В старых книжках Жмот часто встречал выражение «бескрайнее поле». Так вот Поле не было бескрайним. Оно всё состояло из краёв, углов и клиньев. Полосы перепаханной фермерами земли упирались в островки кустарника, овраги разрезали рощицы чахлых берёзок, тут и там виднелись глубокие провалы или напротив – участки вздыбленной почвы. Всё это было ярко-жёлтое, оранжевое и бледно-зелёное. А голубое небо ближе к горизонту наполнялось охряным оттенком. Курлыча пролетел клин пятнистых коровок, оставляя радужный реверсионный след.
Но Жмоту было не до красот, он зевал, тёр глаза и потягивался на ходу. Пытался разогнать дрёму энергичной ходьбой. Спать хотелось, несмотря на две кружки крепкого чая и контрастный душ. Потому что почти всю ночь он рыскал по Оазису в поисках Рубильника. На первом уровне всего семь столовых, пять пельменных, три блинных и одна пирожковая. Жмот побывал везде. Нигде Рубильника не видели, а обычно он до утра просиживал в забегаловках, потягивая пиво и приторговывая самодельными папиросами. А вот в эту ночь отчего-то на работу не вышел. Ничего, Жмот ещё вернётся. Он будет очень осторожен в этом походе, чтобы непременно вернуться и потолковать с Рубильником.
Жмот остановился и пощупал языком новые зубы. Их нарастили на старых корнях буквально за двадцать минут перед выходом в Поле. На лифте они дольше поднимались-опускались, чем зубы Жмоту лечили. Но интересно было на уровне у доцентов, очень интересно.
– А мы не слишком быстро передвигаемся? Разве так не опасно? – спросили за спиной.
Повернувшись, Жмот презрительно осмотрел свой отряд. Бородатый – Саша, щуплый – Паша. Ну и Таня. Ничего такая. Брюнетистая. Зря только в Поле штаны обтягивающие надела. Снарягу Жмот у них перед выходом, конечно, проверил, половину барахла выбросил. Кое-что добавил. Патронов там досыпал, батончиков соевых, по паре аптечек сунул (шестьдесят два рубля штука). А вот вооружились доценты вполне грамотно. У Саши была отличная снайперская винтовка, Таня взяла компактный и скорострельный автоматический дробовик, а Паша нёс на плече такой же как у Жмота древний, но очень надёжный «АК–74». Они ещё себе мачете на пояса прицепили, но Жмот приказал эту херню оставить.
– Когда будет опасно, я скажу, – ответил Жмот. – А что значит «быстро»? Вы уже притомились, отдохнуть желаете?
– Нет, не в этом дело, – решила объяснить Таня. – Просто не надо разве дорогу проверять? Там же аномалии могут быть, ловушки всякие …
Жмот не ржал так с тех пор, как пьяный Рубильник в сортире «Тополька» дверную ручку изнутри оторвал и выйти не мог, бедолага. И долго жалобно орал: «Помогите!». Отсмеявшись, полярник поинтересовался:
– Может ещё и гайки перед собой кидать? Вы что, книжек старинных начитались?
Доценты неловко молчали и до Жмота дошло:
– Вы в Поле ни разу не были?! – с ужасом спросил он.
– Понимаете, наша научная группа занимается исследованиями совершенно в другой области, – сказал Паша. – И даже обсуждать реалии полевой жизни в нашей среде не принято. Дурной тон. Поэтому, да, возможно у нас несколько беллетрилизованное представление о фактическом ландшафте вне купола.
– Бел–ле–три–ли–зованное, – задумчиво повторил Жмот. – Твою мать. Это надо же.
– Вы хотите сказать, что никаких аномалий не бывает? – сердито спросила Таня.
– Ещё как бывает. «Стыдобушка», например. Или «умничка».
– «Стыдобушка»? – с интересом спросил Саша. – А как это?
– А это так, что я чуть не застрелился, когда вспомнил, как в третьем классе у соседа из ящика газету с кроссвордами упёр. Вот такая «стыдобушка». Только никакими гайками её не обнаружишь. Накроет, так накроет. Поэтому ваше дело за мной топать и не возникать.
– Хорошо, – сказал тогда Саша. – Раз такое дело, пошли дальше. Мы совсем не притомились и отдыхать пока не желаем.
– Зато я желаю, – злорадно сказал Жмот. – Вон у тех живописных кустиков сейчас привал сделаем. Перекусим, а потом я буду спать, а вы меня охранять.
– Мне казалось, – сказала Таня, – это вы нас охранять будете.
– А вот ни хрена! – взвился Жмот. – Я проводник и я вас веду. А для охраны могли спецназовцев десяток прихватить.
– Мы очень не заинтересованы, чтобы подробности экспедиции стали известны силовикам, – сказал Саша.
– Вот и берегите меня как последний рубль перед получкой. Потому что без меня вам сразу капец.
Очень довольный, что поставил доцентов на место, Жмот направился к облюбованным кустикам. Хорошее место, надо его запомнить. Разломов нет поблизости и ветерком обдувает, газ подземный не застаивается. Какой-то всё же остался неприятный осадок после разговора, что-то в башке у Жмота засело тонкой занозой, но пока не выспится, не станет он в этом разбираться, всё равно толку не будет.
Сбросив на землю тяжёлый рюкзак, Жмот разлёгся на сухой красной глине, ещё прохладной, не согревшейся под утренним солнцем. Доценты расположились неподалёку. Видно было, что они пребывают в недоумении, всё никак не могут сообразить шутил Жмот, когда требовал охранять его на привале или это у полярников юмор такой. И как, собственно, осуществлять эту самую охрану? Караулом стоять или ходить по периметру? А когда в отдалении защёлкали выстрелы, они совсем растерялись.
– Тихо, тихо, – сказал Жмот, вытягивая бинокль из-под клапана рюкзака.
– Что там? – тревожно спросила Таня.
– Там дикие на Кирзачи напали, – сказал Жмот, глядя в бинокль. – Пастуха подстрелили.
– Кирзачи?
– Посёлок фермерский, – пояснил Жмот. – Бывал я у них не раз, сыр очень вкусный делают.
– Слушайте, надо же что–то делать! – воскликнула Таня. – Мы же можем помочь.
– Да, – поддержал её Паша, снимая автомат с предохранителя. – Дикие вне закона, они подлежат уничтожению без суда и следствия.
Саша благоразумно промолчал и правильно сделал.
– Вам повоевать захотелось? – ехидно спросил Жмот. – А по вам из гранатомёта ни разу не стреляли? Дикие отличные вояки, они спецназ бывает пачками щёлкают, а ваша научная группа, как я понимаю, занимается исследованиями совершенно в другой области.
– Мы все прошли курс боевой подготовки, – возразила Таня.
– Ты, девочка, в человека стреляла когда-нибудь? – спросил Жмот.
– Но нельзя же просто взять и пройти мимо? – возмутилась Таня.
– Ещё как можно, – спокойно ответил Жмот. – А ну-ка дай.
Он снял у Саши с плеча снайперку (полторы тысячи рубликов такая на чёрном рынке), а ему сунул свой калаш. Через более мощную, чем у бинокля оптику, Жмот хорошо разглядел, как подоспевший отряд фермеров дружными ружейными залпами опрокинул диких и те драпанули к лесу. Обрадованные лёгкой победой фермеры бросились в погоню. Пчелиное стадо осталось без присмотра, мёртвый пастух лежал неподалёку. Такая удача могла только присниться. Жмот высмотрел пчелиную матку, прицелился и, задержав дыхание, мягко потянул спусковой крючок. Винтовка толкнула в плечо, звук выстрела съел глушитель, пчела грузно завалилась, подламывая тонкие ножки.
Жмот бросил винтовку, выхватил у Саши свой автомат и, не разбирая дороги, бросился к стаду. На ходу обернулся и крикнул доцентам:
– Ждите здесь!
Он бежал изо всех сил, стараясь не только как можно скорее добраться до пчёл, но и как можно сильнее вспотеть. Жмот с разгона вклинился в самый центр стада и принялся носиться взад-вперёд, чтобы пчёлы, оставшиеся без матки, почуяли и запомнили его запах. Не дожидаясь когда из леса появятся первые охотники, отогнавшие диких, Жмот побежал обратно. Навстречу ему спешили доценты. Не послушались проводника, не стали отсиживаться. И даже рюкзак его прихватили.
– Назад! – крикнул Жмот и замахал на бегу руками.
Доценты остановились в нерешительности. Жмот обернулся. Не мене двух десятков пчёл грузным галопом спешили вслед за полярником. Очень довольный Жмот подхватил у Саши рюкзак и прямо таки пропел счастливым голосом:
– За мной, не отставать.
Трусцой он уводил пчёл подальше от Кирзачей, доценты топтались за спиной, а на душе у полярника было радостно и торжественно. От перспектив просто дух захватывало.
– Стойте, Жмот, – наконец не выдержал Саша. – Что происходит?
– Некогда стоять, – выдохнул Жмот.
– Вы не хотите объясниться?
Полярник тормознул, упёрся руками в колени, переводя дыхание. Доценты смотрели на него осуждающе. Не нравилось им происходящее, очень не нравилось.
– Мы правильно поняли, что вы только что увели стадо у честных фермеров? – борясь с одышкой, спросил Паша.
– Да какое там стадо? Половину только. Даже меньше. А вот если бы вы меня послушали и остались ждать, где я сказал, то может и всё бы стадо увёл.
– Слушайте, Жмот. Немедленно верните пчёл фермерам! – выкрикнула Таня.
– Никак это теперь невозможно, – сокрушённо пожал плечами Жмот. – Они после смерти матки первым мой запах почуяли, теперь будут ходить как привязанные.
– Но это же гадко, вы вор!
– Подожди, Татьяна, – Саша положил руку девушке на плечо. – Жмот, объясните, как ваша любовь к дойным насекомым соотносится с целью нашей экспедиции. Вы пчёл в Изгорвол с собой потащите?
– Ребята, – с любовью произнёс Жмот. – Мне ваша экспедиция теперь до одного места. Пчела восемьсот рублей стоит, дойная – тыщу двести. Такой шанс раз в жизни бывает, не мог я его упустить, никак не мог.
Доценты от возмущения попытались за стволы схватиться, но Жмот просто глянул на них, и сразу прыти у научных работников поубавилось. Поняли, что за такой куш Жмот зубами рвать будет. А зубы они ему сами вставили.
– Вы забыли об одном условии, которое вам поставило одно должностное лицо в одном неприятном учреждении, – осторожно сказал тогда Саша.
Жмот сразу и припух. А ведь точно, забыл он про папу с мамой, которые сейчас в санатории. Они там кисель кушают, лечебной физкультурой занимаются, а сыночек пчёл ворует. Ах, нехорошо-то как, вот что азарт с людьми делает. Конечно денег будет достаточно чтобы того капитана с потрохами купить, но тогда доцентов надо в долю брать, а они не возьмут, как пить дать не возьмут.
– Ладно, – примирительно сказал Жмот. – Обещание своё я выполню, раз слово дал – сдержу. Будет вам Изгорвол. Но вот только сейчас фермеры очухаются и по следу стада пойдут. А когда они нас догонят, то на ремни всех порежут, разбираться не станут. Поэтому хочете не хочете, а прежде всего надо нам пчёлок спрятать. Так что потопали.
Послушались доценты, некуда им было деваться при таком раскладе. Вот только напоследок Жмот поймал на себе Пашин взгляд. Оценивающий такой. С таким взглядом на рынке к рыбе прицениваются. И тут вдруг Жмот резко понял, что ему не понравилось в недавнем разговоре с доцентами. Они очень не хотели, чтобы силовикам стали известны подробности похода. Но при этом их совершенно не беспокоила мысль, что эти подробности станут известны ему, Жмоту. Возникал вопрос – на каком этапе загадочной экспедиции от него собираются избавиться, чтобы гарантированно избежать утечки информации?
Капитан Карпов за все годы беспорочной службы ещё ни разу не бывал на верхнем, девятом уровне Оазиса. До сих пор потолок его личной экспансии ограничивался пятым этажом, на котором располагался генштаб Вооружённых Сил локального поселения. Там гужевался весь генералитет и Карпов, очень даже обоснованно полагал, что со временем и ему предоставят апартаменты на этом уровне.
Сначала он, в сопровождении угрюмого майора внутренней охраны Оазиса долго поднимался в лифте, потом у него проверяли допуск и, наконец, двое в штатском завели его в скромный кабинет, где за столом, стоящим возле обзорного экрана, спиной к входу сидел человек в камуфляжной форме. Человек за столом обернулся и Карпов узнал Президента.
– Карпов? – спросил Президент и, выскочив из-за стола, подбежал к капитану.
Карпов отметил про себя, что глава Оазиса и гарант безопасности спасённого человечества, несмотря на изрядную тучность, очень шустро передвигается.
– Так точно, капитан Карпов прибыл согласно полученному распоряжению, – выпучив глаза, отрапортовал капитан, а Президент, молниеносно вытянув руку, крепко ухватил его пальцами за кончик носа.
– Ты что же, паскуда, наделал?! – визгливо закричал Президент и потянул, выкручивая.
– Виноват, – прогундосил Карпов, совершенно сбитый с толку. Ему было сильно больно, из глаз брызнули слёзы, а во рту появился привкус крови.
– Дурак не может быть виноват, его таким мама родила, – сварливо произнёс гарант безопасности и отпустил капитанский нос.
Карпов достал цветастый платочек и утёрся, а Президент, заметно успокоившись, брезгливо провёл толстыми пальцами по своим камуфляжным штанам.
– Большую ошибку ты допустил, капитан, – сказал Президент.
Карпов хлюпал носом, а Президент, вперив сумрачный взор в обзорный экран, где пестрел рваный пейзаж Поля, пафосно продолжил:
– Видишь ли ты эти наполненные агрессией холмы? Эти злобные рощи, с толпами опаснейших мутантов и стадами смертоносного зверья? Эти радиоактивные облака, эти луга, напичканные аномалиями, эти уродливые разломы и бездонные провалы?
– Так точно, ваше превосходительство, отлично вижу, – согласился Карпов.
– Ядовитый туман и смрадный ветер, – не обращая на него внимания, самозабвенно вещал президент. – Плотоядная флора и болота, пылающие холодной плазмой.
– Так точно, – ещё раз подтвердил капитан, хотя в своих сорока девяти полевых рейдах, он никогда не встречал плотоядной флоры, не попадал в ядовитый туман, а найти аномалию, это надо было очень постараться. Что касается смрадного ветра, то воздух в Поле был гораздо приятней затхлой атмосферы купола. Но говорить об не стоило. Не принято было об этом говорить, особенно в спецназе.
– Ну, а мы, стало быть, всему этому противостоим, – уже другим тоном сказал Президент. Как будто закончил с обязательной скучной преамбулой и теперь наконец-то мог приступить к сути беседы.
Он взгромоздил толстый зад на свой письменный стол и теперь сидел, покачивая короткими ножками.
– Ты зачем учёным помог проводника найти? – совсем уже душевно спросил Президент.
– Наш первостепенный долг, – слегка заикаясь, начал цитировать капитан, – всячески способствовать научной деятельности направленной на искоренение…
– Ты мне здесь устав спецназа не вспоминай, не надо, я сам его сочинял.
– Так точно.
– Что ты заладил? Ты же человек опытный, мог сообразить, что не просто так эту экспедицию притормаживают. Отстегнули тебе небось?
– Как можно, ваше превосходительство?! – возмутился Карпов.
– А если не отстегнули, то ты дважды дурак. Мне операцию сорвал и сам на бобах остался. Я же тебя со службы выгоню, чем жить будешь? А то и вовсе на карьер закатаю.
– За что, ваше превосходительство?!
– Да это придумать не долго. За восторженное созерцание полевых пейзажей или за усомнение в перспективах спасённого человечества, к примеру. Хочешь на карьер?
– Никак нет.
– А если не хочешь, то вот сделай мне так, чтобы группа, выходу которой ты так поспособствовал, до конечной цели своей экспедиции не добралась.
– Немедленно будет исполнено! Сейчас же подниму в ружьё лучший взвод и верну беглецов под арестом.
– Э нет. Так не пойдёт. Никаких взводов, сам заварил, сам и расхлёбывай. Дело это секретное, чтоб ни одна живая душа! Один пойдёшь. Без проводника. И под арестом их мне не надо, а надо, чтобы научная группа героически пропала без вести. Понял?
Капитан Карпов позволил себе на секунду задуматься. В Поле конечно не так страшно, как расписывают в телевизионных агитках, но лезть туда одному, без опытного полярника, по неизвестному маршруту – это весьма, весьма опасно. Может выбрать карьер?
– Так точно, всё понял, господин Президент. Догнать, ликвидировать, операцию держать в строгой секретности, – тихо сказал Карпов.
– Молодец, – похвалил Президент. – У моего референта возьмёшь маршрут, по которому их искать. Если подохнешь, я тебя дезертиром объявлю, если всё как надо сделаешь – быть тебе майором. Если проболтаешься кому – язык тебе отрежут вот этими тупыми ножницами.
Президент взял со стола большие канцелярские ножницы и пощёлкал ими. Карпов заледенел.
– Разрешите выполнять? – спросил он.
– Иди, выполняй, – разрешил гарант безопасности.
Карпов чётко развернулся и вышел из кабинета. В приёмной на него внимательно взглянул референт и сочувственно спросил:
– Водички не желаете?
– Что? Нет-нет. У вас для меня должен быть…
– Да-да, – референт протянул капитану запечатанный конверт с жирным грифом «Совершенно секретно».
Капитан Карпов никогда не был хорошим человеком, но и дураком тоже не был, тут Президент ошибся. Он понимал, что влип в дело, которое может стоить ему головы при любом раскладе. Возможно, именно успешное выполнение поручения Президента сильно уменьшало срок жизни капитана. Эх, мало, мало он у доцентов денег взял, всего пятьсот рублей! Ничего, они ему за всё заплатят, просто надо это хорошенько обдумать.
Ночью Манечку сильно лихорадило, она металась в бреду и бабка Морозиха не отходила от девочки ни на миг, всё шептала заговоры. Про неё брехали, будто может взглядом гипнотизировать, но Финка в байки не верила. Она тоже всю ночь просидела у Морозихи в избе, как не пытались её прогнать. Кипятила воду, выносила пропитанные кровью бинты, а потом, глядя на тусклую икону, пыталась вспомнить хоть какую-нибудь молитву.
Ещё она увидела тот самый лиловый мерцающий неярким светом шар, которым саму Финку не так давно лечили фермеры. Морозиха приложила шар к груди Манечки, стала его тихонько катать и, к изумлению Финки, между рёбер у девочки вышла пуля и остановилась кровь.
А утром, закуривая самокрутку, бабка сказала:
– Жаль девку, помрёт.
– Как так помрёт? – глупо спросила Финка. – Я же выжила.
Морозиха закашлялась табачным дёгтем, зло глянула на Финку и ответила сквозь зубы:
– Сравнила. Или ты, кобыла здоровая, или она, которая с рождения на ладан дышит.
– Но что-то же можно сделать?
– Можно. Только лекарства нужны. Антибиотики, витамины, глюкоза.
– Я принесу, – сказала Финка.
– Неси, – согласилась Морозиха. – Если до заката обернёшься, может и выживет. Я её пока отваром с мухоморов напою.
И Финка сразу пошла собираться. Она нашла в сарае уже заросшие паутиной сапоги, привычно набила патронами магазин автомата. В рюкзак сунула бутылку с колодезной водой и моток полимерного троса. Еды решила не брать, до вечера надо вернуться. Ей страшно было даже представить, что будет, если она не вернётся к вечеру.
Она уже скорым шагом подходила к околице, когда её окликнул Председатель.
– Жозефина Корхонен, – позвал Никита Михалыч.
Финка остановилась.
– Вот, – торопливо сказал Председатель и протянул в шестипалой руке флакончик с прозрачной жидкостью. – Как подальше от Кирзачей отойдёшь ты на себя побрызгай.
– Зачем? – спросила Финка.
– Всё зверьё полевое стороной тебя обойдёт. Но на обратную дорогу не подействует, быстро зелье портится, обратной дорогой ты уж сама, как умеешь.
– Спасибо, – сказала Финка и сунула флакончик в карман.
– Поспешай, сержант, – сказал Никита Михалыч и Финка побежала.
И уже прилично отбежав от посёлка, Финка сообразила, что Председатель впервые назвал её просто «сержант». Пока ещё не «Финка», но уже и не «Жозефина Корхонен». Финка вылила на себя пахнущее химией содержимое флакона и побежала ещё быстрей.
Несмотря на внешнюю деловитость, по сути своей Жмот был домоседом и в Поле ходить ему не нравилось. Пропади оно пропадом. Когда б ни нужда в заветных семи тысячах, он бы с удовольствием осел и занялся торгашеством или заделался ростовщиком. Милое дело – открыть комиссионку. С прежних жирных времён у многих в Оазисе болтались по сундукам весьма ценные безделушки, о назначении которых люди даже не догадывались. У самого Жмота в семье долгое время хранилась невзрачная коробка, ей папа чертежи свои маркшейдерские прижимал. А потом зашёл его приятель с работы, инженер, и выяснилось, что это какой–то «роутер» и выкупил его аж за полсотни рублей.
«А ведь нагрел инженер папашу, как пить дать нагрел» – подумал Жмот и, потягиваясь, вышел из пещерки. С пчёлами он вчера намаялся до ломоты в пояснице. Сначала надо было загнать стадо на твёрдый грунт, потом каждое пчелиное копытце обернуть куском разорванного спального мешка и обвязать шнурком. А это сто двадцать копыт! Доценты помогать брезгливо отказались, а ведь Жмот собирался им по-честному отстегнуть за, так сказать, соучастие. Но теперь перебьются. Вон они, чаёк пить изволят. Так что намаялся вчера Жмот, давно так не уставал.
Но зато после пчёлки топали по запёкшейся на полуденном солнце глине не оставляя ни малейших следов. Так в древние времена поступали угонщики скота в дальних странах, а за ними гонялись лихие парни, которых называли «ковбои». Были там ещё «рейнджеры», ребята типа спецназа, как понял Жмот из старинной библиотечной книжки. В ней он всё это и вычитал: про грунт потвёрже да про обёртку на копыта. Какой-то О. Генри книжку написал, спасибо ему, полезный писатель.
Жмот лениво подошёл к костерку, плеснул себе в кружку чаю из котелка.
– Скажите, Жмот, а почему вы «Жмот»? – спросила Таня. – Такие клички обычно за глаза дают, а вы как будто даже гордитесь.
– Горжусь? Нет, вот ещё – усмехнулся Жмот. – И не такой уж я прижимистый, кстати говоря. Но человек сразу понимать должен, что цену себе знаю и обмануть себя не дам.
Жмот со шкворчанием отхлебнул пахнущий дымком чай и захрустел ванильным сухариком. С новыми зубами это было просто наслаждение.
– Не прижимистый говоришь, а с нами вон как торговался, – засмеялся Саша. – С пятисот рублей до двух тысяч гонорар поднял.
– Я и говорю – цену себе знаю.
Жмот выплеснул в костерок остатки чая. Рассиживать было некогда. Предстояло пчёлок из пещеры выгнать, подоить, копыта им размотать и выдвигаться скорым темпом. Но только Жмот поднялся, как Паша жёстко сказал:
– Жмот, потрудитесь объявить наши дальнейшие действия.
– Ну, с пчёлами, ясное дело, в Изгорвол не попрёмся, – сказал Жмот. – Это же понятно. Вернёмся скоренько в Оазис, я через грузовые шлюзы со стадом войду, знаю я там одно место. Вы наружи обождёте. Продам. Вернусь. И пойдём.
– По вашей вине происходит задержка, – непримиримым тоном сказал Паша. – По вашей вине мы оказываемся втянуты в уголовное преступление. Это не может не сказаться на сумме вашего гонорара. Он уменьшается до одной тысячи рублей. Это справедливо.
Жмот скрипнул новыми зубами и, ничего не ответив, ушёл к пчёлам. Кипя злобой, он выдаивал жирное пчелиное молоко прямо на красную глину и с ненавистью отмахивался от летучих пиявок, тучей слетевшихся на сладкое. Нет, денег ему было не жалко. Но как тонко уел его Пашка, как удачно выбрал момент. И ехидная Танина усмешка не осталась незамеченной Жмотом, и как Саша глубокомысленно кивнул, соглашаясь с Пашкиным вердиктом. И ведь прав он был, нечего тут возразить.
Ветер подул в его сторону и до Жмота донеслись обрывки разговора:
Саша: «Зачем ты так? Ведь нам с ним…».
Паша (очень раздражённо): «Ненавижу всех этих алчных собирателей скарба… целую планету просрали и ничему…».
Саша: «Ты слишком строг, он не виноват, что…».
Паша: «… и тогда не будет времени разбираться!».
Таня: «… не самое удачное время?».
О как! «Собирателей скарба». Обязательно надо запомнить. Жмот представил, как он заваливает в «Тополёк» и с порога кричит: «Привет алчным собирателям скарба!». Это будет очень надёжный способ самоубийства.
Закончив возиться с пчёлами, Жмот быстренько покидал в рюкзак барахло, подхватил автомат и сердито спросил у доцентов:
– Готовы?
Хотя можно было и не спрашивать, они давно были готовы, сидели на рюкзаках с оружием в руках.
«На рюкзаках, стволы в руках, доценты – ну их нах», – подумал Жмот и сказал:
– Тогда выдвигаемся. Курс – вон на ту натиформу.
– На что? – не понял Паша.
– На те вон два холма похожих на сиськи, – насмешливо пояснил Жмот и показал рукой. – Вы вперёд, я за вами.
Настроение у него сразу стало просто лучезарнейшим, всё-таки словарный запас великое дело.
От холмов Жмот начал круто забирать влево, чтобы не упереться со стадом в Большой Разлом. Место это было нехорошее, не любили его полярники. Там и на зверьё можно было нарваться, и вообще часто вещи непонятные происходили. Всё было хорошо, доценты пылили впереди, стадо резво ковыляло за Жмотом, но тут он услышал тоненький скулёж. Как будто детёныша домашней коровки покормить забыли, такой же обиженно-обречённый. Повертев головой, Жмот определил направление. Звук доносился прямо со стороны Разлома.
Жмот тихонько свистнул, подавая сигнал доцентам. Те остановились и сразу заняли оборонительную позицию, выставив стволы в три стороны. Молодцы вообще-то.
– Что? – одними губами спросил Саша.
Жмот махнул рукой, дескать, нормально, ждите и осторожно пошёл к Разлому. По мере приближения скулёж усиливался, и теперь полярнику было совершенно очевидно, что доносится он прямо из Разлома. Жмот с тревогой обернулся на стадо. Нормально. Пчёлки благоразумно не попёрлись за ним, щипали травку в отдалении. Чуют они плохие места.
Медленно, прислушиваясь к внутренним ощущениям, чтобы помилуй Поле, не случился любой внезапный перепад состояния организма, Жмот приблизился к самому краю. Тут он увидел привязанный к толстенной берёзе полимерный трос, и ему всё стало понятно. Трос тянулся над Разломом и терялся в туманной дымке. Это значит, какой-то дурак решил так дорогу срезать, не в обход, а по тросу над Разломом перебраться. Не полярник однозначно. Жмот склонился над обрывом и увидел редкую картину – плачущего спецназовца. А то, что спецназовец был женского пола и с нашивками сержанта, придавала картине особую пикантность. Финка ревела в голос, свернувшись калачиком на крошечном выступе. Внизу была пропасть, вверху три метра обрыва и ухмыляющаяся физиономия Жмота.
– Привет, – сказал Жмот.
– Привет, – ответила Финка.
– Карабин разогнулся?
– Да.
– А ты не знала, что у провала металлы размягчаются?
– Нет, – ответила Финка и снова заревела.
Жмот покачал головой и полез в рюкзак за верёвкой. Угрызенья совести, тревожившие его после кражи пчёл, утихли на фоне предприятия бескорыстного и благородного – спасение человека, как ни крути, дело святое. Даже если человек этот говно спецназовское, выкормыш президентский, прости Поле и помилуй.