Константин Пастух
На старой лесной дороге
– Ну, ты вопросы задаёшь. А кто его не видел, бурундука? – немного обижено произносит Димон – теперь я знаю и его имя.
– А раз видел, то должен понимать: ему этого бурундука и на один зуб не хватит. И ради чего тогда он здесь столько наворотил? Ради бурундука, который ему – тьфу! Ни то, ни сё! А это ж сколько работы. Что ж он совсем дурак, по – твоему?!
– Да это дядя Вася говорит: мишка бурундучьи норы раскапывает, – оправдывается Димон.
– Дядя Вася… Дядя Вася… А сам – то, ты когда будешь соображать? Вон какой вымахал! Думать надо, чем всякие глупости повторять. Ну, ты понял, Димон?
– Да понял я, понял… – недовольно ворчит Димон.
– Что ты понял? Ну? – не отстаёт настырный Сергей.
– Думать надо! – на этот раз, бодрячком выпаливает Димон.
Я прислушиваюсь к разговору, едва шевелю ногами – всё жду, что меня догонят попутчики. Но они почему – то не спешат. Мало того, голоса их, вроде, как стали отдалятся. Я оборачиваюсь назад и вижу: двое с горбовиками на спине свернули с дороги влево и направились в тайгу. Вот оно что. Это не охотники – это ягодники. За черникой пришли. Здесь её много. Я вижу их в профиль. Поближе ко мне в просветах между деревьев мелькает крепко сбитый невысокого роста мужчина – по его уверенной походке, по его осанке, я решаю, что это Сергей. За ним маячит нескладная долговязая фигура: по моему разумению – это Димон. По обрывкам фраз, которые мне удаётся уловить, понимаю, что Сергей всё учит молодого напарника уму – разуму. Вскоре они оба пропадают в чаще леса. Пошли по своей надобности – брать ягоду.
Я тоже иду по своей дороге, по своей надобности, но случайно подслушанный разговор двух приятелей не даёт мне покоя. Видать, неожиданное для меня их появление на дороге, их спор: медведь, не медведь рылся? – всё это как – то взбудоражило меня, и в общем – то пустяшная история занимает мои мысли. Я думаю о самоуверенном Сергее, о бесхребетном, податливом Димоне, который, в угоду заносчивому напарнику, легко отрёкся от того, чему учил его в тайге, опытный таёжник дядя Вася. А учил он Димона правильно, толково. И те раскопки, что приятели видели и обсуждали, в самом деле – работа медведя. Именно он обычно разрывает нору бурундука, но не ради мелкой зверюшки, а ради его запасов. Правда, если ему попадётся хозяин этих запасов, то он и его съест, не побрезгует. В норе бурундука, в его кладовой припасено на зиму 3-4 килограмма отборных кедровых орехов. Это и привлекает медведя. И не только орехи – там много всего, чем может поживится косолапый. Очень трудолюбивый и запасливый зверёк бурундук. Не даром в Приангарье домовитых, хозяйственных мужиков называют бурундуками. Так что, правда – она за дядей Васей.
Конечно, от этой правды – что Сергею, что Димону ни жарко, ни холодно. У Сергея своя правда: он знает, что он самый умный. Димон же просто бесхарактерный – куда ветер подует, туда его и понесёт. Суровая правда жизни.
В какой – то момент философские размышления о Правде, о непростой судьбе её на земле нашей грешной меня покидают, и внимание моё занимает, болтающийся на верёвочке, манок. Он у меня привязан к верхней пуговице лесной куртки. Когда в нём нет надобности, манок покоится в нагрудном кармашке рядом с упомянутой пуговицей. Сейчас надобность в нём есть, рябчики возле дороги держатся. Я сую в рот свистульку и начинаю выводить рябчиковую песню. Пока ещё не распались выводки, молодые рябчики на мой свист откликаются, а то и подлетают. Но, в данном случае, несмотря на все мои старания, никто ко мне не летит и даже не отвечает. Я всё равно свищу – мне нравиться. Ещё бы! В городе не посвистишь. А здесь – тайга, простор, свобода!
Я стараюсь, я пытаюсь извлечь из простенькой свистульки нежную и трогательную мелодию, которая мне самому душу греет, и особенно мне нравиться то, что разносится она по таёжной округе. И, получается, что высвистываю я эту мелодию уже не для рябчиков, а для себя! И получаю от этого удовольствие. Прямо, идиллия! Но, тайга есть тайга, и она полна неожиданностей. Благостную идиллию грубо разрушает громкий, пугающий своей неожиданностью, треск и шум! Всё это происходит справа, рядом со мной, у самой дороги в густом молодом осиннике. Я успеваю заметить, как крупный зверь, ломая на своём пути молодые деревца, несётся от меня вскачь, и моментально скрывается в чаще. Определить, что это за зверь я не успеваю. Видел его мельком, сзади. То что зверь большой – это я понял. Не понял только, почему он оказался рядом со мной, что называется: нос к носу. Таёжный зверь человека опасается и старается находиться от него на безопасном расстоянии. Ещё, было ощущение, что с этим зверем, что – то не так. Понять, что не так, как я не старался, не получалось. Это меня почему – то заботило.
Вскоре где – то внизу раздался звонкий сухой треск – было похоже, что кто – то большой и сильный сломал толстый пересушенный сук, и ещё – это было похоже на выстрел из винтовки. Вслед за этим, громко и как – то обиженно рявкнул медведь. Раскатистый рёв зверя покатился по долине и несколько раз откликнулся гулким эхом. Мне за шиворот кто – то сыпанул ледяной пыли, прямо – сверху донизу. Я незлобиво выругался и ухмыльнулся. Ну, это уж совсем ни к селу, ни к городу – сыпать за шиворот лёдяную крупу, когда человек абсолютно спокоен. Я был совершенно спокоен и хладнокровен, как удав.
Как только я услышал медвежий рёв, тут же понял, что мне не давало покоя. На убегающем звере в области хвоста не было привычного «зеркальца», которое всегда мелькает на бегущих косулях и изюбрах. Именно их видишь чаще всего, и привыкаешь к этой отметине. А здесь, "зеркало" отсутствовало. До этого момента, мне не приходило в голову, что встретился я с медведем, и теперь он улепётывает от меня опрометью, конечно же, без "зеркала" на известном месте. Зато я понял, как зверь оказался у самой дороги, рядом со мной. Видать, он принял меня за молодого рябчика и решил поохотится.
Какое – то время я стоял на месте, переваривая случившееся. Когда же собрался уходить, то заметил прямо перед собой на траве два патрона. Почему – то раньше я их не замечал. Зелёные папковые гильзы моего калибра – 16. Просто из любопытства, без задней мысли, нагнулся и поднял. Как – то использовать их у меня планов не было. Брошенные или потерянные патроны с папковыми гильзами, как правило, бесполезны. Они на земле отсыревают, разбухают и не на что не годятся. Так что, поднял я патроны чисто из любопытства, от нечего делать. Когда же взял в руки, то сразу понял: патроны прекрасно сохранились. Готовы к стрельбе хоть сейчас. Просто, удивительно. К тому же, снаряжены привычной для меня дробью – пятёрка и два нуля. И зелёные гильзы, тоже для меня привычные. У меня такие же. Просто подарок. И тут я насторожился. Как – то всё чересчур совпадает. И даже подпись номера дроби на прокладке сильно похожа на мою.
Я открываю ружьё, достаю патрон с правого ствола и вижу – пулю! А должна быть пятёрка? Достаю патрон с левого ствола – там крупная картечь, а должно быть – два нуля. Это что же получается? Я в какой – то момент переломил ружьё, вытряхнул из стволов на траву дробовые патроны (не вытащил рукой – вытряхнул на землю, потому, что лежат они рядышком) и зарядил пулей и картечью. Всё это я проделал, видать, на автомате. Но, кода и как всё это произошло?! Хоть убей – не помню. Ну ничего похожего не могу припомнить. Напрочь память отшибло на какой – то период. Да-а-а… Дела… Вот тебе и хладнокровен… удав? Я – то был уверен, что так оно и есть, что я совершенно спокоен. И если бы не патроны на земле, то так бы и не узнал – как оно обстоит на самом деле…
