На южном продувном ветру,
Где горе близких сгрудит,
Светло и пусто поутру,
Тепло и сухо будет.
Я, видимо, уйду в жару,
И смерть меня остудит.
И кто-нибудь, мечом звеня
Под тихим небосводом,
Проводит, может быть, меня
До входа на свободу,
Когда, чрез Лету семеня,
Поволокусь я бродом.
И, может быть, меня там ждет
У притолоки рая
Отдохновенье от забот,
А не собака злая,
Чей ропот и мордоворот
Прохожих в дрожь бросает.
И может быть, меня тот пес,
Не покусав, приветит,
И за порогом алконост
Веселой песней встретит.
И заживу я, словно Крез,
На том прекрасном свете.
И пусть там, на небе, совсем
Ничуть не будет хуже,
Чем бытность в нашей полосе,
Где меж жарой и стужей
Мы, словно белки в колесе,
На месте стоя, кружим.
И пусть там храмы и дворцы
Под звездами сияют,
И в них пророки и творцы
Отца благословляют,
И Волопасы и Стрельцы
Пусть миром управляют.
И, по идее, чудный сад
Там должен быть, я верю,
И, коли правду говорят,
Я там увижу зверя
Мудрей земного во сто крат,
Да и людей мудрее.
Меня окликнут голоса,
И должностные лица
Меня восхитят в небеса
Летать, порхать, кружиться,
И я, чему, не знаю сам,
Начну с азов учиться.
И где-нибудь, средь синих льдов,
Над шумом водопада,
Быть может, ждет меня гнездо
С бумагой и лампадой,
Чтоб, коротая дни в бардо,
Я сочинял баллады.
И обрету я там покой,
И встречусь на тропинке
С прекрасной ангельской душой,
С моею половинкой.
И, следовательно, на кой
По мне справлять поминки?
Когда настанет грозный час,
И упадет завеса,
Беритесь за руки и в пляс
Пускайтесь все, балбесы.
Кого увижу грустным, враз
Пусть в пекло тащат бесы.
Мы были стаей одиноких птиц,
Изгоев, запевал и забияк.
Со всех на свете стран и заграниц
Собрали нас, сформировав косяк,
И был прекрасен этот жуткий стан,
Где над смутьяном царствовал смутьян.
Здесь были китоглавы и грачи,
Бакланы – пожиратели сардин,
Фигляры, гарпии, бородачи,
И каждому в клюв палец не клади,
И каждый где хотел, там и кружил,
И с нами только ветер злой дружил.
Кому пришла идея нас собрать
В столь разношерстный, бешеный кагал,
Какую цель должна такая рать
Достичь, никто из нас не понимал.
И вот перо к перу, глаза в глаза –
Слетелись побродяги на базар.
Утес, что облепила наша дичь,
С ума сходил от криков, драк и ссор.
И вот какой-то дряхлый жалкий сыч,
Протяжно свистнув, начал разговор.
И стихло все. Квохтанью старика
Внимали птицы, небо и река.
Он молвил: «На горе священной Каф
Живет загадочный царь птиц Симург.
И мы должны, свой норов обуздав,
Всем скопищем отправиться к нему.
Нас выбрали из многих, но – беда,
Что все не доберемся мы туда.
И прежде, чем подняться на крыло,
Я должен познакомить вас с Огнем,
Мрак посвятит в свое вас ремесло,
И кое-что вам растолкует Гром.
Да здравствует Симург! Эй, сброд чумной,
Нас гибель или слава ждут. За мной!»
Что? Как? На кой?.. Зачем? Куда? К чему?
Воспитанный отмщеньем и войной,
Стан загалдел: «Какой еще Симург?
Пошел бы он со всей своей родней!
Какой еще там, к черту, царь и бог?
Да он уже давно, наверно, сдох!»
Но наша ругань длилась ровно миг.
Вдруг грянул Гром, и задрожал утес,
И первой молнии сверкнувший блик
Десяток крикунов смахнул с берез,
И взвизгнув в страхе, стая в небеса
Взвилась, от смерти крылья унося.
Мы драпали куда глаза глядят,
А Гром за нами несся на парах,
Косили молнии за рядом ряд,
И только перья рассыпались в прах,
Но все ж мы выбрались, черт знает как
Из-под грозы, и вляпались во Мрак.
В такую тьму, что не видать ни зги.
Всю ночь мы мчались в полной слепоте,
Пока не поняли, что есть мозги,
Чей свет не равносилен темноте.
И вот уж, тьму лучами из глазниц
Пронзая, мчится дальше клин жар-птиц.
Но главным испытаньем стал Огонь.
Необорим и недоступен свет.
Вблизи приятно, но попробуй тронь,
Сиянье, радость, вспышка – и привет.
Там, где мы были, на краю Земли,
Немало пепла ветры намели.
И вот, пройдя сквозь сотни передряг,
Все одолев, мы все еще летим.
Нас ровно тридцать. С нами наш вожак,
Ведущий клин по грозному Пути,
И иногда нам снится, что вот-вот
Окончится наш сказочный полет.
И иногда еще такой нам сон
Мерещится, что будто бы мы все,
Вся стая, все мы вместе – это Он,
Летящий по небу во всей красе,
Достигший Истины счастливый принц…
Мы были стаей одиноких птиц.
Господи, что со мной?
Понимаю едва ли.
В этом мире – чужой,
А в другой – не позвали.
Словно черпак – в смоле,
Вязну весь в промежутке.
Тесно мне на Земле,
А в поднебесье – жутко.
Что творится, Благой,
С весом моим удельным?
В прошлом – одной ногой,
А другой – в беспредельном.
По зыбучей тропе
Ковылять сколько можно?
Одиноко – в толпе,
Наедине – тревожно.
Что еще за кино?
Хватит мне «или – или»!
Будто умер давно,
А воскресить забыли.
Снять седьмую печать
Почему я не вправе?!
Сколько еще торчать
Мне здесь на переправе?
Ни полслова – в ответ,
Лишь нытье под коленкой,
Желтый от лампы свет,
И дыханье – за стенкой.
О, добрый принц! Не ожидал вас снова…
Прошу к столу. Ну, как там, в Эльсиноре?
Все те же ветры… Вы опять в миноре.
А у меня для счастья есть основа.
Вдыхаю жизнь и радуюсь деталям.
Опять пишу, но главное – не это.
Зубрю моральный кодекс того света,
Вот потому вы здесь мне и предстали.
А вы, я вижу, только что с премьеры…
Согреться?.. Да, на улице промозгло.
Эх, вздрогнули!.. Ну, что там, на подмостках?
Согласен – эпигоны, лангольеры.
Нет, я причин не вижу для печали…
А тут я с вами, добрый принц, поспорю.
Зато какая мелодичность в хоре!..
Эх, вот бы вы им всем и показали!..
Конечно, не поймут и не проявят,
Но тут как раз-то вся весомость ваша
Сыграла б… Вот бы заварилась каша!
Нет, дорогой мой, я еще не вправе…
За то, что соизволили явиться,
Позвольте мне вам выразить… Короче,
Я так польщен и рад… Да, дело к ночи…
Ну, что, еще полста, и по темницам?
А мне еще читать и заниматься…
Всегда вам рад. Оставленному следу
Я предреку над временем победу.
Да, приходите как-нибудь с Горацио.
Закрылись двери. Пала вниз завеса.
Четверостишья – просто загляденье.
Кто следующий – ангел, привиденье?
Да, любопытна физика процесса.
Даже доверенным лицам
Это нельзя рассказать.
Каждое слово – печать,
Каждое имя – граница.
Даже любимой – ни звука,
Дескать, откуда рубцы?
Выжил – и в воду концы.
Каждая рана – наука.
Ни на алмаз, ни на бронзу
Не разменяю урок.
Каждая ссадина – в срок,
Каждая кара – на пользу.
Колчан и стрелы за спиной,
И шорохи вокруг.
Повсюду следует за мной
Мой старый добрый друг.
Куда бы путь мой ни лежал,
Везде со мной мой паж,
Везде с собой несет кинжал
И лук мой верный страж.
Неуязвим, неуловим,
Невидим для врагов
Мой добрый Робин-херувим,
Приятель с детских снов.
Его невидимая власть –
Не просто болтовня.
Попробуй кто-нибудь напасть
Иль фыркнуть на меня.
Попробуй сзади подойди
Иль западню устрой,
Узнаешь, как за мной глядит
Мой Робин, мой герой.
Тому, кто радость дарит мне,
Мой лучник – брат и друг.
А если кто со мной в войне,
Тогда врагу каюк.
Неустрашим, необорим,
Смекалист и хитер,
Мой храбрый Робин-херувим
Любому даст отпор.
Он любит в темноте гонять
Котов, собак и крыс
Иль пьяниц горьких попугать:
«Эй, ты, прямей держись!»
Мой славный ратник – не бандит,
А добрый бедокур.
Меня в дороге веселит
Мой Робин, балагур.
И этот радостный мотив
Деревья и поля
Мурлычут тихо, подхватив:
Тра-ля, ля-ля, ля-ля.
Посвящается В.В.
Я с малых лет – мастак
Развязывать узлы,
Податель вечных благ
Издельям из ветлы.
Бечевки всех мастей
Спасать носили – мне.
Терпенье у людей
Устойчиво в цене.
Гирлянда, провода
Иль шерстяной моток –
Отец ко мне всегда:
«Распутаешь, сынок?
Ах, пальчики тонки,
Ах, глазик молодой,
Распутай узелки,
Будь добр, дорогой».
И мальчик расплетал,
И делал все, что мог,
И в злобе не шептал:
«Какой мне в этом прок?»
И мальчик мог весь день
В клубке концы искать.
Да просто было лень
И жаль веревки рвать.
И вот прошли года,
Промчались, пронеслись,
Да только вот – беда
Откуда ни возьмись,
Сижу всю ночь впотьмах,
Колдую, не спеша,
Да только вот в руках –
Не путы, а душа.
И все былое суть
Один сплошной должок.
И ведь не полоснуть
Ни словом, ни ножом.
Ах, как же вязь мелка,
Как сложен узелок!
Работа – на века,
А времени – чуток.
Ах, сколько же узлов,
Трудов – невпроворот!
Но благо, что пошло
Умение в зачет.
И, в общем, все путем,
Находятся концы,
И глаз еще остер,
И пальцы – молодцы.
И вера, чуть дыша,
По-прежнему жива.
И благо, что душа –
Все та же бечева.
Что делаю – беду ли кличу,
Прилаживаю ль к ветру нос,
Я – все же не стрелок, я – пес,
Я – зверь, учуявший добычу.
Куда меня бы ни вело,
Везде я чувствую ведомость.
Я – только средство, на крыло
Нацеленное, будто компас.
И мне пора бы перестать
Носиться по степи и, лая
На тишь неведомого края,
Себя охотником считать.
Не лапой давят на курок,
Не псы выносят приговоры.
Со мной – Хозяин мой, который
Меня ведет за поводок.
Я родился и рос на костях Золотой Орды,
На бедовом градусе северной широты,
Где стрибоги и рамы, свои возведя аркаимы,
Побросали их вдруг – червем да чертями теснимы.
Наша степь, впитавшая кровь, словно скорби – бумага,
Сдобрена ворожбой, и, вдыхая чар этих брагу,
Я бреду впотьмах, собирая в копилку беды,
Тайный смысл которых, увы, никому неведом.
Я здесь был, и я есть, и еще сотни раз здесь буду.
И зачем это мне? Как суда пропадают в Бермудах,
Я исчезну опять. Навсегда моя карта бита.
Почему от меня все ключи и лазейки скрыты?
Я родился и рос в степи без конца и без края,
И куда я иду и откуда вышел, не знаю.
Имена своих близких перебирая всуе,
И рожден я здесь, и умру я здесь вхолостую.
Я родился и рос в захолустье спутанных судеб,
Расплести которые, нет, не способны люди.
Вы, могучие боги, вы, прекрасные девы,
Вы, стрибоги и рамы, герои и маги, где вы?
Как все в сущем запутано, и как мало в нем весим
Мы, разбросанные по временам и весям!
Мы, блуждающие бесцельно от смерти до смерти,
По просторам ничьим и прекрасным, мы, черви да черти.
Не рыдать и не злиться.
Не понять – ну и что ж?
Не журавль – так синица
За здорово живешь.
А спроси себя честно:
Ты к иному готов?
В насажденьях небесных
Понатыкано дров!
Поисхожено тропок,
Поначитано книг.
Ну и что, что с пеленок
Мчишь на перекладных?
Ну и что, что усталость?..
Поспешишь – насмешишь.
Ученичества ярость
Ослепительна лишь.
Так давай же отставим
Не на год, не на два
Все манящие тайны,
Все чудные слова.
Так узнай, что пытливость
Сверх предела есть грех.
Простота копотлива.
Жизнь мудрее нас всех.
Глянь, какая дорога!
Тихо, с песней иди.
Не обгонишь ты Бога.
Бог всегда впереди.
…И вот, оставшись в темноте,
Но ощущая, как зияют
Любовью раны на кресте,
Христос ко Господу взывает.
И ни Пророк, ни Серафим
На помощь Агнцу не взметнулся,
И из Престолов ни один
На небесах не шелохнулся.
И все тускней, слабее свет,
И громче боль. Что происходит?
Приказа нет. Приказа нет,
Хоть Ангелы – давно на взводе.
…И Мать, рыдая под венцом,
О чем-то все молчит с Отцом.
Ох, как же мне, ребята, повезло!
Меня к себе взял мастер метабоя
Овладевать сложнейшим ремеслом
Защит от уличного мордобоя.
Кулак у человека, как фугас,
Уж если влепит, так пиши – пропало.
Видали б только вы, как люпит нас
На тренировках наш сенсей бывалый.
Направо и налево, там и сям
Втыкает нам, мочалит нас, как груши,
Не хуже, чем актер Щас Как Вам Дам,
По почкам, в челюсть, по мозгам и в душу.
Излюбленный у мастера прием,
Чтоб медом жизнь не думала казаться,
Зовется «ход по голове конем».
Учитель наш – любитель провокаций.
Бывает, новичок к нам в зал войдет
И ручку тянет, мол, здорово, дядя.
А он ему ладошку как сожмет
И улыбается, в глазенки глядя,
И ждет, ну, как себя проявит тот,
И жмет ему сильней и крепче руку,
Пока молокососа не прорвет,
И с ходу – в зубы, и пошла наука.
Вот так и начинаются у нас
Без всякой болтовни и подготовки
И продолжаются примерно час
Без правил и пощады потасовки.
Выходишь после взбучки сам не свой –
Так и стоит перед глазами идол,
Идешь себе на костылях домой
И думаешь: «Блин, во, учитель, выдал!»
Вы спросите, чему же я так рад?
Какая польза от уроков, коли
Весь забинтован с головы до пят
Ползешь до хаты, чуть живой от боли?
Недальновидный, должен вам сказать,
И необдуманный вопрос, ребята.
А если вдруг из подворотни – тать
Иль пуншем разогретые фанаты?
А вам скорее хочется бай-бай,
А молодежи хочется подраться.
И деру дать нет сил – ну, просто, край.
Вот тут-то костыли и пригодятся.
Подумайте как следует, друзья,
О всяких катаклизмах невеселых,
Ведь вовсе без защиты жить нельзя.
Подумайте и приходите в школу.