Константин Михель
Север
– Какое имя! – удивился я.
– Польское. Я в Варшаве родился, у религиозных.
– А верите?
– Нет. Вперёд хочу идти, – ответил Арон.
Ответил, как меня зовут, и поезд поехал. Как-то не заладилось дальше у нас общение, да и Арон быстро достал небольшой ноутбук: «Работа», – неловко, как бы извиняясь за грубость, прокомментировал. Он был большим и здоровым – как наша, родившаяся вновь, страна.
Чтобы развлечься, отложил телефон и вышел в коридор, смотреть на скользившее. Мы проезжали бывшие поля, когда-то мёртвые деревни – теперь живые и новые. Не все деревни нужно было возрождать, поэтому мы их сносили быстрее, высаживали деревьями и давали место для остальной дикой или культурной жизни.
Закатывался день. Мне было скучно, хоть и читал. Старый вагонный состав покачивался – он надеялся на скорую обновку и пенсию, а, пока что, служил всем возможным собой.
Вечером, когда весеннее солнце зашло и рождающиеся краски подсвечивались только скользящими оконными огоньками, небрежно взятые из усыпляющей темноты, остановились где-то на пути к Нижнему Новгороду. Может быть и в Дзержинске – памяти старой проваленной жизни. Люди выходили и заходили. К нам в купе зашла женщина с небольшим чемоданом и яркой улыбкой. Она быстро сориентировалась, ловко закинула чемодан наверх, чтобы не тревожить меня: «Ничего-ничего, он лёгкий!».
– Марпа, – протянула она каждому руку.
– Марфа? – переспросил Арон.
– Нет. «Марпа» – «п». У меня прабабушку так звали – в её честь. Хорошая была женщина, порядочная и развал Союза не поддержала!
– Тогда точно хорошая, – улыбнулся я.
Как оказалось, Марпа ехала в Воркуту.
