Константин Пастух
Чужая свадьба
Чалдон заходился в яростном лае, увёртывался и тут же налетал на обидчика, пытаясь его цапнуть. Он носился с лаем вокруг лося, и тому приходилось крутиться на одном месте, поворачиваясь постоянно головой к собаке. Когда лосю надоедала эта карусель, он бросался на пса. Чалдон, понимая, что дело нешуточное, со всех ног пускался наутёк. Лось нёсся вдогонку, круша всё на своём пути. Но, как только он останавливался, Чалдонка с яростным лаем набрасывался на врага и опять начиналась карусель. В общем, в лощине происходила схватка не на жизнь, а на смерть. А в это время справа от лощины, чуть повыше, на косогоре, метрах в пятидесяти, стояла стройная, тонконогая красавица лосиха и спокойно общипывала сухие сохранившиеся на кустах листики. Общипав один кустик, она как-то деловито подходила к другому. Меня осенило: это же лосиная свадьба!
Всё происходящее казалось просто невероятным. Ведь весь сыр-бор – из-за неё, из-за невесты. Из-за неё самец-лось схватился с собакой, рискуя своей рогатой головой. А иначе просто пустился бы наутёк. И она ведь слышит этот яростный собачий лай, видит всё, что там происходит, – и хоть бы что! Пощипывает себе листочки, и никакого дела ей нет до происходящего рядом светопреставления. Почему, в конце концов, не испугалась? Почему не убегает? Почему так хладнокровно относится к судьбе избранника? Сколько раз возникали у меня в тайге эти самые «почему»! Сколько же тайн, сколько нам неведомого хранит в себе природа! Хранит тайга!
Видя, что я не стреляю, Чалдонка подбежал, уставился на меня своими умными собачьими глазами, в которых отражалось непонимание и вопросы: «Что происходит? Стрелять-то кто будет? Пушкин?» Что я ему мог ответить? Собаке, даже такой умной, как Чалдон, не объяснишь, что у лосей тоже бывают свадьбы. А мы с ним на лосиной свадьбе оказались незваные гости. И нападал он сейчас не на кого-нибудь, а на жениха – а тот защищал невесту. Свадьба у них! Тут если и стрелять – то в воздух. Салютовать! Что я и сделал.
Брачующиеся дружно дали дёру. Чалдонка после выстрела бросился вдогонку за сохатым. Он, судя по всему, так ничего и не понял. Правда, погоня его закончилась безрезультатно, на этот раз остановить зверя ему не удалось. Больше того, с тех пор Чалдонка ни разу не задержал зверя до моего подхода. Он находил, лаял, но подойти на выстрел мне не удавалось. Как только я приближался, Чалдон бросал сохатого и подбегал ко мне. Видимо, издалека слышал мои шаги. Сохатый тем временем спокойно уходил. Чалдон опять догонял, но теперь лай раздавался далеко. Я иногда ещё пытался подойти, но чаще и не пробовал, всё равно бесполезно.
Знакомые охотники меня корили, что собаку испортил. Зверовая лайка в Сибири ценится. Сам же я никогда не сожалел о случившемся, разве что перед Чалдонкой виноват. Но в жизни всегда приходится выбирать. Не на облаке живём – на земле грешной. Я не раз в тайге добывал зверя, приносил мясо, особенно в девяностые, когда ни мне, ни жене не платили зарплату и жить приходилось тайгой.
Но этот случай в моей памяти стоит особняком. Он мне дорог как трофей особого качества и хранится не на стенке в прихожей, а в памяти и в моей душе, и является для меня самого свидетельством моей искренней верности и привязанности к удивительному чуду природы, сибирской Тайге
Мужик в валенках
Издалека, где-то впереди, слева, доносился собачий лай. Лаяла Азуня. Я это знал. Конечно, едва слышимый голос собаки, пусть даже своей, точно определить невозможно, но просто других собак здесь не было. С момента, когда я впервые услышал лай, прошло уже немало времени. Я всё ждал выстрела, но его не было. То ли собака далеко ушла от Валеры и он пока не дошёл до места, то ли зверёк крепко затаился и брательник наматывает круги вокруг дерева, пытаясь высмотреть затаившуюся белку.
Вообще в таких случаях сподручнее охотиться вдвоём. Один отходит подальше от дерева, на которое лает собака, а другой стучит обухом топора по стволу – без топора промысловик по тайге не ходит. Белка после удара обязательно побежит по дереву, пытаясь забраться повыше, полетит вниз посорка. Собака услышит, а то и увидит зверька, и навзрыд зайдётся в лае, а охотник, который отошёл подальше от дерева, засечёт добычу. Но мы с братом разошлись. Когда утром вышли из зимовья, мне пришла в голову мысль:
– Валер, знаешь, что мы с тобой сейчас сделаем?
– Излагай, Ефимыч, я тебя внимательно… – с готовностью и вместе с тем солидно отзывается брательник. Он всегда разговаривает солидно, если не матерится.
Брат с некоторых пор стал называть меня по отчеству. Почему так – я не спрашивал. Я старше него на пять лет. Но, думаю, дело было не в этом. Просто так ему хотелось. Валера работал на БЛПК в погрузочно-разгрузочном цехе, где грузили вагоны с лесом и всякой всячиной. Работал грузчиком. Платили им хорошо, но и работка не позавидуешь. И в дождь, и в снег, и в лютые морозы прыгать по вагонам согласится не каждый. Валера как раз был верховой. Так случилось, что у него неожиданно образовался отпуск, с которым он не знал что делать.
Я же в это время собрался в тайгу, и он попросился со мной. Так мой брательник стал моим напарником.
– Ты пойдёшь с Азуней вот так, прямо на восток, – я показываю брату направление. – Справа у тебя будет распадок, слева – старая лесная дорога, по которой вздымщики вывозили живицу.
Я двумя пальцами набрасываю на снегу план местности.
– Вот тебе два ориентира, всё время имей их в виду. Аза будет носиться, где ей вздумается, а тебе придётся подходить к ней на лай. Так что будешь выходить и за дорогу, и за распадок. Но обязательно возвращайся к ориентирам по своим следам. Азуню пока возьми на поводок, чтобы не увязалась за мной.
Я вытащил из кармашка рюкзака поводок с ошейником, отдал Валере.
– Ясен пень. Дорогу я, конечно, знаю, ходил по ней. Распадок, мне кажется, тоже знаю.
Брат некоторое время рассматривает мою топографию и уверенно изрекает:
– Разберусь. А сам ты куда думаешь?
– А я ломанусь вправо, за хребет, там есть два распадка, где постоянно держится сохатый. Пойду поищу. Снежок-то свеженький – вон как навалило, и след будет свеженький, если найду.
– Ефимыч, слушай, а может, лучше с собакой? – Валера подозвал Азуню, стал надевать на неё ошейник.
– Помощница, работница, – ласково приговаривает он и всё поглядывает на меня, будто чего-то ждёт. Я вижу – ему хочется со мной на зверя.
Я его понимаю, хотя сам идти искать сохатого особого желания не испытываю. Но вроде бы необходимость такая возникла. Я заметил, что продукты просто тают на глазах. Было понятно – на сезон не хватит. Отправляясь в тайгу, я не учёл отменного аппетита брата, притом что был он худой и костлявый. Здесь, уже в тайге, я вспомнил постоянные шуточки на эту тему его жены Веры. Но было поздно. В тайге гастрономов нет. Конечно, брату я ничего не говорил, но понимал: надо этот вопрос решать.
– Да понимаешь, Валер, в этот раз наша помощница нам совсем не помощница. Сохатого она держит плохо, а если по правде, то совсем не держит. Гонит. Молодая ещё, глупая. Да и тявкает по-дурацки: как-то нервно, визгливо. Лось этого не любит. Уходит.
Валера молчит. Возникает пауза.
– Да она нам его так угонит, что потом и с собаками не найдём, – я шуткой пытаюсь разрядить ситуацию.
– Ладно, пошли, подружка, – Валера треплет сухой мозолистой ладонью пышную лаячью холку, поднимается, поправляет лямки рюкзака. – Не берёт нас начальник, а мы что… Мы народ подневольный.
Валера шутит. Это хорошо.
– Теперь вот ещё что: дойдёте до вырубки – тормознитесь. Я тоже туда подойду часа через три. Если, конечно, ничего такого не задержит. Думаю, ничего не задержит, буду вовремя. Ну, а если помощь понадобится, сам приду за вами. Не сомневайся. Ты это, не забудь снять ошейник, как будешь отпускать с поводка, –уже уходя, напоминаю я брату.
Я отправляюсь по своему маршруту, Валера с Азуней – по своему.
Несколько часов я добросовестно месил снег по косогорам да распадкам. Ни зверя, ни следов его не нашёл. Да этого и следовало ожидать – этой ночью был первый настоящий снегопад. За ночь в природе произошли большие перемены: всё вокруг занесло снегом, резко побелело. Тайга притихла, затаилась. Новизна пугает зверя. Тем не менее я подстрелил двух рябчиков и теперь возвращался обратно. Вернее, направлялся туда, где я предполагал встретить брата.
Наконец громыхнул долгожданный выстрел. Собака замолчала. Всё в порядке. Валера и Азунька вместе – работают. Через полчаса я уже был на вырубке, куда должен подойти и Валера. Судя по лаю и выстрелу, двигаются они в правильном направлении. Придётся подождать. Решил пройтись по вырубке, посмотреть, может, чего и надыбаю. Захаживают на лесосеку и лоси, и изюбры, и козы. Зайцы, те вообще здесь прописались, о чём свидетельствуют повсеместно обглоданные добела осиновые ветки – и те, которые торчат из собранных лесорубами куч, и те, которые просто валяются на земле. Не забывает вырубку и лиса, и соболь наведывается. Эти за мышами, которые плодятся на лесосеках ударными темпами. У каждого здесь свой интерес. Но, сколько я ни бродил, сколько ни присматривался, никаких следов не заметил. Везде ровная, никем не тронутая, никем не порушенная белоснежная целина. В конце концов я выхожу на середину деляны, нахожу подходящий пень. Пора отдохнуть. Снимаю рюкзак и не спеша принимаюсь устраивать себе сиденье. Смахиваю снежную шапку с приглянувшегося пня и накрываю его клапаном рюкзака. Затем снимаю с шеи тёплый мохеровый шарф и аккуратно выкладываю его сверху. Теперь можно садиться и ждать. Что я и делаю.
