Начало неведомого века – Константин Паустовский

Третья книга из цикла «Повесть о жизни» К. Паустовского нисколько не отличается от двух первых – в ней столько же жизни, истории, личного переживания происходящего. В ней столько же бережного отношение к тому, что составляет нашу историю – домам, улицам, людям.

«Внезапно у меня замерло, а потом заколотилось сердце от мысли, что мне привелось жить в такое интересное время, полное противоречий и событий, полное великих надежд. „Тебе просто повезло, – говорил я сам себе. – Ты родился под счастливой звездой“.Третья книга – книга о перепутьях и ветрах революции. Я выросла под знаменем пионерии и комсомола, для меня это всегда были годы великих свершений. А потом было переосмысления истории, и до конца не ясно, где, на чьей стороне правда. Книга Паустовского тем и цена, что перед нами свидетельства реального, не стороннего наблюдателя. Причём у Паустовского в центре описания – люди, с которыми ему приходилось встречаться в это время. Каждый человек – носитель истории, интересная личность. Паустовский умел смотреть и видеть, умел замечать. Поразительно описание Ленина, уместившееся в трёх предложениях. В этом описании вся эпоха – необъяснимое обаяние речи, личности, необъяснимое доверие к этому человеку. И не только великие выходят у Паустовского столь замечательно – квартирная хозяйка Амалия, таинственный Магалиф, комиссар Анохин, Моргеншерн, Люсьена, Яшка на колёсах. Да их можно всех перечислить, ни один не прошёл мимо.

Многострадальный Киев, горемычную Одессу рвут на части разные «завоеватели» – от батьки Голопупенко до Деникина. Меняется власть, меняется масть, меняются законы. Страдают люди. «Доблестная» армия гетмана, полк Анощенко – нелепо, глупо, но вместе с тем страшно. Очень страшно было читать, о том, как кричит город от гайдамацких погромов. Жутко было от описания спасающихся и бросающих Россию, единой толпой плывущей к загранице. И не менее жутко молчание красных комиссаров всё это наблюдающих.

В одной рецензии прочитала высказывание о том, что историю надо изучать по таким книгам. Полностью согласна.

Если бы можно, я поселился бы в уголке любого товарного вагона и странствовал бы с ним. Какие прелестные дни я проводил бы на разъездах, где товарные поезда сплошь и рядом простаивают по нескольку часов. Я бы валялся около насыпи на теплой траве, пил бы чай с кондукторами на товарных площадках, покупал бы землянику у голенастых девчонок, купался бы в соседней речке, где прохладно цветут желтые кувшинки. А потом, в пути, сидел бы, свесив ноги, в открытых дверях вагона, ветер от нагретой за день земли ударял бы в лицо, на поля ложились длинные бегущие тени вагонов, и солнце, как золотой щит, опускалось бы в мглистые дали русской равнины, в тысячеверстные дали и оставляло бы на догорающем небе винно-золотистый свой след.

Сколько раз себе говорю, Что отзывы на книги надо писать сразу по прочтении. Но не всегда получается. А вот теперь начинаю, и понимаю – а впечатления уже притупились! То есть я помню, что очередная повесть Паустовского мне как всегда безумно понравилась, но какие-то штрихи в памяти уже слились.Ну да ладно, попробуем и так. Тем более, чего пробовать-то, отношение к книги я уже высказал.Сколько бы ни пришлось жить на свете, никогда не перестанешь удивляться России. У меня это удивление началось в детстве и не прошло до сих пор. Нет в мире страны более неожиданной и противоречивой.

Это третья повесть из большой «Книги жизни». На этот раз мы знакомимся с жизнь писателя в 1917-1920 годы. И вместе с ним переживаем трижды революцию. Сначала в Москве, где он стал очевидцем событий 1917 года, потом в Киеве и, наконец, в Одессе. Об очень непростых событиях он рассказывает он рассказывает достаточно простым языком и таким же простым (моим любимым!) публицистическим стилем. Он не копается в душах людей, не лезет в менталитет, не ищет ответа на вопросы национальной идеи. Он просто рассказывает так, что это интересно читать. В иной книге равнодушно пропускаешь мимо глаз строчки о том, как вокруг рвутся снаряды. Здесь узнаешь, как Паустовский и еще несколько человек на несколько дней оказались отрезаны от всего мира восстанием юнкеров, как он несколько дней находится под обстрелом – и сердце колотится.А потом через несколько десятков страниц читаешь. как он замерзал в Одессе, и замерзаешь сам настолько, что хочешь надеть свитер, или завернуться в плед. И уже совершенно не осуждаешь человека за то, что он ходил воровать дрова, точнее даже старые половицы, особенно потому, что он при этом сильно рисковал жизнью. Свидетельство Паустовского – это еще одно, я полагаю достоверное слово о том, как жили люди в то время. Это даже не констатация факта, что жили плохо. Это рассказ. насколько разнообразно плохо они жили, и что будоражило их умы. От газетного листа должно разить таким жаром, чтоб его трудно было в руках удержать. В газете должны быть такие речи, чтобы у читателя спирало дыхание.

Наконец мы видим все больше и больше зарождение в Паустовском журналиста и писателя. Мне как журналисту это наиболее интересно. Сколько бы историй о своей профессии не читал, более захватывающей, более романтичной и суровой версии ремесла публициста я еще не встречал Такого человека начинаешь воспринимать как некий образец нравственности. Хотя о своих качествах, которые могли бы это подтвердить, написано как раз и не так уж много.Завершаю цитатой. Без всякого заключения.Все, что пишущий дарит любимому, он дарит всему человечеству. Я был уверен в этом неясном законе щедрости и полной отдачи себя. Отдавать и ничего не ждать и не просить взамен, разве только сущий пустяк – какую-нибудь песчинку, попавшую на милую теплую ладонь, – не больше.

Есть такое словосочетание «сладкая истома». Это, например, ты едешь в другой город на встречу со старыми друзьями, пьешь, куролесишь всю ночь. Затем после короткого сна тебя ждет долгая и утомительная дорога домой. Ты приезжаешь, со всех сил дожидаешься сумерек, ложишься в прохладную постель своего деревянного дома и тут ты погружаешься в сладкую истому. Или же ты едешь машиной на море. Едешь день, ночуешь на заправке в машине, едешь другой, приезжаешь в курортный поселок потный, грязный, уставший, разомлевший от жары. Бросаешь машину, быстро переодеваешься и бежишь, словно собака по следу на прохладно-соленоватый запах моря. И вот оно встречает тебя тихим бризом, ты погружаешься в него и наступает сладкая истома.Вот такая душевная истома начинается у меня , когда я начинаю читать очередную книгу Паустовского. Словно тихий ангел влетает в душу и овевает ее теплым ветерком любви и нежности. Я все никак не мог понять этого эффекта. Ведь автор описывает непростые и трагичные события Октябрьской революции и начавшейся потом Гражданской войны. Вы знаете, ведь его в Москве вели на расстрел и лишь случай спас его. Потом он едет к родным в Украину, сначала на хутор, потом в Киев, затем на юг. Помните «Свадьбу в Малиновке» Вот вот. То же самое, только совсем не смешно. И через все это он проходит.Я думал, почему об этом он пишет так светло и легко и вдруг я понял его секрет: в его книге нет ни капельки злобы!! Так получилось, что книгу эту я прочитал в конце мая в канун его дня рождения и в одной из многочисленных приуроченных публикаций я таки нашел подтверждение своих мыслей. Вот как пишет о нем в своих воспоминаниях писатель Э.Л. Миндлин:"Я пытаюсь определить причины необыкновенной популярности Паустовского – в чем они? В занимательности? В живописности? Изобразительности? Лиричности? Ни одна из этих причин не объясняет читательскую любовь к Паустовскому. А вот доброта объясняет! В очень широком и глубоком понятии – доброта!Паустовский в большом смысле добрый художник. И если современники так любят его, то потому, что чувствуют доброту художника Паустовского в интонации его фразы – прозрачной и произнесенной от сердца. И чувствуют его сердце, полное любви к миру, в котором трудно и интересно живет человек. Они чувствуют доброту художника в гамме его чистых и светлых красок.Вот так . Лучше и не скажешь. А еще Паустовский объединяет , сближает и знакомит близких по духу людей. И за это ему отдельное спасибо)