Константин Николаевич Леонтьев
Наши окраины
Человек, истинно верующий, в подобном случае не должен колебаться в выборе между верой и отчизной. Вера должна взять верх и отчизна должна быть принесена в жертву, уже по тому одному, что всякое государство земное есть явление преходящее, а душа моя и душа ближнего вечны, и Церковь тоже вечна; вечна она – в том смысле, что если 30 000 или 300 человек, или всего три человека останутся верными Церкви ко дню гибели всего человечества на этой планете (или ко дню разрушения самого земного шара), – то эти 30 000, эти 300, эти три человека будут одни правы, и Господь будет с ними, а все остальные миллионы будут в заблуждении.
Поэтому чем более мы спасем людей, тем лучше и для них и для нас.
Это так. Но, с другой стороны, правда и то, что в настоящее время для верующего человека (какой бы национальности он ни был) Россия должна быть очень дорога, как самый сильный оплот Православия на земле. Люди слабы, им часто нужна опора внешняя, опора многолюдства, опора сильной власти, опора влиятельной мысли, благоприятно для веры настроенной и т. п. Если же Россия, как сила православная, может быть дорога, в настоящее время, даже и японскому прозелиту, то, разумеется, она должна быть еще дороже русскому верующему человеку.
Этот русский верующий человек должен бороться за веру и за Россию, насколько у него есть ума и сил.
До сих пор, я надеюсь, мы с г. Кояловичем согласны… Согласен я и с тем, что борьба с католицизмом нелегка и что католики люди крепкие, убежденные, упрямые, которые и нам могут служить добрым примером. Слова только эти «фанатизм», «ульрамонтанство» и т. п. я что-то плохо понимаю.
Если верующий человек не фанатик своей веры, то это только личная слабость его и больше ничего.
Не нужен, может быть, фанатизм насилия, но фанатизм отпора, фанатизм самоотвержения прекрасны… Необходим, вероятно (увы!), в жизни людской и фанатизм терпеливой ловкости… Я понимаю г. Кояловича, я согласен с ним, что борьба трудна и неприятна. Я понимаю чувства военного человека, страдающего в балканских ущельях и озлобленного донельзя против мусульман, заставивших его зайти в эти негостеприимные места…
Я не осужу усталого воина, проклинающего в тяжелую минуту не только турок, но даже и самое великое учреждение войны…
Я бы только на месте этого военного, раз отдохнувши, подумал бы: «Однако есть и другой круг мыслей, вступя в который и войне должно радоваться, и даже турок считать полезными противниками».
Я считаю твердых католиков очень полезными не только для всей Европы (Бог с ней – с Европой!), но и для России.
