Кортни Милан
Искушение любовью
Courtney Milan
Unclaimed
A Novel
* * *
Все права на издание защищены, включая право воспроизведения полностью или частично в любой форме.
Это издание опубликовано с разрешения Harlequin Books S. A.
Иллюстрация на обложке используется с разрешения Harlequin Enterprises limited. Все права защищены.
Товарные знаки Harlequin и Diamond принадлежат Harlequin Enterprises limited или его корпоративным аффилированным членам и могут быть использованы только на основании сублицензионного соглашения.
Эта книга является художественным произведением.
Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.
Unclaimed
Copyright © 2011 by Courtney Milan
«Искушение любовью»
© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014
© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014
© Художественное оформление, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014
Глава 1
Лондон
Июнь, 1841 г.
Сэр Марк Тёрнер был совершенно не похож на девственника. Во всяком случае, Джессика представляла их абсолютно иначе.
Возможно, решила она, это из-за того, что его со всех сторон окружают женщины.
Окно харчевни было мутным, и Джессика не могла разглядеть то, что происходило по другую сторону улицы, во всех деталях. Да вряд ли ей это удалось бы, даже стой она прямо посреди дороги. Толпа набежала буквально за минуту. В то же мгновение, когда сэр Марк вышел из дверей, рядом с ним резко остановилась карета. Из нее выпорхнули две молодые девушки, сопровождаемые компаньонкой, причем у компаньонки вид был не менее оживленный. Две пожилые леди, неторопливо прогуливавшиеся по аллее, тоже заметили выходящего и с удивительной для своего возраста резвостью бросились через улицу, чудом не угодив под проезжавшую мимо повозку.
В данную минуту старшая из них одной скрюченной рукой сжимала рукав сюртука сэра Марка, а другой свою трость. Из всех почитательниц она, судя по всему, оказалась самой агрессивной. Итак, сэра Марка со всех сторон окружили женщины… и в толпу даже затесался мужчина с одной из этих дурацких голубых кокард на шляпе. Джессика смутно видела его – можно было разглядеть только серый сюртук и золотые волосы. Но она вполне представляла себе его белозубую улыбку – изображениями сэра Марка пестрели все газеты. Уверенную, победную, яркую, как будто он прекрасно осознавал, что является самым желанным холостяком Лондона.
У Джессики не было никакой охоты присоединяться к его поклонницам; у нее не было книжки – нечего было протянуть для автографа, а кроме того, женщины такого сорта, как она, не приветствовались нигде.
Сэр Марк вел себя безупречно. Он не наслаждался дамским вниманием, как наслаждались бы на его месте большинство мужчин, известных Джессике. Не шарахался от облеплявших его женщин. Достав из кармана карандаш, он подписывал книги, пожимал руки и осторожно, но непреклонно продвигался к карете, ожидавшей его на углу.
При мысли о девственниках перед внутренним взором Джессики возникали, как правило, краснеющие прыщавые юнцы или нелепые заикающиеся молодые люди в очках с толстыми стеклами. Но уж никак не светловолосые мужчины с правильными чертами лица и твердым, чисто выбритым подбородком; высокие красавцы с ослепительной улыбкой, от которой, казалось, становится ярче хмурый дождливый день. Судя по всему, о девственниках она не знала ничего.
И это было совершенно неудивительно. За все годы, проведенные в Лондоне, вряд ли ей встретился хотя бы один.
Джордж Уэстон презрительно фыркнул.
– Вы только посмотрите на него, – процедил он. – Настоящий фат. Устроил тут шествие. Как будто эта улица принадлежит ему.
Джессика задумчиво провела пальцем по стеклу. На самом деле половина домов на этой улице принадлежала брату сэра Марка, герцогу Парфордскому. Она знала, что Уэстон разозлится, если она укажет ему на этот незначительный факт, и на секунду задумалась, не стоит ли доставить себе маленькое удовольствие.
Но в конце концов, сэр Марк и сам по себе был достаточно раздражающим фактором. Каждый его чих упоминался в газетах – и в этом почти не было преувеличения.
Сколько раз Джессика лично наблюдала мальчишек-газетчиков, размахивающих бульварными листками с огромными, в полполосы, заголовками: «СЭР МАРК: ЗДОРОВЬЕ ПОД УГРОЗОЙ?»
– Видимо, он полагает, что если его брат – герцог, – Уэстон как будто выплюнул эти слова, – а королева оказала ему небольшую милость, то теперь он может выкидывать коленца посреди улицы и оттеснять более достойных людей. Ты знаешь, что его могут назначить в комиссию?
Джессика окинула Уэстона взглядом. Пожалуй, нет нужды трудиться, подумала она. У него и так вот-вот пойдет пена изо рта. Кроме того, Уэстон был ей еще нужен.
– Ему никогда не приходилось ничего добиваться, – пробурчал Уэстон. – Все блага падают ему с неба. А я выбиваюсь из сил, пытаясь обеспечить себе будущее. Место Лефевра уже практически было мне обещано! Но нет, теперь объявился Тёрнер.
Сэр Марк наконец добрался до кареты и в последний раз улыбнулся своим почитательницам. Когда лакей захлопнул дверцу, над толпой пронесся дружный разочарованный стон. Его было слышно даже в харчевне.
– Я не могу понять, почему он вдруг сделался всеобщим любимцем. Можно ли в это поверить – его кандидатуру предложили в комиссию не потому, что этот человек обладает достаточным опытом и навыками, а только лишь по той причине, что им важно общественное одобрение! Почему, ну почему он возбуждает такой интерес? Он даже не желает заниматься тем, чем должен заниматься настоящий джентльмен!
Под занятиями настоящего джентльмена Уэстон, очевидно, понимал пьянство и беготню по публичным девкам.
– Он написал книгу, – кротко заметила Джессика, разглаживая на коленях юбки. Невинное замечание окажет куда более мощный эффект, решила она. – И она имела некоторый успех в обществе.
– Даже не упоминай это проклятое «Пособие»! – прорычал Уэстон. – И я не желаю больше слышать об ОМД! Этот человек – чума на мой дом!
Толпа все еще не расходилась, и лакеям пришлось осторожно потеснить ее, чтобы лошади могли пройти. Карета была закрытой, но сквозь боковое окошко Джессике был виден силуэт сэра Марка. Он снял шляпу и устало склонил голову.
Вот как. Значит, ослепительные улыбки и дружелюбные рукопожатия – не более чем притворство. Это хорошо. Человек, который способен притворяться в этом, вполне возможно, притворяется и в другом. И если хваленая добродетель сэра Марка – всего лишь маска, работа Джессики будет совсем легкой. И к тому же если он такой лицемер, то так ему и надо, мстительно подумала она.
А труд сэра Марка и в самом деле был очень популярен. Его прочитала сама королева и пожаловала автору титул за его вклад в исправление нравственности нации. После этого книгу стали читать во всех великосветских салонах Лондона. В каждой воскресной проповеди цитировались избранные места из «Практического пособия по целомудрию для современного джентльмена». Да что там говорить, в прошлом месяце было выпущено миниатюрное издание специально для дам, чтобы его можно было носить в кармане юбки – или в маленьком потайном кармашке в нижней юбке, предназначенном именно для этого.
Джессика подумала, что в этом есть определенная ирония. Достойные молодые леди, держащие «Практическое пособие по целомудрию для современного джентльмена» в опасной близости от своей обнаженной плоти.
Но в числе поклонников сэра Марка были не только женщины. Едва ли не половина мужчин в Лондоне присоединилась к его невежественным последователям. Они буквально заполонили улицы, узнавая друг друга по голубым кокардам и особым тайным жестам – по крайней мере, сами они считали их тайными. Сэр Марк совершил невозможное. Он сделал целомудрие популярным.
Прищурив глаза, Уэстон наблюдал за каретой. Кучер щелкнул кнутом, и она осторожно тронулась с места, медленно прокладывая путь через толпу. Он проводил ее глазами, покачал головой и повернулся к Джессике. Иногда ей казалось, что от взгляда Уэстона ее кожа покрывается мерзкой жирной пленкой. У Джессики было слишком живое воображение.
– Не думаю, что ты назначила мне встречу только для того, чтобы поговорить об этом несносном Марке Тёрнере. – Глаза Уэстона задержались на ее груди. – Я же говорил тебе, Джесс, что будешь по мне скучать. Давай выкладывай мне свое предложение.
Он коснулся ее руки. Джессика сжала зубы и мысленно приказала себе не вздрогнуть.
Она ненавидела, когда он называл ее так: Джесс. Это было похоже на ремешок для сокола. Как будто он поймал ее, надел на нее колпачок и сделал своей собственностью. Джессика стала ненавидеть это обращение, когда поняла, что Уэстон действительно приручил ее, выдрессировал, обучил командам и успешно использует в тех случаях, когда ему это нужно. Но она никогда не возражала. Вряд ли она могла возражать в том положении, в котором находилась.
Когда-нибудь все изменится. Когда-нибудь… очень скоро. Это было не просто обещание, которое она дала самой себе, пока Уэстон вел ее к столику в задней комнате. Это была надежда. Последняя надежда.
Уэстон подвинул стул, и Джессика села.
Шесть месяцев назад она распрощалась с ним и думала, что больше они никогда не увидятся. Если сейчас ее план сработает, так оно и будет. Она будет свободна от Уэстона, от Лондона и от всей своей нынешней жизни.
Уэстон сел во главе стола. Джессика пристально посмотрела на него. Она никогда не любила его, но некоторое время он был вполне сносным. Не сказать, чтобы щедрым, но и не слишком требовательным. Он обеспечивал ей крышу над головой и одежду. Ей не было нужды притворяться; он не хотел от нее фальшивых проявлений любви.
– Итак, Джесс, – сказал Уэстон. – Позвонить, чтобы принесли чай?
Ее пальцы впились в липкую деревянную столешницу. Каждый вдох вдруг стал даваться Джессике с огромным трудом, словно она взбиралась на вершину высокой башни. На мгновение ей показалось, что она действительно находится где-то высоко-высоко. Мужчина напротив был совсем маленьким, даже крошечным, как будто бы она смотрела на него сверху. Реальность отодвинулась куда-то очень далеко.
– Не надо чая, – с трудом выдавила она.
– О! – Уэстон бросил на нее быстрый взгляд. – Вот как. Понятно. Мне даже в голову не пришло. Ты все еще не забыла о том случае, да?
Она всегда думала, что в конце концов привыкнет к жизни куртизанки. Что сможет потерпеть еще лет десять, до тех пор, пока ее красота постепенно не увянет с возрастом. Но нет, шесть месяцев назад ее жизнь стала невыносимой. Для этого понадобилась всего лишь одна чашка чая. Джессика промолчала. Уэстон вздохнул и откинулся на спинку стула.
– Ну хорошо. Что ты от меня хочешь? – спросил он.
На самом деле она хотела совсем немногого. Выйти на улицу и снова почувствовать, как солнечный луч ласкает ее лицо.
Джессика и не подозревала, что все так плохо, пока не наступил первый по-настоящему солнечный весенний день. Она вышла на прогулку в парк, то есть ее почти силой вывела приятельница. И ничего не почувствовала. Ей не было холодно. Не было жарко. А когда на лицо упали теплые лучи весеннего солнца, она подумала, что это просто неяркий свет. И ничего больше.
Этот человек превратил ее в серый холодный камень. Она застыла и омертвела, от кожи до самого нутра. Никаких ощущений. Никаких надежд. Никакого будущего.
– Я пришла сюда не затем, чтобы сообщить тебе, чего я хочу, – твердо сказала Джессика.
Она больше не желала лежать в постели очередного мужчины и лгать ему – до тех пор, пока не забудет о своих собственных желаниях. Она хотела выбраться из грязи и мрака, которые окружали ее и проникали внутрь. Жизнь связала ей крылья, словно соколу, и Джессика мечтала только об одном – освободиться.
Она сцепила пальцы.
– Ты предлагал денежное вознаграждение той женщине, которая сумеет соблазнить сэра Марка Тёрнера.
Уэстон резко втянул в себя воздух.
– Откуда тебе известно, что это был я? Я думал, что сумел сохранить все в тайне. – Он пронзил Джессику взглядом. – Это не должно выйти наружу. Мне не хотелось бы свалить Тёрнера за счет потери своей собственной репутации.
Джессика пожала плечами:
– Я всего-навсего провела небольшое расследование. Между куртизанками нет тайн.
– Все это пустая трата времени. Не помогла даже награда в три сотни фунтов. Лучшие шлюхи Лондона оказались бессильны. Уж не хочешь ли ты сказать, что сама возьмешься за дело, Джесс?
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Значит, вот как? – Его губы искривились в улыбке. – Ну конечно. У тебя сейчас как раз нет покровителя. Но, Джесс, если ты так отчаянно нуждаешься в средствах, я могу принять тебя обратно.
Учитывая то, что он сделал с ней шесть месяцев назад, предложение Уэстона должно было заставить Джессику содрогнуться. Но она ощутила только небольшой холод, как будто на нее упала мрачная серая тень.
Она должна была бы жаждать справедливости. Мечтать отомстить. Или, по меньшей мере, мечтать отобрать у него что-нибудь, равное по значимости и величине той зияющей пустоте, которую он оставил у нее в душе.
Но Джессика давно усвоила, что для таких женщин, как она, справедливости не существует. Пути назад нет. Невозможно вернуться в прошлое; невозможно возместить тот ущерб, который ей причинили, забыть то зло, что ей пришлось пережить. Можно только надеяться отыскать узенькую, еле заметную тропинку в темном лесу и – если повезет – выбраться из чащи наружу.
– Дело в том, что у меня есть то, чего не было у всех этих женщин, – сказала она.
Уэстон потер подбородок.
– И что же это?
Отчаяние, подумала Джессика. Но вслух этого не сказала.
– Нужные сведения. Сэр Марк намерен провести лето в городке своего детства – небольшом поселении под названием Шептон-Маллет. Полагаю, ему хочется передохнуть от толп обожателей. Побыть немного подальше от дорогих поклонников. При этом он собирается остановиться не в поместье своего брата, где полным-полно слуг, а в небольшом уединенном доме, где о нем будет заботиться всего пара деревенских жителей.
– Ну, не такая уж это и тайна.
– Вдали от посторонних глаз у сэра Марка будет больше возможностей свернуть со своего праведного пути. Здесь, в Лондоне, он никогда не посмеет этого сделать – он же центр всеобщего внимания. Но там… – Джессика сделала многозначительную паузу. – Во всяком случае, я бы попыталась использовать шанс, – закончила она.
– Если ты знаешь о моем «конкурсе», то наверняка знаешь и об условиях. Соблазни его. И это должно быть достоверно – я уже пытался сбросить сэра Марка с пьедестала, но никакие инсинуации не помогли. Поэтому в доказательство ты должна будешь предъявить его перстень. И поведать о своем приключении всем – напечатать историю в бульварном листке, так чтобы раз и навсегда уничтожить его репутацию. Сделай все это – и ты получишь деньги.
Джессика задумчиво постучала пальцем по губам.
– Мне придется понести большие расходы. Дело займет больше, чем один вечер. Гораздо больше. Необходимо будет убедить его, что я – подходящая женщина. Недостаточно хорошая для того, чтобы жениться на мне, но достаточно благородная, чтобы приятно провести со мной время. Мне нужно будет снять дом в деревне. Нанять слуг. – На это уйдут все скопленные средства, подумала она. Если затея провалится, ей не останется другого выхода, кроме как искать нового покровителя. Она уперлась взглядом в стол. – Если я это сделаю, я хочу три тысячи.
Этого будет достаточно, чтобы купить маленький домик в крохотной деревушке, где никто не будет ее знать. Чтобы встречать каждое утро в одиночестве, принадлежать только себе самой, подставлять лицо солнечным лучам. Говорят, что время лечит все раны. Джессика надеялась, что это правда. Что однажды она сумеет заполнить эту невероятную пустоту в душе.
Уэстон сложил ладони.
– Ого. Значит, дочка викария научилась торговаться. Признай наконец, Джесс, это я сделал тебя тем, что ты есть. Ты очень и очень мне обязана.
Она действительно была ему обязана. Он в самом деле сотворил из нее то, чем она теперь являлась. Но что толку грезить о мести, которая никогда не состоится. В данный момент ее целью было выжить, и ничто больше.
– Три тысячи, – холодно повторила Джессика.
– Тысяча, – возразил Уэстон. – Погуби сэра Марка – и я сочту это выгодной сделкой.
Будь она проклята, если согласится. Но, впрочем, она уже проклята. Вопрос только в том, удастся ли ей выручить за свою душу подходящую цену.
– Полторы тысячи фунтов, – отрезала она. – И ни пенни меньше.
– Договорились. – Уэстон протянул руку. Неужели он и вправду надеялся, что Джессика ее пожмет?
Она вдруг вообразила, как хватает кочергу, стоящую у камина, – так соблазнительно близко – и обрушивает ее на ладонь Уэстона. Изо всех сил. Как он падает на колени… Видение было настолько ярким, что Джессика вздрогнула.
– Договорились, – сказала она и встала.
К руке Уэстона она так и не прикоснулась.
Глава 2
Шептон-Маллет
Две недели спустя
Покой. Наконец-то.
Сэр Марк Тёрнер пешком дошел от своего небольшого домика на северной окраине Шептон-Маллет до самого центра городка и при этом обратил на себя не больше внимания, чем любой другой приезжий, вышедший на рыночную площадь рано утром. Пару раз ему дружелюбно кивнули, пара местных жителей одарила его долгим взглядом. Но ни толп поклонников, ни криков узнавания, к счастью, не было. Никто не следовал за ним по пятам, поражаясь и ужасаясь тому, что сэр Марк ходит по улицам без сопровождения почетного караула из двенадцати слуг.
Он хотел побыть вдали от всех, чтобы как следует обдумать предложение, которое он только что получил. Вступить в Королевскую комиссию по делам бедных. Ему нужны были тишина и покой. И здесь он их получил.
Он остановился посреди площади и огляделся. Завтра ее заполнят мясники и торговцы сыром. Сегодня на площади царило блаженное спокойствие; вокруг было всего несколько человек.
Марк вырос в Шептон-Маллет. Он прекрасно знал историю этой площади, представлявшей собой интересную смесь нового, старого и откровенно древнего. Трактир, стоявший несколько в стороне, был построен за несколько веков до рождения Марка. Возвышавшееся в самом центре сооружение, в эту минуту служившее прибежищем от солнца для какой-то пожилой леди, носило название Маркет-Кросс. Это было любопытное сочетание готических шпилей и шестиугольного каменного павильона. Самая высокая из башен была увенчана крестом. Маркет-Кросс напоминал заблудившегося, сбитого с толку, застрявшего посреди площади племянника каменной церкви, расположенной в углу.
За те два десятилетия, что Марк здесь не был, городок заметно изменился. Люди, которых он смутно помнил с детства, значительно постарели. Он миновал здание, в котором раньше была большая, всегда кипевшая работой валяльня. Теперь от дома остались только руины – здесь поработал сильный пожар. И тем не менее эти метаморфозы только подчеркивали, как медленно на самом деле в город приходили перемены. Шептон-Маллет находился очень далеко от суетного Лондона. Здесь никто никуда не торопился. Даже овцы, которые встречались на пути Марка, казалось, блеяли медленнее, чем лондонские.
Пара человек прохаживались по площади, беседуя. Он не мог разобрать слов, только напевный сомерсетский говор, и Марк вдруг подумал, что… вернулся домой.
Он не приезжал в Шептон-Маллет больше двадцати лет. Достаточно долго, чтобы забыть местный акцент – теперь ему казалось, что он говорит слишком быстро, слишком резко. Достаточно долго, чтобы почувствовать себя чужаком, непрошеным гостем в этой знакомой до боли обстановке. Лондон несся вперед на немыслимой скорости, гремя поршнями, выпуская клубы пара; Шептон-Маллет шествовал неторопливо, с достоинством, словно стадо коров, возвращающееся с поля после долгого жаркого летнего дня.
Если бы кто-то из жителей городка услышал его имя, они бы непременно припомнили его мать. Вполне вероятно, они бы даже вспомнили, как выглядел его отец, притом что воспоминания самого Марка об отце были смутными. Возможно, местные не забыли и самого Марка – бледного, худенького мальчика, который часто сопровождал мать, когда она обходила город по делам благотворительности. Никто бы не подумал о сэре Марке Тёрнере, человеке, которому королева Виктория пожаловала титул, авторе «Практического пособия по целомудрию для современного джентльмена», светоче чистоты и добродетели.
И слава Господу Богу. Ему удалось сбежать.
Марк не спеша огляделся. Был четверг, раннее утро, но рынок выглядел точно так же, как в его детстве. Без сомнения, эти столетней давности прилавки – грубые деревянные скамьи – по-прежнему используются по назначению. За те века, что они прослужили, никому и в голову не пришло заменить их на новые. Им не меньше лет, чем здешнему трактиру.
– Сэр Марк Тёрнер?
Марк обернулся. Человек, стоявший чуть поодаль, с нерешительно вскинутой в приветственном жесте рукой, был ему совершенно незнаком. Это был довольно полный мужчина в черном, с жестким белым воротничком одеянии священника.
Незнакомец опустил руку.
– Меня зовут Александр Льюис. Я настоятель церкви Святых Петра и Павла. Пожалуйста, не удивляйтесь так. Я ожидал вашего прибытия в родные края с тех самых пор, как стало известно, что ваш брат, герцог, приобрел старое поместье Тамишей.
На самом деле это было старое поместье Тёрнеров, а вовсе не Тамишей. Но вряд ли настоятель об этом знал. Скорее всего, он поселился в Шептон-Маллет не так давно. Все же в городе время от времени появлялось что-то новое. Ничего удивительного, что приходской священник интересуется теми, кто приезжает или, наоборот, покидает город, и его любопытство вполне естественно. Марк немного расслабился. Это не очередной почитатель.
– Я много слышал о вашей семье от своего предшественника, – сказал настоятель. – Добро пожаловать в Шептон-Маллет. Рады видеть вас снова.
Значит, он не более чем блудный сын, вернувшийся под отчий кров. Отлично. Так даже лучше.
– Город почти не изменился, – заметил Марк. – Все кажется таким же, как раньше. Но разумеется, вы осведомлены лучше. Каковы последние новости?
Как он и подозревал, Льюис не нуждался в дальнейшем поощрении. Из его уст полился нескончаемый поток слов, причем Марк обращал внимание едва ли на половину. В этом не было никакой необходимости. В конце концов, они оба знали, что единственные перемены, происходящие в Шептон-Маллет, касаются только состояния старых мельниц, с каждым годом все больше и больше ветшавших.
– Но мы понемногу поднимаем голову, – продолжал Льюис. Речь шла как раз о пресловутых мельницах. – Появилась новая обувная фабрика. И шелковые мануфактуры получают теперь в два раза больше заказов. После того как ее величество изволили заказать в Шептон-Миллс шелк для своего свадебного наряда, к нам проявляют гораздо больше внимания.
Типично для маленького провинциального городка. Бракосочетание королевы вряд ли можно было назвать недавним событием. Это лишний раз доказывало, как медленно движется жизнь в сонном Шептон-Маллет. Здесь свадьба ее величества по-прежнему оставалась новостью номер один, хотя произошла более года назад.
Да, он не ошибся, приехав сюда. Может быть, в городе и слышали что-то о его книге и пожалованном титуле, но здесь его не будут преследовать такие толпы поклонников, как в Лондоне. Здесь его наконец-то оставят в покое.
Возможно – о чудо! – местные жители даже будут считать его вполне земным человеком, а не святым. Человеком, который иногда совершает ошибки и грешит.
– И все мы испытываем к вам огромную благодарность, – неожиданно заключил священник.
Марк ощутил смутную тревогу. В его буколические видения ворвался первый тревожный сигнал.
– Благодарны? – изумленно переспросил он. – Мне? Но за что? С какой стати кто-то должен испытывать ко мне благодарность?
– Какая скромность! – просиял Льюис. – Но ведь все знают, что ее величество обратила на нас свое высочайшее внимание только благодаря вам! – Он чуть подался вперед и дотронулся до лацкана сюртука Марка.
Марка охватил ужас. Это был не дружеский жест, не простодушное похлопывание по плечу. Льюис коснулся его так осторожно и благоговейно, будто опускал палец в чашу со святой водой.
– О нет, – решительно возразил он. – Нет-нет. Уверяю вас, здесь нет никакой связи. Я…
– Мы, жители Шептон-Маллет, обязаны вам всем. Если бы шелковые мануфактуры потерпели неудачу… – Льюис развел руками. Марк снова огляделся. Несколько человек, позабыв о своих делах, таращились на него, и в их глазах читался живейший интерес.
Боже, нет! Только не это. Неужели все начинается снова? Он приехал сюда, чтобы скрыться от низкопоклонства и лести, а не подвергнуться… чествованию.
– Этот город в неоплатном долгу перед вами. Все с нетерпением ждали, когда я представлюсь вам и познакомлю вас с другими. И позвольте мне начать с этого молодого человека.
Льюис сделал широкий жест, и один из мужчин, прохаживавшихся возле Маркет-Кросс, вдруг поднял голову и заспешил к ним. Несмотря на внушительный рост, это был совсем еще юноша, неловкий и нескладный. Он так торопился, что даже несколько раз споткнулся. На вид ему было не более семнадцати. Кто бы он ни был, этот юноша хорошо одет, отметил Марк. На нем даже был цилиндр. Он то и дело поправлял его, словно еще не привык к этому головному убору. Ну конечно, он ведь столько лет носил картуз, как все мальчики.
– Сэр Марк Тёрнер, – высокопарно произнес Льюис, – разрешите представить вам мистера Джеймса Толливера. – По его тону можно было подумать, что говорит как минимум епископ.
К цилиндру Джеймса Толливера была прикреплена изящ ная голубая кокарда в форме розы. Надежды Марка на мир и покой, вознесшиеся было на высоту церковного шпиля – не меньше восьми этажей! – рухнули вниз и вдребезги разбились о вымощенную булыжником площадь. Пожалуйста, только не голубая роза. Все что угодно, но не голубая роза. Но может, это просто совпадение? Может, роза ничего не означает? Может, какой-нибудь заезжий торговец распродал партию таких кокард, не объяснив, что они символизируют? Потому что в ином случае всему конец. Значит, ему не удалось сбежать от шумихи, от почитателей, зевак и газетных сплетен. Эта мысль была такой страшной, что Марк постарался тут же ее прогнать. Он приехал в Шептон-Маллет, чтобы отдохнуть от суеты Лондона в этом относительном безвременье.
Но Толливер таращился на него широко раскрытыми, сияющими глазами. Марк знал этот восторженный взгляд слишком хорошо – в нем было абсолютное, чистое восхищение. Так ребенок смотрит на подаренного ему на Рождество пони, не в силах дождаться того момента, когда ему наконец разрешат в первый раз прокатиться. И в данном случае в качестве пони выступал Марк Тёрнер. Он не успел произнести ни одного слова, как Толливер пылко сжал его руку.
– Сорок семь, сэр! – пискнул он.
Марк озадаченно посмотрел на юношу. Кажется, эти слова имели какое-то особое значение.
– Сорок семь чего?
Еще сорок семь человек пристанут к нему на улице? Должно пройти сорок семь месяцев, прежде чем в обществе забудут, кто он такой?
Лицо молодого человека вытянулось.
– Сорок семь дней, – робко пояснил он.
Марк в замешательстве покачал головой:
– Сорок семь дней. Слишком долго для наводнения и слишком мало для осеннего триместра в университете.
– Сорок семь дней целомудрия, сэр. – Он удивленно нахмурился. – Я сделал что-то не так? Я думал, что члены ОМД приветствуют друг друга именно таким образом. Я являюсь основателем местного отделения и для меня очень важно знать все тонкости, чтобы делать все правильно.
Значит, кокарда настоящая. Марк подавил тяжелый вздох. Ну да, глупо было надеяться, что об ОМД знают только в Лондоне. Это общество очень его смущало. Кокарды, еженедельные собрания… Не говоря уже о тайных жестах – все постоянно пытались научить его каким-то тайным жестам.
Почему мужчинам обязательно нужно превращать любое благое начинание в некое подобие клуба? Почему нельзя делать что-то хорошее независимо от других? И как так вышло, что Марк впутался в эту затею и даже, против своего желания, стал кем-то вроде отца-основателя?
– Я не состою в Обществе мужчин-девственников, – сказал Марк, стараясь, чтобы его слова не прозвучали высокомерно. – Я просто написал книгу.
Несколько секунд Толливер изумленно смотрел на него, потом нашел в себе силы и улыбнулся.
– О, в этом нет ничего страшного, – сказал он. – В конце концов, Иисус тоже не принадлежал к англиканской церкви.
Священник удовлетворенно кивнул. Это было совершеннейшее безумие. Марк не знал, смеяться ему или плакать.
Он осторожно высвободил свою руку из ладоней Толливера.
– Я бы только хотел заметить… – осторожно начал он. – Сравнивать меня с Иисусом, пожалуй, несколько… – «Дико», – подумал он про себя, но огорчать бедного мальчика не хотелось. Конечно, это ложный логический вывод. Но юноша, хотя и несколько переусердствовал, все же не хотел сказать ничего плохого. И он действительно старался. Трудно сердиться на молодого человека, почти мальчика, всей душой стремящегося к целомудрию, в то время как многие его ровесники вовсю гоняются за юбками и плодят незаконнорожденных отпрысков.
Толливер вдруг побелел, хотя Марк не сделал ему никакого внушения.
– Богохульство! – прошептал он. – Я только что позволил себе богохульство в присутствии сэра Марка Тёрнера. О боже!
Марк не стал указывать юноше, что тот только что позволил себе второе богохульство, упомянув имя Божие всуе.
– В моем присутствии люди могут позволить себе ошибиться, – иронически заметил он.
Толливер поднял на него обожающие глаза.
– Да, конечно. Мне следовало знать, что вы необыкновенно добры и конечно же простите меня.
– Я не святой. И не праведник. Я всего лишь написал книгу.
– Ваша скромность, сэр… и добросердечие… Поистине вы пример для всех нас, – выпалил Толливер.
– Я тоже совершаю ошибки.
– В самом деле, сэр? Могу я поинтересоваться… как долго продержались вы? Сколько дней?
Вопрос был невежливым и слишком личным, и Марк поднял бровь.
Толливер сделал шаг назад и как будто съежился. Вероятно, он осознал свою бестактность.
– Я… я уверен, об этом пишут во всех газетах, – забормотал он, – но… к нам они попадают нечасто. Только если кто-нибудь едет в Лондон и привозит. Я… конечно же, я должен был бы это знать. П-пожалуйста… прошу извинить мое невежество.
Наверное, все же не осознал. И почему нужно скрывать эти сведения? В конце концов, Марк действительно написал книгу о целомудрии. Буквально. Он вздохнул и произвел в уме некоторые подсчеты.
– Десять тысяч. Хотите верьте, хотите нет.
Юноша восхищенно присвистнул.
