– О боже, – прошептала Марселла.
Возможно, она подумала, что я ее не услышу. Конечно, это не предназначалось для моих ушей, но я в первый раз почувствовал ее страх и ощутил его по тому, как она задрожала.
Было странно, но я не испытывал никакого удовлетворения от ее страданий.
Я отнес Белоснежку в единственную свободную конуру, несмотря на ее сопротивление. В остальных клетках находились ротвейлеры, которых мой дядя превратил в жестокие боевые машины. Они подчинялись только ему и иногда мне. При виде незнакомки их лай и рычание только усилились.
Я бесцеремонно поставил Марселлу на ноги, развернулся и захлопнул дверь клетки. Собаки окружили ее конуру и прыгали на решетку, рыча и забрызгивая все слюной. Они злобно уставились на Марселлу, горя желанием наброситься. Эрл зарабатывал большие деньги на собачьих боях, и ходили слухи, что в прошлом он расправлялся с предателями таким образом, но это было еще до моего рождения.
Марселла вздрогнула и прижалась к стене конуры, сжимая одну из своих дорогих черных туфель на высоком каблуке. Эрл наблюдал за этим с довольной улыбкой, прежде чем подошел ко мне. По какой-то причине, увидев Марселлу в клетке, я испытал то же неприятное ощущение, которое появлялось у меня каждый раз, когда я видел тигра в зоопарке. Ей там было не место, но не стоило ставить мои бредовые чувства выше мести.
Ее дискомфорт будет недолгим и не сравнится с тем адом, в котором я жил с того момента, когда ее отец убил моего.
– Лежать! – прошипел Эрл, и все собаки послушно выполнили его команду. Он остановился рядом со мной, но смотрел только на девушку в клетке. – Марселла Витиелло, наконец-то мы встретились.
– Думаете, я знаю, кто вы? – надменно спросила она.
У меня было такое чувство, что она прекрасно это знала. Ее реакция на байкерскую жилетку показалась мне слишком острой. Она не могла быть настолько слепа. Хоть я и был уверен, что Витиелло сделал все, чтобы превратить ее жизнь в чертову сказку. Но даже ее зацикленный на походах по магазинам мозг принцессы должен был знать истории о нашем клубе и Семье.
– Может, и не знаешь, – ответил Эрл, пожимая плечами. Он повернулся, показывая символику адской гончей с надписью клуба. – Я президент мотоклуба «Тартар», и нам нужно свести счеты с твоим отцом. К несчастью для тебя, мы хотим уладить это с твоей помощью.
Марселла скрестила руки на груди.
– Я не стану помогать вам с этим. Твой план обречен. Мой отец разделается со всеми вами, как ему и следовало поступить давным-давно.
Очевидно, она понимала, что произошло. Теперь, увидев ее в клетке, я больше не беспокоился о ней. Может, немного пожить с собаками пойдет ей на пользу.
– Посмотрим, как долго ты сможешь оставаться такой высокомерной. Наслаждайся нашим гостеприимством, – сказал Эрл с хриплым смешком. Кивнув мне, он развернулся и направился обратно к дому.
Марселла не шевелилась. Она продолжала размахивать единственной туфлей в своей руке. Ее ноги были босыми, значит, она потеряла другую туфлю по дороге.
– Поверь мне, здесь тебе не понадобится модная обувь, – сказал я, прислоняясь к решетке.
Марселла взглянула на туфлю, потом снова на меня.
– Я не доверяю ни тебе, ни другим деревенщинам[8].
– Деревенщинам? – Я ухмыльнулся и невозмутимо достал сигарету из пачки в джинсах. – Не очень умно оскорблять людей, ответственных за твою безопасность. – Я закурил, не сводя глаз с девушки.
Даже ее ступни выглядели безупречно. Ногти на пальцах ног были накрашены красным лаком, вероятно, в каком-нибудь дорогом салоне на Манхэттене. Такие девушки, как она, не делают себе педикюр, прическу и все остальное сами. Они привыкли, что люди выполняют все за них. Избалованные до глубины души.
Наконец, я оторвал взгляд от ее ног, не желая показаться извращенцем, которому нравится сосать пальцы. Марселла наблюдала за мной так же, как и я за ней. Ее лицо было маской самообладания, но глаза не могли скрыть страх. Это не принесло мне того удовольствия, на которое я рассчитывал. Я хотел заполучить в свои руки ее отца.
– Я даже не знаю твоего имени, – сказала Марселла, словно ожидала официального представления.
– Мэддокс – Бешеный пес – Уайт.
Я внимательно наблюдал за ее реакцией на мое имя, особенно на прозвище. Если она и узнала, то не подала виду, но мое прозвище явно привлекло ее внимание.
– Бешеный пес, – произнесла Марселла, качая головой с горькой улыбкой. Она указала своими ухоженными пальцами с маникюром на собак. – Значит, они твои?
Я усмехнулся.
– Думаешь, меня называют Бешеным псом, потому что я без ума[9] от собак?
– Откуда мне знать про байкерский этикет, если у вас вообще существует какой-либо этикет.
Я стиснул зубы.
– Бешеный пес потому, что бесстрашный, как бешеный пес.
– Значит, ты никогда не встречал моего отца.
Я тихо рассмеялся, покачав головой, и ткнул носком своего черного ботинка в грязь. Если бы она только знала. Марселла с любопытством склонила голову набок, но сейчас я не собирался рассказывать ей больше.
– Зачем ты привел меня сюда?
Должен признать, она меня удивила. Я думал, она заплачет и начнет умолять, но эта девушка до сих пор держала холодную маску, которой была печально известна. Вероятно, Марселла взяла больше качеств от своего отца, чем мы с Эрлом думали.
– Как уже сказал мой дядя, из-за твоего папаши, с которым нам нужно свести счеты.
Она покачала головой.
– Чего бы вы от него ни хотели, вы этого не получите.
– Нам нужна его жизнь, и не сомневаюсь, что мы ее получим, учитывая, что у нас его драгоценная дочь.
Марселла взглянула на клетку слева, где сидела Сатана – любимая собака Эрла, которая наблюдала за ней, как за новым лакомством. Я так и не понял, почему дядя назвал собаку Сатаной, но пытаться понять его логику было пустой тратой времени.
Марселла сглотнула и перевела взгляд на меня.
– Мой отец – самый жестокий человек, с которым ты когда-либо имел несчастье встретиться. Единственное, до чего ему есть дело, – это клан нью-йоркской Семьи.
Я усмехнулся.
– Ты правда думаешь, что я в это поверю? Твой отец отлично умеет сохранять безэмоциональное лицо ублюдка на публике, но ты и твоя мать смотрите на него с любовью. Если бы за закрытыми дверьми он вел себя с вами как редкостный мудак, вы бы не смотрели на него так.
Последние несколько недель я часами рассматривал фотографии Луки с его семьей. Интернет был переполнен официальными портретами, многие из которых передавали настоящие эмоции, но лишь несколько нежелательных снимков папарацци показывали чувства Марселлы и Арии к человеку, которого я ненавидел больше всего на свете. Должно быть, случилось какое-то чудо, раз они так обожали его, и, пусть он всегда носил свою непробиваемую маску ублюдка на публике, у меня было чувство, что он защищал их и был собственником по отношению к жене и дочери. И теперь, когда его принцесса у нас в руках, он начнет действовать.
Марселла пожала плечами, пытаясь казаться безразличной, но при этом вонзив красные ногти в свои предплечья.
– Как скажешь. Многие жертвы любят своих насильников и восхищаются ими.
Я сделал затяжку.
– Некоторые да. Но это всегда связано со страхом, боязнью огорчить своего насильника и стать объектом его гнева.
– Откуда ты знаешь? – резко спросила она. – Ты учился на психолога?
Я натянуто улыбнулся. Ей не нужно было знать о моем прошлом ничего, кроме истории о смерти моего отца.
– Нет, в отличие от тебя у меня не было возможности поступить в колледж.
– Но не из-за денег. Уверена, продажа наркотиков и оружия приносит кучу денег твоему клубу. Это прибыльный бизнес.
– Удивлен, что ты знаешь о деньгах больше, чем требуется, чтобы разобрать ценник на твоих модных туфлях.
– Я никогда не смотрю на ценники, – сухо произнесла Марселла, изящно пожав плечиком.
Это заставило меня по-настоящему рассмеяться. У нее были когти. Мне это нравилось. Я такого не ожидал.
– Значит, твой отец делится с тобой деталями своей работы?
Возможно, Марселла и вправду могла быть более полезной, чем просто инструментом для переговоров. Эрл стремился расширить наш бизнес, но Семья крепко держалась за наркотики и оружие.
– Нет, не делится. Но об этом знает каждый, у кого есть хоть немного мозгов.
Я не мог понять, лгала ли она мне. У нее было такое невозмутимое лицо. И она определенно вела себя чересчур самоуверенно не для своего же блага.
Молчание между нами затянулось, и Марселла начала осторожно осматривать свою камеру.
– На случай, если ты ищешь туалет, он вон там. – Я указал на ржавое ведро в углу.
– Я не буду использовать ведро, – сказала она с отвращением.
– Тогда можешь справлять нужду прямо на пол, как собаки.
Принцесса снова посмотрела на клетку слева от себя, где Сатана теперь лежала в своей будке, внимательно наблюдая за Марселлой.
Рев нескольких мотоциклов дал мне понять, что празднование удачного похищения вот-вот начнется. С радостными возгласами и свистом несколько моих братьев по клубу подошли к клетке. Они хлопали меня по плечам и осматривали пленницу хитрыми взглядами, отпуская грязные комментарии. Через несколько минут, пока Марселла, казалось, пыталась слиться со стеной, они отправились в клуб.
Белоснежка сжала предплечья еще сильнее, взглянув на меня мельком.
– И что дальше?
Я бросил сигарету на землю.
– Ты остаешься здесь и устраиваешься поудобней, а я пойду к своим братьям по клубу.
Через открытые окна доносилась громкая музыка в стиле кантри, и несколько парней подпевали, не попадая в ноты. Наверняка уже нашли самогон. Дверь клуба распахнулась, и, спотыкаясь, вышел Гуннар в наполовину расстегнутой рубашке и с бутылкой в руках.
– Мэддокс, ты пропускаешь вечеринку! – крикнул он.
– Иду!
– Полагаю, вы празднуете мое похищение? – спросила Марселла, заправляя прядь волос за ухо. Сегодня я впервые увидел ее волосы не идеально выпрямленными.
– Да, а еще предстоящую мучительную смерть твоего отца, как только он обменяет себя на тебя.
Марселла удивила меня, когда оттолкнулась от стены и подошла ближе. Я прищурился и выпрямился, отойдя от решетки. Она была миниатюрной девушкой, на голову ниже меня, но порой внешность обманчива. Она одарила меня ледяной улыбкой.
– Наслаждайся вечеринкой, пока можешь, но не совершай ошибку: единственная смерть, которую ты отпразднуешь, будет твоя собственная.
В этот момент подъехал Грей на своем мотоцикле.
– Наконец-то, Грей, тащи свою задницу сюда. Твой старик искал тебя весь день! – крикнул Гуннар.
Грей кивнул мне, слезая с байка. Я покачал головой, гадая, где он снова пропадал. Его взгляд остановился на Марселле, и Грей поморщился. Его отношение к похищению не изменилось. Мое тоже, но жертвы были неизбежны, если мы хотели возмездия.
Гуннар обнял Грея за плечи и повел к двери, хотя тот выглядел так, словно предпочел бы провести вечер со мной в конуре.
Марселла переводила взгляд с него на меня.
– Твой брат?
Я наклонил голову, понимая, что она внимательно за всем наблюдала. Я не знал, как она поняла, что мы братья. У нас обоих были светлые волосы, но Грею достался серый цвет глаз нашей мамы, и черты его лица были мягче моих.
– Сводный, – ответил я.
Марселла кивнула, словно запоминала информацию, чтобы использовать ее в дальнейшем.
Закурив еще одну сигарету, я приподнял воображаемую шляпу и зашагал в сторону клуба.
– Наслаждайся свежим воздухом.
Она ничего не сказала, но я почти почувствовал ее яростный взгляд на своей шее.
В клубе вечеринка была в самом разгаре. Новость об успешно завершенном задании быстро распространилась. Каждый хотел похлопать меня по плечам и поздравить с успехом. Я лишь качал головой, ухмыляясь. Эрл подошел ко мне и протянул бутылку пива.
– Почему ты не празднуешь?
– Пока рано! – прокричал ему в ухо. – Мы выиграли битву, но не войну.
– Это важная битва, сынок. Пусть наши люди отпразднуют и почувствуют, что мы близки к победе в этой проклятой войне.
Я кивнул, сделав глоток пива перед тем, как позволил Черри – одной из новых клубных девушек – потереться об меня в весьма откровенном танце. Но все мои мысли были о другом. Я не мог перестать думать о девушке, запертой снаружи в конуре. Она так долго была плодом моего воображения, что ее близость стала ударом для моего организма.
Как только я допил пиво, Грей сунул бутылку самогона мне в руку. Сделав маленький глоток, я поставил ее на стойку бара.
Я решил оставаться трезвым, пока Марселла была в наших руках. Не стоило недооценивать Луку Витиелло. Этот маньяк-убийца с армией преданных солдат был готов умереть, яростно защищая свою семью. Похищение его дочери могло бы приблизить день нашей смерти, если бы мы не разложили карты правильно. Эрлу следовало отложить празднование, несмотря на недовольство наших братьев по клубу. Алкоголь и девчонки могли подождать до смерти Витиелло.
Черри прижалась ко мне.
– Ты явно заскучал. Давай поднимемся наверх. Я знаю, как поднять тебе настроение.
Я позволил ей отвести меня в мою небольшую комнату. Единственными предметами мебели здесь были кровать и кресло, на которое я сбрасывал всю свою одежду.
Черри толкнула меня на кровать и начала раздевать. Я всегда был доволен клубными девушками, но теперь не мог перестать сравнивать их с Марселлой, мать вашу, Витиелло. И, черт бы меня побрал, Белоснежка была на совершенно другом уровне. Черри сняла лифчик, но не это заставило мой член напрячься в штанах. В голову пробрался образ холодных голубых глаз, пухлых красных губ и черных волос.
Мне нужно было перестать фантазировать о Белоснежке, особенно теперь, когда она была в пределах досягаемости.
Я провожала Мэддокса взглядом, пока он, уверенно шагая, не исчез внутри обшарпанного фермерского домика. Его приятели-байкеры наверняка приветствовали его как короля после моего похищения. Я придвинулась ближе к клетке, пытаясь игнорировать рычание собаки по соседству и то, как ускорился мой пульс из-за этого. Должно быть, недавно прошел дождь, потому что от запаха мокрой шерсти и мочи у меня скрутило живот. Влажность и затяжная жара только усугубляли ситуацию. Я старалась не думать о том, с чем соприкасались мои ноги на грязной земле. Забравшись на будку, я сморщилась от боли, когда щепки необработанной древесины вонзились в ладонь, и прижалась к неровному камню в стене. На улице темнело, и мое положение казалось еще более отчаянным. По привычке я потянулась за телефоном к заднему карману, но похитители, конечно, избавились от него.
Папа всегда предупреждал меня об опасностях нашей жизни, но ни он, ни я никогда не думали, что мы по-настоящему столкнемся с этим. Что меня на самом деле похитят.
Меня затрясло. Это было похоже на кошмар.
Я не знала, сколько было времени. Видимо, я потеряла часы, как и одну из своих туфель, но прошло минимум несколько часов после моего похищения. Мысль о том, что я была без сознания столько времени, вызвала ледяную дрожь по всему телу и заставила задуматься, что делали собаки все это время.
Отец наверняка уже узнал о случившимся. Мне было интересно, сообщил ли он маме. Он предпочитал утаивать от нас с ней некоторые мрачные моменты своей работы, но мы не были глупыми и знали больше, чем он думал. И все же я хотела, чтобы был способ скрыть эту новость от мамы. Если она узнает, это ее сломает. Мама не была создана для мира мафиози.
А что касается Амо? Наверняка он сделает нечто особенно глупое, еще более глупое, чем обычно. Я улыбнулась, но вскоре мои глаза наполнились слезами. Я быстро заморгала, отгоняя их. Я не заплачу. Вместо этого я упорно смотрела на лес, окружающий территорию, пытаясь уловить звуки дороги или людей. Но, кроме редкого пения птиц, прощающихся с заходящим солнцем, и шелеста деревьев, я ничего не услышала – ничего, кроме шума, раздававшегося из клуба.
Наступила ночь, и пение птиц стихло. Гул, доносящийся с байкерской вечеринки, становился громче, и время от времени к нему добавлялся звук бьющегося стекла. Мной овладела усталость, больше эмоциональная, чем физическая, но столь же сильная. Но я не засну до тех пор, пока мое тело окончательно не устанет. Не с этими животными – собаками и байкерами – рядом.
Захрустела галька. Я напряглась и выпрямилась. Парень лет двадцати, спотыкаясь, направлялся ко мне. Он был пьян и даже не мог идти ровно, но его взгляд был устремлен прямо на меня. Он врезался в решетку, затем вцепился в нее, прислонившись лбом к щели между прутьев, словно хотел пролезть через них. Мои глаза метнулись к двери, которая была заперта. Но что, если у него имелись ключи?
Он широко улыбнулся мне.
– Вот она, здес-с-сь, – прошипел он, как змея. – Прекрасная принцесса. – Он раздевал меня жадными, полузакрытыми глазами.
Мои руки задрожали еще сильнее, и я вцепилась в колени. Взгляд парня метнулся к двери клетки. Я молилась, чтобы у него не было ключей. Возможно, он достаточно напился, чтобы я смогла справиться с ним и убежать, а может, нет, но он однозначно был сильнее меня. Шатаясь, он подошел к двери и дернул ее, сначала слабо, потом сильнее. Я вздохнула с облегчением, когда его яростная тряска решетки ни к чему не привела.
– Жаль. Возможно, в следующий раз, – сказал он, глупо усмехнувшись. Затем начал расстегивать ремень. Ему потребовалось две попытки, чтобы расстегнуть ширинку, и я с отвращением отвернулась. Он собирался дрочить у меня на глазах?
Но вскоре звук жидкости, ударяющейся о стенку будки, эхом раздался в тишине. Несколько теплых капель попали мне на руку, и я издала крик отвращения, еще сильнее прижимаясь к стене.
– Ты – животное!
Раздались шаги.
– Денвер, ты мудак! – прокричал Мэддокс и толкнул мужчину в грудь так сильно, что тот упал и рассмеялся спьяну, а затем замолчал.
Мэддокс был в своих мешковатых джинсах с низкой посадкой, но без футболки, шнурки его ботинок тащились по земле. В мягком свете крыльца я рассмотрела несколько татуировок на его груди, и одна из них была с изображением черепа, извергающего пламя. Тени подчеркивали рельеф его мускулистого пресса вплоть до косых мышц внизу живота.
– Черт, – прорычал Мэддокс и пнул неподвижного Денвера, чья голова склонилась вбок. – Этот мудак вырубился и обоссал все вокруг себя. – Он повернулся ко мне, прищурив глаза. – Ты в порядке?
– Тебе-то какое дело? Ты запер меня в собачьей конуре. – Мой голос стал гнусавым, я боролась со слезами. Держа руку подальше от себя, я думала, как мне избавиться от мочи. От одной мысли об этом желудок сжался.
– Не знаю, – холодно ответил Мэддокс и развернулся, чтобы уйти. – Спокойной ночи.
– Он помочился на будку, и его моча попала на мою руку, – поспешила сказать я, ненавидя жалобные нотки в своем голосе. Я никогда не была в таком отчаянии, по крайней мере не перед незнакомцами.
– Безмозглый придурок, – рявкнул Мэддокс на своего приятеля-байкера, который определенно его не слышал, а после сказал мне: – Я принесу полотенце.
Он развернулся и зашагал по усыпанной галькой дорожке, ведущей к клубу.
Я перевела взгляд на отключившегося парня, он не шевелился. Спустя несколько минут вернулся Мэддокс с полотенцем в руках. Он протянул его мне через решетку. Я спрыгнула с будки, убедившись, что не приземлюсь в лужу мочи, и схватила полотенце. Оно было холодным и мокрым. Я понюхала его, не доверяя никому здесь, но уловила лишь слабый намек на моющее средство.
– Это вода и мыло, или ты ожидала, что я дам тебе полотенце, пропитанное мочой? – сказал Мэддокс. Он и вправду казался оскорбленным. Какое право он имел обижаться? Разве это он был заперт в конуре?
Я вытерла руки, бормоча.
– Откуда мне знать? Этот парень захотел помочиться на меня, и ты, наверняка, считаешь, что я этого заслуживаю, потому что я дочь своего отца.
Папа вызывал ненависть у многих людей, и ко мне относились так же, просто потому что я была его плотью и кровью. Власть отца защищала меня от жестокости людей, их страх всегда был больше неприязни. Теперь я осталась без защиты.
– Нет. То, что ты пленница, не значит, что с тобой надо обращаться как с грязью.
Я продолжала вытирать руки полотенцем, но вонь мочи от пола конуры забила нос, поэтому я все еще чувствовала себя грязной.
– Значит, собачья клетка – это твой способ не обращаться со мной как с грязью?
– Это было решение клуба.
Я с любопытством склонила голову.
– И где бы ты меня держал?
– У нас в подвале.
– Звучит роскошно. – Я протянула полотенце.
Мэддокс покачал головой, посмотрев на меня так, что это показалось мне чем-то личным.
– Оставь себе.
Я кивнула, затем обошла лужу мочи и забралась обратно на будку.
– Я попрошу кого-нибудь убраться тут утром, ну, или днем, в зависимости от того, когда все протрезвеют. – У него был едва заметный акцент, нетипичный для людей из этих мест, и я не могла понять, откуда он родом, но определенно с юга.
– Ты же понимаешь, что моему отцу не составило бы труда разобраться с вами, если бы он напал сейчас.
– Так и есть, но твой старик не имеет ни малейшего представления, где ты находишься. Мы только недавно переехали в это место.
– И где же мы? – небрежно спросила я.
Мэддокс внимательно и медленно разглядывал меня, его лицо расплылось в улыбке, показывая ямочку на правой щеке.
– Почему-то я думаю, что будет ошибкой рассказывать тебе слишком много.
– Мэддокс! – позвал высокий женский голос.
Мэддокс вздохнул, глядя на окно, откуда голая девушка махала ему рукой.
– Твоя девушка ждет, когда ты развлечешь ее, – пробормотала я.
– Она не моя девушка, но я должен идти, – сказал Мэддокс. Затем поднял парня, валяющегося на земле, и понес его.
Как только он оказался вне поля зрения и пределов слышимости, я судорожно вздохнула. Слезы навернулись на глаза. Мне не хватило сил, чтобы сдержать их.
Пока я сидела в кромешной темноте, слушая стоны, гул и лай собак вокруг, тихие слезы скатывались по моим щекам. Было не холодно, но я не могла унять дрожь. Я всегда знала, что папин бизнес опасен, однако это была лишь отдаленная опасность, несмотря на то, что телохранители следили за каждым моим шагом. Теперь они были мертвы. Либо байкеры убили их, либо отец сделал это в тот момент, когда узнал, что они позволили похитить меня. Я не винила их. Джованни так сильно разозлил меня, поэтому я приказала им отойти, чтобы поговорить наедине, попросить оставить меня в покое. Но папа не стал бы рассматривать такой вариант событий. В гневе он бы обвинил моих телохранителей, а меня не было рядом, чтобы убедить его в обратном и взять всю вину на себя.
В конце концов я вытерла слезы и просто смотрела в темноту, время от времени слушая крики байкеров, пока они напивались еще больше. Огромная собака в клетке слева начала расхаживать, навострив уши. Она порыла землю, а затем свернулась калачиком. Я боялась собак, но мне было их жаль, ведь они проводили всю свою жизнь запертыми в маленькой клетке.
Как долго я пробуду здесь? Возможно, папа и Маттео были уже в пути, чтобы меня спасти. Я молилась, чтобы это было так. Мне не хотелось знать, что эти байкеры планировали со мной сделать. Мэддокс мог бы спасти меня от желающих помочиться на мою руку и сделать вид, что ко мне относятся достойно, но пока все свидетельствовало о другом.
Всю жизнь красота была моим оружием, тем, что отпугивало других лучше пистолетов или кулаков, но теперь она стала бременем. Уже в раннем подростковом возрасте я поняла, как выгляжу в глазах мужчин, и быстро научилась использовать внешность в своих интересах, но сейчас…
Выплакавшись, я пообещала себе быть сильной, чтобы выбраться отсюда живой. Папа сделает все, чтобы спасти меня, но мне нужно было убедиться, что они с Маттео не умрут из-за меня. Я должна была найти способ облегчить им задачу или даже выбраться отсюда. Эти байкеры умом не отличались. Мне нужно было придумать, как обмануть их и сбежать.
Вскоре мои веки стали тяжелыми, но я не давала им закрыться, пока глаза не начали яростно гореть. Собаки сопели в конурах рядом с моей, вероятно, мечтая о том, чтобы я стала их следующим блюдом.
Еще задолго до того, как вечеринка утихла, из дома вышла одинокая фигура.
Я узнала Мэддокса, когда он прислонился к крыльцу, освещенному светом из окон. Этот парень был самым высоким из байкеров. Время от времени кончик его сигареты вспыхивал. Даже не видя его глаз, я могла сказать, что он наблюдал за мной. Это вызывало легкую дрожь. То же самое я почувствовала в клубе, где впервые его увидела.
Мэддокс Уайт.
Я знала, кто он такой. Папа никогда не делился мрачными деталями своей жизни со мной или мамой, будто мы не могли справиться с этим только потому, что были женщинами. Мама не хотела знать, а я никогда не пыталась расспросить отца, ведь это казалось бесполезным. Подробности только разожгли бы мой интерес еще сильнее и заставили возмутиться тем фактом, что я никогда не смогу стать частью бизнеса. Но я слышала историю о байкерах из Нью-Джерси, которых отец уничтожил в одиночку. Я старалась держать глаза и уши востро, и эта резня по-прежнему была популярной темой для разговора среди членов мафии на светских мероприятиях. Поскольку большинство мужчин пытались развлечь меня, чтобы произвести впечатление, подобные истории всегда доходили до моих ушей.
Я сделала глубокий вдох и прислонилась к неровной стене. Пальцы болели от того, как сильно я сжимала каблук. Мэддокс был сыном одного из убитых байкеров. Должно быть, он действительно сильно ненавидел моего отца, поэтому я еще меньше верила в его дружелюбие. Пока я пыталась не думать об их плане мести. Это только заставило бы меня нервничать еще больше, но четкое представление об их вероятных действиях могло решить, выйду ли я отсюда живой или в гробу.
От осознания того, насколько я была близка к смерти, пульс участился. Всю мою жизнь угроза висела у меня над головой как дамоклов меч[10], но она всегда была абстрактной, а не чем-то осязаемым, за что можно было ухватиться. Теперь опасения отца стали реальностью, а мое недовольство из-за его настойчивого желания все время держать меня под строгой охраной казалось детским и наивным. Возможно, было бы правильно подготовить меня так же, как он подготовил Амо, и показать мне настоящую опасность нашего мира. Теперь я столкнулась с ней без особой подготовки.
Этим мужчинам нужен был мой отец, но, чтобы заполучить его, они не побоялись причинить мне боль. Никогда в жизни у меня не было шрамов. Я молила Бога дать мне силы сохранить достоинство даже перед лицом пыток. Я хотела, чтобы моя семья гордилась мной. Эти байкеры жаждали запятнать фамилию Витиелло, но я пообещала себе сделать все, что в моих силах, чтобы помешать им. Я должна была верить, что во мне было больше качеств отца, чем он когда-либо хотел для меня.
У меня не имелось никакого оружия, кроме одного. Амо всегда говорил, что моя внешность смертоносна. Я надеялась, что смогу доказать правдивость его слов.