© 2021 Cora Reilly
В оформлении макета использованы материалы по лицензии ©shutterstock.com
© Белякова Анастасия, перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ», 2023
Мной овладело чувство неудержимой свободы: несколько дней назад я уехал прочь из тюрьмы. Мне до сих пор не верилось, что Витиелло позволит мне уйти – пусть Марселла и попросила отца пощадить меня, – с учетом того, что он не занимается помилованием. При мысли о ней сердце сжалось. В последнее время, когда я видел ее лишь мельком, и краткие минуты были настоящей пыткой. Я скучал по Белоснежке так сильно, что никогда никому бы в этом не признался, даже ей. Принятые ради нее решения и вихрь чувств застали меня врасплох и продолжают удивлять.
Но прежде чем я снова смогу вернуться к ней, мне необходимо уладить кое-какие дела. Иначе я бы витал в облаках, а мне не хотелось отвлекаться. Я хотел, чтобы у нас все получилось. Я слишком многое отдал, чтобы было иначе.
Не обращая внимания на приступы головокружения, я направился в первое убежище в парке, недалеко от нашего старого клуба в Нью-Джерси. Как и ожидалось, ящик из тикового дерева, закопанный под кустом, оказался пуст. Видно, тот, кто выжил после нападения, в первую очередь поехал сюда. Я надеялся, что это Грей. Ему ведь нужны деньги. Он еще не стал изворотливым – или, точнее сказать, безжалостным, – как большинство из нас, а значит, ему будет труднее достать наличные иным путем.
Снова взобравшись на байк, я проверил еще пару точек в черте города, прежде чем погнал на свалку, которая находилась примерно в тридцати минутах езды. Она принадлежала Коди, поэтому я всячески избегал этого места, которое он использовал для отмывания денег от продажи наркотиков.
Ключей от ворот у меня не было, поэтому ничего не оставалось, кроме как бросить байк рядом и перелезть через забор, обвитый колючей проволокой. Как только я очутился на противоположной стороне, раздался яростный лай, и два ротвейлера выскочили из небольшого дома, который служил в качестве хозяйственной пристройки.
Я не знал псов, и, что еще хуже, они не знали меня. Скорее всего, они из какого-то помета собак Эрла.
– Черт, – пробормотал я. Оружия у меня нет. Однако судя по тому, как торчали ребра животных, они давно не ели.
Видимо, Коди не очень-то хорошо о них заботился до того момента, как его схватили.
Он всегда говорил: «Голодные собаки – лучшая охрана».
Итак, два массивных ротвейлера напали на меня, вероятно, увидев свою будущую трапезу. Я рванул к груде разбитых машин, карабкаясь по ней, пока не оказался на самом верху. Собаки норовили взобраться на гору металла, но не смогли. Оглядевшись по сторонам, я нашел способ добраться до дома – перелезая с одной кучи на другую. Ротвейлеры последовали за мной, клацая зубами и рыча. Их шерсть была грязной, а у одной из собак на боку имелась рана, и, похоже, воспаленная. Сняв футболку, я разорвал ее на части и разбросал клочья в разные стороны.
Собаки бросились кто куда, что дало мне десяток секунд форы. Забравшись на крышу дома, я схватился за край и спустился, пока ноги не оказались на одном уровне с окном. Мышцы протестующе заныли.
После нескольких дней недоедания у меня не было сил на великие спортивные достижения. Сжав зубы, я оттолкнулся от стены, стараясь собрать остатки былой мощи, чтобы разбить окно. Стекло разлетелось вдребезги, когда я ударил по нему ногами. Рычание ротвейлеров заставило меня ослабить хватку, отчего я влетел внутрь. Осколки впились в мои ничем не прикрытые руки и спину.
Шипя от боли, я приземлился на пол на еще большее количество осколков.
На секунду я взглянул в окно, и подпрыгивающие собаки, стремившиеся попасть в дом, быстро меня взбодрили. Я отскочил, немного покачиваясь, прежде чем заозирался в поисках какой-нибудь защиты.
В одном из ящиков стола я нашел пистолет с тремя патронами. А затем взгляд упал на огромный пакет с собачьим кормом. Я подошел к нему и потащил к двери. Первая псина уже запрыгнула в окно, приземлившись на пол окровавленными лапами. Я пнул мешок с кормом, чтобы тот разлетелся по полу подальше от осколков стекла.
Ротвейлер отряхнулся и, не удостоив меня взглядом, начал поедать корм. Бедное животное.
Я аккуратно открыл дверь, и другой ротвейлер ломанулся внутрь. Как и его собрат, он проигнорировал меня в пользу еды. На миг я задержал дыхание, почти готовый наброситься на собачий корм. Тело так и молило о пище. Но я пришел сюда за деньгами. Я начал обыскивать оставшиеся ящики, пока не нашел связку ключей, о которых изредка упоминал Коди. Он никогда не умел хранить секреты.
Схватив связку, я выбежал наружу – прямо к старенькому «Шевроле». Отперев багажник, вытащил кожаный чемодан и открыл. На моем лице появилась улыбка, когда я обнаружил несколько пачек банкнот, замотанных в пакеты. Вроде бы не менее пятидесяти тысяч. Закрыв чемодан, я отнес его в дом, чтобы найти ключи от ворот. Когда я наконец их отыскал, собаки лежали среди разбросанного корма, тяжело дыша, но выглядели умиротворенными.
Имея при себе и ключи, и чемодан, я направился прямо к воротам, как вдруг сзади послышалось шарканье, отчего я обернулся, готовый отбиться от угрозы. К моему удивлению, два ротвейлера последовали за мной, неуверенно виляя хвостами.
Я почесал голову.
– Что же с вами делать? – Я не знал номер Гроула, иначе позвонил бы ему, чтобы тот мог их забрать.
Если я оставлю ротвейлеров здесь, то следующий человек, приехавший сюда за деньгами, наверняка их убьет. Не говоря уже о том, что собаке покрупнее, возможно самцу, требуется залечить рану и кровоточащие лапы.
Взгляд блуждал по свалке, пока не остановился на здоровенном грузовике Коди марки «Форд». Превозмогая острую боль, я затащил «Кавасаки» в грузовик и спрятал чемодан под сиденьем автомобиля. Как только я отошел от двери, сука, а потом и кобель запрыгнули внутрь и удобно расположились на пассажирском сиденье.
Мне требовалось посетить еще одно место, прежде чем отвезти собак. Но предстоящей встречи я боялся больше всего.
Я тщательно обдумывал, что сказать, пока направлялся к маме с намерением объяснить случившееся, в том числе и то, почему я убил Эрла, но мысли уже долгое время путались в голове. Все окажется пустым звуком, и она вряд ли мне поверит. Да и я бы не поверил в большую часть сказанного.
Когда я подъехал к дому, мама вышла на крыльцо с ружьем в руках, очевидно, опасаясь непрошеных гостей. Но, заметив меня, она чуть опустила ствол. На ней был плюшевый розовый халат, тон в тон с цветом накрашенных губ, светлые волосы накручены на бигуди. Хоть что-то не меняется.
Я выскочил из машины, подняв руки над головой и ухмыльнувшись.
– Мам, это я.
Она кивнула, сощурившись. Похоже, я был одним из нежелательных визитеров, которых она хотела запугать дробовиком.
– Что ты тут делаешь?
Настороженность в голосе мамы заставила меня задуматься, что она в курсе, как я убил Эрла, хотя у нее не было доступа к информации. Такое просто невозможно.
Кроме людей Витиелло, об этом никто не осведомлен, и я сомневался, что они уже рассказали об Эрле кому-то из знакомых моей матери. Витиелло заверил меня, что не позволит ничему просочится наружу.
И чтобы я ни думал о Луке Витиелло, в одном был уверен точно – он полностью контролировал своих людей.
– Собираешься выстрелить в меня, мам? – Все еще держа руки над головой, я подошел ближе.
Они опустила дробовик на несколько сантиметров, целясь мне в грудь.
– Что с тобой случилось? – спросила мама, окинув взглядом мой голый, израненный и покрытый синяками торс.
– Много чего, – ответил я, не готовый разглашать больше информации, пока она наставляла на меня ружье.
Она кивнула в сторону грузовика.
– Разве он не принадлежит Коди?
– Ага. Но он ему теперь не понадобится.
Мама снова кивнула и горько улыбнулась.
– Он мертв?
– Ага. – Я медленно вытянул руки вдоль тела.
Мама проследила за мной с опаской, но не выстрелила. Я не сомневался: она нажмет на курок, если ее спровоцировать.
– Я забрал его собак со свалки.
– Уверена, не только их, – ответила она тихо. – Он прятал там наличные. Ведь он не умел держать язык за зубами, когда напивался.
– У него был длинный язык. – Я невесело усмехнулся. – Ты уберешь дробовик?
Мама отрицательно покачала головой.
– Пока нет. Ходят слухи, что теперь ты работаешь на итальянцев.
– Я ни на кого не работаю, мам. Ты же сама понимаешь, как плохо я подчиняюсь приказам.
Она посмотрела на грузовик.
– Тебе следовало пристрелить собак. Неужто проблем мало?
Я не представлял, как много ей известно, но, учитывая нежелание опустить ружье, – значило, что много.
– Эрл мертв.
Она печально вздохнула.
– Да. Итальянцы схватили его и еще нескольких мужчин. От этих начищенных ублюдков никто живым не возвращался.
– Ага. – Я не знал, мог ли я увидеть слезы или как минимум какое-нибудь проявление скорби от мамы из-за смерти Эрла. Однако учитывая, что он постоянно ей изменял и редко появлялся дома, мне не стоило удивляться.
– Говорят, тебя тоже схватили.
Я пожал плечами, поднимаясь по ступенькам крыльца, пока не оказался прямо перед мамой, отчего ствол дробовика почти касался моей груди.
– Что еще ты слышала?
– Что ты предатель. Грей рассказал, что ты сообщил им ваше местоположение.
На меня нахлынуло облегчение от подтверждения того, что Грей и вправду ушел живым.
– Я не… – Но не успел я договорить, как мама дала мне пощечину.
– Если бы в тот день с Греем что-то случилось, я бы никогда тебя не простила.
– Именно поэтому я позаботился о том, чтобы он смог спасти свою жалкую задницу.
– Он и это упомянул.
– Где он сейчас?
– Без понятия. Уехал вчера. Оставил немного денег и сказал, чтобы я не волновалась, а он заставит меня испытывать гордость за него.
– Что, черт возьми, происходит?
Она искала что-то в моих глазах.
– Если ты не работаешь на итальянцев, то почему выжил, Мэддокс? Они тебя не убили. Грей заявил, что ты сделал девчонку Витиелло своей женщиной.
Моей женщиной.
Мне нравилось, как это звучит.
– Она многое для меня значит.
– Намного больше, раз ты стал из-за нее предателем. Ты жил ради клуба. Неужели одной женщины хватило, чтобы забыть о том, что случилось с твоим отцом?
– Я не забыл, но мне надоело застревать в прошлом. Благодаря Марселле у меня появилось желание задуматься о будущем.
– О каком? Что ты собираешься делать без клуба? Никакая другая жизнь тебе не ведома.
– Я разберусь.
Она мрачно рассмеялась, зато наконец опустила ствол.
– Если ты работаешь с итальянцами, то каждый байкер будет мечтать заполучить твою голову. Хотя они в любом случае захотят, как только просочится слух, что ты убил Эрла.
Я напрягся.
– О чем ты говоришь?
Мама снова дала мне пощечину. Я ожидал удара, но не попытался защититься. Она имела полное право злиться.
– Не лги мне в лицо, Мэддокс. Я не глупая. Информация прилетела от итальянцев. Или хочешь сказать – они распространяют слухи, чтобы разрушить твою репутацию?
Я отвернулся от мамы. Кто же выложил правду? В тюрьме Семьи было несколько человек, о которых я кое-что знал. Лука, Амо, Маттео, Гроул и Марселла.
Если кто-то из них разнес новости о том, что я убил дядю, это могло служить лишь одной цели: заставить другие отделения «Тартара» и «Кочевников» желать отомстить мне. Кто-то назначил награду за мою голову.
Меня хотят убить. Вопрос – кто?
На первый взгляд этим человеком вряд ли являлся Лука, поскольку он мог легко пришить меня, пока я был его пленником, – что заставило бы Марселлу злиться на него.
Самый простой способ для Луки угробить меня – и чтобы Марселла не винила его, – уломать других байкеров охотиться за мной.
– А кто распространяет слухи?
– Грей не говорил.
– А про убийство тебе рассказал Грей?
– Мэддокс, ты убил своего дядю? Вот единственное, что я хочу знать.
– Ты в курсе, каким был Эрл, мам. Он оказался одержим местью: куда мне до него! Если мы превратимся в монстров, чтобы убить монстра, то не станем лучше. Грей сообщил тебе, что Эрл сделал с Марселлой?
Мама кивнула.
– С годами Грей стал более решительным. Но тебе следовало разобраться с проблемой еще в клубе. Ты мог бы бросить Эрлу вызов, чтобы занять пост президента.
– Меня бы никогда не избрали президентом. За последние годы прогрессивные и либеральные члены клуба стали «Кочевниками». А люди, которые остались, целиком и полностью преданы Эрлу. И даже если бы я выиграл, они бы ни за что не приняли результаты голосования. «Тартар» был смыслом его жизни. Ничто другое не имело значения.
– Верно, – с тоской согласилась мама. Ее глаза изучали мое лицо. – Я не представляю, что и думать. Где тот мальчик, которого я вырастила?
– Я – тот самый, мам. Мне пришлось сделать выбор, как и Эрл сделал свой, когда попытался натравить на меня собак. Но мне печально, что ты одна.
Мама рассмеялась.
– Ох, Мэддокс, но Эрла не было здесь почти год! Однако без клуба я не смогу оплачивать счета. А десять штук, которые оставил Грей, быстро израсходуются. – Она надела резиновую перчатку, которую всегда использовала, когда курила, чтобы пальцы не пожелтели.
Неплохое решение, учитывая, что мама выкуривала по сорок сигарет в день.
Я побежал обратно к грузовику и достал из чемодана тридцать тысяч. Мама наблюдала за мной с некой долей подозрения, и оно не исчезло, даже когда я протянул ей деньги.
– Должно хватить на какое-то время. Я пришлю тебе еще, когда опять начну зарабатывать.
Она покосилась на дробовик.
– Ты правда собираешься работать на мафию?
– Я не буду вкалывать на них, но пока мне приходится сотрудничать с ними. Я просто без ума от этой девушки… и не могу…
– Надеюсь, она не играется с тобой. Хочется верить, что оно того стоит. Ради нее ты отказался от настоящего дома, который у тебя был. Она хоть что-то понимает?
Мама права. Клуб был моей крышей над головой столько, сколько я себя помню.
Дом мамы в Техасе – как и этот – стали лишь местом, куда я просто приходил переночевать.
За последние несколько дней много чего произошло, даже не было времени осознать, что теперь у меня нет дома. У меня никогда не было своего угла, только комната в «Тартаре». Когда я испытывал необходимость в компании, всегда находились братья по клубу. И клубные девушки. Но теперь я практически стал «Кочевником», и вернуться мне некуда.
Марселла и я… у нас еще не было собственного жилища, но при мысли о том, чтобы переехать к ней, пульс участился. Как у нас вообще что-то получится?
– Надеюсь, ты не пожалеешь о своем решении, Мэддокс.
– Ни капли, – отрубил я. Никогда не пожалею о том, что спас Марселлу единственным возможным способом. А что насчет убийства Эрла? Я оказал ему услугу. Он избежал жестокой смерти от рук Витиелло. Но крошечная часть меня до сих пор терзалась от воспоминаний о старых добрых временах.
Мама схватила меня за предплечье, впиваясь в кожу длинными ногтями.
– Я переживаю за Грея. Ты тоже лишил его дома. Он растерян и нуждается в людях, на которых можно равняться. Он попадет в беду, я чувствую. Грей будет искать другое отделение «Тартара» в надежде присоединиться к нему, а это верная смерть, поскольку они собираются разжечь войну с итальянцами. Защити его. Верни сюда. И убедись, что он останется.
– Ладно, когда разыщу, притащу к тебе, заставлю окончить школу и пойти на какую-нибудь достойную работу. Он еще очень молод и может начать другую жизнь.
– Я всегда желала другой жизни и для тебя, но не с мафией. Ох, Мэддокс, береги себя.
– Ты меня знаешь. Меня нельзя убить.
Мама стала серьезней.
– Если что-то случится с Греем, я тебя никогда не прощу. Не возвращайся сюда без него, понял? Это твоя вина. Ты отнял все, что у него было, а теперь дай ему то, ради чего можно жить.
Я сглотнул, тяжелое чувство вины осело в груди. Я вырвал Грея из комфортного мира, убил его отца, пусть они только и делали, что ссорились и с трудом ладили. В отличие от меня у парня не было выбора. Однако я не был уверен в том, хотел ли он меня видеть. Если бы он меня послушал, не говоря уже о том, чтобы вернуться со мной домой…
Я посмотрел на грузовик.
– Мне пора, не хочу доставлять тебе неприятности.
Мама одарила меня взглядом, который ясно намекал – уже слишком поздно.
– Пообещай, что вернешься с Греем, – сурово прошептала она, усилив хватку.
Я промолчал, сомневаясь. Грей, в конце концов, не ребенок.
Тем не менее я проговорил:
– Обещаю.
И она меня отпустила. Я отчаянно надеялся, что смогу сдержать слово, ради ее и Грея блага, но прежде всего – ради себя. Ни к чему, чтобы на моей совести появился дополнительный груз вины. И на том спасибо.
– Можешь принести мне старую футболку, пока я не уехал?
Не сказав ни слова, мама исчезла в доме, но я не последовал за ней. Было четкое ощущение: ей не хотелось, чтобы я заходил внутрь. Мне здесь не рады – и не будут, пока я не найду Грея, но даже после… мы и раньше не были близки, а эта ситуация, вероятно, вбила последний гвоздь в гроб наших отношений.
Мама вернулась с парой черных футболок и протянула мне.
Надев свое тряпье, я поехал обратно в город, но спустя какое-то время остановился на обочине, выпустив собак, чтобы те сходили в туалет. Бросив взгляд на «Кавасаки», не удержался. Достав его из грузовика, я немного покатался по дороге, рассчитывая, что сумею собраться с мыслями. Я не мог перестать думать о Грее. Мама всегда говорила, что он бы не пережил того, чему я стал свидетелем.
Он мягче, чем я, наверное, поэтому мама всегда предпочитала его. На ее месте тоже выбрал бы Грея.
Собаки ждали рядом с грузовиком и наблюдали за мной. В итоге я затормозил, но не слез с мотоцикла. Я не мог объяснить, почему вдруг решил не возвращаться в город. Я хотел к Марселле. Ради нее я отказался от всего, желая быть вместе с ней, но кто-то сдал меня. И вряд ли Гроул. Он не похож на мстительного человека, и у него нет никаких причин, если только Лука не приказал ему.
Маттео определенно мечтал, чтобы я уехал. Возможно, он слил информацию. Или Амо. Здоровяк не переносил меня и был бы рад моей смерти, для него главное, чтобы я держался подальше от сестры.
Теперь каждый член «Тартара» в стране знал, что я убил Эрла, и считал меня предателем. Я – их главная цель. Поэтому найти сводного брата будет особенно трудно. Вернись я к Марселле, чтобы сообщить ей о поисках Грея, тот, кто сдал меня, вскоре прознал бы и об этом, а затем донес на меня или представил все так, будто я хочу убить и Грея.
– Черт, – пробормотал я. Важно разыскать брата прежде, чем кто-то вобьет в голову Грея, что я представляю для него угрозу, если так уже не произошло.
Сидя на байке, я смотрел на закат. Хоть жизнь мотоклуба и полна ответственности и правил, гнать на «Харлее» навстречу закату – это всегда дарило мне чувство свободы.
Я решил переночевать в грузовике, прежде чем определиться, что делать дальше. Я смертельно устал, и мне нужна спокойная ночь, чтобы по-настоящему смириться с новым поворотом в жизни.
Я проснулся на следующее утро в кузове грузовика: тоска по Марселле была такой же сильной, как и зов улицы. Две любви моей жизни – бесконечная дорога и девушка с холодными голубыми глазами. Прощальные слова мамы продолжали крутиться в голове: «Если что-то случится с Греем, я тебя никогда не прощу. Не возвращайся сюда без него, понял? Это твоя вина».
Найти Грея будет сложно.
Большинство старых знакомых избегали меня, остальные же, вероятно, пытались убить. У них были все основания не доверять мне. Однако мама права. Мне необходимо спасти Грея от самого себя. Не только потому, что он наверняка до сих пор находился в списке Витиелло, но и потому, что разгневанные байкеры, жаждущие мести, могли преследовать его. Если брат вбил в себе в голову напасть на Витиелло в качестве мстителя, то у меня нет никаких шансов его спасти.
Я затащил «Кавасаки» в кузов грузовика. Нужно избавиться от него и собак, желательно не наткнувшись на кого-то из людей Витиелло. Как только ротвейлеры заняли свои места, я направился в Нью-Йорк. Кобель тяжело дышал, верно, из-за боли от раны, поэтому я решил сначала отвезти животных в безопасное место.
В ходе расследования деятельности Семьи и их многочисленных организаций мы наткнулись на приют для собак, принадлежащий головорезу Витиелло – Гроулу.
Очевидно, Витиелло не будет счастлив, появись я на пороге его дома без приглашения, а у меня не было возможности связаться с Марселлой. Мы уничтожили ее телефон, когда похитили, и я не успел спросить ее номер. Я даже не знал, что именно ей сказать, дабы не поставить под угрозу поиски Грея.
Во время разговора с Гроулом тот был настроен не совсем дружелюбно, но казался более надежным вариантом, чем другие солдаты Витиелло.
Подъехав к подъездной дорожке приюта, я остановился рядом с пикапом. Не успел я выйти из машины, как Гроул и высокий худой парень вышли из дома, направляясь ко мне. Заметив меня, Гроул стал настороженным, зато хоть не достал оружие. За последние годы это было самое дружелюбное приветствие, которое я получал от итальянцев, но я по-прежнему испытывал странное чувство.
Сомневаюсь, что находиться в полудружественных отношениях с Семьей когда-то перестанет казаться мне странным.
Я выбрался из машины, стараясь держать руки на виду. Мне и правда не хотелось схлопотать пулю в лоб, если только я не дал им для этого повод.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Гроул.
– Привез собак. Я спас их со свалки одного из моих убитых братьев по клубу. Пес ранен.
Гроул выглядел напряженным, однако его бдительность ослабла, когда он заметил двух ротвейлеров на пассажирском сиденье.
– Показывай.
Я подошел к двери машины и открыл ее.
– Выпрыгивайте. – Собаки и впрямь послушались и выскочили наружу.
Более крупный ротвейлер зарычал, когда Гроул приблизился к нему, но высокий парень опустился на корточки и заговорил спокойным голосом с псом.
Вскоре животные утихомирились, а парень погладил их.
– Я позвоню ветеринару, чтобы тот осмотрел рану, а тебе следует вернуться в город и встретиться с Лукой.
Проигнорировав последние слова, я указал на грузовик.
– У меня байк Маттео. Могу я оставить мотоцикл, чтобы Маттео его забрал?
Гроул выпрямился и с подозрением посмотрел на меня.
– Почему бы тебе не вручить ему байк лично?
– Я пока не собираюсь возвращаться в Нью-Йорк. У меня есть еще несколько дел, которые нужно решить перед тем, как присоединиться к отряду Луки.
Гроул покачал головой.
– Это так не работает.
– Со мной – так, – кратко сказал я. – Вероятно, я приеду через пару дней, сообщи обо всем Луке.
– Что за дела, с которыми надо разобраться сейчас?
– Они касаются лишь меня и никак не относятся к Семье.
– Любой вопрос относится к Семье, особенно если он связан с Марселлой Витиелло. Она знает, что ты уезжаешь?
– Передай ей. Она поймет. – Я сомневался в этом, кроме того, не мог посвятить никого в детали плана, ведь Гроул был человеком Луки. Я никогда не отчитывался перед женщиной, не считая мамы, да и то в детстве: все прекратилось, когда я стал подростком.
Гроул прищурился.
– Если ты не заинтересован в Марселле или не уверен, на чьей ты стороне, то тебе лучше не возвращаться. Однажды Лука пощадил тебя, но больше он не будет столь великодушен.
– Тебе-то что?
– Я знаю, кому я предан. Лука принял меня, когда мне было некуда идти. Я не из тех, кто растаптывает такой подарок.
– Просто скажи Марселле, что мы увидимся, когда я разберусь с проблемами, и передай Маттео мое спасибо за байк. – И я шагнул к машине.
Незачем чувствовать угрызения совести из-за слов Гроула. Однако у меня проскочила мысль доехать до особняка Витиелло и попросить разрешения поговорить с Марселлой в надежде все прояснить, хотя найти Грея, пока того не убили, являлось главной задачей. Как только он скажет, кто слил информацию, что я прикончил его отца, тогда я и решу, что делать. Я не знал, сколько времени все займет, впрочем, мы с Марселлой прошли и через худшее, чем несколько дней разлуки.
Скоро мы вновь будем вместе, и, черт, я не мог дождаться, когда попробую ее снова.
После нескольких недель плена было странно оказаться дома. Еще недавно я чуть ли не каждую секунду проводила с Мэддоксом, и теперь мне стало непривычно находиться вдали от него. Мне его не хватало, я скучала по его грязному рту, во многих смыслах этого слова, но, как оказалось, он сделал выбор двигаться дальше и наслаждаться свободой, которую предлагает байкерский образ жизни.
Выглянув в окно и посмотрев на улицу, я с горечью скривила губы. Я продолжила делать это, хотя час назад Маттео сообщил, что Мэддокс не вернется. Похищение изменило меня, хоть я и не хотела никому признаваться.
Может, это и к лучшему, что Мэддокс принял решение и разорвал отношения. Я же оказалась недостаточно храброй, но до безумия влюбленной. А был ли шанс возродить связь в условиях нормальной обстановки, без опасений за собственную жизнь? Мы никогда не узнаем.
Я не испытывала ненависти к Мэддоксу за то, что он уехал, но задумалась: «А не было бы лучше позволить папе убить его, ведь тогда все стало бы проще?»
Жизнь с Мэддоксом привнесла бы много испытаний не только для меня, но и для Семьи, и для коза ностра Восточного побережья, вдобавок я не уверена, что все бы с этим справились.
Амо издал звук, выражающий недовольство.
– Прекрати глазеть в окно, как верная собачонка. Он не приедет. Он вероломный байкер, тебе будет лучше без него.
Я одарила брата своим лучшим смертоносным взглядом, возмущенная таким сравнением.
– Собака будет вилять хвостом и приветствовать хозяина, я же врежу Мэддоксу по яйцам, как только он ворвется в мою жизнь, можешь не сомневаться.
Амо покачал головой.
– Точно. Ты так и сделаешь, но ты должна позволить папе разобраться с ним. Пусть его убьют. А тебе нужно начать все с чистого листа, Марси. Тот факт, что он до сих пор где-то на свободе, мешает тебе жить, ты должна отпустить это. Тебе понадобятся напористость и ум, чтобы показать солдатам отца, кто здесь главный.
Наконец я отвернулась от окна. Лишь из комнаты Амо открывался вид на улицу, мое же выходило в сад: вероятно, еще одна мера безопасности папы.
– Мне ничего не мешает жить дальше. Я в состоянии отличить голос сердца от голоса разума. Моя работа на Семью не имеет ничего общего ни со мной, ни с Мэддоксом.
– Нет никаких «ты и Мэддокс». Он тебя бросил.
– Неправда. Он не мог. Мы не были в отношениях, чтобы говорить о…
Амо перебил меня:
– Не продолжай. Не хочу знать подробности о твоем плене с привилегиями.
Я швырнула в Амо первое, что попалось под руку, – толстый учебник по алгебре, валяющийся на полу.
– Ладно тебе! Не будем упоминать байкера.
– Спасибо. – Я подошла к дивану и улеглась.
Амо вновь сконцентрировался на мониторе компьютера, изучая топографические особенности Пенсильвании. Я не знала, было ли это домашним заданием или же он занимался географией ради охоты на байкера.
– Рано или поздно наши солдаты примут тебя, – сказал Амо, и в его тоне подразумевалось «но».
Наши солдаты. Для него все происходило естественным образом. Амо встретили с распростертыми объятиями, и ни у кого даже не возникло вопроса, что он станет доном после того, как папа уйдет в отставку.
И я догадалась, о чем умолчал Амо.
– Потому что они уважают и боятся папу.
Он ничего и не отрицал.
– Я добьюсь их уважения.
– Тебе придется работать усерднее, чем когда-либо приходилось мне.
Именно. На женщин смотрели свысока. Нам полагалось быть красивыми и понимать, когда следует промолчать. Благодаря папе в мою сторону не летели сексистские комментарии, однако мужчины не воспринимали меня всерьез.
– Ты не передумала насчет татуировки? – спросил Амо, указывая на мою спину.
Я напряглась, как и всегда, когда мне напоминали об уродливых словах, вытатуированных на коже.
«Шлюха Витиелло».
– Да. Не собираюсь тратить месяцы на то, чтобы вывести тату, чтобы остались только шрамы. Люди все равно будут знать, что они означают, кроме того, они сообразят – произошедшее задело меня настолько, что я захотела убрать следы со своего тела. Я буду выглядеть слабой, поэтому слова останутся, но я перекрою их собственной правдой.
Амо кивнул.
– Может, и я сделаю еще одну татуировку.
Я усмехнулась.
– Удачи с мамой. У тебя не было бы даже первой тату, не понадобься она для Семьи.
– Папа с ней поговорит.
Я закатила глаза. Раздался тихий стук в дверь.
– Да, – сказал Амо.
Мама заглянула в комнату, на ее лице отражалось беспокойство, но оно исчезло, когда она заметила меня.
– Марси, вот ты где! Я сначала проверила твою спальню.
Я почти не проводила время у себя, да и Амо пока не жаловался на мое присутствие. Я не представляла почему, может, из-за желания меня защитить… или брату и вправду было все равно.
– Тебе что-то нужно? – спросила я, улыбнувшись маме. Она до сих пор волновалась, особенно после исчезновения Мэддокса.
Втайне она, конечно, этому обрадовалась, как и папа, но не показывала виду.
– Джованни пришел.
Я приоткрыла рот, совершенно ошеломленная новостью.
– Он не звонил заранее?
– Понятия не имею. – Мама взглянула на Амо.
Он пожал плечами.
– У меня нет его номера, как и у него – моего. Мы не настолько близки.
Я подавила гнев.
– Папа в курсе! Сомневаюсь, что Джованни осмелился бы прийти без его предварительного разрешения.
Мама одарила меня ободряющей улыбкой.
– Твой отец переживает о тебе не меньше меня. Может, он подумал, что тебе было бы неплохо увидеться с Джованни.
Я начала расхаживать по комнате.
– Как встреча с бывшим мне поможет? Мэддокс исчез совсем недавно!
– Былая любовь горит дольше, верно? – пробормотал Амо.
Не будь мама рядом, швырнула бы в него еще одну книгу и уж точно не промахнулась бы.
– Ты встретишься с ним или мне попросить его уйти? – спросила мама. – Он в холле.
Я не могла поверить, что Джованни здесь. Из всех людей, которых я не хотела видеть сейчас, он являлся первым в списке.
– Отправь его домой. Не желаю с ним разговаривать.
Мама кивнула и развернулась.
Мэддокс, наверное, уже развлекался с какой-то девицей, которая делала ему минет. От этой картины ярость и тошнота подкатили к горлу. Я не сожалела о том, что произошло между нами, поскольку наслаждалась свершившимся на все сто, однако мне не хотелось привязываться к этому эмоционально.
– Постой! – крикнула я, поспевая за мамой.
Она оглянулась, вскинув брови.
– Я пообщаюсь с Джованни, – выпалила я. – Было бы невежливо попросить его убраться вон, ведь он проделал такой путь сюда.
– Верно, – согласилась мама. – Как благоразумно с твоей стороны.
Она подразумевала, что, возможно, я пересмотрю свое отношение к Джованни. Первая мысль была сказать «нет», поскольку после расставания с Джованни я чувствовала себя свободной. Я не понимала, как наше воссоединение мне поможет. Вернуться к бывшему только потому, что ты не способна быть одна или тебе надо утешить разбитое сердце, – наихудшее решение.