Кора Рейли
Связанные местью
Глава шестая
ГРОУЛ
У меня путались мысли, пока я тащил Кару к своей машине. Я часто думал о ней после того, как впервые увидел ее на вечеринке Фальконе. Я пожалел, что вообще пошел на ту гребаную вечеринку, в частности, потому, что ее образ преследовал меня во сне все последующие недели.
Ощущал себя обезьяной в костюме и понимал, что выгляжу также. Каким-то чудовищем, которое они хотели держать в клетке до тех пор, пока им не понадобится выпустить его на волю. Я знал, что Фальконе пригласил меня только для того, чтобы людям было о чем посплетничать. Даже после всех этих лет они считали меня монстром, которого следует бояться.
Я, без сомнения, и был монстром. Но я был не единственным чудовищем в этой комнате. Я даже не был уверен, что был худшим из присутствующих.
Я убил большинство людей голыми руками; я не мог этого отрицать, да и не хотел. Я был чертовски горд тем, что сделал. По крайней мере, большей частью совершенного мной. Убийства были единственной вещью, в которой меня невозможно было превзойти. Я был лучшим. И пусть мой талант убивать превратил меня в одного из худших монстров, но я понимал, как легко приказ убивать и калечить срывался с языков большинства мужчин, собравшихся на этой вечеринке, как они наслаждались своей властью делать это.
Однако это не превращало их в монстров, подобных мне. Но в любом случае не мне было решать. Может быть, однажды всем им, включая меня, придется столкнуться с высшими силами. Этот день не закончился бы для этих людей ничем хорошим.
Однако я не слишком переживал по этому поводу. Я прошел сквозь ад и все еще живу в нем. За меня нечего было бояться. Ничто из того, что ожидало меня после смерти, не могло причинить большего вреда, чем мне уже нанесен. Я была сломлена, осталось уничтожить только тело, но и это меня не сильно беспокоило. Я познал боль, даже агонию. Это была единственная постоянная величина в моей жизни. Я практически сроднился с болью. Она стала единственным, на что я мог рассчитывать, чем-то предсказуемым.
Нет, я не боялся боли или смерти, если уж на то пошло. Фальконе всегда говорил, что именно эти качества устраивают его во мне. И я гордился его своеобразной похвалой, даже если слова, слетавшие с уст Фальконе, оставляли горькое послевкусие.
Он считал меня слабоумным, думал обо мне как о глупой карманной собачке, которая выполняет его приказы, не имея ни малейшего представления о том, что он задумал. Словно одна из тех бойцовских собак, которых Фальконе и многие другие держали для развлечения.
Но многие люди совершают одну и ту же ошибку – принимают молчание за глупость, приравнивают недостаток слов к недостатку понимания и отсутствие знаний. Это была ошибка, за которую они могли однажды поплатиться. Я знал большинство их самых потаенных секретов просто потому, что они не умели держать свои гребаные рты на замке, когда я был рядом. Они думали, что я не слушаю или не понимаю, что они говорят.
Я презирал их, но они хорошо платили, в том числе и уважением за мою силу и жестокость. Этого мне хватало с лихвой. Я не планировал пускать в дело имеющиеся у меня знания. Мне не так уж много было нужно: деньги, чтобы купить еду для себя и своих собак, а также изредка на женщин и выпивку. Мне нравилась моя простая жизнь. Осложнения мне были ни к чему.
Я бросил взгляд на съежившуюся на пассажирском сиденье девушку. Надеялся, что она не слишком усложнит мне жизнь. Но разве я смог бы вернуть ее им обратно или просто отпустить ее? Фальконе бы это не понравилось.
Не то чтобы у меня было намерение когда-либо возвращать ее им. Она была моим самым ценным приобретением на сегодняшний день. Она смотрела в окно, игнорируя меня. Как и тогда на вечеринке. Как и все они, пока я не доказывал им, что игнорировать меня нельзя. Неужели она все еще думала, что выше меня? Я снова перевел взгляд на дорогу. Это не имело значения. Теперь она принадлежала мне. Эта мысль заставила меня гордиться собой, а мой член напрягся от предвкушения. Моя.
КАРА
Я едва могла дышать. От страха и зловония. Боже, вонь была ни с чем не сравнима! Кровь. Металлический и сладкий, угнетающий запах крови. Я все еще могла видеть лужу крови, растекающуюся под безжизненным телом отца, могла видеть мать, стоящую на коленях в луже красного цвета, и расширенные от ужаса глаза Талии. Каждое мгновение сегодняшнего вечера, казалось, было теперь выжжено в моем сознании.
Мой взгляд метнулся к мужчине рядом со мной. Гроул. Он управлял машиной одной рукой и казался расслабленным, почти умиротворенным. Как кто-то мог быть таким спокойным после того, что произошло? После того, что он сделал?
Его одежда была залита кровью, как и руки. Так много крови! Отвращение парализовало меня. Несколько недель назад мои телохранители, которые предали мою семью, быстро увели бы меня от такого человека, как он. Моя мать практически оттащила меня от него на вечеринке Фальконе. А теперь я оказалась в его власти. Он был жестокой, карающей дланью, повинующейся воли Фальконе.
Поток беспорядочных мыслей прервался, когда он повернулся ко мне. Его глаза ничего не выражали. Они были зеркалом, отражающим мой собственный страх. Его руки были покрыты боевыми татуировками – ножами, шипами и пистолетами.
Я не могла перестать смотреть на него, хотя и хотела. Мне нужно было это сделать, но я остолбенела. В конце концов он снова переключил свое внимание на дорогу. Я вздрогнула и наклонила голову вперед, пока мой лоб не уперся в прохладное окно. В голове шумело. Я не могла ясно мыслить. Возьми себя в руки. Мне нужно было найти выход из сложившейся ситуации.
Но мы уже сбавляли скорость, когда свернули в захудалый жилой квартал. Краска облупилась с большинства фасадов домов, а дворы перед домами были завалены горами мусора. Машины без покрышек и с разбитыми стеклами были припаркованы у самых домов. Они уже никуда не могли уехать. Это был конец и для них, и для меня.
Гроул остановил машину перед свежевыкрашенным гаражом, а затем вылез из нее. Прежде чем я успел придумать план, он уже оказался рядом со мной и открыл пассажирскую дверь. Он схватил меня за плечо и вытащил наружу. Я едва держалась на ногах, но ему, похоже, было плевать. Он провел меня вокруг машины, по потрескавшемуся тротуару и заросшей лужайке перед домом. Через два дома от нас подростки, сбившись в кучу, слушали музыку и курила, а через дорогу беременная женщина в изодранной майке и с татуировками на руках выносила мусор. У нее был такой вид, будто она могла родить в любую минуту.
Я открыла рот, чтобы позвать на помощь. Гроул резко выдохнул.
– Давай. Кричи. Они тебе не помогут. У них своих проблем хватает.
Я заколебалась. Подростки и женщина и вправду смотрели на нас, наблюдая, как Гроул тащит меня к своему дому, но даже и глазом не моргнули. Даже вид крови на одежде Гроула, казалось, не шокировал их. На их лицах было смирение. Казалось, оно сочилось из их пор. У них не было сил позаботиться о себе, взять под контроль свою собственную жизнь, бороться за свое будущее, не говоря уже о моем будущем. Но я все равно умоляла их взглядом, надеялась. Все еще продолжала надеяться после всего произошедшего. Женщина первой отвела взгляд и зашла в свой дом, а через несколько мгновений подростки вернулись к своему занятию. Этим людям было все равно, что со мной происходит. Они бы не помогли мне.
Мы подошли к двери. Краска на ней облупилась, обнажив выгоревшее на солнце дерево. Гроул открыл дверь. Она была не заперта. Мой взгляд снова метнулся к группе мальчишек-подростков. Не похоже было, чтобы они не захотели проникнуть в дом, который даже не был заперт.
Я посмотрела на своего похитителя, на шрам, идущий вдоль его горла, кровь на его рубашке и руках, на жесткие черты его лица. Гроул встретился со мной взглядом, и мои ноги чуть не подкосились от темноты, плескавшейся в его янтарных глазах. Он промолчал.
– Даже в этом районе никто не осмелится перейти тебе дорогу, – прошептала я.
– Верно. Но не поэтому я могу не запирать эту дверь. Большинство людей, живущих в этом районе, – наркоманы, и им нечего терять.
Гроул затащил меня в свой дом и закрыл дверь. Внутри обстановка оказалась еще хуже, чем снаружи. Кондиционер работал на максимуме, превращая маленький коридорчик, в котором мы стояли, в морозильную камеру.
Меня била крупная дрожь, но Гроул, казалось, был невосприимчив к холоду. На стенах не было ни картин, ни каких-либо предметов декора. Этот дом был одиноким, темным местом. Все двери были закрыты, но за одной из них я услышал звуки, происхождение которых не могла определить. Напоминали они постукивание. Может быть, там была другая женщина, которую он запер в одной из комнат? Слезы навернулись мне на глаза. Вот оно. Все было кончено. Неужели я уже перестала бороться?
Он затащил меня в комнату. Это была его спальня? Единственными предметами меблировки были кровать и шкаф, но нехватку мебели с лихвой компенсировало наличие декора на стенах. Кругом висели кинжалы и ножи. Гроул отпустил меня; я, спотыкаясь, двинулась вперед и упала на колени. Можно было бы упасть на кровать, но я не желала к ней приближаться. Я быстро обернулась, горло перехватило от страха, пока Гроул наблюдал за мной из дверного проема. Он выглядел так, словно восстал из ада: человек, окутанный аурой тьмы, смерти и кровью. Чудовище. О боже, боже, боже!
– Я вернусь, – пробормотал он, прежде чем повернуться и закрыть дверь.
Глава седьмая
КАРА
Я вернусь.
Я не слышала, как щелкнул замок. Неужели он был настолько самоуверен, что не считал нужным запирать дверь? Его шаги удалялись до тех пор, пока я не перестала их слышать. Что он делала?
Я вернусь.
Это прозвучало как угроза. Я перевела взгляд на кровать и молниеносно поднялась на ноги. Совершенно очевидно, что он собирается со мной сделать, как только вернется. И как мне защититься от него?
Я пыталась подавить панику, но сердце не бешено колотилось, а руки были влажными от пота. Боковым зрением я отметила, где висят ножи. Понимала, что я не боец. К тому же я не знала, как обращаться с ножом или любым другим видом оружия. Мне никогда не приходилось причинять кому-то боль. Скорее всего, я даже не способна на это.
Я подошла к одному из висевших кинжалов. Он был не самый заметный, с прямым лезвием. И он пугал меня меньше всего. Я протянула руку и обхватила пальцами рукоятку. Ощущался он вполне естественно, совсем не так, как я себе представляла, но я не обманывалась, понимая, что вряд ли смогу им воспользоваться. Сняла его со стены. Он весил больше, чем я ожидала, и почему-то я почувствовала облегчение, что у меня есть что-то существенное, за что мне можно держаться.
Я осмотрела комнату. Адреналин, бурлящий в моей крови, придавал мне смелость. Я подбежала к окну. Но на окне имелась решетка. Я с трудом подавила приступ истерического смеха. Бессмысленно сходить с ума, во всяком случае пока. Окна были покрыты слоем пыли, создавая иллюзию удаленности внешнего мира. Снаружи дом, конечно, был не лучше, чем внутри. От него веяло безнадегой.
Я подалась назад от окна и крепче сжала нож. Это был мой единственный шанс. С таким же успехом такой шанс мог и не выдастся вообще. Раздался звук шагов, и на мгновение я застыла от нерешительности и страха. Возможно, все стало бы только хуже, если бы я напала на Гроула, но я не была уверена, как это осуществить. В его глазах не было ни света, ни милосердия, ни доброты, ничего, за что я могла бы зацепиться и надеяться, что меня будет ждать сносная судьба. Может быть, у меня и было мало надежды на успех, но…
Мой взгляд метнулся к кровати королевского размера, наличие которой было странно для мужчины такого роста, как Гроул. Покрывала были темно-красного цвета, вероятно, чтобы скрыть пятна крови. Я вздрогнула, когда в моем сознании ожили образы один ужаснее другого.
Теперь страх был сильнее нерешительности, и я быстро спряталась за дверью. Мне нужно было застать Гроула врасплох, если я хотела получить хоть малейший шанс ранить его. Но достаточно ли этого? У меня было такое ощущение, что Гроул походил на быка во время корриды. Несколько ран не свалили бы его с ног. Перед моим мысленным взором мелькнула картинка: Гроул преследует меня, а из его груди торчит несколько окровавленных ножей. Мне нужно было хорошо прицелиться, что нанести смертельный удар.
Новая волна паники захлестнула меня. Это была не я. Такой я не хотела быть. Впервые в жизни я возненавидела своего отца. Он навлек на нас беду, заставив нас окунуться в жизнь, которую никто из нас не выбирал. Боже, что там с Талией? Все ли с ней в порядке? Она была слишком молода для этого! Что если ее отдали другому бандиту? Ей было всего пятнадцать. Мне следовало быть рядом с ней, я должна была защитить ее. Вместо этого я даже не была уверена, смогу ли защитить саму себя.
Шаги Гроула затихли прямо перед входом в комнату. Я быстро сбросила туфли на высоких каблуках, затем затаила дыхание, чтобы лучше слышать, что происходит за дверью, и подняла нож. Мне пришлось бы целиться ему в горло. Даже я знала, что это самое уязвимое место на теле человека. Но однажды он уже выжил после похожего ранения. Как я могла надеяться, что мне удастся убить его, когда другие не преуспели в этом?
Он был намного выше меня, так что мне пришлось бы вонзать нож снизу вверх. Смогу ли я вложить достаточную силу в удар? Дверь начала приоткрываться, а затем в поле зрения появилась высокая фигура Гроула. Моя кровь закипела от адреналина, когда я бросилась на него.
Гроул поднял руку, чтобы отразить мою атаку. Лезвие рассекло его покрытое татуировкой предплечье, и из раны сразу же хлынула кровь. Но его лицо даже не исказила гримаса боли. Он попытался схватить меня за руку, но я увернулась, воспользовавшись преимуществом, что я миниатюрнее и поэтому мне легче уклониться от него. Снова замахнулась ножом куда-то вверх, почти вслепую. Издав низкий гортанный звук, Гроул схватил меня за запястье. Я вскрикнула от боли и выронила нож.
Холодок страха пронзил меня, когда я увидела, как мое единственное оружие с громким лязгом упало на пол. Снова взглянула на монстра.
Лицо Гроула ничего не выражало, но я не обманывалась, понимая, что привела его в ярость. Этот человек убивал людей за меньшие проступки. Я дернулась назад, но его пальцы на моем запястье железной хваткой держали меня. Однако это меня не остановило. У меня был только один шанс. Он вполне мог решить, что я не стою таких хлопот, и убить меня.
Пнула его ногой, но промахнулась, поскольку он быстро среагировал. Он толкнул меня по направлению к кровати, как будто я ничего не весила. У меня не было никакого шанса остановить падение, и я по инерции приземлилась на живот поверх матраса. Это выбило весь воздух из моих легких, и на мгновение мне показалось, что я умру от недостатка кислорода, но затем я сделала глубокий вдох. Я попыталась приподняться, но мускулистое тело Гроула придавило меня к матрасу. Паника охватила меня. Я вильнула бедрами в попытке высвободиться. Когда это не сработало, я замахала руками, пытаясь ударить Гроула. Издав звук, свидетельствующий об его нетерпении, он развернул меня лицом к себе, оседлав мои бедра, а оба мои запястья зажал одной ладонью. Теперь у меня не оставалось иного выбора, кроме как посмотреть ему в лицо. Он переоделся, и теперь на нем была приталенная белая рубашка, испачканная его собственной кровью, сочившейся из раны на руке.
Его руки были грубыми и покрытыми шрамами. Они странно выглядели на фоне моей бледной кожи. Я в ужасе закричала. Гроула пристально уставился на меня. Я почему-то отметила про себя, что у него были острые скулы и заостренный подбородок. В этом человеке не было ничего мягкого, что уж говорить про его сердце.
Он не ослабил хватку на моих запястьях. При этом он ни делал ровным счетом ничего, только продолжал пялиться. Я понимала, что должна отвести взгляд. Разве это не то, что вы по обыкновению стараетесь сделать, неожиданно столкнувшись со злой собакой? Но меня поймало в ловушку не только мощное тело Гроула, но и устрашающий взгляд. Его дыхание было ровным, как если бы между нами не произошло недавней борьбы. Для него борьба не значила ничего. Он переместил одну руку ниже, к моему животу. Моя рубашка задралась во время нашей борьбы, обнажив полоску кожи. Я напряглась, когда Гроул положил руку мне на живот. Что он делал? Он пристально уставился на свою руку, лежащую на моей бледной коже. Он едва касался меня кончиками пальцев, потом медленно перевел взгляд на меня.
Гроул наблюдал за мной, как будто я была существом неизученного вида, чем-то, природу чего он не мог понять. И, возможно, это было правдой.
Я предприняла еще одну нерешительную попытку высвободиться из его хватки, но она казалась смехотворной. Возможно, если бы он был способен на смех, Гроул бы посмеялся надо мной.
– Хватит, – спокойно приказал он.
И по какой-то причине я и вправду прекратила брыкаться.
ГРОУЛ
Я заработал себе определенную репутацию и чертовски гордился ею. Меня боялись, уважали, и это было намного больше, чем кто-то когда-либо мог ожидать от кого-то вроде меня, никчемного сына шлюхи, ублюдка, мальчишки, предпочитавшего молчать.
Мое место было в сточной канаве. У меня не было ничего своего, я даже не смел мечтать о том, что когда-то стану обладателем чего-то столь ценного. Я был нежеланным внебрачным сыном, которому всегда приходилось довольствоваться чужими объедками. А теперь Фальконе отдал мне ту, о которой всего пару недель назад я и мечтать не смел, ту, которой мне даже не разрешалось восхищаться издалека, одну из самых ценных представительниц высшего общества.
Ее бросили к моим ногам, потому как я был тем, кем был, и они были уверены, что именно я сломаю ее. Я был ее наказанием, участью хуже смерти, способом окончательно наказать ее отца – человека, доставившего им столько хлопот.
Я же служил всем предупреждением. Никто не посмел бы открыто выступить против Фальконе, если бы это означало, что их драгоценные дочери могут оказаться в руках такого человека, как я.
Кара – имя, вполне подходящее для нее, слишком красивой для такого места, как это, слишком красивой для такого, как я. Принцесса и чудовище – вот кем мы были.
Настороженный взгляд. Приоткрытые губы. Раскрасневшиеся щеки. Бледная кожа. Она была похожа на фарфоровую куклу: большие голубые глаза, волосы цвета горького шоколада и кремово-белая кожа; хрупкая красота, то, к чему я не должен был прикасаться. Мои руки, покрытые шрамами, привыкли дарить лишь жестокость. Я обхватил ее запястье; ее пульс бился так сильно, словно птичка, попавшая в клетку. Она пыталась бороться, пыталась быть храброй, пыталась причинить мне боль, может быть, даже убить меня. Неужели она и впрямь надеялась, что у нее что-то выйдет?
Надежда… Она делала людей глупыми, заставляла их верить во что-то за гранью реальности. Я же давно искоренил привычку питать надежды. Знал, на что я способен. Она надеялась, что сможет убить меня, в то время как я мог убить ее. В этом не было сомнений.
Провел рукой по мягкой коже ее шеи, слегка обхватив ее пальцами. Ее зрачки расширились, но я не стал давить, лишь едва касался. Ее пульс бился под моей грубой ладонью. Я был охотником, а она – моей добычей. Конец был неизбежен. Я был тем, кто пришел за своей наградой. Вот почему Фальконе отдал ее мне.
Мне нравились вещи, которые причиняют боль. Мне нравилось причинять боль другим. Я наклонился так, что мой нос почти коснулся нежного участка кожи у нее за ухом, и втянул в себя воздух. К цветочному аромату примешивался едва уловимый запах пота. Страх. Его я тоже почувствовал. Я не мог больше противиться свои желаниям. Да мне и не надо было теперь. Никогда больше. С ней больше никогда. Моя. Она принадлежала мне.
Мне никогда не нравились милашки вроде нее, но, возможно, с ее появлением все изменится.
Я прижался губами к ее разгоряченной коже. Ее пульс трепетал под моими губами, когда я целовал ее в шею. Паника и ужас отбивали бешеный ритм у нее под кожей. И это привело меня в состояние крайнего возбуждения.
Ее взгляд встретился с моим. В нем промелькнул проблеск надежды… проклятой надежды. Глупышка… В ее взгляде читалась неприкрытая мольба о пощаде. Она не знала меня, не знала, что та часть меня, которая не была рождена монстром, сгинула давным-давно. Милосердие – последнее, о чем я думал в тот момент, когда своим взглядом клеймил ее тело.
Я разорвал на ней рубашку, обнажая дюйм за дюймом безупречную кожу. На ней не было ни единого шрама или изъяна. Она никак не могла принадлежать мне. Она была слишком совершенна.
Я обхватил пальцами ее плечо. У нее была нежная кожа. Нежнее, чем у тех женщин, к которым я прикасался. Никакая из тех женщин, что были со мной прежде, даже близко не походили на нее. И если вам интересно мое мнение, то те женщины даже сделаны из другого теста.
В мою ладонь упирались острые кости ее ключиц. Такая хрупкая! Она была похожа на куклу. Хрупкую, но красивую. Куклу, которая не могла принадлежать мне. Моя кожа казалась грязной по сравнению с ее, и я провел рукой, слегка касаясь ее кожи, отчасти ожидая, что от моего прикосновения ее кожа станет такой же грязной.
Она была недосягаемой для меня. Так я думал. Ей не суждено было стать моей. Я не должен был прикасаться к ней своими грубыми, покрытыми шрамами руками. Я был недостоин этого. Недостоин. Недостоин. Недостоин.
Что-то горячее и острое вонзилось мне в грудь. Мне это совсем не понравилось – ни капельки. Я оттолкнулся от матраса, шатаясь, поднялся на ноги. Она осталась лежать на спине. В глазах плескалось замешательство вперемешку с невысказанными вопросами, и снова в них был этот гребаный проблеск надежды.
– Тебе лучше прекратить делать это, – прорычал я.
– Делать что? – прошептала она.
– Питать напрасные надежды. Это пустая трата времени.
Я взял ее на руки. Для меня она ничего не весила. Мне нужно было, чтобы она исчезла, скрылась с моих глаз. Я вынес ее из своей комнаты в небольшую комнату для гостей, которой мне никогда раньше не приходилось пользоваться. Она дрожала, прижимаясь ко мне, и по какой-то причине это вывело меня из себя еще больше. Бросил ее на кровать, и она потрясенно выдохнула. Повернулся, не глядя на нее, испытывать одновременно удивление и сомнение в себе и своих силах.
Не имело значения, почему Фальконе отдал ее мне. Она теперь была моей вещью, и я мог делать с ней все, что мне заблагорассудится. Я направился к двери и захлопнул ее за собой. Завтра я заявлю на нее права, стоит оно того или нет. Я, мать твою, заслужил что-то хорошее в своей жизни.
