Константин Перейро
Ярость
– Нету. Это же гражданское всё. Но тебе очередями зачем? Патронов и так немного, целиться лучше будешь. А если уж приспичит – можно быстро жать на курок, почти как очередью получится.
Я с сомнением посмотрел на выкладку. С одной стороны, оружие манило, и с учётом ситуации его покупка казалась не просто оправданной, а необходимой. С другой – на кой мне оно сдалось? Я в кого стрелять собрался? И тут же новая порция сомнений – а если придётся? Не стрелять, но хотя бы отпугнуть? Ни у Ивыныча, ни у Ромы огнестрела не было. Насчёт Андрея я не знал, но даже если что-то и было – два ружья всяко лучше одного. Только вот что брать?
– Сколько «Калашников»? – спросил я.
– Такое дело, Сева, я продаю оптом. За всё, включая патрики, триста штук.
– Да ты с дуба рухнул! У меня нет столько! Да и нахрена мне склад целый?
– Так ты же не один там будешь! Вооружишь всех, хер кто подойдёт! Тут, блин, мини-Третью мировую можно начать. Ну, если патронов чутка побольше достанешь. Зато гляди – к винтовке прицел есть, считай – снайперка. Дробан для ближнего боя, сам будешь со средней дистанции мочить!
– Лё-ва, остановись! Никого я мочить не собираюсь. Что-то одно возьму. Ну, или два.
– Где два, там и три. И согласен, триста дороговато. Двести пятьдесят!
– Нет!
– Двести! Ещё снарягу всякую отдам бонусом – кобуры, чехлы.
– Лёва, у тебя что, вообще жопа с деньгами?
– Голяк полный! И у Надьки тоже. Скоро жрать не на что будет купить. Тут оружия на полмиллиона, реально. Ещё по старым ценам. Выручай, а?
Это уже было странно, если не подозрительно. Сейчас одно ружьё, поди, под сотню стоило. Что денег у человека нет – как раз понятно, но почему так дёшево? Продавал бы понемногу и жил припеваючи, зачем сливать всё разом? Или действительно боится, что кинут? А ведь и правда – мужик он не больно габаритный, двинут в морду пару раз и просто отнимут всё. И хрен кому пожалуешься. Но сомнения грызли.
– А себе-то ты хоть что-то оставил? – вроде как между делом поинтересовался я.
– Не переживай, – с важным видом ответил Лёва, – мне хватит.
– Нормально ты так затарился, – прикинул я.
– Да, любил это дело. Пострелять, в смысле. Ну, что, берёшь? Всё или ничего, других вариантов нет. Двести за всё или сто штук за один ствол. Лучшее предложение, Сева! Аттракцион неслыханной щедрости!
Я сдался. Даже если Лёву возьмут за жабры и он сольёт меня, я буду всё отрицать. К тому же меня ещё надо будет найти. А когда всё наладится, придумаю, куда спрятать пушки. В лесу закопаю. Главное, не попасться по дороге. Патронов, правда, действительно маловато оказалось – к дробовикам шесть пачек, к автомату около сотни штук, пистолетных примерно столько же, а Win всего три десятка. Зато, до кучи, бонусом получил чехлы, две кобуры – наплечную и поясную, – всякие приблуды для чистки и смазки.
Безмерно обрадованный Лёва помог дотащить баул до моей квартиры и тут же умчался. А я принялся сортировать поклажу. Набралось изрядно, пришлось повозиться на улице, пока всё уложил в санки. Кто-то из нашей компании с грустью подходил прощаться, одна семья предложила остаться у них, мол, места хватит. Я их понимал – распадалась не просто компания, разваливался уютный мирок, созданный всеми нами. И пусть этот уют был довольно условным, мы им очень дорожили. Но я знал, что дальше так жить не получится. Взрыв – это предупреждение всем нам.
Последней подошла Любовь Петровна, соседка Лёвы.
– Сев, тебе Лёвка чего-то продал? – вполголоса спросила она.
– Нет, – автоматически соврал я. – А что?
– Да, так. Ты в курсе, что это не его квартира?
– В смысле – не его?
– В таком вот смысле. Там Шерстнёвы живут, Аркаша с Леной. Бизнесмены.
– Да я его постоянно тут видел! – не поверил я, хотя, если откровенно, мало кого знал в парадном.
– Так Лёвка у Аркаши на побегушках был, – сообщила Петровна. – Они то ли в Канаду, то ли в Грецию уехали на полгода, его оставили за жильём присматривать. А он, оболтус, тут же въехал туда. Всё баб водил, да компании. А как свет отключили, к Надьке прибился.
У меня в мозгу ухал молот: «Вот сука! Развёл, как лоха! Чуял же, что нечисто дело! Убью гада! Он мне всё до копейки отдаст!»
– Они вино пьют да трахаются целыми днями, а денег-то нет, поди. – продолжала соседка. – Он уж чего только не вытащил оттуда. Аркаша как приедет, я ему всё расскажу! Так что ты у Лёвки не покупай ничего, а то потом проблемы будут. Я слышала, Аркадий с ФСБ связан, – доверительно добавила бабуля.
– Спасибо, что предупредили, – я выдавил подобие улыбки.
– Ага. А ты что, собрался куда?
– Да-а, своих навестить…
– Гостинцев, я гляжу, набрал, – не в меру любопытная баба Люба жадно обшарила взглядом мои сани. Наверняка и про меня расскажет Аркаше, когда он вернётся. «Если вернётся!» – подумал я спустя несколько минут, когда немного остыл. Лёва, конечно, козлина и сволочь, но и я хорош – повёлся на детское разводилово. Бабки он мне, разумеется, не отдаст, но если откинуть криминальную составляющую – сделка-то хорошая. А хозяева, думаю, ещё долго не приедут. И вряд ли Лёва захочет с ними общаться. Главное, не попасться сейчас ментам. С этими мыслями я накинул на грудь верёвку от саней и тронулся в путь.
Двигаться оказалось гораздо труднее, чем я рассчитывал. Лыжи глубоко вязли в рыхлом снегу, волокуша была неудобной и словно добавляла в весе через каждые два-три километра. Поэтому я был вынужден часто останавливаться и отдыхать. Полегчало только на Петергофском шоссе, где прошёлся грейдер, а на проспекте Будённого, куда я потом свернул, и вовсе проложили лыжню. Правда, на открытом пространстве мело сильнее, но комбинезон неплохо справлялся, так что я постепенно вошёл в ритм.
Кроме меня на пустой дороге не было ни единого живого существа. Лыжи мерно шуршали, пар от дыхания согревал нос и оседал инеем на ресницах, в голове роились разные мысли. Из-за этого обманчивого чувства безопасности я и прозевал засаду. Тропа шла меж брошенных машин, которых на этой малоиспользуемой магистрали оказалось немного. Тут тоже прошлись тяжёлым бульдозером, раскидав мёртвый транспорт к обочинам. В одном месте образовалась кучка из легковушек и грузовика. Видимо, завал оказалось не так просто сдвинуть, поэтому колея просто огибала его. Едва я вошёл в поворот, как дверцы заиндевевшей «Тойоты» с треском открылись, и на дорогу выскочили трое парней. Таджики или кто у нас ещё ходил в гастарбайтерах. Поначалу я принял их за бомжей – из-за разномастной одежды, навздёванной в несколько слоёв: какие-то робы, грязные фуфайки, куртки нелепых расцветок. Поверх шапок повязаны шарфы, из-за чего они живо напомнили мне пленных немцев или румын времён Великой отечественной. Вид смешной и жалкий, только вот биты и обрезки труб в руках говорили о том, что ребята настроены серьёзно. А утеплились, потому что сидят тут часами, карауля таких вот лопухов. Чёрт, а я даже пистолет упрятал поглубже! И нож не достать быстро. Да и не поможет он против троих. Мне на лыжу наступи, я и упаду, а дальше бери меня тёпленьким. Вашу ж мать!
– Чё везёшь, мужик? – спросил один, многозначительно помахивая алюминиевой битой.
– Дарога платный, в курсе, не? – подхватил второй, вооружённый обтёсанным под биту дрыном.
С его некрасивого губастого лица не слезала гримаса недовольства. Хотя, возможно, он просто замёрз, потому что постоянно шмыгал носом.
– Ну, чё, платить будишь? – поинтересовался третий, похлопывая ржавой трубой по ладони.
Пока я лихорадочно соображал, вступать ли с ними в торг или бросить всё и бежать, они медленно расходились по сторонам, охватывая меня в клещи. Сердце бешено заколотилось, в ушах зашумело, и я со всей ясностью осознал, что договориться не получится. Эти шакалы хотят всё, включая мою одежду. Внезапно гопники замерли на месте, губошлёп, на которого я смотрел в этот момент, скривился ещё больше и совсем по-детски вытер нос рукавом.
– Павизло тибе, сюка, – он плюнул мне под ноги и добавил на своём языке что-то, прозвучавшее как ругательство.
А затем я услышал позади характерное, с присвистом, тарахтение дизеля, и даже сквозь ткань шапки и шум ветра узнал его – к нам приближался БТР. «Разбойники с большой дороги» резво почесали по направлению к забору, едва различимому за снежной круговертью.
Ещё не вполне придя в себя от осознания, что избежал страшной опасности, я начал сдвигать свои сани в сторону, чтобы дать проехать военным. БТР был всего один, шестидесятка10 , древний, как копролит мамонта. В своё время насмотрелся на них в армии, где охранял целый парк такой техники. Не доехав до меня несколько метров, восьмиколёсная машина плавно затормозила. Откинулся верхний люк, откуда вылез боец в «цифровом» бушлате и танкистском шлеме.
– Слышь, мужик, курить есть? – крикнул он зычным голосом.
Явно привык командовать, так что вряд ли боец, скорее, офицер.
Вот с удовольствием отблагодарил бы своих спасителей, но весь мой табачный резерв остался у Марины, когда я ушёл психанув.
– Курить нет! Но есть водка!
– Водка? – военный что-то спросил, наклонившись в люк, а затем неожиданно предложил: – На сухпай поменяешь?
– Э-эм, да-а, – пробормотал я, пытаясь сообразить, сколько выделить на бартер и какой у них может быть курс.
От предложения едва не застонал: один набор меняли на пузырь 0,5 литра – ровно в десять раз дешевле, чем на рынке. К сожалению, в наличии имелось всего десять бутылок, и как знать, для чего они могли ещё понадобиться. После мучительного торга с самим собой я выделил три. Но когда доставал, «засветил» коньяк Hennessy, ещё из личной коллекции. Военный, судя по нашивке, его звали лейтенант Базылев И. Н., тут же предложил за него пять пайков. Отказывать выручившим меня людям было бы невежливо, поэтому пришлось согласился. Хотя изначально бутылка предназначалась Иванычу в качестве подарка. Но тут уж как вышло.
После сделки немного разговорились, и новости оказалось не менее ценными, чем коробки с ИРП11. Например, лейтенант полностью подтвердил мою версию насчёт магнитной бури. Оказывается, накануне Вспышки военные получили-таки предупреждение, что грядёт нечто невероятно мощное. Только никто не предполагал, что шарахнет настолько сильно, поэтому и мер особых не приняли. И даже когда пропало электричество и умерли гаджеты, поначалу никто не верил, что дело лишь в аномальной солнечной активности. Только после того, как начала поступать информация из других округов, стал понятен истинный масштаб катастрофы. Тогда самые упёртые вынуждены были признать – ничто на Земле не способно вызвать такой коллапс, это пришло извне.
– То есть, связь с другими городами есть? – уцепился я за фразу «начала поступать информация».
– Есть. Защищённые линии работают, хотя и не везде. Точно знаем, что накрыло Россию и СНГ. У соседей – финнов, норвежцев, поляков – то же самое. Радиосвязь всю неделю шла с сильными помехами, сегодня первый день, как начала налаживаться. Но работают одни допотопные рации, а их очень немного. Плюс половина радистов морзянку не знают, прошлый век же. А сейчас только «бип-би-бип» и слышно в эфире.
– А чего не подготовились-то? Я прогноз за несколько дней до всего этого читал, там прямо один в один всё сбылось.
– В интернете читал? – хмыкнул летёха. – Я тоже могу сказать, что много чего читал в неофициальных источниках. Только хуле сейчас об этом? Что произошло, то произошло, надо дальше думать, что делать.
– И как? – осторожно спросил я. – Есть план по выходу из жопы?
– План-то есть, но… Как говорится, не поддавайтесь панике и оставайтесь дома.
Понятно, ушёл от ответа. Значит, с планами, на самом деле, не очень. Но информация была нужна, поэтому я решил зайти с другой стороны.
– Откуда у вас старичок этот? – похлопал я по боку молотящего на холостых оборотах броневика.
– С Шестьдесят первого ремзавода, в Стрельне, – офицер мотнул головой в сторону Петергофа. – Завели вот, что смогли.
– Понятно. Сейчас, наверное, только такие и могут ездить: электроники-то ноль, – проявил я познания.
– Ну, на самом деле есть ещё техника с защитой основных узлов, но её в городе немного, в основном вот такое старьё. Но оно на консервации, быстро не заведёшь. Понимаю, к чему клонишь – мол, вояки ничего не делают…
– Да я не…
– Знаю я твоё «не», – начал заводиться лейтенант. – Вы думаете, мы только себя спасаем да начальство? Я, между прочим, дома трое суток не был. А у меня жена, сын малой!
– Да ничего я думаю! – солгал я, не моргнув глазом, потому что именно так и думал. – Просто в армии ездил на таком, вот и спросил. Чё ты на меня-то взъелся?
– Ладно, – Базылев примирительно протянул ладонь, – извини. Задолбался просто немного со всем этим. Командование ещё со своими заебами… В общем давай береги себя и семью. Есть семья-то?
– Есть, – не стал распространяться я о подробностях.
– Это хорошо. Да, такой момент, – обернулся он уже с брони, – с собаками поосторожнее. Тебе не попадались ещё?
– Нет, а что такое? – на всякий случай вновь соврал я.
– Да-а, непонятно. Вроде как бешенство, но… Медики говорят – клиническая картина не та. В общем, если видишь, что пёс ведёт себя неадекватно, любой, даже вот, – лейтенант свёл ладони, оставив между ними сантиметров двадцать, – или беги, или вали его. Чем угодно, хоть палкой. Самое главное – не дай себя укусить. Вроде как зараза эта человеку передаётся. И он сам становится хуже бешеного пса.
Я вспомнил рассказы о съехавших с катушек, и деда, который откусил нос парню.
– А от людей людям тоже передаётся?
– Тоже.
– И что делать, если такого человека встретил?
– Валить, – бросил лейтенант Базылев и нырнул в люк БТРа.
Валить, в смысле, как собак – наглухо? Или валить, то есть бежать? Ответил так ответил! Чёрт, меня ведь тоже шавка укусила. Впрочем, вряд ли у этой дряни такой длинный инкубационный период. Да и не похожа та собачонка была на больную, я же видел потом реально взбесившихся. И чувствовал себя вполне нормально – место укуса воспалилось немного, но быстро прошло. Ещё горло поболело, но это явно от переохлаждения и употребления снега вместо воды. В любом случае сейчас у меня жалоб нет, как нет желания вцепиться кому-нибудь в глотку. Ну, разве что самую малость. Но сам факт напрягал. Если это и впрямь эпидемия, у нас могут быть серьёзные проблемы: псы уже кучкуются в стаи, там они враз перезаражают друг друга. А отбиться от такой своры – это не Тишку на привязи пристрелить. Не пора ли доставать ружьё? Хотя нет, не пора – мне в полицию очень нежелательно попадать, так что будем отбиваться палками. Или побежим.
Подгоняемый тревожными мыслями, я постарался поскорее оставить позади опасный участок с разбойниками-азиатами. С какой-то стороны их тоже можно понять. Не оправдать, нет, но им явно не позавидуешь. В чужой стране, скорее всего, нелегально, без денег, без возможности уехать на родину и даже без связи с домом. Их никто не обеспечит пайками, они вообще вне системы. Тут поневоле соберёшься в стаю, а дальше – выживать как получится. И едва подумал про стаю, как пришла новая мысль: если это «бешенство» передаётся через укус, то что стало с теми жителями «Кикенки», которых покусали? Миша говорил, что таких было несколько и они ушли в Горбунки, в больницу. А потом что? Где они сейчас? А вдруг труп собачий тоже заразен? Мне, дураку, надо было вытащить его и сжечь! Тревога росла, и я ещё быстрее заработал ногами.
Глава 3
Посёлок на первый взгляд выглядел спокойным. Улицы утопали в сугробах, но за заборами звучали голоса, стучали топоры. Ветер доносил запах дыма, кое-где в окнах мелькал свет. Повсюду змеились узкие, глубокие тропки, но во многих местах виднелась ещё и накатанная лыжня, которую оказалось не под силу занести даже столь мощному снегопаду. Значит, пользовались постоянно.
У ворот бывшего тестя сильно натоптали, из снежного месива торчали ветки, куски коры и прочий лесной мусор. Похоже, кто-то организовал доставку дров. Неужели газ уже кончился? За оградой произнесли какую-то фразу, и я замер. Накатила волна стыдливого страха, захотелось повернуть обратно, уйти куда угодно, лишь бы избежать неприятного разговора. Но мимолётная слабость быстро улетучилась, и я решительно забарабанил по бордовому листу железа. Калитку отворил сам Иваныч, в своём неизменном бушлате, оставшемся, наверное, ещё со времён службы на флоте. На голове, как и три, и пять лет назад, красовалась вязаная шапка неопределённого цвета, залихватски сдвинутая на одно ухо.
– О, Северин! – протянул он лопатообразную ладонь. – Ты какими судьбами? Да ещё и с поклажей. Случилось что?
Не дожидаясь ответа, старик помог затащить сани во двор, превратившийся в небольшой лесозаготовительный пункт. Обычно тут царил образцовый порядок, бетонную площадку имели право занимать только автомобили хозяина и гостей. Сейчас зелёный «Лачетти» Иваныча, встретивший тут «солнечный удар», передвинули в самый угол, а всё свободное пространство завалили стволами деревьев. Посреди куч веток и чурбаков торчали добротные самодельные козлы, на которых лежало бревно с застрявшей в нём двуручной пилой. Я едва сдержал улыбку, поскольку рачительный дед ничуть не изменился – зачем гонять бензопилу, если можно напилить руками? Рядом с козлами стоял незнакомый мне мужик, примерно одного с тестем возраста, только пониже ростом да с заметным животом. Сосед? Поздороваться он не подошёл, хотя поглядывал в мою сторону с явным любопытством.
– У вас как, всё в порядке? – спросил я, прежде чем переходить к своим проблемам.
– Сам видишь, – старик широким жестом обвёл двор. – Табором живём, но ничего, ничего…
– А что, с газом проблемы? Или это впрок? – кивнул я в сторону кучи дров.
– Газовый нагреватель ёк, – цокнул он языком. – Что-то там перегорело. Рома ковырялся-ковырялся, но так и не смог запустить.
– И как же вы? Буржуйку, что ли, какую поставили?
– А ты не помнишь? У меня же хитрый агрегат, мультитопливный, жрёт всё, что горит. На дрова переключили, благо есть кому пилить.
– Вижу, как оно есть, – усмехнулся я. – Что, помоложе не нашлось помощников, всё сами?
– Отдыхают, – пояснил дед. – О, тебя заметили!
Из дверей выбежала Полинка:
– Папа!
Пока обнимались, подошла бывшая. Меж бровей суровая складка, руки сложены на груди.
– Привет, – в голосе ни капли тепла.
Я набрал побольше воздуха:
– Привет. Такое дело: у нас там взрыв произошёл. Не прямо у нас, а напротив, – поспешил уточнить видя, как меняется выражение лиц. – Но у меня выбило все стёкла. Пытался заделать, да без толку – в квартире даже снег не тает. Вот, пришёл проситься к вам на постой. Всё понимаю, что сволочь и муд… В общем, был не прав. Но реально больше некуда податься. К соседям никак, у них…
– Ма-ам, ну пусть папа у нас поживёт, – заканючила дочка, не дождавшись конца моего монолога. – Он может в моей комнате ночевать. Ну, ма-ам!
Марина, ещё больше нахмурившись, посмотрела на отца:
– Дом твой, тебе решать. Но мне всё это не нравится, – и, не дождавшись ответа, ушла обратно.
– Не нравится ей, – буркнул Иваныч. – Мне тоже много чего не нравится. Ладно, Сева, раз решать мне, то вот моё слово – поселим у нас в комнате. В Маринкиной половине тебе, гм, не стоит появляться, а у меня места полно. Спать, правда, уже не на чем, ну, что-нибудь придумаем. И ещё – я храплю, тут уж не обессудь.
– Ура-а! – кинулась обнимать дедушку Поля. – Папа будет жить с нами!
– Буду, ага, – я развязал рюкзак, где лежали гостинцы. – На вот, держи – это вам с Артёмом на двоих. И смотри, сок холодный!
Последнюю реплику пришлось кричать, поскольку девочка уже вприпрыжку неслась в дом.
Я повернулся к тестю:
– Александр Иванович, надо бы разобрать поклажу мою.
– Гляжу, ты к переезду серьёзно подготовился. Компьютер да «плазму», что ли, приволок? – добродушно подначил он.
Я не стал поучать старика, что «плазма» уже вчерашний день, и вообще, обо всей электронике пора забывать. Вместо этого достал последнюю бутылку дорогой водки.
– О! Це дило, – оживился тот, но тут же воровато оглянулся на мужика у козлов. – Ты, вот что, спрячь пока, тут желающих набежит сейчас. Да и Светка ругается. У меня свойский в сарае припрятан был, так нашла, чуть не вылила. Теперь у ней в комнате стоит, по сто грамм на всех через день выдаёт.
Под «свойским» подразумевался самогон. Дед Саша не был пьяницей, но тяпнуть рюмашку-другую «для аппетиту» очень уважал. И самогонка у него всегда хорошей была.
– Ты как насчёт баньки, а? – меж тем спросил он, хитро улыбаясь. – Небось, завшивел уже в квартире своей, без воды-то? Давай, барахло неси ко мне в комнату, потом пойдём баню топить. Там и… о, вот и Рома.
Я пожал руку мужу бывшей свояченицы.
– Помоги Севе вещи перенести, – попросил его старик. – Заодно расскажешь, что у нас творится.
Оказалось, не я один оценил преимущества проживания в доме с автономными системами жизнеобеспечения. Неизвестного мужика звали Павел Викторович, и был он никаким не соседом, а папашей Андрея. Кроме него здесь квартировали: Галина Петровна – маман Андрюши, Евгений Палыч – их старший сын, а также Анастасия Павловна – восемнадцатилетняя девица, младшая дочь, она же сестра молодых людей. Весь этот кагал Маринин ухажёр привёл, пока я мотался за Иванычем. Новым «родственникам», мягко говоря, удивились, но ни у кого не хватило ни духу, ни наглости выгнать их вон. Коттедж большой, казалось, что места хватит всем. Проблемы начались на второй же день, когда выяснилось, что пришельцы и в самом деле считали себя роднёй. На этом основании мама Галя попыталась взять в руки бразды правления, как «самая старшая из присутствующих здесь дам». Я только хмыкнул, представив реакцию Светы, которая не терпела конкурентов, особенно на кухне. Следом выяснилось, что «родня» захватила с собой очень мало продуктов, а аппетитом обладала завидным. Впрочем, поначалу никто не ожидал, что всё затянется так надолго. Они даже деньги предлагали, только вот купить на них ничего нельзя. До голодных пайков ещё не дошло, Алевтина Георгиевна была женщиной запасливой, но этим утром состоялся крайне неприятный разговор по поводу экономии продовольствия.
Я было обрадовался, что так удачно подвёз припасов, но в следующую секунду понял, что их разделят ещё на пять чужих рыл. Ромка же больше сетовал именно на конфликт своей супруги с «квартирантами», наезжая в основном на маму Галю. По его мнению, именно она была инициатором переселения, Андрюша просто не смог пойти наперекор матери.
– Это капец, конечно, Сева, – жаловался он. – Хабалка! Ей бы на рынке торговать. Она, кстати, вроде и работала где-то продавцом. Женя этот ещё…
– А что с Женей?
– Сижавый!
– В натуре?
– Ну! Только недавно вышел. Пальцы в «перстнях», весь на понятиях.
– Да ёпт! – выругался я.
Так-то плевать, конечно, если он свои понятия на других переносить не будет. Но сам факт, что моя дочь живёт под одной крышей с уголовником, несколько напрягал.
За разговорами пошли в баню, раскочегарили печку, я натаскал снега в бак. Показательно, что за это время больше никто ко мне не подошёл. Ладно, минимум два союзника у меня уже есть, причём именно те, на которых я рассчитывал. А бывшая… теперь я понимал, почему она в тот день так отреагировала и что пыталась сказать. Но Сева, как обычно, всё испортил. Ну, как-нибудь переживём. Чёртов снегопад рано или поздно закончится, станет теплее – вернусь к себе. Тут Иваныч нарисовался, заговорщицки ухмыляясь, достал из карманов бушлата стопку одноразовых стаканчиков и пакет с краюхой хлеба. Ёлы-палы, я уж и не чаял хлебушка свежего отведать! На одних чипсах да крекерах всю последнюю неделю жил. Вскрыли банку мясных консервов, свернули с треском винтовую крышку с поллитры. Разлили, наполнив предбанник спиртовым духом, чокнулись, выпили за встречу. Корочку сначала понюхал, наслаждаясь сытным запахом, лишь потом по-армейски взгромоздил на неё горку тушёнки. Вторую выпили уже «за нас, и чтобы эта херня поскорее закончилась». Третьим тостом помянули Алевтину, царствие ей небесное. Потом было райское блаженство – мыло, мочалка и вволю горячей воды.
Во время ужина, наконец, познакомился со всеми. «Браток» Евгений ограничился едва заметным кивком, ни рукопожатия, ни слова. Его папаша буркнул сквозь зубы что-то, расценённое мною как приветствие, а вот Галина внезапно изобразила радушие, начала задавать вопросы. И в каждом сквозило: «Надеюсь, ты тут ненадолго». Когда я рассказал о взрыве, Светка заохала, даже у Марины промелькнуло сочувствие. Петровна же не преминула усомниться, что детонацией могло выбить окна:
– Так это что, бомба там взорвалась у них? Прямо террористы какие-то. Надо же… И только у тебя разбились стёкла?
«Кому ты свистишь?» – прочитал я в её наглых глазах и понял, почему Ромку трясёт от одного её имени. Я тоже не переваривал таких людей. Н-да, видимо, моё пребывание тут окажется тяжелее, чем предполагалось.
Потом я поведал, как обстоят дела в городе. Про пожары, про отсутствие помощи, про собачью эпидемию. Все тут же стали возмущаться, что власти не сделали вообще ничего для преодоления кризиса.
– А что они могут? – спросил я в ответ, отнюдь не ради защиты чиновников.
Просто мои собеседники, возможно, не осознавали до конца, что именно произошло. Техники почти нет, БТРы одни ездят, а на них много не навозишь – это не грузовик. Электричества нет, газа нет, воды нет. Связи нет, рации только старые работают, но их немного. И даже они до вчерашнего дня были бесполезны из-за сплошных помех. С пайками вот непонятно, тут я согласен. Должны всё равно как-то раздавать, людям-то жрать надо.
– Потому что всё по своим да нашим разошлось! – заявила мама Галя.
– Или разграбили. Вот это и странно. Были же патрули, армию привлекли, курсантов. Куда делись-то все?
– Да потому что властям всегда плевать на народ! Сами обеспечены, на людей насрать.
Ещё минут пять ругали правительство, как местное, так и федеральное, затем мама Галя с нескрываемой злостью выдала:
– Американцы, сволочи, что б им пусто было, тварям!
– При чём тут американцы-то? – подивился я. – Солнышко вините.
– Да какое солнышко? – накинулась она на меня. – Ихние опыты это. Всё пресмыкаетесь перед ними, а им лишь бы извести русского человека да богатства наши захватить! Доказали же, что у них оружие есть, как его, климатное.
«Климаксное», – едва не поправил я, чудом сдержавшись. Вместо этого рассказал о встрече на дороге:
– Вояки подтвердили, что была очень сильная магнитная буря. И успокоилась она только вчера. Накрыло не одну Россию, а вообще всех. Весь мир. И Америку тоже.
– Ну, не знаю, – состроила тётка крайне недоверчивую гримасу. – Что, прямо вот вообще везде? Какая-то фантастика просто… Андрюш, ты что думаешь?
– Да-а, э-э, я… как бы… не физик, – забормотал тот в растерянности.
Женю спрашивать было и подавно бессмысленно, поэтому разговор быстро угас. Разъяснять детали тупой клухе я не хотел, новых вопросов тоже никто не задавал, возможно, по той же причине – чтобы не выслушивать её бредовые выводы. Постепенно все разошлись.
Несмотря на напряжённую атмосферу, я впервые за много дней чувствовал себя почти превосходно. Лежал чистый, в одних трусах (!), на свежем постельном белье. Дома тепло, не нужно напрягать волю, чтобы высунуть нос из-под одеяла – роскошь по нынешним временам. Уже засыпая, подумал, что ветер завывает гораздо громче, чем час назад. Но мне уже было всё равно.
За ночь метель переросла в настоящий буран. Порывы ветра на открытом месте вполне могли сбить с ног, а мело так, что видимость упала метров до трёх. На моей, и не только на моей, памяти в Питере не было ничего подобного. Значительно увеличился расход топлива, хотя термометр за окном показывал не больше минус десяти. Мы живо откопали брёвна во дворе и сложили их возле сарая, поскольку внутри едва хватило места для козлов и пары-тройки чурбаков. Пилили там по очереди, готовые дрова относили в теплицу, благо она была из поликарбоната и пока держала напор стихии.
Ещё одной рутинной и ежедневной заботой было перетапливание снега. Тринадцать человек потребляли чертовски много воды, поэтому процесс казался бесконечным. Баки, вёдра, тазики стояли возле каждой батареи, постепенно наполняясь неприятной на вид жидкость, покрытой плёнкой пузырей. Затем она куда-то исчезала, а ёмкости снова нужно было наполнять снегом.
На самом деле все эти хлопоты не были обременительными, я бы с удовольствием только этим и занимался, лишь бы иметь повод выйти из дома лишний раз. Полагаю, мой приход усугубил и без того непростую обстановку, а многодневный буран накалил её до предела. Мы сутками были вынуждены пялиться и слышать друг друга, поэтому любая мелочь, на которую раньше никто бы и внимания не обратил, превращалась в крайне значимую и весьма болезненную проблему. Например, в доме было целых три туалета, один на втором этаже, два – на первом. Казалось бы, сложностей не должно возникать в принципе. Но стоило только закрыть дверь, как в сортир непременно нужно было попасть кому-то ещё. Причём кое-кто – и я подозреваю, кто – имел быдляцкую привычку дёргать ручку столь яростно, словно хотел оторвать её. В точности также всякие невоспитанные люди намекают в поезде, что пора освобождать помещение. Света нарочито громко гремела посудой, наверху все топали, словно отрастили себе копыта или обулись в деревянные башмаки. Все разбились на кучки, пищу старались принимать маленькой группой и как можно быстрее покидали кухню, чтобы не пересечься, не дай бог, ещё с кем-то.
Наверное, будь мы связаны узами покрепче, многих напрягов можно было бы избежать. У свояченицы имелась уйма настольных игр, от домино до детских ходилок и той же «Монополии». Дети в них играли, а вот взрослые не собрались даже перекинуться в картишки. Хорошо, у стариков сохранилась кое-какая библиотека, ещё из бывалышных бумажных книг. Только читать особо не получалось, разве что в светлое время суток, у окна. У деда Саши работали оба генератора, но всё упиралось в топливо, запасов которого никто из Савельевых не сделал. Пара канистр солярки да содержимое бака «Шевроле» – вот и весь ГСМ. Тем не менее рукастый Иваныч соорудил временную проводку, запитав от аккумуляторов двенадцативаттные лампочки. Они давали скудный свет, но и его экономили жёстко. Посему мне ничего не оставалось, как ворочаться на неудобном самодельном ложе, слушать завывание ветра, заглушаемое раскатами богатырского храпа старика, да гонять в голове тяжёлые думы. И всё чаще и чаще приходила одна и та же мысль: мы просто сидим и ждём, а надо действовать. В чём именно должно заключаться действие, я до конца не определился. Наметил лишь некоторые шаги. Согласятся со мной – хорошо. Нет – их проблемы, но так жить становилось невыносимо.
