Кортни Милан
Искушение любовью
И лично для него это являлось куда большей приманкой, чем пикантные формы и мокрое полупрозрачное платье. Он мечтал, чтобы кто-то увидел его самого – его, а не его репутацию.
– Миссис Фарли, кажется, вы женщина с большим опытом.
Она облизнула губы и чарующе улыбнулась.
На Марка тем не менее чары не подействовали.
– Как по-вашему, в чем разница между мужчиной-девственником и мраморами Элгина?[2]
Она нахмурилась и бросила на него нарочито озадаченный взгляд.
– О, это очень трудный вопрос. Они представляются мне весьма похожими и довольно… твердыми. Вы согласны? – Ее невинный тон только подчеркивал непристойный смысл ее слов.
Он покачал головой:
– На мужчину-девственника приходит посмотреть гораздо больше людей.
Она странновато посмотрела на него, но ничего не сказала. Ну-ну. Если бы она действительно хотела не «познать» его в библейском смысле, а просто узнать поближе, то по меньшей мере попросила бы пояснить, что он имеет в виду. Вместо этого миссис Фарли снова провела языком по губам.
Марк попробовал зайти с другой стороны.
– А какова разница между мужчиной-девственником и грудой камней?
– Опять же все они твердые.
– Камней намного больше. И они намного разумнее.
Ну засмейся же, мысленно попросил он. Разгляди меня.
Перестань видеть во мне препятствие, которое нужно преодолеть.
– О нет! – воскликнула она. – Этого не может быть. Вы очень умны.
Может быть, он сам убедил себя в том, что она остроумна? Марк знал за собой эту слабость. Ему слишком хотелось, чтобы это оказалось правдой. Чтобы его видели не безупречной статуей, а обычным человеком, со своими слабостями и ошибками.
– Очень хорошо, миссис Фарли, – сказал он. – Вы победили. Значит, вы вышли прогуляться в грозу, рискуя жизнью и здоровьем, чтобы просто посмотреть на меня. Вы решили сделать это во вторник вечером – по случайности именно в тот день, когда парень, который пропалывает мой огород, сидит у себя дома. И вот мы с вами здесь, и мы абсолютно одни. – Марк покачал головой. – Будучи в здравом уме, я не могу отправить вас восвояси. До деревни несколько миль. Вы конечно же замерзли, а у меня в доме горит камин. Не важно, какие причины побудили вас прийти, но вы в любом случае не заслуживаете смерти от жестокой простуды.
– Благодарю вас, сэр. И ценю ваше гостеприимство.
Проявленное гостеприимство, однако, ставило его в затруднительное положение. Марк вел холостяцкое хозяйство, а миссис Фарли явно промокла до нитки. Прежде чем он сумеет снова выставить ее за дверь, ей придется снять с себя мокрое платье и белье и высушить их у огня. И вряд ли будет уместно вручить ей пару штанов, чтобы она натянула их на себя, пока сушатся ее собственные вещи.
Он развернулся и пошел вперед по коридору, на ходу обдумывая ситуацию. Миссис Фарли последовала за ним – он слышал ее мягкие шаги. В туфлях у нее хлюпала вода. Он провел ее в гостиную, где был разожжен камин, и остановился. Она тоже остановилась и с любопытством огляделась по сторонам.
– Спасибо, – просто сказала она.
– Я сейчас вернусь. – Марк внимательно посмотрел ей в глаза. – Принесу халат и полотенца, чтобы вы могли вытереться.
Выражение ее лица нисколько не изменилось. Это отсутствие реакции показалось ему странным и неестественным – как будто она присутствовала здесь только наполовину. Чего же она хочет? Сначала она возникла на пороге его дома, промокшая и запачканная. Потом солгала про причину своего прихода. Теперь… теперь, видимо, все как раз должно проясниться.
– Две минуты, – сказал он. – Я вернусь через две минуты. И кроме меня, в доме и в самом деле никого нет, так что вернусь именно я, а не служанка. Мы понимаем друг друга, миссис Фарли?
Она кивнула.
Марк вышел. Ему отчаянно, страстно хотелось убедиться, что он в ней ошибся. Конечно, это было глупо – он ничего не знал об этой женщине, кроме деревенских сплетен и покроя ее платья. Но он так хотел поверить, что в ней было нечто большее.
Причудливая мечта взрослого мужчины, хмыкнул он. Вернуться и найти ее полностью одетой. Поговорить с ней, наконец, без свидетелей, без любопытных ушей, ловящих каждое слово. Он хотел… чтобы она ему понравилась. Хотел с самого начала. На рыночной площади его увлекли в сторону прежде, чем он успел хотя бы поздороваться с ней. Возле церкви им удалось поговорить всего пару минут. А между тем миссис Джессика Фарли возбудила его живейший интерес в тот самый момент, когда вздрогнула от прикосновения преподобного Льюиса. Словно наивный, неопытный юнец, он увидел в этом особый знак. В нас обоих есть что-то, что не дано заметить другим.
Но разумеется, он ошибся. Для нее он – не более чем трудная задача. Препятствие, которое нужно взять. Мужчина, которого необходимо соблазнить.
Марк покачал головой, взял полотенца и пошел обратно в гостиную, мысленно готовя себя к тому, что ему предстоит увидеть. Уходя, он оставил дверь гостиной открытой. Зрелище, которое предстало перед его взором, не стало для него сюрпризом.
Она успела сбросить платье и нижние юбки и, стоя спиной ко входу, пыталась справиться со шнуровкой корсета. Сквозь тонкую, липнувшую к телу ткань виднелись ее щиколотки, тонкие и изящные, и мраморно-белые икры. Он невольно обвел взглядом линии ее стройных длинных ног.
Она вдруг обернулась:
– О! Сэр Марк! Как неловко!
– О, умоляю вас, – холодно прервал ее он.
Она вспыхнула:
– Но…
Марк старался не отрывать глаз от ее лица. Он чувствовал себя так, будто стоял на краю скалы, а далеко внизу бушевали разъяренные волны. Один взгляд вниз – и дурнота овладеет им и увлечет туда, в пропасть.
– Прошу вас. Избавьте меня от объяснений. И сделайте огромное одолжение – попытайтесь услышать. Что, по-вашему, я должен был бы сделать в данных обстоятельствах? Предполагалось, видимо, что я буду так охвачен вожделением, что не смогу сдержаться и наброшусь на вас?
– Я… это… – Она глубоко вздохнула и сделала шаг вперед.
– Вы полагаете, что вид обнаженной груди и ягодиц способен настолько свести меня с ума, что я забуду о своих принципах? Я девственник, миссис Фарли, а не невинное дитя. Я не настолько наивен.
Она остановилась и невольно приоткрыла рот от изумления. Она была так близко, что он мог бы схватить ее – схватить и толкнуть в кресло, что стояло прямо у нее за спиной. И согреть ее все еще влажную и холодную кожу своими ладонями.
– Удивительно, что похоть не овладела мной целиком и я способен связно излагать свои мысли, не правда ли? – презрительно бросил он и уронил полотенца и халат на пол.
– Сэр Марк, простите мне мою прямоту. Я только подумала, что… – Она протянула вперед руку, и он непроизвольно, не успев подумать, что делает, схватил ее.
Не осторожно. Не нежно. Этот прием они с братом отработали в совершенстве еще много лет назад. Не важно, насколько силен стоящий перед тобой мужчина – он не сможет противостоять даже мальчишке, если заломить его большой палец назад. Марк и его брат упражнялись часами, днями напролет, пока не научились делать это механически, в ответ на угрозу.
Когда она потянулась к нему, он действовал так же – сжал ее руку в своей, чтобы можно было в любой момент вывернуть палец.
И она снова вздрогнула. Не от боли – он даже слегка не надавил на ее палец. Точно так же она дернулась, когда ее схватил за плечо Льюис. Просто потому, что к ней прикоснулись.
Если бы Марк умел чертыхаться, он бы непременно сделал это сейчас. Потому что хуже женщины, которая видела в нем лишь цель для соблазнения, была женщина, вознамерившаяся совратить его, не питая при этом ни малейших чувств к нему. Она была невероятно близко и, несмотря на свой испуг или отвращение, слегка запрокинула голову, чтобы ему было удобнее ее поцеловать.
– Большинство мужчин на моем месте не стали бы смотреть в зубы дареному коню, – процедил Марк. – Не в этой ситуации.
– А вы?
– Если бы я пожелал приобрести кобылу, я бы проверил каждый зуб. И если бы обнаружил хоть один изъян, то развернулся бы и ушел прочь. Не раздумывая и не сожалея.
Она подняла свободную руку и легко обвела пальцем его подбородок.
– Какая жалость! Я как раз считаю изъяны своей наиболее привлекательной стороной. – Она говорила низким, бархатным голосом, напоминавшим кошачье мурлыканье. – Из меня вышла бы плохая племенная кобыла, сэр Марк. Но не думаю, что мужчину вроде вас интересует именно это.
Она играла свою роль очень убедительно. Кто угодно поверил бы, что она его хочет. Но мягкие, обволакивающие интонации плохо вязались с ее лихорадочным пульсом – Марк чувствовал его, сжимая ее запястье. Ее тело было напряжено, и она почти дрожала, как туго натянутая струна, – и это не соответствовало голосу еще больше.
– Похоже, мне вообще не нужна кобыла. Никакая.
– Не нужна? – Она погладила его щеку. – Вы мужчина. У вас есть… потребности, как у любого другого. Что касается меня… я вдова, но я не умерла. Мне тоже нужно утешение, и, как и вы, я бы желала сохранить все в тайне. Я бы не хотела, чтобы кто-то осуждал меня. – Кончиками пальцев она осторожно и нежно коснулась его шеи, потом ее рука опустилась ниже, к плечу. – Наши интересы во многом совпадают. Вы можете получить удовольствие и сохранить свою безупречную репутацию.
Ее рука была все еще влажной и немного холодной. Но это не имело никакого значения – она трогала не плоть, а стекло. Не кожу, а гранит. Конечно, сегодня ночью он дюйм за дюймом припомнит тот путь, что прошли ее пальцы. Ночью какая-то греховная часть его существа пожалеет, что он не прижал ее к себе и не принял наслаждения, которое она предложила.
Марк постарался превратить себя в камень.
– Вы ничего не знаете о моих интересах. Это не то, чего я хочу.
– Если вы не хотите меня, – шепнула она, – почему до сих пор меня держите?
– Кажется, нужно внести ясность. – Он чуть нажал на основание ее большого пальца – не для того, чтобы причинить боль; он просто хотел дать ей понять, что легко может это сделать, если захочет. – Я всего лишь удерживаю вас на расстоянии. А это большая разница. А что касается остального, то дрожите как раз вы, а не я. В самом деле, миссис Фарли. Можно подумать, если я не знал никакой другой участи, то недоволен своей.
Он выпустил ее руку и отступил назад, к двери. Она осталась стоять на том же месте, с изумлением глядя на него.
– Итак, как мы выяснили, мне плевать на мою безупречную репутацию. Меня заботит целомудрие как таковое. И в любом случае если бы я вздумал изменить своим принципам, то уж точно не с женщиной, которую коробит от моих прикосновений. – Его голос стал резче. – Высушите свою одежду. Это может занять довольно много времени. Если вам станет скучно, то здесь есть книги для чтения. – Он показал на полки на стене.
Она шагнула вперед.
Был только один способ прекратить этот бессмысленный разговор, и Марк им воспользовался. Он просто закрыл дверь прямо у нее перед носом. Последним, что он успел увидеть, было лицо миссис Фарли. Не разъяренное, не страстное, но искаженное страхом.
Глава 4
Он захлопнул дверь прямо перед ее носом. И тут же, прежде чем Джессика успела осознать, что происходит, в замке щелкнул ключ.
Этот звук показался ей окончательным и бесповоротным признанием ее поражения. Она промокла до костей. И она проиграла.
Трясущимися руками Джессика расшнуровала корсет. Она дрожала не от холода – холод перестала чувствовать много месяцев назад. Она совершила не один, а сразу два грубых просчета и теперь боялась, что исправить ошибку невозможно.
Ее крошечный капитал исчислялся уже десятками фунтов. Можно было продержаться еще немного, если продать одежду, но, учитывая ее ремесло, это было все равно что отвезти на мельницу приготовленное для посева зерно. Кроме того, Джессика твердо усвоила, что куртизанка ни в коем случае не должна иметь такой вид, будто нуждается в покровителе. Мужчины, которых привлекали отчаявшиеся женщины, были, как правило, страшнее самого отчаяния.
Несомненно, сэр Марк решил, что ею движет страсть или что-нибудь в этом роде. Или, возможно, обыкновенное женское любопытство. Он и понятия не имел о том, насколько ужасно ее положение. Как необходимо ей завоевать его. Именно из-за нехватки времени и безысходности она неправильно оценила ситуацию.
Джессика убедила себя, что соблазнить его будет очень легко – он с радостью поддастся, будучи уверен, что никто ни о чем не узнает. Нет, даже хуже. Она опрометчиво решила, что после всего, что с ней произошло, сможет пережить прикосновение мужчины. Допустить, что кто-то снова будет владеть ее телом.
Она ошиблась. Ужасно, непоправимо ошиблась.
Чтобы оправиться после болезни, ей потребовалось много месяцев. Если бы не настойчивость доктора, она бы, наверное, не стала принимать лекарство и ежедневно через силу запихивать в себя пару ложек жидкой овсяной каши. Амалия, ее самая близкая, самая дорогая подруга, тоже каждый день заходила ее проведать и заставляла заботиться о себе. Даже теперь Джессика иногда напоминала себе, что необходимо есть.
И именно поэтому она решилась сделать то, что сделала.
Джессика знала, что случается с куртизанками, которые перестают за собой следить. За годы, проведенные в Лондоне, она наблюдала это печальное зрелище не один раз. Когда женщине становилось все безразлично, она забывала проявлять бдительность, выбирая покровителя. Достаточно было всего одной ошибки. Стоило только попасть в руки мужчины, любящего причинять боль своей любовнице или скрывающего дурную болезнь. Малейшая небрежность могла оказаться роковой, и очень скоро пустота в душе женщины начинала отражаться у нее на лице.
Джессика видела, как женщины за считаные месяцы после такой ошибки превращались в развалины. Они умудрялись пристраститься к джину или опиуму, а дальше дорога вела только в одну сторону – в могилу.
В первый год своей «новой» жизни, когда Джессика была еще юной и наивной, она решила, что быть куртизанкой совсем не так уж плохо.
Конечно, не об этом она мечтала, но все же с готовностью приняла предложенный ей выход. И обнаружила, что распутница Джесс Фарли может наслаждаться свободой, о которой невинная и строго воспитанная Джессика Карлайл даже не мечтала. Она могла позволить себе разбираться в коммерции, управлять своими собственными средствами, непринужденно разговаривать с товарками о том, что происходит между мужчиной и женщиной. А ночами… ночами ей хотелось забыть о том, что она потеряла, и поэтому Джессика с головой окунулась в кутежи. Сначала ей ка залось, что вся жизнь – это один большой веселый бал, где мужчины бросают к ее ногам все, чего ей только захочется.
Но в последующие годы она убедилась, что блеск и роскошь – это обман и что бал не бесконечен. Такое существование медленно разрушало душу, вынимая из нее кусочек за кусочком. Это была пародия на любовь и счастье, и в один прекрасный день обнаруживалось, что твое сердце распродано по частям – за шелковые ленты и золотые побрякушки. Поэтому о душе нужно было заботиться в первую очередь. Одна ошибка – и избалованная, изнеженная куртизанка превращалась в шлюху с пустыми глазами, готовую делать что угодно, лишь бы забыть о том, что сотворили с ней мужчины. Джессике приходилось видеть подобное слишком часто.
Успешная куртизанка, как поняла она позже, чем-то похожа на удачливого игрока. Хитрость здесь была одна – вовремя выйти из игры. Тот, кто пропускал нужный момент, терял все. И она потеряла все.
Джессика стянула корсет и разложила его сушиться перед огнем. Ковер у нее под ногами был толстым и мягким – и гораздо более теплым, чем ее чулки. Их она тоже сняла и повесила на спинку стула. Отблески пламени играли на ее коже; она знала, что от огня исходит тепло, но не ощущала его. Она не ощущала ничего.
Сэр Марк был ее последней ставкой. Она рискнула всем, что имела, – и ошиблась, потому что перестала размышлять и слепо доверилась своему циничному опыту. Ей и в голову не приходило, что его убеждения истинны, что он сможет отказаться от удобной возможности удовлетворить зов плоти. Для мужчин, с которыми она привыкла иметь дело, принципы и мораль ничего не значили.
Она совершила ошибку, которую не могла себе позволить.
Джессика боролась не за деньги. Вернее, не совсем за деньги, а за то, что они могли ей дать: возможность убежать от своего прошлого. Купить маленький домик в тихой деревеньке. Почувствовать солнце на лице – теплые лучи, а не холодный, бледный свет. Она не собиралась становиться одной из тех несчастных, что каждую ночь продают свою душу и тело незнакомцам прямо на улице, прижавшись спиной к холодной стене, чтобы на вырученные гроши купить порцию джина и забыть обо всем.
Нет, после всех этих лет она точно знала, что ей нужно делать. То, что получается у нее лучше всего. Она будет выживать.
И не важно, что он запер ее в этой комнате. Что смотрел на нее с недоверием и презрением. Что у нее не больше шансов заставить его снова улыбнуться ей, чем у шлюхи попасть в рай. Она собиралась соблазнить сэра Марка Тёрнера и получить полторы тысячи фунтов. И купить симпатичный домик в деревне, где они будут жить вместе с Амалией и где у них наконец появится шанс забыть о прошлом.
Ей придется в последний раз продать свое тело, но теперь она получит за него самую высокую цену, какую только можно. Она выкупит обратно свою душу. И никто и ничто – ни запертая дверь, ни высокие моральные принципы сэра Марка – не смогут ее остановить.
Она даже знала, как добиться желаемого. Она неправильно оценила сэра Марка, но больше она не ошибется.
На этот раз она скажет ему правду.
К тому времени, как он вернулся, дождь прекратился и одежда Джессики успела высохнуть. Он дважды постучал в дверь, и почему-то это прозвучало довольно зловеще.
– Войдите.
Молчание.
– Вам ничего не угрожает, – добавила Джессика. И это была правда. Сегодня ему действительно ничего не угрожало. Полностью одевшись, она села возле камина. Больше никаких ошибок. Она не могла позволить себе ошибиться.
В замке снова щелкнул ключ. Сэр Марк приоткрыл дверь на пару дюймов, но внутрь не зашел. Лицо его пряталось в тени.
– Дождь перестал, – сообщил он, глядя на окно рядом с Джессикой. – Вы сможете спокойно добраться до дома. Я бы предложил вам чаю, но… – Он замолчал и пожал плечами. Жест обозначал, что он не извиняется за свое негостеприимство, а скорее объясняет его.
От чая она бы отказалась при любых обстоятельствах.
– Позвольте мне проводить вас до дверей. – Он повернулся к ней спиной, и Джессика встала. Все ее тело болело, словно она пробежала несколько миль. Сидеть и напряженно ждать его прихода оказалось довольно трудной задачей. Плечи сэра Марка тоже были напряженно выпрямлены, и это странно не соответствовало его плавной походке. У парадной двери он замер, нащупывая дверную ручку.
Джессика предусмотрительно держалась на несколько шагов позади.
– Сэр Марк, думаю, я обязана сказать вам правду.
С тех пор как он захлопнул перед ней дверь гостиной, он не посмотрел на нее ни разу, но сейчас вдруг обернулся, бросил на нее быстрый взгляд через плечо и снова отвел глаза.
– Правда в данном случае достаточно проста. – Несмотря на некоторую резкость слов, его тон был необычно мягким. – Я был слишком груб с вами. Не затрудняйте себя неудобными объяснениями. Давайте не будем об этом говорить.
С таким же успехом он мог сказать «давайте больше вообще не будем говорить». Но Джессику такой исход категорически не устраивал.
– Но я чувствую, что должна рассказать вам, почему я это сделала.
Он не обернулся, но дверную ручку все же отпустил.
– Я сделала это потому, что ненавидела вас, – выпалила Джессика.
На сей раз он повернулся к ней по-настоящему и даже посмотрел в лицо. Большинство мужчин вряд ли улыбнулись бы, если бы женщина призналась им в подобном, но сэр Марк улыбался. Правда, это была не радостная, а скорее удивленная улыбка.
– Я возненавидела вас потому, что вы не сделали ничего особенного. Вы просто руководствуетесь правилами, которым каждая порядочная женщина следует каждый божий день. И тем не менее за такое естественное поведение вас почитают и славят, как будто вы герой. – Джессика не испытывала никаких эмоций, но ее голос почему-то дрожал. Руки, как ни странно, тоже тряслись. – Мне ненавистны эти законы. Если женщина оступается единожды, она проклята навеки. А ваши последователи после многих лет, проведенных в разврате, нацепляют на шляпу кусочек ленточки и тут же превращаются в праведников. Так что я признаю, сэр Марк: я пришла сюда, чтобы соблазнить вас. Я хотела доказать, что вы обыкновенный человек, а не святой. И не пример для подражания. Вы не заслуживаете такого поклонения.
Джессика заговорила громче. Если бы она не знала себя так хорошо, то решила бы, что переживает по-настоящему. Ее спокойствие как будто распускалось, петелька за петелькой, как край старого шарфа.
Но это была неправда. Она ничего не чувствовала. Только ладони вдруг покрылись холодным потом, и ее начала бить крупная дрожь. Кажется, ее тело ощущало то, чего не могло ощущать сердце. Эти слова были недалеки от истины – вернее, они были слишком близки к истине.
Наверное, сэр Марк тоже понял это, потому что его глаза удивленно расширились, а улыбка исчезла. Он посмотрел на нее пристальнее; Джессика задрала подбородок и смело встретила его взгляд.
– Вы абсолютно правы, – наконец выговорил он. – Я согласен с каждым вашим словом. – Тут он неожиданно улыбнулся – и не изумленно, как раньше, а совершенно ослепительно. – Прошу прощения. Я согласен почти с каждым вашим словом. – Он прислонился к дверному косяку. – За единственным исключением. Должен признаться, я очень нравлюсь самому себе.
Никогда раньше Джессика не встречала мужчину, который предпочитал бы правду лести. Сэр Марк как будто сошел со страниц детской сказки – настоящий герой, рыцарь в сияющих доспехах, чистый и непобедимый. И непогрешимый. Но какова же будет ее собственная роль в этой сказке?
– Вы были бы куда более приятным человеком, не будь столь положительны.
– Нет, миссис Фарли. Вы не должны так думать. До сих пор вам прекрасно удавалось не поддаваться всем этим иллюзиям. Я уже говорил вам: я не святой. Меня снедают грехи. Для других это должно послужить чудесным утешением.
– Грехи? Полагаю, это совсем не те широко известные грехи, которым предается большинство мужчин.
– Достаточно известные. – Он пожал плечами. – Например, меня терзает гордыня.
– О, в самом деле?
– В самом деле. – Он заглянул ей в глаза. – Видите ли, я не сверкающая подвеска на ожерелье, которую можно нацепить на шею и продемонстрировать всему миру. Я даже слишком горд для того, чтобы становиться чьей-то… победой.
Это было одновременно объяснение и предупреждение. Теперь Джессика действительно заметила, какой гордый у него подбородок. Ее топорный метод соблазнения не сработал бы даже в том случае, если бы сэр Марк имел большую склонность к греху. Этот человек хотел сам заслужить свою награду.
– Кроме того, – добавил он, – я слишком-слишком горд, чтобы воспылать страстью к женщине, которой не нравлюсь.
– Симпатия в данном случае не имеет значения. Как по-вашему, в чем разница между мужчиной-девственником и неприступной скалой?
Он покачал головой.
– Мужчину-девственника куда легче покорить, – заявила Джессика.
Сэр Марк расхохотался – громко и от души.
– Да, – заметил он. – Такой вы нравитесь мне больше. Гораздо больше. Признаюсь вам откровенно, миссис Фарли, я не испытываю к вам неприязни. Не могу даже сказать, что вы мне не нравитесь, несмотря на ваши бесчестные намерения, проявленные сегодня днем. Полагаю, ваше положение не из легких. – Он смерил ее быстрым взглядом. Сияние его глаз и золотых волос показалось Джессике совсем невыносимым. – Я готов многое простить умной женщине. Особенно такой, которая способна видеть больше, чем окружающий меня ореол святости.
Джессика не совсем понимала, что имеет в виду сэр Марк, но он улыбался, а это было главное. Он не выставил ее вон и не сказал, что впредь не желает с ней разговаривать. У нее снова появился шанс – последний шанс. Практически призрачный. И чтобы получить желаемое, нужно двигаться вперед медленно и осторожно. Очень осторожно.
– Ну, теперь и мне гораздо труднее вас ненавидеть, зная, что вы – нечто большее, чем сборник афоризмов о нравственности. Но я постараюсь. У меня извращенные вкусы.
– Будьте осторожны. – Он говорил серьезно, но его глаза озорно поблескивали. – Гордыня может овладеть мной настолько, что я решу переубедить вас и сделать так, чтобы вы меня полюбили.
– Нет, нет, нет. Так дело не пойдет. – Джессика решила подпустить в голос кокетства. – Если вы мне действительно понравитесь, я могу попытаться соблазнить вас снова. Не для того, чтобы что-то доказать, а просто ради удовольствия иметь вас в своей постели.
Сказав это, Джессика вдруг осознала, что это правда. Но она не ждала от сэра Марка никаких плотских удовольствий! Настоящее желание она перестала испытывать много лет назад.
И тем не менее ей этого захотелось – почти неодолимо. Несмотря на собственные возражения, сэр Марк казался хорошим человеком. Еще никогда у Джессики в постели не оказывался хороший человек.
Они стояли очень близко друг к другу, и она видела, как расширились его зрачки. Он не шарил глазами по ее телу, как пресыщенные развратники, с которыми обычно Джессика имела дело, но и не опускал стыдливо веки, как невинный юноша, который пытается отогнать от себя соблазнительное видение.
Вместо этого он поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза, пристально и немного лукаво. Джессика судорожно сглотнула. Сэр Марк совершенно не соответствовал ее представлениям о девственниках. Он был слишком мужественным. Слишком уверенным в себе. Не отводя от нее взгляда, он открыл дверь. Возможно, это сигнал, подумала Джессика. Знак, что они подошли к определенной границе и разговор пора заканчивать.
– Миссис Фарли, – сказал сэр Марк, – вы интересная женщина. И вы сделали мне честь своей откровенностью. – Он отступил в сторону, и прохладный вечерний ветерок коснулся ее щеки. Висевшие над горизонтом тучи немного разошлись, и выглянувшее солнце заставило Джессику зажмуриться. – И поэтому я тоже буду с вами откровенен. – Он слегка улыбнулся. – Вы можете соблазнять меня сколько вам угодно, но у вас ничего не получится.
Конечно, она будет его соблазнять – а как же иначе? Но сейчас Джессика просто улыбнулась в ответ.
– Полагаю, вы высказались достаточно ясно.
Она сделал шаг к двери, но сэр Марк вдруг коснулся ее запястья – не придержал, а именно коснулся. Его рука была голой, ее – в перчатке. Джессика остановилась.
Его пальцы скользнули чуть выше – всего лишь на полдюйма сверх границы перчатки, не более. Разумеется, это была случайность, а не ласка. Сэр Марк был не из тех, кто позволяет себе нескромные прикосновения. На секунду Джессике показалось, что он колеблется. Но вот он повернулся, луч предзакатного солнца упал ему на лицо, окрасив щеки и лоб розовым, и оперся о дверной косяк. От неуверенности не осталось и следа. Он был совсем рядом, так что Джессика видела его глаза, голубые с коричневым ободком вокруг радужки, и чувствовала его запах, очень свежий и очень мужской, аромат мыла и немного морской соли. Он был так близко, что вполне мог бы ее поцеловать.
Но не поцеловал.
– Если уж быть совсем, до конца откровенным, то я должен признаться еще кое в чем. – Его теплое дыхание коснулось ее лба. – Если бы я действительно вам понравился и вы принялись бы меня соблазнять, я бы… не слишком возражал.
Как ни в чем не бывало сэр Марк отвесил ей церемонный поклон и закрыл дверь. Как будто это не он только что сказал совершенно неприличную, неподобающую вещь.
