Константин Пастух
На старой лесной дороге
Однако в тайге встреча с голубикой всегда приносит радость: и жажду хорошо утоляет, и глаз радует. Особенно когда с кустов облетит вся листва и останется одна синяя ягода! Красота необыкновенная!
Я всё стоял на вырубке, ждал четвероногого друга. В какой-то момент гляжу – несётся на меня та же тетеревиная стая. Всё так же летят над вырубкой. Видать, нашёл их мой пёсик. На этот раз тетерева меня облетели – загодя свернули вправо и пронеслись вне пределов выстрела. За ними, высунув язык, нёсся Чалдонка.
Вся эта история – перелёты стаи с одного конца вырубки на другой и с бегущим сзади с высунутым языком Чалдонкой – повторялась ещё несколько раз. Но в какой-то момент всё это птицам, видать, надоело и они улетели совсем. Было немного жаль, что я больше тетеревов не увижу. Я успел к ним привыкнуть. Когда Чалдонка после безуспешных поисков стаи вернулся, мы с ним двинулись вперёд по вырубке.
Через какое-то время заросли голубики сменились кустами жимолости. Эти были поскромнее, ютились с краешка вырубки по правой стороне. Да и ягодке её далеко до налитой сочной голубики. Отошла жимолость. Редкие плоды были неказистые, пожухлые. Местами на ветках висели уже подсохшие, какие- то неприглядные ошмётки недоеденных ягод. Михайло Потапыч изволили откушать и сделали это весьма неряшливо.
И ведь может брать чисто, по ягодке. И по большей части так и берёт. Посмотришь: куст обобрал так, что любо-дорого. А то вдруг найдёт на него что-то – и давай своей пастью хватать целые ветки да обдирать их самым безобразным образом: какую-то ягоду сорвёт, проглотит, а другая, в лоскуты измочаленная, на ветке остаётся. Вот и висит потом это безобразие на кустах.
Но сладкую, с приятной горчинкой, полезную ягоду очень уважает Михайло Потапыч. Берёт, не ленится. А уж траву вокруг куста до того истопчет, словно барыню тут отплясывал.
Вырубка в конце упиралась в широкую лесную дорогу, по которой вывозили древесину. Чалдонка, выбежав на неё, терпеливо ждал, когда я подойду. На развилке он всегда дожидался, чтобы увидеть, куда я заверну. Завернул я направо и тут же оценил, как приятно идти по ровной дороге. Ноги успел уже наломать. Чалдонка убежал вперёд. Слева лежала старая вырубка, уже порядком заросшая молодым березняком да осинником. Справа стоял нетронутый лесной массив. Вскоре я увидел, как Чалдонка поднял прямо с дороги стаю птиц. Я уж подумал, что пёс нашёл наших косачей. Но нет, взлетели и расселись тут же на деревьях вороны. Они у нас чёрные, как косачи. Я прибавил ходу. Вороны такой большой стаей зря на дороге сидеть не будут. И правда, догадки мои подтвердились. Посреди дороги стояла широкая лужа. А в луже лежало большое животное.
Когда подошёл поближе, увидел – мёртвая лосиха. Рядом с тушей на сырой болотистой почве чётко отпечатались свежие медвежьи следы. Ходила медведица. Она и подтащила тушу поближе к берегу. Это можно понять по следам. Было видно, как она упиралась, как лапы при этом скользили по грязи. Ясно, что раньше туша лежала дальше в воде. Что тут произошло, можно только догадываться. Ясно одно: не медведица стала причиной гибели животного. Следов борьбы нет. Скорее всего, и не болезнь явилась причиной её смерти. Лосиха выглядела упитанной, мощной, и никаких признаков болезни не наблюдалось. Можно было предположить, что жизнь её оборвала злая пуля. Что была она смертельно ранена, но как-то смогла уйти от охотника.
А сюда, на лужу, пришла попить. Видать, жажда её мучила. Здесь и рухнула. Входного или выходного отверстия от пули на туше я не увидел. Да и мудрено увидеть. Брюшина её была распорота, внутренности вывалены наружу, прямо в воду. Рядом с тушей по воде расплылось большое зелёное пятно: содержимое желудка попало в лужу. Голодная хищница не церемонилась. Несомненно, всё самое вкусное (ливер) медведица уже съела. Кроме этого, в самом верху узкой полосой вдоль хребта она выела деликатес, который мясники называют вырезкой. Мой молодой пёс всё обнюхивал тушу, нюхал медвежьи следы. К следу отнёсся спокойно, не испугался. Что меня порадовало. В общем, больше нам здесь делать было нечего, я позвал Чалдонку, и мы пошли дальше. Вскоре вышли на богатый черничник. Я поклевал ягодку. Чалдонка тоже попробовал, но ему ягода не понравилась. Бывает, собаки едят чернику, но Чалдока был не из таких.
Мы продолжали своё знакомство с новыми местами. Знакомились основательно и с удовольствием. И видать, увлеклись, перестарались, как это нередко бывает. Когда пришло время возвращаться, возникли проблемы. К своему переходу через болотину мы не вышли. Но справа, на расстоянии с полкилометра, я обратил внимание на мыс, который вклинивался в болотину. Я был уверен, что это и есть место нашего перехода. Мы спокойно переправились через болото и свернули направо, где должна находиться наша тропа. Но когда дошли до нужного места – напротив упомянутого мыса – и отправились на поиски тропы, то её там не оказалось. Всё шло к тому, что я могу опоздать на электричку. Без тропы по тайге я не успеваю. Дело принимало нежелательный оборот. Надо было что-то решать. Пришлось снова переходить болотину и выходить на мыс. Надо было убедиться, тот это мыс или нет. Оказалось – мыс не тот. Мы переходили в другом месте. Я ошибся.
Стало темнеть. Надо было готовиться к ночлегу. Почему-то ночевать на этом непривычном берегу мне не хотелось. И я опять пошёл через болотину, на свой берег. В который уже раз. Перебравшись, мокрый с ног до головы, я ушёл от обрыдлой болотины. Надо было найти подходящее для ночлега место. И тут я заметил несколько свежеспиленных сосновых пней. Это меня очень заинтересовало. Просто так в тайге сосну не пилят. У меня появилась надежда. Вскоре нашёл ещё такие же пни. Теперь я их насчитал восемь. Пошёл дальше, я уже знал направление, куда надо двигаться. Пней попадалось всё больше. И наконец нашёл то, что надеялся найти. На поляне, на светлом весёлом месте стояло новёхонькое зимовье. Вот удача! Такое случается, правда, очень редко. Я зашёл в избушку, сильно пахло пиленой древесиной и смолой. Главное, в избе стояла железная печурка, что нам с Чалдонкой пришлось очень кстати. Оба были мокрые. А ночь предстояла с заморозками. Пола в зимовье не было, хотя доска б/у для него уже была каким-то образом доставлена. Зато стояла железная кровать с панцирной сеткой. Было вставлено окно, дверь, правда, лежала на боку, прислонённая к стенке. Но это не беда. Дверь можно просто приставить.
Главное, есть где ночевать. На работу мне завтра не с утра. К тому же мы нашли в зимовье несколько пакетов покупных сухарей. Один я позаимствовал, положив взамен конфеты и два супа-концентрата в пакетиках. Были такие в те годы. Отличные супы, натуральные, с сушёным мясом. Третий концентрат сварил себе. Сухарями поделился с Чалдонкой, поскольку супы в пакетиках всё же были с острой приправой и для собаки не годились. В общем, всё устроилось очень удачно. Жизнь прекрасна и удивительна, решили мы с Чалдонкой.
Утром время тратить на поиск тропы не стали и отправились по тайге в сторону Огнёвки. Где-то меньше чем через час вышли на мощный урожайный брусничник. Пришла в голову мысль: с такого богатого ягодника может идти на Огнёвку тропа. Основательно и неоднократно обследуя край брусничника со стороны Огнёвки, не сразу, но тропу я всё-таки нашёл. И дальнейший наш путь до полустанка – это был просто праздник!
