Константин Томилов
Блаженный Августин
Он шёл: то по морскому летнему берегу, то по шуршащему золотой листвой осеннему лесу, то по искрящемуся зимней сказкой неведомому городу, то по звенящей птичьими голосами весенней лужайке.
Андрей увидал ЕЁ издалека. Видение со всех ног несущейся к нему, одновременно бегущей и летящей девочки, с развевающимися за спиной, то золотыми, то, вдруг, белокурыми, то каштановыми кудрями; одетой в переливающуюся, радужную вуаль затмило всё вокруг.
– Андрюша!!! – запыхавшись остановилась в шаге от него МЕЧТА ВСЕЙ ЕГО ЖИЗНИ, – ты всё-таки смог! У тебя получилось!
– Ты! Я знаю тебя! – задохнулся от неизъяснимой нежности Андрей, – ты мой Ангел Хранитель!
– Да.
– И при жизни? Кем ты была на земле? – спросил Андрей, тут же "читая" ответ в светящихся Неизмеримой Любовью глазах, – о нет! – задохнулся от стыда перед НЕЙ, – Ты Святая Е…
– Андрей! – тут же раздался над головой строгий женский голос, – это что ещё такое?! Опять ты хулиганишь? Даже здесь. Знаешь же, что пока сюда окончательно не перешёл, никакой информации вслух! Всё, Девочка Моя, прощайся пока что с ним. Ненадолго. И ты давай, иди уже, Неслух. Дела окончишь ТАМ и ДОМОЙ.
Мальчик и девочка прощаясь и встречаясь потянулись друг к другу, с неведомой сладостностью ощущая как сливаются в Одно Целое их Человеческие тела, клеточка с клеточкой, атом с атомом и, через мгновение, вновь ощутивший боль утраты, оторвавшийся от НЕЁ, Андрей проснулся.
"не льститеся: Бог поругаемь не бывает. Еже бо аще сеет человек, тожде и пожнет:
яко сеяи в плоть свою, от плоти пожнет истление: а сеяи в дух, от духа пожнет живот вечный"
(Апостола Павла к галатам; гл.6; ст.7-8)
– Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, помилуй, – проснувшийся Андрей Юрьевич вытер ладонями мокрое от слёз лицо и сев на кровати посмотрел вокруг понемногу свыкаясь с новой обстановкой.
"Неужели я дома? Даже не верится", – подумалось потерявшему было, много лет назад, всё и вся "неудачнику".
Сходив в туалет зашёл в ванную и умылся с удивлением разглядывая в знакомом ещё с детства зеркале, старую, бородатую физиономию.
– Надо же, ещё ходят, – заглянув на кухню посмотрел на тикающие на стене, старенькие китайские часы, – ещё Наташа, когда они только появились покупала. Половина первого…, рановато я вчера спать увалился.
Ощущая себя в полной, абсолютной безопасности в знакомой ещё с детства темноте, побрёл в отцовский "кабинет".
"А зачем я сюда зашёл?", – почесал затылок стоя посреди тёмной, попахивающей нежилой застарелостью комнаты, – "а это что ещё такое?!", – как почуявший добычу охотничий пёс, весь насторожился, подтянулся и взбодрился увидав светящееся зыбким, неровным светом окошко в доме напротив.
– Свечи…, а зачем? Свет что ли отключили? Да нет, фонари же горят, – проговорил подойдя к окну и глянув вниз, на бушующую снаружи непогоду, – что-то не так…, полнолуние ещё, как на грех…, – поднял взор на небо, где в раздираемых ветром тучах, то появлялась, то исчезала синяя как покойник луна, – так…, где-то тут у меня было…, – пошарив в стенном шкафу, ниже книжных полок, – надо же! На месте! – вытащил мощный морской бинокль.
"Чего ты? Опять? Ведь для охальничания когда-то его приобрёл, чтобы за соседями подглядывать!"
– Пшёл отсюда! Господи, помилуй! – осенил себя крестом Андрей и вернулся к "наблюдательному пункту".
Даже сквозь мокрые стёкла было понятно, что в слабо освещённой свечным светом комнате напротив, лежат на медицинских каталках две молодые женщины, вокруг которых суетится укутанная во всё чёрное фигура.
– Не понятно, мужик или баба, – утишая неровно застучавшее сердце выдохнул Андрей, – и они, не понятно, живые или нет…, живые, – уверенно подтвердил сам себе, заметив как суетящийся вокруг тел "маг и звездочёт" манипулирует с телами…
– В-общем, дядь Вале…, ох, простите, отец Никодим! – опомнился Андрей сидящий на крашеной масляной краской лавке рядом с печально рассматривающим свои обшарпанные сапоги иеромонахом.
– Ничё, ничё, Андрюха! – вскинулся Сосед, Приёмный Отец и Наставник. Приобняв его рукой за плечи и слегка встряхнув, как некоторое время назад при долгожданной встрече, обвёл взглядом свою деревенскую келью, как бы вновь удивляясь тому, что он здесь, и тихо рассмеявшись, – ничего, тебе можно, ты же СВОЙ, да и не ПРИ ИСПОЛНЕНИИ я!
– В-общем, всё действия её или его, были как у медсестры ухаживающей за коматозниками. Хотя, что они там могут делать? – пожал плечами Опытный Врач.
– Точно живые?
– Ну конечно! Трупное окоченение сразу же заметно! – слегка обиделся Андрей Юрьевич.
– Ну и Слава Богу! – повернулся и снова куда-то убежал юркий, толстенький мужичок с длинной седой бородой на румяно-розовой, абсолютно лысой голове.
– Дядь Валер, – озадаченно посмотрел на качающиеся в огороде кусты Андрей, – я помню в детстве градусник разбил и потом пытался ртуть пальцами…, так вот и этот Вячеслав…
– Да уж, – тихо рассмеялся упрятавшийся в подмосковной глуши монах, – Славка он такой!
– А чем я вам не такой? – раздался сзади хитрый голосок, – "спящие красавицы" значит говоришь?
– Я?! – обалдело переспросил Андрей Юрьевич.
– Ну, не я же! – хихикнул в ответ пузатенький старичок и вновь куда-то убежал.
– Андрей, не обращай на него внимания, он всегда такой, но зато, Дело Свое – он "туго знает".
– Дело мастера боится! – подтвердил вывернувшийся из-за угла хаты Вячеслав, несущий в руках чем-то наполненные, опасно громыхающие рогожные мешки, – сам то с нами? – быстро зыркнул на со вздохом понурившегося, зарекшегося Охотника, – ну нельзя, так нельзя! На нет, как говорится и суда нет! – швырнув загрохотавшие железом мешки в распахнутые задние дверки "уазика" и сложив ладошки ковшиком смиренно подкатился к настоятелю состоящего из трёх насельников монастыря, – Благословите, Батюшка!
– Машина такая же, – задумчиво проговорил качаясь и ёрзая на неудобном переднем сиденье "уазика-буханки" Андрей Юрьевич.
– Что значит такая же? – с ходу, в лоб опроверг предположения Вячеслав, – она самая и есть!
– То есть что? Эта та самая на которой дядю Валеру тогда?! А "мэрс"?!
– А что "мэрс"? ОНИ "налево", а мы "направо"!
– А парни которые?…
– И парни тоже! "Козлы – налево", а "овцы – направо". Вон, парочка из тех, кто тогда Правильный Путь избрал, – ткнул большим пальцем за спину где сидели двое худых, тридцатилетних мужиков, незадолго до этого с плачем сбрившие бороды и переодевшиеся из заплатанных до невозможности ряс в новенькую униформу дорожных рабочих.
– Васька, – поймал Вячеслав взгляд одного из вскинувшегося "по стойке смирно" подчинённых, – когда девок оттуда заберём, доставишь их к Антону Никифоровичу и пробудешь там, пока они не адаптируются. Потом ДОМОЙ вернёшься.
– Хорошо, – еле слышно прохрипел в ответ здоровенный мужик у которого вдруг, как у несправедливо обижаемого ребёнка заблестели глаза и задрожал подбородок.
– Не слышу!!! – вдруг яростно рявкнул, весь какой-то ИЗМЕНИВШИЙСЯ Вячеслав.
– Так точно! – опять вскинулся "спецназовец", – слушаюсь, товарищ адмирал!
– Так, хорошо, хорошо! Отлично, – потирал розовенькие ручки перекатывающийся по комнатам Андрюшиной квартиры "живчик", – ну всё, мне всё понятно, можешь быть свободен.
– Аа…
– Никаких ни "А", ни "Б", – безаппеляционно прервал тут же зачем то убежавший в другую комнату Адмирал, – тебе здесь делать нечего, – появился вновь как будто ниоткуда, держа в руках какую-то странную штуковину похожую на старый автомобильный домкрат, – давай двигай на вокзал, потом на поезд и к отцу Никодиму. Скажешь ему, что мы за сегодня управимся, послезавтра, если Бог даст, ДОМА будем.
– Слушай, как долго с документами то провозиться пришлось, – сокрушённо выдохнул в телефонную трубку Андрей Юрьевич, – считай больше полугода, всю зиму и весну.
– Ну, а что ты хотел, Андрюша? – послушался в ответ слабый болезненный голос, – это ещё быстро, через агентство. Всё же так запущено было, за все эти годы.
– Ну, зато Слава Богу, теперь всё в порядке и я могу быть свободен, – проговорил улыбаясь и думая о СВОЁМ Андрей.
– Андрюша, а может ты всё-таки останешься? – безнадёжно всхлипнула "на том конце провода" Наташа, – Надюша всё равно с нами, здесь живёт. Еле-еле же её уговорили с тобой к нотариусу сходить. И с мамой ты помирился, вроде как…
Андрей усмехнулся вспомнив, как приходившая ранее всегда только в его отсутствие Теща, начала понемногу приходить именно тогда когда он был дома, чтобы занимаясь домашними делами "с рычанием" гонять его из угла в угол.
– Нет, Наташенька, пора мне.
– Ну как скажешь. Только нас не забывай, мы тебе всегда будем рады.
Тяжёлые пули дальнобойных снайперских винтовок ударили в тело выходящего из подъезда Андрея Юрьевича наперекрёст, из двух противоположных точек.
– Обстрел происходил из двух оборудованных "гнёзд", – подрагивающим от волнения голосом докладывал майор фээсбешник, сидящим напротив него суровому генералу и развалившемуся в сторонке в кресле, какому-то, одетому как экстравагантный эстрадный певец плешивому старику, – одно попадание из СВЛК – 14, и два из М – 200. Потом они, зачем то, затеяли перестрелку между собой, и, видимо поняв бесполезность этого, покинули…
– Охрану поставили? – строго зыркнул на непонятливо опешившего подчинённого генерал.
– Что?
– Труп! Труп в морге охраняется?! – совсем рассвирепел Начальник, – Вы что майор совсем без мозгов? По, не понять кому, ведётся стрельба, как по президенту серьёзного государства, а Вы!
– Ай, да я Вас умоляю! – "запетушился" сидящий в кресле Старый Пидор, – Иван Израилич, Вы же прекрасно понимаете, что тела там уже давно нет, хоть бы там даже батальон охраны стоял. Его надо было сразу же, "тёпленьким" брать, а теперь уже поздно, слишком поздно.
– Так ну это, – подобострастно засеменил виновато поникший Грозный Генерал вслед за идущим на выход Вечным Жидом, – ну кто мог предположить, Товарищ Комиссар, что во-первых, "конкуренты" именно в это же время его "отработать" попытаются; и во-вторых; работяги эти, дорожные рабочие, именно в это время дорогу там перекрыли, ну и соответственно "пробка" такая что через неё ни с "мигалками", никак!
– Вот именно! – донеслось уже из-за двери, – поэтому МЫ всегда "на конях" никуда не успеваем, а ОНИ всегда "пёхом", и всегда, когда ИМ надо, вперёд НАС.
ВЗЛЁТ И НЕСЕНИЕ БОЕВОГО ДЕЖУРСТВА
"Кавалерия всегда опаздывает, вовремя прибывает только пехота".
(Алексей Баженов "Устройство Земного МироЗдания")
Нет, я не верю, время, не течёт,
Оно стоит, безжизненно, на месте,
И только люди, врозь, иль с Богом вместе,
Отмеривают, своей жизни, ход.
Что было, не исчезнет, никогда,
И снова, никогда, не повторится,
Родные и смеющиеся лица,
Не смоет, мёртвая, вода.
Что будет, то давно, уже прошло,
Грядущее, как прах, развеял ветер,
Всё то, что вновь, произойдёт на свете.
Давно, быльём былинным, заросло.
(Автор)
– Мама, ну и вот что тебе приспичило именно сюда?! – раздражённо дёргала инвалидную коляску Надя.
– Так ведь, доченька, неусыпаемую псалтырь только в монастыре заказать можно, ты же знаешь, – с улыбкой оглянулась Наталья на начинающую увядать девушку с молодёжно-фиолетовым ирокезом на голове.
– Да знаю я, знаю, – раздражённо пробормотала в ответ приближающаяся к тридцатилетию, незамужняя и бездетная дочь, продолжая ворчать, – припарковаться негде, машину пришлось бросить чёрт знает где, – подкатила коляску к высокому старинному крыльцу, – ну конечно! Пандуса нет! И как, я тебя туда, скажи на милость?! – легко взбежав по узким и высоким каменным ступенькам, заглянула внутрь, за узкую неправдоподобно высокую дверь, – ох! Ёлки-палки! Ну, допустим, досюда я тебя дотащю, а дальше как?!
– А ты сама, Надюша, ты же всё знаешь гораздо лучше меня, – робко попросила Наталья.
– Знаешь, знаешь! – злобно процедила сквозь зубы ОТПАВШАЯ, разуверившаяся во всём и во вся девушка, – давай я тебя хоть сюда, в тенёк откачу, а то солнцепёк такой, – проговорила толкая коляску к растущим с правой стороны храма кустам сирени.
– Ой, Наденька, красота то какая! – радостно поприветствовала женщина-инвалид, "кипящие" белыми и фиолетовыми гроздьями деревья, – а запах! Запах то какой!
– Да уж, – чуть дрогнул, смягчившись, голос Надежды, – мам, а может ну его всё? Ну посидим сейчас здесь вместе и домой? Ну зачем? Зачем "праздновать" день его смерти?
– Доченька, – умилительно склонила голову набок Наталья, наблюдая за чуть-чуть "оттаявшей" дочерью, – это для нас горе, это нам здесь плохо без него, а ему там…
– Где ТАМ?! – как взорвалась изнутри Надя, – мама! Что ты опять за своё?! Нету никакого ТАМ! Я, с самого детства, когда он нас бросил, – чуть всхлипнула "обиженная отцовским предательством" девочка, – сколько "боженьку" просила и просила? И в воскресную школу ходила, и на клиросе пела, на всех службах! На коленях!, молилась! Дура…, – содрогнулась как от озноба, – а ОН, так меня и не послушался! Поэтому! – решительно, как взмахнув саблей, "отрубила", – раз Он не сделал так я как хочу, не послушался меня, значит нет ЕГО! – раздражённо передёрнула плечами. Помолчав и недовольно хмыкнув от умоляющего взгляда матери, – ладно схожу. Не надо, – решительно оттолкнула дрожащую руку с зажатым в ней бумажным свёртком, – сама помню как и что надо. Надо хоть платок одеть, не пойду же я так, монастырь всё-таки. Дай свой, – протянула руки к, радостно поглаживающей её по бёдрам, матери и сняла белую с бледными цветочками ткань с её головы, – не хочу я ихние на себя, – привычно-знакомо накинув и завязав головной убор, вытянула из висящей на плече сумки зеркальце и влажные салфетки, – "чучело-мяучело", – презрительно рассмеялась сама над собой закончив "омовение", стерев всю косметику с лица, потом приникнув к матери, приобняв её, чмокнула в щёчку, – прости меня, мамочка, не скучай тут, я постараюсь быстро…
– Здравствуй, Наташа, – проговорил выходящий из двери правого придела Спасо-Вознесенского храма молодой, двадцатипятилетний мужчина.
– Здравствуй, Андрюша! – вся содрогнувшись, вскинулась ему навстречу разбитая неизлечимым увечьем старая женщина, – ты всё-таки пришёл! Такой молодой, красивый! – погладила она непослушно торчащие в разные стороны волосы, присевшего перед ней на корточки, по советски одетого, рыхло-полного, невзрачного парня в уродливо коричневых очках на лице.
– Ты тоже, – ответил ей, покинувший этот мир год тому назад, мужчина.
– Андрей! – горестно рассмеялась в ответ Наталья, – чего болтаешь то? Я и раньше то, когда молодой была…, ты же меня никогда, ни разу красивой не назвал, никогда не восхищался мной. А теперь? Теперь я годна тебе?
– И теперь, и всегда. Ты моя единственно возможная, только для меня предназначенная была, есть и будешь, – как-то стеснительно улыбнулся молодой мужчина, – ну да ладно, Наташенька, я к тебе ненадолго, ты не поверишь, ДЕЛ невпроворот. Так что давай, вставай, прогуляемся немножко с тобой, – проговорил взяв Наташу левой рукой за её правую руку и обнимая своей правой её за "талию".
– Ты уверен, Андрюша? Ведь я уже столько лет…
–Фррр, – как конь, всхрапнул в ответ Андрей Юрьевич, – ведь я же Доктор! Или ты забыла?
Изящно вышагивающая в длинной, до пят, обёрнутой вокруг бёдер ткани, которую она забыла снять и оставить на выходе из храма, смотрящая в землю Надя подняла взгляд и остановилась как ударившись о невидимую стену.
– Мама! Мамочка! – в ужасе вскричала девочка и бросилась к стоящей у небольшого крыльца, ухватившись за прутья металлических перил Наталье, – как ты здесь оказалась?! – подбежав и заключив в объятия готовую, как ей показалось, упасть женщину.
– Сама дошла.
– Сама?! Как?! Зачем?! – Надюшу трясло как в лихорадке, – так значит, всё-таки, ТЫ ЕСТЬ! – хлынули слёзы из глаз, вновь уверовавшей под влиянием чуда, девушки, – ТЫ ЕСТЬ! – попыталась она перекреститься на наглухо закрытую дверь Правого Придела, одновременно боясь отпустить ровно и уверенно стоящую на ногах мать.
– Надюша, не хватайся ты так за меня, у меня всё хорошо, помолись и поблагодари папу спокойно.
– Папу?! Почему папу?!
– Это он приходил сейчас ко мне. Из этой двери вышел. С кресла меня поднял и говорит, давай пройдёмся, мол, немного. Ну, я и пошла. А пока сюда шла, то прям чувствовала, что он, как будто правую руку свою, внутрь меня засунул и "копается" там, ну вроде как настройщик внутри пианино. Вот так вот, – погладила Наталья по голове, опустившуюся перед ней на колени, плачущую дочь по разлохматившемуся ирокезу.
– А меня?! Почему он меня не подождал?! – взвыла в голос будущая монахиня.
– А ты с ним ещё встретишься, доченька! Обязательно встретишься. И не только там, но и здесь.
"Чтобы не дать материи изникнуть,
В нее впился сплавляющий огонь.
Он тлеет в «я», и вещество не может
Его объять собой и задушить.
Огонь есть жизнь.
И в каждой точке мира
Дыхание, биенье и горенье.
Не жизнь и смерть, но смерть и воскресенье —
Творящий ритм мятежного огня"
(Максимилиан Волошин " Мятеж")
– Мужчина, куда вы толкаетесь? – попытался остановить сержант ДПС протиснувшегося сквозь толпу зевак, одетого в "совковскую" рубашку в коричневую клеточку и серые мешковатые брюки полного парня в старых роговых очках.
– Я Доктор, – властно отстранил, невольно попятившегося от непонятного страха дэпеэсника, Посланник, – давно? – спросил у сидящих внутри "скорой" молоденьких девушек.
– Полчаса уже, – испуганно выпорхнули наружу врач и медсестра, – мы уже всё точно продиагностировали. Реанимация невозможна. Час…, больше уже прошло. Это мы, полчаса назад приехали. "Пробки" же кругом.
– Да, это верно, "ТЕСНО" здесь, очень тесно, – пробормотал Андрей Юрьевич себе под нос опускаясь на колени перед накрытым простынёй телом.
– Я не знаю! Я не знаю, как это получилось, – подскочил и влез в разговор водитель грузовика, сидевший до этого задом прямо на асфальте и терзавший свои волосы так, будто желая их выдрать, – я ехал с нормальной скоростью, а она откуда не возьмись на своём самокате!
– Да уж! Это всё родители виноваты! Напокупают им! – раздались и тут же затихли реплики из толпы.
– Мы уже в прокуратуру сообщили, – проговорил через плечо собирающего снять простыню "доктора" сержант, как будто останавливая его.
– Сообщили? Это хорошо, что сообщили, – угрюмо кивнул в ответ Андрей Юрьевич, – какая красавица! – вздохнул вглядываясь в невзрачненькое личико двенадцатилетней девочки из полубомжовской семьи, – как же тебя так угораздило, Родненькая Моя? Ну, ничего, ничего, мы это Дело сейчас поправим, – уверил поглаживая, проводя Сильными Руками по мокрым от крови волосам и худенькой шейке.
– У него руки внутри! Внутри неё! – в ужасе вскрикнула, тут же остановленная тычком в бок, медсестра.
ВОССТАНОВЛЕННАЯ девочка вздрогнула и закашляла кровяными сгустками.
– Включите диктофон, – искоса, грозно глянул Андрей Юрьевич на мечущихся перед ним врачих, поднимая девочку на руки и занося внутрь "скорой", – значит так! Сейчас адреналин и глюкозу и больше ничего. По прибытию в стационар предписания дежурному хирургу…
– Ну вот, наверное и всё, – наклонившись и поцеловав в лоб судорожно вдыхающую и выдыхающую девочку с крепко зажмуренными глазами, – ага, а вот и "драгуны", – усмехнулся выглянув наружу и увидев прорывающийся сквозь автомобильный затор чёрный, наглухо тонированный мерседес с мигалкой, – только, как всегда, СЛАВА БОГУ, с опозданием, – завершил выпрыгивая из машины и заворачивая, протискиваясь в тёмную щель между бортом грузовика и фургоном "скорой помощи".
