватил с собой полупустую двухлитровую бутылку пепси. Настольный теннис – одна из немногих безобидных для меня игр, и я даже не заметил, как за ней пронесся целый час. На небо тихо надвигались сумерки и, хотя мы хотели бы поиграть еще немного, мне пришлось остановить теннисный поединок из-за заложенного носа и появившегося привкуса крови во рту. «Ощущение, как тогда в цирке» – подумал я в тот момент, но, конечно же, о настоящей причине остановки игры не сказал ни слова. Вместо этого я соврал, что мне захотелось в туалет, и позвал соперника за собой в дом, прихватив уже пустую бутылку пепси. По дороге я наспех соображал, что мне делать, чтобы не напугать никого своим поведением во время галлюцинаций и лужей крови после нее.
На втором этаже находилось несколько комнат, одна из которых принадлежала полугодовалой сестренке Найджела. Подсчитав, что мне нужно скрыться примерно на двадцать минут, столько длилась галлюцинация в цирке, я не дошел до туалета и поднялся по лестнице наверх. Свернув в нужную дверь, я забился в угол и стал сплевывать кровь в предусмотрительно сохраненную бутылку из-под пепси. Тишина, окутавшая комнату, начинала действовать мне на нервы, но я вспомнил слова отца: «Силы воли не хватает только у тех, кто верит, что она ограничена» – и я успокоился. Я повторял про себя: «Всего двадцать минут, мне нужно просидеть всего двадцать минут», но с каждой секундой становилось все страшнее. Не знаю, сколько времени прошло, мне показалось, что целая вечность, но момент, которого я с трепетом дожидался, все же настал. Где-то глубоко внутри правого уха что-то смачно лопнуло, перед глазами забегали белые точки, оглушение, писк, и я обнаруживаю себя в новом месте. Как и в прошлый раз окружавшая меня архитектура сохранила форму, но изменила содержание. Стол, стулья, шкаф, тумбочка, вся мебель стала ассиметричной и перекошенной кроме люльки, из которой, спустя минуту тишины, раздался громкий плачь младенца. Привыкнув, даже в полной темноте мои глаза смогли разглядеть какие-то тени, сбегавшиеся по стенам к колыбели. Испугавшись за ребенка, я встал с пола, прижав к груди бутылку, подошел к маленькой кроватке… От неожиданности я подавился кровавой слюной и закашлял. Перед собой я увидел самую отвратительную в своей жизни картину: жирные красноглазые крысы пожирали маленькую девочку заживо, а она все кричала и кричала. Вдруг в комнату ворвался свет, это за спиной открывалась кривая дверь. В проходе стояла человекоподобная фигура, голый торс, руки и голову, по форме напоминавшую морду борзой породы собак, сплошь покрывали волдыри и шишки. Ноги до пола были скрыты черным килтом. Этот «борзо-мордый» подошел ко мне, посмотрел на люльку, забрал у меня бутылку и, подталкивая меня за плечо, вывел из комнаты. Смекнув, что скорее всего под обличием галлюцинации находится кто-то из взрослых, искавших меня по дому, и в принципе не особо испугавшись этого обличия, я спустился по лестнице и прошел в столовую. Там, в тенях приглушенного света, за столом сидели дети с бледной, потрескавшейся кожей. За их спинами стояли родители, их лица были тоже похожи на морды собак. Они выполняли с детьми такое, что у меня невольно возник вопрос: «Откуда, черт возьми, в моей голове берутся такие образы?». Одному разрезали ножом губы, второму забивали молотком гвозди прямо под ногти, третьему стачивали зубы напильником. Четвертому распиливали пилой череп, из-за чего по комнате распространялся одинокий характерный звук. Пятому оттопырили ухо и прожигали в нем дырки раскаленной железной палкой. Шестому… что же было с шестым? Не помню, что с ним делали, но тоже что-то отвратительное. Собственно именинник сидел во главе стола, привязанный к стулу, с заклеенным клейкой лентой ртом и пытался вырваться. «Борзо-мордый» жестом пригласил меня присесть, но при всем уважении к моему другу, я понимал, что не смогу выдержать этого зрелища и как можно внятнее произнес: «Извините, мне пора». Из-за заложенных ушей и писка – это, наверное, прозвучало громче должного. Развернувшись и выйдя на улицу, я побежал в сторону своего дома. Вместо фонарей на этот раз стояли огромные штыки. На их согнутых концах было насажено по три отрезанных головы, глаза которых ярко светились. Деревья были охвачены черным пламенем, из которого вырывались черные листья, как это бывает с искрами, выпрыгивающими из костра. Я бежал, сплевывая сгустки крови на тротуар, вокруг разворачивалась страшная картина, которую я теперь назвал бы «Черной весной», а до дома оставалось два квартала. Естественно мне было страшно, но по опыту в цирке я знал, что стоит мне разогреться, как я тут же приду в себя. Поэтому я побежал быстрее. Спустя примерно метров триста, как я и надеялся, реальность стала возвращаться на свое место. Легкие приятно жгло и через пару секунд после того, как я остановился, все окончательно пришло в порядок. Дальше я пошел спокойным шагом и восстановил свое дыхание, сокрушаясь при мысли о том, каким, наверное, невежественным поступком выглядел мой «побег» в глазах всех приглашенных. Моя мать отмазала меня перед ними банальной причиной, по которой мне якобы стало плохо. Это вряд ли внесло ясность в произошедшее, но, возможно, это было единственно доступное объяснение, потому как моя мать не любила врать (у нее попросту это не получалось). После того, как отец Найджела, показав ей бутылку на четверть заполненную кровью, спросил: «Откуда кровь в этой бутылке?», моя мать ответила: «Мой сын болеет. Спросите своего, он, может, расскажет, если захочет». Найджелу предоставили выбор: либо он все рассказывает, либо ему запрещают со мной общаться. Он коротко объяснил, что у меня проблемы с тонкими сосудами, а также случаются плохие галлюцинации, какие именно -он умолчал. Позже мы обсудили с Найджелом, стоит ли держать в секрете состояние моего психического здоровья и разрешил ему рассказывать о нем кому он считает нужным. Вследствие этого мной заинтересовались его друзья и появившиеся впоследствии подруги. Другими словами, мои истории дали мне пропуск в его тусовку. Из-за этого в итоге я впервые попал в танцевальный клуб, где со мной произошел третий подобный случай.
Уговорить меня пойти в клуб оказалось делом не особо трудным, хотя и небеззатратным. После долгих споров и уговоров Найджел, на мой взгляд неимоверно расщедрившись, предложил взамен на мое согласие купленную им через Интернет маску Мика Томпсона. Я от этого гитариста просто тащусь, он играет в группе Slipknot. Может, слышали, они все выступают в масках, отражающих разные человеческие грехи. По части музыки у нас с Найджелом вкусы практически одинаковые, во многом из-за того, что с большинством моих любимых групп познакомил меня он.
Я страшно боялся этого похода, не представляя, какие галлюцинации могут ожидать меня в темном, заполненном людьми и незнакомой мне музыкой клубе взамен этой фан-принадлежности.
В итоге я отпросился у своей матери, сказав, что в коем-то веке собрался посетить танцевальный клуб. Выслушав попытку отговорить меня от «столь неудачной затеи», я ответил, что «все уже решено». Дав обещание много не пить и не употреблять никаких наркотиков, ушел из дома в одну из прекрасных ночей того лета, когда мне исполнилось шестнадцать.
Клуб назывался Nokturnal. Найджел выбрал его потому, что вход в него был платный, без дресс-кода и фэйс контроля. А поскольку мой гардероб в силу моего почти полного безразличия к внешнему виду был довольно-таки скудным, в другие клубы меня попросту бы не впустили. Приехали мы на такси незадолго до полуночи. За то недолгое время, которое мы стояли в очереди, я успел немного успокоиться, наглядевшись на красивые тачки и разодетых девчонок. Тогда я нервничал скорее больше из-за того, что не умел, как это говорится, «цеплять» или «кадрить» девчонок, нежели из-за обычных страхов. Но, конечно же, я тратил нервы попусту. Не прошло и десяти минут, как мой друг познакомился с двумя симпатичными девушками, на вид нашего возраста. Расскажу подробнее. Когда мы еще стояли у входа в клуб, до нас стали доноситься приглушенные звуки вовсю разгоравшейся вечеринки. Мы вошли внутрь и тут же подпрыгнули от неожиданности – порыв ветра, исходящий из отверстий в полу, обдал нас с головы до ног. Пройдя тускло освещенный коридор, мы оказались на вершине лестницы у основания которой находился эпицентр вечеринки – просторный танцпол, готовый взорваться от ритмично пульсирующих басов и всеобщей эйфории. Мы спустились по лестнице и утонули в запахах красивых ароматов, которые так и хотелось проглотить, настолько они были приятны. Мерцающий свет создавал впечатление будто перед тобой меняются фотографии. Огромное двухэтажное помещение с колоннами, куполообразный потолок, стены, украшенные языками пламени разных кислотных цветов, и развешанные повсюду гардины создавали впечатление, будто находишься в таинственном замке с приведениями. Однако, в отличие от моего обычного представления, привидений в виде страшных полупрозрачных духов, эти были вполне осязаемыми и даже более чем очаровательными. Сливаясь в движении с музыкой некоторые из них здоровались, подмигивали или подзывали присоединиться к танцу. Оглядываясь по сторонам, мы быстро добрались до бара. Мой друг был хорошо знаком с барменом, поэтому наше несовершеннолетие не препятствовало доступу к алкоголю. Заказав самбуку, мгновенно осушили стаканы. Найджел внимательно всматривался в толпу. Вдруг, как будто найдя кого-то, он приказал мне ждать здесь и поспешил слиться с толпой на танцполе.
Я заказал коктейль с больше всего понравившимся названием – «Вкус ночи», так как совершенно не разбирался в алкоголе и стал его потихоньку потягивать. Коктейль был отвратительным, но зато как раз к тому времени, как я с ним покончил, появился мой друг и не один, а с девушкой. Девушку звали Энья или сокращенно Эн. Как сейчас помню, она кокетливо сказала: «Приветики». А после того, как меня представил Найджел, продолжила: «Очень приятно. Я тут не одна, так что вы, ребят, возьмите себе выпивки и подходите к столику вон в том углу, хорошо?»; мы, естественно, поступили должным образом, и, когда приблизились к столику, я узнал в подруге Эн лицо раньше замеченной мною девушки. Подруга Эньи приехала на дорогом Кадиллаке и без очереди, видимо, по знакомству, прошла в клуб. Тогда, увидев ее впервые, я лишь позавидовал ее парню, к которому, как мне представилось, она приехала. Раньше я не считал, что у меня есть хоть какие-то шансы завести отношения с девушками ее уровня – я всегда ставил таких красоток, как она, на порядок выше себя. Но теперь, увидев ее во второй раз, я думал лишь о том, как себя вести, чтобы произвести на нее впечатление. В общем, подружку Эн звали Кэтрас, или, как она просила ее называть, Кэт, и она была просто неотразима. Обе девчонки имели правильные черты лица и были одеты подобающе роскошным девушкам образом. Но именно Кэтрас, одетая тогда в белое платье, подчеркивающее грудь и талию, с разрезом от бедра, открывавшем моему взору стройные, закинутые друг на друга ноги, запечатлели в моей памяти образ роковой женщины.
Найджел завел разговор и некоторое время мы обсуждали обычные для только что познакомившихся людей темы. Кто – откуда, чем каждый из нас занимается, какую музыку и фильмы любит и прочее, и прочее. Затем, наговорившись, мы разделились по парам и пошли танцевать: Найджел – с Эн, я – с Кэт. Последний раз до этого, да и вообще единственный раз в жизни, я танцевал медляк с девушкой в младшей школе и, соответственно, двигаясь в танце, чувствовал себя неловко. Конечно, я старался как мог, но все же иногда останавливался и несколько секунд просто кивал головой, наблюдая за грациозными движениями своей партнерши. Правда продлилось это недолго. Кэт сказала: «Нет, похоже я слишком устала, давай пойдем обратно», и мы покинули танцпол, оставив Найджела с Эн затерянными где-то в толпе. Когда мы сели на угловой диван, у нас завязался разговор, но особо поговорить не получилось. Только Кэтрас объяснила, что причиной ее усталости было беспрерывное тусование по клубам, как к нам подкатили двое парней. Спортивной комплекции, среднего роста, одетые в костюмы, они явно посетили клуб не ради танцев:
– Ну привет, Кэтрас, как хорошо, что я тебя нашел, а ведь знаешь, прошла ровно неделя – начал беседу тот, что был с коротким ежиком на голове.
– Привет, Тод, что это значит? – непонимающе спросила Кэт.
– Пора платить деньги. -пояснил он.
– Интересно, за что это? – недоумевала Кэт.
– Как за что? За волшебные таблеточки, которые ты купила у меня в долг – ответил Тод и я немного смутился, невольно подслушивая чужую разборку из-за наркотиков.
– Нет, нет, нет, все было не так! Ты предложил мне пробную, а я попросила у тебя еще четыре для моих знакомых. Ты только сказал «развлекайтесь» и ушел, а те, кому я дала эти таблетки сказали, что ловили кайф и помощнее, поэтому никто не заинтересовался и…
– Послушай, – перебил Тод, – я хотел подзаработать на товаре, за качество которого я могу поручиться, я сам его пробовал. По своей доверчивости я дал товар тебе, надеясь на выгоду, но, в итоге даже не знаю… может ты все съела сама, а я из-за этого понес убытки. Ведь ты умная, богатая девочка, чего тебе стоит заплатить каких-то двести баксов, зачем тебе лишние проблемы?
– Твоя логика не работает.
– Деньги…
– Пошел ты, я ничего тебе не должна! – было неприятно лицезреть грубую сторону натуры Кэт, но я все же был на ее стороне.
– Ты уверена?
– Да, черт побери, я уверена. Забирай свои пустые угрозы и проваливай.
– Ну, смотри сама, я пытался решить все по-хорошему, приятного Вам вечера – Тод сделал паузу, – обоим. – договорил он и, развернувшись, вместе со своим другом ушел.
– Пожалуйста, только не думай, что я типичная наркоманка-тусовщица, – сказала Кэт на мой вопросительный взгляд, после чего последовали оправдания – просто неделю назад моя подруга устроила у себя вечеринку и на ней все что-то употребляли. Мне стало стыдно чувствовать себя слабачкой, надоело строить папину дочку, и я решила поддержать свою компанию. Но, как бы там ни было, я ни за что не позволю себе употреблять тяжелые наркотики и вообще заниматься этим часто.
– А часто это как? – спросил я, и Кэт что-то ответила, но я не слышал, потому что мои мысли были заняты другим. Произошло то, чего я больше всего опасался. Я почувствовал вкус крови по рту. В голове понеслись неконтролируемые воспоминания о предыдущих случаях и осознание того, что сейчас начнет происходить что-то зловещее. Услышав сквозь поток мыслей свое имя, названное с вопросительной интонацией, я поднял глаза на Кэт и вспомнил, что мы вели разговор.
– Извини, мне нужно ненадолго удалиться. – сказал я, увильнув от ответа на вопрос, который, к сожалению, не расслышал. Поставив стакан с коктейлем на стол, я встал и направился к туалету. В мужской туалет или «лью», как его называли в клубах, стояла очередь, поэтому, недолго думая, я пошел в женский. Внутри с одной стороны находилось пять кабинок, с другой – три сушилки для рук и три раковины с зеркалом над ними. Заняв самую дальнюю кабинку, я уперся локтем в стенку и навис над унитазом, который спустя некоторое время стал на четверть красным. В промежутках между кровавыми плевками я услышал, как кто-то вошел в соседнюю кабинку и начал блевать. Тут мне в голову пришла мысль. Спустив унитаз, я развернулся и подошел к раковине, принявшись высмаркиваться. Спустя десяток попыток из моего носа вылетел тромб – кровавый сгусток, закупоривавший мою левую ноздрю. За спиной кто-то прошел, вымыл и высушил руки. Я не обратил на это внимания, продолжая заниматься своим делом. Затем я высморкал такой же сгусток из другой ноздри, но кровь, конечно же, не остановилась и потекла из обеих.
