Константин Пастух
Чужая свадьба
– А почему вам так жалко телёнка, ба? – спрашиваю её.
– Да как же не пожалеть? Целый день в хлеву стоит непоеный. Ревёт, воды просит. А я уже не могу из колодца воды принести, здоровья совсем нету.
– А девчонки-то почему не напоят, почему воды не наносят? – задаю логичный вопрос.
– А девчонки выросли, всё в клуб норовят убежать, им разве до телёнка, – печально вздыхает бабушка.
– А Валерку почему вам жалко, ба? – спрашиваю.
– Так ты же знаешь, он пошёл в ремесленное, на токаря учится. В городе теперь. А там одни бандиты. А Валерка наш, он же с гонором. Не уступит никому. Вот и ходит всё время в синяках. Весь побитый, – рассказывает бабушка и с надеждой смотрит на меня. Ждёт, что я решу её печали и проблемы.
Конечно, с телёнком я мог помочь бабушке. Для младших сестёр-двойняшек я был авторитет. И простого разговора будет достаточно, чтобы решить проблему телёнка. Что же касается Валериных неприятностей, то я для его окружения авторитетом не являлся и вряд ли мог ему помочь. Так что решать свои проблемы ему предстояло самому. И, как принято было в его ПТУ, решать приходилось с помощью кулаков. Вот и пришлось ему учиться не только токарному делу, но и кулаками махать. Родители в это время жили в Крыму. Отца пригласили туда работать, мать уехала за ним, чего бабушка очень не одобряла. Видать, с тех пор и осталась у брательника привычка решать проблемы известным способом.
У меня не было желания ни догонять, ни спрашивать неизвестного прохожего. Да в тайге с этим шутить и не стоит. Были печальные примеры. Я их знал. Последний меня сильно задел. Дело было этой весной. Я пришёл домой на обед. На лестничной площадке стоял сын моего соседа Николаича. Мы поздоровались.
– Что, нет отца? – спрашиваю.
– Да где-то ходит, подожду. Не знаете, где он может быть?
– А к Василичу не заходил, не спрашивал?
Приятель его жил этажом ниже.
– Да звонил, никто не отвечает. Тоже, видать, где-то ходит.
– Может, к нам зайдёшь, чего тут будешь стоять? Придёт, мы услышим, – предложил я.
– Да нет, спасибо, подожду немного и, наверное, побегу. Мне ещё в аэропорт успеть на рейс надо. Вот везу в Иркутск в лабораторию голову брата, – он показал мне взглядом на сумку, которую держал в руке и которую чуть приподнял при последних словах.
– Да ты что! Что случилось?!
Он меня просто ошарашил.
Оба сына Николаича работали парашютистами в лесопожарной охране. Вышли на пенсию очень рано. Один, с которым я сейчас разговаривал, жил и работал в Иркутске. Другой остался в Братске и охотился по договору. Угодья у него обширные, тайга богатая. Забрасывали его туда на вертолёте, по-моему, из Усть-Кута, где он и подписывал договор. Иногда они охотились там с женой, иногда он один. Были у него и техника, и несколько избушек. Охотился он в районе речки с ласковым названием Мама. Всё это я знал от Николаича, с которым мы корешили. Сыновей же его я знал мало. При встрече здоровались, могли перекинуться несколькими фразами.
С младшим сыном один раз случился разговор об их коллеге и руководителе подразделения парашютистов Василии Чернове. Василий был моим хорошим знакомым. Мы общались семьями. Василий сделал для меня хорошее дело: снабдил географическими картами, которых в то время было не достать и на которых стоял штемпель «секретно». Ничего там, в этих картах, секретного не было, сегодня они продаются в каждом газетном киоске, но тогда… Так жили. Сам Василий был человеком удивительным. Тихий, скромный, невысокого роста, но при этом очень успешно руководил своими лихими парашютистами. Его уважали.
Вот и всё моё знакомство с сыновьями Николаича. Но теперь его старший почему-то взялся мне рассказывать. Видимо, ему надо было поговорить, излить свою печаль, свою беду.
Младший брат его в прошлом году подписал со зверпромхозом договор на сдачу сига – это кроме пушнины. И у него на этой почве возник конфликт с местными из посёлка, которые именно в его угодьях на реке ловили этого самого сига всю свою жизнь. Он же пытался им запретить лов, мотивируя тем, что у него договор и план. Конфликт всё обострялся. Пошли угрозы. И он сгорел в зимовье. Сосед по участку услышал вой голодных собак. Понял: что-то случилось. Пошёл выяснять. Теперь старший брат, который на пепелище нашёл его череп, вёз его в Иркутск, чтобы определить, как он сгорел. Живой или мёртвый. Может, убили, а потом сожгли? Чтобы спрятать концы в воду. Вот такая печальная история. Тайга не шутка.
Так что предложение Валеры догнать и спросить мужика в валенках меня не сильно привлекло. Но главное, я увидел то, что меня очень заинтриговало.
– Нет, брат, навряд ли мы его догоним, – я разговариваю с Валерой, а сам в это время пытаюсь разгадать ребус.
– Это почему? Далеко он не ушёл! Поднажмём и догоним, – Валера готов пуститься в погоню хоть сейчас.
– Да потому не догоним, что он, наверное, на вертолёте улетел, – брат удивлённо уставился на меня, пытается переварить мою шутку.
– Посмотри сюда, – продолжаю я, показывая на следы. – Ты тут, конечно, потоптался маленько, но всё равно можно разобраться, если присмотреться. Вот он шёл, вот стоял за кустом, наблюдал. А дальше куда он делся? Нету дальше следа. Ни вперёд, ни влево, ни вправо. И, главное, обратного следа тоже нет.
– Точно, нет, – Валера внимательно смотрит на следы, на меня, на вырубку и не может сдержать удивления. – Твою дивизию! Во фокус. Куда ты делся, мужик? Эге-е!
Дурачась, покричал он куда-то вверх, вдогонку вертолёту.
Возникшая загадка будоражила, требовала немедленного ответа, но она же и подсказывала: решение где-то рядом. Что-то я упускаю.
Я рванул вдоль следов до того места, где мужик повернул ко мне. Вот он шёл по распадку с запада на восток. Вот круто повернул, и следы повели к вырубке. Но ведь точно такие же идут дальше по распадку. Как будто мужик этот и не сворачивал никуда, а так прямо и шёл. Хотя именно в этом месте ровная цепочка следов сбита. Он здесь потоптался. Ну это понятно – раздумывал, поворачивать ко мне или нет. А вот почему и каким образом вывалились из цепочки влево два следа да так и остались – ни к селу ни к городу? Непонятно. Чувствую, что разгадка где-то рядом… В который раз вглядываюсь в уходящий по распадку след и вдруг замечаю то, что раньше не замечал. То, что ускользало от моего внимания. Поперёк распадка лежала лесина, покрытая толстой снежной периной.
В том месте, где мужик переходил валежину, он смахнул с неё снег. Ничего в этом особенного нет, всё как обычно. Необычно то, как он его смахнул. Было ощущение, что, перебираясь через лесину, мужик присел и смёл снег задом. В голове промелькнула догадка: «Так это же…» И как-то всё стало складываться – да так всё к месту, так логично: одно к одному! Конечно, надо ещё проверить. Но всё равно «жить стало лучше, жизнь стала веселее»!
– Валера, иди сюда! – на радостях закричал я. Видимо, он в моём голосе, в интонации услышал то, что его моментально принесло ко мне.
– Ну что, Ефимыч, рассказывай, чего нашёл. Понял, куда мужик девался? Не на вертолёте улетел? Ну не томи, я же вижу, что-то уже придумал, – наседает он на меня.
Но я не могу сразу так взять и сказать! Это было бы слишком просто…
– Значит, так. Мне тут пришла мыслишка, но надо её проверить. Я попрошу тебя сделать одну штуку.
– Да ладно тебе, говори, что надо… Чего воду в ступе толочь? Сделаю, – я видел, брату не терпится узнать, до чего там я докопался.
– Валера, вот следы, – я показываю на цепочку следов в распадке. – Можешь пройти по ним так, чтобы твоя нога абсолютно точно попадала в след мужика? Ты понял меня?
– Да понял, что тут не понять, но ты же сам орал, чтобы я следы не топтал. Чего-то я не врубаюсь. Шутишь, что ли? – Валера стоит в нерешительности. Я вижу, что просьба моя ему непонятна.
– Валер, я не шучу. Сделай, я потом объясню. Давай-давай, не сомневайся. Я думаю, тебе и объяснять не придётся, сам всё поймёшь.
Валера наконец решается, идёт по следу, пытается, как я и просил, ноги ставить точно в следы. И вдруг начинает вопить!
– Да как он ходит! Что за придурок этот мужик? Косолапый какой-то. Ефимыч, ты понимаешь, просто невозможно идти
Я слушал причитания брата… И от его возмущения, его ругани, от проклятий в адрес придурка-мужика всё во мне ликовало! Догадка моя подтвердилась! Всё просто как дважды два.
– Валер, так что ты там говорил? Косолапый, говоришь, мужик? Да ещё и в валенках, – кричу я ему вдогонку.
Валера останавливается, поворачивается ко мне. Я не могу сдержаться и начинаю хохотать. Он сообразил: дальше идти не надо. Он уже пришёл.
– Ну, теперь ты понял, что за мужик тут шастал, придурок ко-со-ла-пый? – последнее слово я произношу практически по слогам. Валера застыл, будто его шарахнули по голове. Ему надо переварить услышанное. Осознать. Наконец его проняло.
– Медведь! Это же медведь ходил! Твою мать! А я иду, и нога никак не попадает. Ну неудобно же идти, ноги можно переломать!
Валера завёлся и всё рассказывает, как он шёл по следу, как ноги выворачивал. Мы оба взбудоражены. Бурно обсуждаем происшествие.
– Так ты понял, брат, для кого сегодня я на пеньке исполнял «Сибирскую рапсодию»?
– Да, Ефимыч, можешь гордиться! Такое счастье привалило. Самому Потапычу концерт показывал!
– Правда, ушёл с концерта, подлец, самым позорным образом. По-английски. Ни тебе «спасибо», ни тебе «до свидания». Ни цветов, ни оваций. Невежа, – жалуюсь я брательнику.
