Константин Михель
Перун
На секунду показалось, что он даже как будто осматривал владения – страшная глупость, откуда вообще взялась?
– В лесу лежал! На опушке… – растерявшись, сказал я. Прошёл чуть вперёд и сел на стул. Теперь здесь было еле протолкнуться – зато спокойнее от компании.
– Ребёнок… ребёнок… дитятко… – говорила толпа без страха и с глубоко человеческим интересом.
– А женщина? – спросил кто-то.
– Что женщина? – ответил я.
– Ребёнок из женщины выходит. Рядом не было? – спрашивал тот же. – Всегда бывает.
– Да-а, женщину сейчас – было бы хорошо! – сказал другой.
– Что у вас здесь? – раздвигая толпу, проходил человек. Это был наш комвзвода: Ёж – за причёску и колкий характер, сам выбрал себе такой позывной. Сам по себе он был хорошим и можно было договориться.
– Взводный! Взводный! – зашелестела толпа и повиновалась.
– В рот мне ноги: это же ребёнок. Дай-ка его сюда, – я подал Ежу малыша. Тот сам протянул руки и замахал ими, как плывущая к радости правильная лодка. – Ага, мальчик. Мальчик – это хорошо! Значит, был мальчик-то! И будет! А откуда мальчик?
– Из леса, – спокойнее, говорил я.
– Лесной, значит… Может, он леший? – Ёж улыбнулся.
– Да нет, он маленький! Лешие большие – и с бородой!
Повинуясь истине, Ёж кивнул:
– Это правда. Раз не леший, тогда будет воином. Кому ещё по лесу шататься: только воин или леший. Да и у мальчика другой судьбы нет – зато почёт.
– Да! Воин! – ответили мои сослуживцы. Мальчик махал кулачками вверх и смеялся. – Уже сражается! Значит, и нам не отставать! Будет Бориславом!
Начались споры:
– Пулеслав! Научу стрелять его!
– Пулеслав – ну и дурак! Засунь пулю себе подальше! Может, ещё Танкослав? Ерунда!
– Танкослав – да, не очень! – согласился тот, что предложил «Пулеслав».
– Нет, нет! Он будет Всеволодом! – выкрикнул кто-то.
– Всеволод… – посмаковал командир. – Это хорошо, что Всеволод. И необычно. Слушайте командирский приказ: мальчик будет Всеволодом. Пусть растёт – во всех смыслах!
Командир поднял ребёнка на руки, а сослуживцы похлопали. Мальчик радостно смеялся своему имени и, возможно, жадно ждал судьбу.
Не совсем понимая, что происходит, я откинулся на стул и закрыл глаза. Накатила усталость. Сегодня всё равно не моя очередь была идти на точку – можно было и отдохнуть. К чему и приступил.
После этого всё улеглось и пошло привычным чередом.
Никто не понимал сколько лет этому ребёнку. Да и о чём он думает. Складывалось так, что ему просто радовались как светлому дню и всё больше становились спокойны. Кто-то ему из военных обрывков сшил костюмчик и даже сделали крохотную каску. Смеялись и радовались, а малыш принимал и благодарствовал.
Через несколько дней он взял пистолет в руки и, поддаваясь интересу, выстрелил в бревенчатую стену. Никто не заметил в этом странности.
– Молодец! Сильным растёшь! – поддаваясь его очаровательному смеху, говорили они.
Смотря на это, я настораживался и не понимал: что происходит? Пытался с несколькими сослуживцами заговорить, а те расслабленно отмахивались:
– А что такого? Пусть стреляет – патронов валом. Наша экономика работает – пусть и работает.
Через неделю он встал на свои крохотные ножки и забегал по укрепрайону. Сначала неуверенно и падал, но не плакал, а садился и как будто даже думал глубоко. После этого вставал, снова бежал – и падал, но уже меньше. Все ему корчили рожицы и даже игрушечно отдавали честь. Ещё не понимая, Всеволод смотрел и думал. На меня он перестал обращать внимания, переключившись на командира и других, что странно принимали его.
Когда приносили тяжело раненных или даже мёртвых, мальчик смотрел на них хмуро. Не пугался или плакал, а будто пытался внутрь них залезть своим крохотным разумением и что-то там понять. На третий или четвёртый раз, он, подражая взрослым, тянулся к плечу убитого и молчал. Через неделю мне начало казаться, что в маленьких круглых глазках зародилось неясное понимание.
